Мне срочно нужны были новые джинсы. Я штопала очередную дыру на джинсовой ткани, и очередной раз прокалывала себе палец до крови. Да, плохая из меня швея.
Домучив последний стежок, я откусила нитку и стала любоваться неровным швом на моих стареньких джинсах. И дело было не только в новых дырах, штаны стали очень коротки мне. Мама говорила, что еще как раз, ничего страшного, но, похоже, мой растущий организм думал иначе. Я натянула единственные джинсы на свои длиннющие ноги, в этот момент мне так и хотелось крикнуть им: «Остановитесь! Куда, вы растете?».

Я отодвинула ширму и направилась на поиски маминой заначки. Сегодня воскресенье, в школу идти не надо, а вот завтра кошмар под названием «Школа» начнется опять. Мама ушла двадцать минут назад, не сказав ни слова, но это и к лучшему. Несмотря на восемь часов утра, она была уже мертвецки пьяна, вернее, не просыхала уже две недели. Я оглянула единственную комнату в нашем маленьком доме. Моя узкая кровать и небольшая, деревянная тумбочка, которая являлась и письменным столом, и хранилищем моих книг и тетрадей, находились в одном из углов комнаты и закрывалась ширмой. Эту ширму моя мама поставила после того, как однажды ночью я пыталась сбросить с нее одного мужика, мучившего ее. Это было два года назад, тогда мне было всего шесть лет, и я, конечно, не понимала, что моя мать просто трахается и визжит от наслаждения. Вчера мама получила зарплату. Она работала уборщицей в магазине, но частенько попросту забывала, что ей нужно идти вечером мыть полы. Это хорошо, что мисс Чентлер, хозяйка магазина, закрывала глаза на то, что полы мою я. И все чаще вечером, после закрытия магазина, работать приходилось мне. А вот про день зарплаты мать не забывала никогда.

Я подняла старенький потрепанный матрас на маминой кровати, ничего под ним не обнаружив. В противоположном углу моей ширмы стоял кухонный стол и шкаф грязно-бежевого цвета, не смотря на то, что я регулярно его драила, вернуть ему былой цвет мне так и не удалось. Я перевернула все баночки и пакетики - ничего. Минуты две я стояла и смотрела на бутылку дешевого виски, припрятанного в шкафу. Я уже, было, потянулась к ней с мыслью вылить содержимое в унитаз, но воспоминание о сломанной руке, остановили меня. Хотя перелом был тогда и закрытый, но все равно было очень больно. Я сначала присела, потом вообще легла на пожелтевший и ободранный линолеум, заглядывая под шкаф. С радостным вскриком я достала сложенный прозрачный пакет, в котором просматривались зеленные купюры, сложенные вдвое. Скрип открывающей двери заставил меня вздрогнуть и похолодеть. Я встала на ноги, с силой сжимая пакетик в кулаке, готовясь к неизбежному. Лицо Рене Свон еще хранило красоту былой молодости, но первые признаки запоев начинали стирать нежность матовой кожи, пухлые губы искривились в злой усмешке, уродуя плавную линию рта. Огромные глаза орехового цвета, обрамленные черными ресницами в которых сейчас полыхал гнев, теряли свой живой блеск.

- Ах ты, маленькая дрянь! – даже ее голос менялся, становясь грубым и хриплым, когда она была пьяна.

Первый удар пришелся по лицу, я не устояла на ногах и отлетела на шкаф, острая боль пронзила затылок и голову. От пощечины в ушах звенело, в глазах на миг потемнело. Мама вырвала пакет с деньгами из моей ослабленной ладони. Подняв меня на ноги, Рене ударила меня второй раз по другой щеке, и я почувствовала металлический вкус крови во рту от рассеченной губы. Мать с силой отшвырнула меня от себя, и я беспомощно распласталась на полу. От падения болело все тело, я изо всех сил сдерживала рыдания, рвущиеся из моей груди. Я смогла сесть и с ужасом почувствовала влагу на своих горящих от пощечин щеках.

