***

Я хихикаю, он смеется, и из его рта выходит еще дым. Я выпрямляюсь и снова киваю – я готова. Вдохнув весь воздух, что могу, я наклоняюсь вперед, и мы оказываемся еще ближе.

Поднеся косяк так, что кончиками пальцев он едва касается моих губ, Эдвард не спускает с меня глаз, пока я медленно начинаю затягиваться. Я чувствую его взгляд, даже когда мои веки опускаются. Я ничего не чувствую, поэтому затягиваюсь немного сильнее, пока не чувствую, как что-то невидимое щекочет мне горло, как он и говорил.

Я наклоняюсь назад, быстро хватаю ртом воздух и прикрываю рот, задерживая дыхание. Эдвард кладет руку, в которой косяк, себе на колено, а другой рукой проводит по волосам у меня над ухом. Его улыбка умоляет и очаровывает.

- Выдыхай, детка, - шепчет он через секунду.

Я выдыхаю, но через пальцы выходит не воздух. Это дым, тонкими струйками вытекающее легкое воздушное облачко слегка теплого сладкого дыма. Я смеюсь, потому что не могу в это поверить, и Эдвард тоже смеется, видимо, потому, что тоже не может поверить.

Я облизываю губы. На вкус они как клубничные конфеты. Мне хочется еще.

- Можно я еще? - спрашиваю я, вставая на колени, и наши глаза оказываются на одном уровне.

Эдвард кивает, делая очередную затяжку. Между его губами и самокруткой сочится более густой дым, прежде чем он втягивает его в легкие.

- Да. - Его голос глубокий и хриплый. Он выдыхает, и мою грудь и плечи окутывает дым. – Не поднимай руки.

Я делаю как он говорит, и он снова прижимает косяк к моим ждущим губам. Я снова затягиваюсь, точно так же, как он показывал мне, и ощущаю щекотку быстрее, глубже и полнее. На этот раз я кашляю, когда выдыхаю. Эдвард посмеивается. Я взрываюсь от смеха. Он тоже.

Мы затягиваемся по очереди. Эдвард затягивается удивительно долго. Я вдыхаю дым несколькими равномерными короткими затяжками. В какой-то момент я забираюсь к нему на колени и обхватываю ногами за талию, мои руки свободно обвивают его шею. Он подносит косяк к моим губам, а я – к его.

Дым плавает вокруг нас, и фоном звучит «D'yer Mak'er». Заходящее солнце золотит все в его комнате. Я слышу, как на улице чирикают птицы, и кончиками пальцев ощущаю, как - тадам-тадам-тадам – колотится мое сердце. Эдвард проводит носом по моей шее, выдыхая на меня дым. Я не могу перестать смеяться и прикасаться к нему. Его лохматые волосы ласкают мне пальцы, и кожа на его затылке такая теплая.

- Я чувствую, какие рыжие у тебя волосы, - шепчу я, не зная, зачем, пробуя на вкус клубничную хрипотцу в своем голосе. Я играю с его волосами, чувствуя, что уплываю. А он выдыхает дым у моего уха и левой рукой обнимает меня за спину. Меня обнимают, берегут, любят.

Я знаю, что я под кайфом. Явно под кайфом, потому что похоже, что гравитация превратилась в антигравитацию. Эта мысль вызывает у меня новый, более громкий, смех, отчего мне почему-то еще светлее. Он тоже смеется, и я чувствую между ног, что он твердый. Но он не толкает и не тянет меня вниз. Он просто крепко и надежно обнимает меня, оставляя пространство между нами, чтобы я могла шевелиться и дышать.

Звучит новая песня. Безударная, с быстрым гитарным перебором, и мне хочется танцевать под нее, поэтому я танцую. Вроде того. Больше похоже, что ноги у меня ходят ходуном, и я чуть не падаю, потому что кровать у Эдварда не настолько крепкая, чтобы за нее держаться; он ловит меня. И мы с ним трепещущий клубок тел с бездыханным смехом.

- Я хочу танцевать на твоей постели! – говорю я, улыбаясь так широко, что не знаю, как еще глаза остаются открытыми.

- Так танцуй, детка под кайфом. Клубничная глазунья. – Он переполнен любовью и помогает мне сохранить равновесие, пока я танцую босиком на его кровати.

Он лежит на спине, а я хлопаю в ладоши. Все по-другому – выше, ярче, свободнее. Я двигаюсь в такт с быстрым ритмом ударных и звоном гитарных струн, и его кровать подпрыгивает под моим весом, кажущимся мне таким легким. Поэтому я прыгаю.

От этого у меня щекотно в животе, поэтому я смеюсь и прыгаю дальше, глядя как Эдвард смотрит на меня. Его улыбка обещающая и завораживающая, глаза кажутся темными, наполненными и прекрасными, и у него розовые щеки. Он затягивается и выпускает дым вверх, а я скачу по кровати в глупом танце.

Подпрыгиваю высоко, высоко, еще выше, и приземляюсь на задницу рядом с ним. Ощущаю его беззаботный смех у себя в груди, чувствую, как нас окружает эта обостренная связанность друг с другом и – клянусь – я чувствую, как вращается Земля.