- Что? – визг матери разорвал тишину комнаты. - Белла, я устала тебе повторять, ты что, думаешь, что твои слезы кого-то разжалобят? Сколько тебе повторять, не смей реветь!

- Я не плачу мамочка, видишь? – пробормотала я, лихорадочно вытирая две слезинки на моих щеках.

Рене склонилась надо мной и, подняв двумя пальцами мой подбородок, сказала:

- Ты думаешь, мама тебе зла желает? Слезы - это слабость. Никогда никому не показывай, что тебе больно или плохо. Все равно никто не пожалеет. Ты никому не нужна в этом мире, всем на тебя наплевать и чем быстрее ты это поймешь, дочка, тем легче тебе будет жить.

Я хорошо запоминала нравоучения Рене, и уже давно не позволяла себе плакать, но иногда я не сдерживалась.

- Да, мамочка, конечно…- прошептала я, стараясь выровнять свое дыхание.

Рене подняла с полу принесенный с собой пакет и стала выкладывать на стол купленные продукты. Мой желудок предательски заурчал, напоминания, что я еще ничего не ела сегодня, так же, как и вчера вечером.

- Я собиралась тебя накормить, но так как ты пыталась украсть мои деньги… - мне захотелось крикнуть, что эти деньги заработала и я тоже, но это привело бы к очередному удару, поэтому я промолчала. – Убирайся с глаз моих, чтобы я тебя не видела.
Я шмыгнула за дверь, плотно закрывая ее за собой. Я легонько притронулась кончиками пальцев к разбитой губе: она слегка припухла, но кровь уже не шла, возможно, на завтра почти ничего не будет видно, и это освободит меня от ненужных вопросов и моей ответной лжи.

В этом году апрель месяц был холодным, я застегнула все пуговицы своей тоненькой кофты, пытаясь согреться. Протяжное «мяу» заставило меня опустить взгляд под ноги. Об меня терся облезлый, грязный, бездомный котенок, которого я назвала Уродцем. Он был рыжевато-коричневого окраса, с черными пятнами на мордочке и разорванным ушком - не очень привлекательная зверюшка. Я спасла Уродца от перспективы быть подвешенным на стене школы - известное развлечение мальчишек в моей школе. Мама не разрешила его оставить у нас, поэтому теперь он жил у нас в подвале.

- Извини, Уродец, но на завтрак ничего нет, - прошептала я ему на ушко, взяв на руки.

«Мяу» - было мне ответом, большие серо-зеленые глаза смотрели на меня с укором. «Наглый котяра», - усмехнулась я.

- Я что-нибудь для тебя достану, обещаю, - пробормотала я, гладя его мягкую спинку.

- Белла Свон, брось этого кота у него же блохи, ты можешь подцепить лишай! Хочешь эту заразу принести в школу? – я обернулась на писклявый и противный голос миссис Нейд, еще теснее прижимая Уродца к себе. – Мы опаздываем из-за тебя, идем!

Пухлая коротышка миссис Нейд вызывала во мне раздражение, так же, как ее дочка Энжи. Эта маленькая сучка в вечно розовых платьях и бантах, задирающая свой длинный нос, когда-нибудь напросится у меня. Сегодня воскресенье и все идут в церковь, раньше меня водила туда мама, но уже больше года она не ходит с нами. Я опустила Уродца на пыльный асфальт, подтолкнув обратно к подвалу.

- Жди меня, я постараюсь побыстрей.

Я послушно пошла за миссис Нейд, до церкви нужно было идти два квартала. Миссис Нейд постоянно что-то говорила о спасении моей души, и я не понимала, зачем ее надо было спасать?

Мы прошли трейлерный городок, и перед нами выросла небольшая церковь: красивый бежевый домик с арочными окнами и розоцветными стеклами. Отец Алек говорил, что таких домиков очень много по всему миру. И зачем Богу столько домиков? Миссис Нейд, как всегда, пресмыкалась перед отцом Алеком, меня раздражало то, с каким подобострастием она смотрела на него.

В церковь прибывало все больше людей, некоторые делали вид, что меня нет, одни бросали на меня недовольный взгляд, другие, что бесило меня еще больше, старались меня жалеть. Я чувствовала себя, как мой кот Уродец, ему, наверное, тоже неприятны подобные взгляды. Я присела на гладкую, деревянную скамейку, зябко поежившись от холода в ягодицах. Отец Алекс начал читать молитву, он всегда начинал службы с молитвы на латыни. Зачем ее читать, если все равно никто ничего не понимает? Все с умными и понимающими выражениями лица слушали его, это выглядело действительно смешно, все как обычно: мы грешны, порочны и недостойны всего хорошего. Я всегда спокойно могла вынести всю службу, пытаясь быть лучше, прося Господа, чтобы он вернул мне мамочку. Не знаю почему, но сегодня сидеть спокойно, я не могла, я ерзала на скамейке отчасти от боли в спине, которую я повредила при падении, отчасти от сердитого взгляда, который бросал на меня время от времени отец Алек. Его любимая проповедь была про пре…прелю… прелюбодеяние, блин, ну и словечко, и его взгляд, обращенный на меня, был полон обвинения, и я не понимала, что не так со мной? Я смотрела на белоснежную статую Божьей матери, она смотрела на меня с грустью, так же как и ангелы. Почему они грустят? Разве там, на верху, в раю так плохо? Почему никто не улыбается? От запаха плавленого воска и ладана меня затошнило, спертый воздух от горящих свечей не позволял мне нормально дышать. Я поднялась со скамьи, хорошо, что я сидела с краю и, развернувшись, направилась к выходу, звук моих шагов приглушала красная длинная дорожка, ведущая к выходу. Я не смотрела ни на кого, а на самом выходе услышала ядовитый шепот: «Какова мать, такова будет и дочь», я оглянулась - это была мисс Тизли, старая кошелка, живущая в доме напротив. Что она этим хочет сказать? Моя мама хорошая, ей только нужно перестать пить. Тяжелая дубовая дверь поддалась не сразу, я была слишком слаба, нужно что-то поесть пока, я не потеряла сознание, два раза уже так было. Я надавила сильнее своим хрупким плечом и смогла, наконец, выбраться на улицу. В ясном, голубом небе светило теплое солнышко, разгоняя утренний холод. На деревьях красовались молоденькие, зеленые листья, я сорвала один и стала медленно жевать, представляя, что это куриная ножка. Я услышала шаги сзади и обернулась. Ко мне шел молодой мужчина, я видела его в церкви, он сидел впереди меня, и я сразу заметила, что он был хорошо одет. К маме такие мужчины не ходили.

- Привет, - добрая улыбка, ласковый взгляд искристых карих глаз, он явно хотел мне понравиться. Зачем?

- Привет, - осторожно ответила я, проглотив листок.

- Меня зовут Кевин, а тебя? – спросил он, все также улыбаясь.

- А вам зачем?

- Эээ, я смотрю, ты завтракаешь? А нормально поесть не хочешь? Я отведу тебя в одно уютное место, там тебя накормят.

Мама предупреждала меня о таких дяденьках и тетеньках, они хотят забрать меня у нее. Я боязливо начала пятиться назад.

- Подожди, я не сделаю тебе ничего плохого, я хочу тебе помочь, - но его слова слились с порывом ветра в мох ушах, я со всех ног убегала от него.

Я бежала, страх придал мне сил, но вскоре слабость взяла вверх, я остановилась, тяжело дыша. Я огляделась и заметила, что ноги привели меня к продуктовому базару. Меня стал манить запах, на ватных ногах я побрела к разноцветным лоткам с фруктами, овощами, рыбой, мясом, выпечкой. Я остановилась возле лотка с хлебом и булочками. Рот наполнился слюной, я нервно сглотнула, почти ощущая вкус круасана с шоколадной начинкой, шоколад уже таял у меня на языке. Он лежал так близко, нужно было всего лишь протянуть руку. Я посмотрела на здорового, краснощекого, продавца, который пока не обращал на меня внимания, у него было три покупателя. Я знаю, что воровать это не хорошо, но у него так много всего, ведь если я возьму всего лишь один круасан, ничего страшного не случится. Правда? И еще нужно было накормить Уродца, я думаю он будет доволен. Я спряталась за толстенькой теткой в ужасной шляпе с зелеными перьями. Вот моя рука уже схватила такой желаемый круасан, как вдруг тетка резко отошла от прилавка, и продавец увидел меня. Его глаза потемнели, и без того красная рожа покраснела еще больше.

- Воровка, держите воровку! - орал продавец, но бежать я не могла, впервые меня парализовал такой сильный страх и стыд.

Продавец замахнулся на меня рукой, я зажмурила глаза, ожидая удара, но удара не последовало.

- Ах, ты, мелкое отродье!

Я распахнула глаза, орали явно не на меня. Продавец кричал на смуглого мальчика вцепившегося зубами в его руку, не дав тем самым меня ударить. Мальчишка отпустил его и, увернувшись от удара разъяренного продавца, схватил меня за руку, и мы побежали. Мы бежали сквозь толпу, толкая людей, огибая торговые прилавки. Мы покинули базар и вбежали в незнакомый мне переулок. Я опустилась на грязный асфальт, опираясь на прохладную кирпичную стену. Но стоять сил у меня уже не было. Я посмотрела на свою правую руку, краусан я не потеряла, но я так сильно его сжимала, что мягкое тесто не выдержало: вся рука и рукав кофты были вымазаны шоколадом. Я подняла глаза и повнимательнее присмотрелась к мальчику. Ростом немного выше меня, худой, но не такой, как я. Смуглая кожа, черные волосы, слегка вившиеся на кончиках. От его пристального взгляда черных глаз стало немного не по себе. Одет он был лучше меня: новые джинсы, великоватый, теплый, вязаный свитер, коричневые кожаные ботинки, не новые, но вполне еще ничего. Но почему-то я была уверена, что вещи краденые.

- Спасибо, - сказала я.

Реакции никакой, он все также пристально смотрел, сидя напротив меня.

- Меня зовут Белла, а тебя? – попробовала я еще раз его разговорить. В ответ - снова молчание.

Мальчик резко поднялся и приблизился ко мне, от неожиданности я шарахнулась в сторону. Он присел возле меня и аккуратно провел своими пальцами по моей скуле и разбитой губе.

- Тебя били? – спросил он тихим и осипшим голосом, было такое чувство, что он долгое время не говорил.

- Нет, я упала, - соврала я по инерции, как делала обычно.

Парень шмыгнул носом и нахмурился еще больше, продолжая сверлить меня взглядом, он как будто решал для себя что-то.

- Врешь, но хорошо врешь, очень хорошо,- с этими словами он поднялся и ушел, просто ушел, скрылся за переулком.

Я все также, сидя, откусила круасан и стала медленно жевать, чтобы потом не болел живот. Странный мальчик. Я тщательно облизала ладонь, слизывая шоколад, и пососала рукав кофты, измазанный им. Оставив кусок круасана Уродцу, я поднялась с земли и направилась домой.

- О, посмотрите, кто идет! Что нос задираешь? Пообщайся с хорошими мальчиками, – как они меня уже достали, почти каждый день по дороге из школы эти уроды пристают ко мне.

Подтянув рюкзак повыше, я ускорила шаг.

- Спешишь к своей мамочке-шлюхе? – это сказал Питер Барнс, я остановилась.

- Питер Барнс, не путай мою мать со своей, - гнев питал меня, заставляя быть безрассудной и глупой.

Я развернулась и встретилась с этой четверкой неразлучных дебилов. Они учились в моей школе, но были на два года старше меня: Хавен Милтон, Тед Джонсон, Джейсон Нейд, старший брат Энжи, и Питер Барнс.

- Ты что вякнула, маленькая сучка? – рявкнул Питер, подойдя ко мне вплотную, обычно мы обходились без драк. Но, похоже, сегодня не мой день.

Питер был намного выше меня, здоровый, жирный кабан, от него всегда воняло потом и луком. Я была мелкой мошкой по сравнению с ним.

- Моя мама не шлюха! – крикнула я, задирая голову вверх.

Тут послышались размеренные, тихие шаги у меня за спиной и знакомый, спокойный, скрипучий голос:

- Если хочешь защищаться от такого бугая, у тебя немного вариантов. Первый - бей коленкой в пах, второй – носком ноги бей в коленную чашечку, и третий - в данной ситуации самый надежный, убегай. Ну, можно, конечно, традиционные девчачьи приемы: царапаться и кусаться, но вряд ли ты прогрызешь столько жира.

- Ты кто такой, мать твою? А ну, вали отсюда! – проговорил Питер, тряся своим жирным подбородком.

- А то что? – спросил мальчик, имени которого я все еще не знала.

Что-то было в этом вопросе, сказанном легким и негромким шепотом, отчего даже у меня поползли мурашки по спине, я непроизвольно дернула плечами, прогоняя неприятное ощущение. Это была угроза – чистая, неприкрытая, смертельная. Маленькие мальчики так не разговаривают. Я не могла понять, что не так с этим ребенком? Я видела много мальчиков, и не раз попадала в такие передряги, но даже такие как Питер не пугали меня так, как этот, хотя вроде бы он меня защищает. Сегодня на нем были черные джинсы, черные кроссовки и черная футболка, все сливалось, он был как тень, особенно сейчас, стоя так неподвижно.

- Да ладно тебе, Питер, пойдем уже, - Джейсон, был самым одаренным среди этих придурков.

- Мы еще встретимся, Свон, - бросил Питер, плюнув мне под ноги.

Я осталась наедине с этим странным, очень странным парнем.

- Ты что, следишь за мной? – молчание. Да что это за хрень такая? – Слушай, ты, я тебя о помощи не просила, что ты увязался за мной? Что тебе надо от меня?

Я со злостью дернула лямки своего рюкзака и хотела пройти мимо этого ненормального, но когда наши плечи поравнялись, я услышала:

- Меня зовут Джейкоб.

Я замедлила шаг, но не обернулась, он что, хочет со мной дружить?

- Я живу на заброшенной фабрике, там, где раньше была котельная, если захочешь, приходи.

Я развернулась и увидела лишь удаляющую спину Джейкоба. Что это только что было? Что значит «приходи»? Это приглашение в гости?
Я уже, было, подняла руку и хотела его окликнуть, но так и не позвала. Мне нужно домой, мне надо к маме. Вчера вечером она почти не пила, может сегодня, может сейчас, я увижу ее.

Я подошла к своему дому, окно было открыто нараспашку, белоснежная занавеска в желтенькие, маленькие цветочки, колыхалась от легкого ветерка. Мое сердце замерло в радостном предвкушении. Занавеска была постирана, окно открыто, чтобы проветрить комнату. Я рванулась к двери, буквально пролетая три ступеньки.

- Мама, мамочка! – кричала я с порога.

В комнате витал запах ванили и корицы, моя мама стояла возле плиты, на которой что-то кипело в кастрюльке, на сковородке что-то скворчало. На маме был надет чистый халат, на талии был повязан кружевной фартук. Ее светло-русые волосы были аккуратно уложены в пучок. Мама улыбалась мне красивой и нежной улыбкой.

- Белла, доченька, здравствуй. Как прошел день в школе?

Я бросилась к ней, чуть не сбив ее с ног.

- Мамочка! Мамочка! Я так скучала, так скучала, - я прижималась к ней теснее, ближе.

Мама подняла меня на руки, я обняла ее за шею, вдыхая ее цветочный запах, запах спокойствия, безопасности, запах дома. Мама стала меня целовать: лоб, щеки, мои руки.

- Прости меня, малыш, прости, я больше не буду, я больше так не буду, обещаю, - я знала, что это ложь, что все повторится снова, но надежда оставалась, она помогала мне жить.

Мама продержалась четыре дня. Мы навели порядок в доме, хорошо, что были выходные, мне хотя бы два дня не надо было идти в школу. Мама купила мне новенькие джинсы и красивую голубую блузку. Мама каждый день варила для меня что-то вкусненькое. Пекла мне мои любимые пирожки с мясом и с яблоками на десерт. Мы ходили гулять в парк к пруду, кормили белых лебедей хлебными крошками. Мама купила мне новую книжку, сказку о красавице и чудовище. Я давно не верила сказкам, но я могла часами слушать ласковый голос своей матери, читавшей мне на ночь.

Я поморщилась от очередного скрипа маминой кровати, оторвавшего меня от приятных воспоминаний. Сегодня ночью у нас ночевал мистер Ротвер, он хотя бы не так противно хрюкал, как Чак Спенсер. Скрип и стоны затихли, они заснули, но это только на пару часов, потом проснутся и опять начнут пить и кувыркаться, нужно сваливать пока не поздно. Я собрала рюкзак, забрала с кухонного стола батон и кусок сыра, ничего, сбегают еще в ночной ларек, и, тихо одевшись, вышла из дома. В черном ночном небе сверкали серебристые звезды, пробираясь сквозь темно-серые тучки, черт, мне еще только вот сейчас дождя не хватало. Я шла в неизвестном мне направлении, шаркая ногами по пустынной дороге. Где-то вдали послышались голоса и смех. Я испугано осмотрелась, встреча с какими-нибудь отморозками меня не привлекала. Раньше я ночевала в одном заброшенном домике, но это еще было до зимы, а сейчас там поселились бомжи. Против моей воли в памяти всплыли слова Джейкоба: «Я живу на заброшенной фабрике, там, где раньше была котельная, если захочешь, приходи». Вообще-то, котельную заброшенной фабрики обходили стороной, так как там жила свора диких собак, они никого туда не пускали, но раз Джейк там живет, то, наверное, собаки ушли. Заброшенная фабрика напоминала мне огромного, заснувшего динозавра, только вот вряд ли он когда-нибудь проснется. Я обошла огромное кирпичное здание, когда-то здесь работал мой папа, если бы папа был жив, все было бы по-другому. Я плохо ориентировалась на фабрике, но дорогу к котельной я знала. Я подняла голову в небо и облегченно вздохнула - все-таки дождя не будет. Тучки рассеялась, круглая, желтоватая луна освещала мне дорогу. Вдруг раздался протяжный собачий вой, я замерла на месте. Сердце сначала бешено заколотилось в моей груди, потом остановилось где-то в области моего горла. Дура, какая же я дура. Сначала я увидела блеск их глаз, о, Боже, их было больше десятка. Большие, маленькие, огромные, размером с маленького пони. Звериное, утробное рычание заставило меня ощутить леденящий душу ужас. Паника сдавила грудную клетку, изо рта вырывались лишь судорожные, хриплые всхлипы, я даже не могла закричать. Я уже представляла их острые клыки, разрывающие мою тонкую кожу, я видела свое разорванное горло и бездыханное тело. Бежать смысла не было, я медленно опустилась на колени и, зажмурив глаза, молилась, чтобы смерть была быстрой.

- Сидеть! – голос Джейкоба был подобен грому, разрывающему мое сознание.

Если бы могла, я бы разрыдалась от облегчения. Я опустилась на сырую землю, обхватив себя руками, пытаясь унять судорожную дрожь тела.

- Никогда не показывай своего страха, ни перед животным, ни перед человеком.

Страх начал уходить, уступая место гневу.

- Ты, скотина, ты зачем меня позвал сюда? Я могла умереть! Ты что, вообще больной? – мой крик вызвал беспокойство среди собак, смотрящих на меня злобным и голодным взглядом.

- Собаки предупредили меня, что ты идешь. Я бы не дал им сделать с тобой ничего плохого, - подойдя ко мне, ответил мальчик.

- Ты что, волшебник? Почему они тебя слушаются?

- Не знаю, слушаются и все. Пойдем, я тебя потом с ними познакомлю, нужно, чтобы ты перестала их бояться, - Джейкоб забрал у меня рюкзак и помог подняться.

Я рассмеялась истеричным смехом.

- Ага, разбежалась! – сказала я, продолжая смеяться, немного приходя в себя после пережитого. - Я не такая больная, как ты, чтобы знакомиться с ними.

Джейк молчал, мы вошли в здание котельной. Не смотря на охрану, которая когда-то здесь была, почти все, что было в помещении, украли: металл разрезали и растащили.
В комнате горел свет от одинокой лампочки, висевшей на потрескавшемся потолке.

- Здесь есть электричество? – удивилась я.

- Здание не было обесточено, были лишь выключены рубильники.

- Ты разбираешься в электричестве? – еще больше удивилась я.

- Нет, но попытаться включить рубильник может даже такой, как я, – что он имел в виду? Такой как он?

В одном углу было что-то похожее на кровать, я подошла ближе: на трех кирпичах лежала большая деревянная доска, сверху лежали матрас, одеяла и подушка - на вид не очень чистые. Также был стол на трех ножках, прикрепленный к стене, чтобы не упал, наверное. Одежда Джейка была сложена стопкой и лежала на полу сверху на газете. Рядом лежала пара деревянных коробок. В другом углу стояло что-то наподобие душевой кабинки.

- У тебя есть вода?

- Да, правда, только холодная, но у меня есть электрическая плита, так что если надо, можно нагреть.

Джейк бросил мой рюкзак возле подобия кровати и, открыв одну из коробок, достал синий комплект постельного белья, и начал застилать кровать.

- Не волнуйся, белье чистое, я его украл с бельевой веревки уже постиранным. Ты брала с собой одежду? – вопрос Джейка застал меня врасплох.

- Нет.

Тогда он достал из стопки со своей одежды черную футболку и бросил мне.

- Не переживай, я ее стирал, - сказал он, увидев мой брезгливо сморщенный нос. – Все-таки в джинсах тебе спать будет неудобно.

- Зато тепло, - ответила я.

- Кровать одна, значит, будем спать вместе и не замерзнем, собаки спят, прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть, - пробормотал он, снимая рубашку.

Я попыталась возразить, но, увидев его грудь, мои слова застряли в горле. Она вся была покрыта красными, уродливыми, широкими рубцами, и я могла поклясться, что у него на груди было выжжено какое-то слово.

- Здесь написано «полукровка» - старшеклассникам скучно в приюте, - голос Джейка был лишен всяких эмоций.

- А это плохо? Быть полукровкой? – спросила я, не до конца понимая значения этого слова.

Уголки его полных губ на мгновенье чуть изогнулись, было такое чувство, что он хотел улыбнуться, но не знал, как это делать.

- Для меня точно не очень… Переодевайся, я отвернусь.

Я никогда ни с кем не делила постель, даже когда была совсем маленькая, сколько себя помню, всегда спала одна.

Я сняла с себя одежду и натянула футболку Джейка, которая доходила мне до колен. Футболка действительно была чистой, но не пахла ничем, наверное, он ее стирал хозяйственным мылом без запаха.

- Все, можешь обернуться.

Я чувствовала себя неловко. Где были мои мозги, я же его совсем не знаю. Зачем, я пришла сюда?

- Ложись, тебе завтра рано вставать, - пригласил меня Джейк, уже лежа в кровати.

Меня не нужно было приглашать дважды, цементный пол был очень холодным, хотя и нужно отдать Джейку должное, очень чистым. Я легла возле Джейкоба и он накрыл нас одеялом. Кровать была немного жестковатой, но ненамного жестче моей. Я крутилась с одного бока на другой, подыскивая удобное место, Джейк лежал неподвижно, ко мне не прикасаясь. Под одеялом, я быстро согрелась, но все-таки в комнате было холодно, может, действительно, если прижаться, будет теплее? Я повернулась к Джейкобу лицом и положила свою голову ему на грудь, обняв одной рукой за талию. На одно мгновение он задержал дыхание, потом медленно выпустил воздух и понемногу расслабился. Стало действительно теплее, уютнее, стало хорошо.

- Зачем я тебе? – тихонько спросила я.