- Красавица, красавица принцесса. – Эдвард, видимо, хочет меня подразнить, но его слова слетают с его языка легким весенним ветерком, когда он опирается на локоть, слегка нависая надо мной. – Маленькая принцесса, малышка, малышка Блисс.

Мое сердце улыбается. Губы пульсируют.

- Я люблю тебя, - говорю я, касаясь его руки, его плеча, ощущая через все слои темного хлопка его незыблемую силу. – Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю, люблю, люблю тебя.

Моя любовь делает глубокую затяжку и тянется через меня, чтобы положить косяк на тумбочку. Он наклоняется надо мной и левой рукой отводит мою голову назад, а правой рукой гладит мой обнаженный бок. Большим пальцем он касается уголка моего рта и, очень близко наклонившись, шепчет мне в губы:

- Открой, детка.

Я открываю рот, и Эдвард очень нежно касается моих губ своими губами. Он выдувает мне в рот всю свою затяжку, прижимаясь лбом к моему лбу.

Я не могу вдохнуть весь дым. Он клубится вокруг нас, но и то малое количество, что я вдыхаю, сводит меня с ума. Я закрываю глаза и выдыхаю его, и мое сознание плывет. Стук сердца ускоряется в два раза и кровь пляшет в венах.

Наши губы соприкасаются, но мы не целуемся. Мы все еще соприкасаемся лбами, и когда я моргаю и открываю глаза, чтобы посмотреть на него, его глаза закрыты. Я тоже закрываю свои и просто чувствую.

Мой мозг больше не работает со словами. Мои мысли – это лишь бессловесное желание, любовь и полет.

- Как ты себя чувствуешь? – Я слышу голос Эдварда; его голос такой горячий и нежный на моих губах, в которых бьется сердце, отчего они зудят. Вся кожа зудит.

- Прикоснись ко мне, - шепчу я в ответ, вытягиваясь под ним, ощущая, как его постель и одеяла проминаются и скользят под моей кожей, когда я тянусь ближе. – Коснись моей кожи, пожалуйста.

Эдвард стонет так, словно умирает от голода. Так требовательно и соблазнительно, и я понимаю, что мне чертовски плохо от того, что ему плохо. Я чувствую, что мое сердце, душа и все мое естество поглощены этим чувством.

Он крепко прижимает руки к моему животу с обеих сторон и проводит носом по моему носу. Его нос и губы движутся по моей щеке, касаясь уголка моего открытого рта и подбородка.

Моя голова падает назад. Позвоночник изгибается. Я слышу свои стоны и улыбаюсь вслух. Он ерзает, стоя на коленях, а его нос скользит по моей шее. Все начинается там, где он ласкает и дразнит мою кожу, и распространяется по всему телу. Каждый миллиметр моей кожи зудит и горит от его прикосновений.

Я вцепляюсь в его рукава. Мое дыхание учащается. Я тянусь, плыву и умоляю:

- Прикоснись, прикоснись, прикоснись.

Он снова стонет, но на этот раз тише. Целует то место, где сейчас его нос – между моих грудей, прямо над черным сатином. Его руки скользят вверх по моим бокам, и мой пульс зашкаливает.

Я сжимаю губы, чтобы стоны не были такими громкими; Эдвард целует мой живот, и одна его рука движется под моей спиной, а другая накрывает ребра.

- Все нормально, Би, - шепчет он, покрывая поцелуями мой пупок. – Ты не должна сдерживаться. Дай мне услышать тебя, любимая.

Мои губы раскрываются, и с них срывается звук, который я вообще не в силах контролировать. Через рубашку я вцепляюсь в его плечи.

- Эдвард…

- Красавица, - выдыхает он в ответ, его поцелуи опускаются ниже, прямо туда, где все скручено и скручивается в зудящий узел. – Ты такая красавица, - шепчет он, полностью потерявшись в моей коже. – Моя девочка. Блядь, моя девочка. Я так сильно люблю тебя, Изабелла, детка.

Лежа под ним, я лечу. Отзываюсь на каждый его поцелуй и прикосновение. Его пальцы, щекоча, рисуют однотипные узоры, а ладони оставляют горячие участки везде, где касаются моей кожи. Он берет меня за бедра и сначала поворачивает немного влево, а затем немного вправо. Большими пальцами он поглаживает выпирающие косточки у меня на боках, а тыльной стороной кистей проводит под поясом моих джинсов. Я чувствую, как тихо щелкает пуговица.

Открываю глаза, и с силой всасываю воздух. Его комната в темно-золотых тонах кружится. Он тянет собачку молнии вниз. Этот звук заполняет мне уши, и я осознаю, что он делает.

- Эдвард, - говорю я, тон моего голоса легкомысленный и невесомо слабый. От стеснения верчу бедрами, даже зная, что это глупо – мои трусики не подходят к лифчику, и я не хочу выглядеть глупо.

- Все нормально, - говорит он, расстегивая мои джинсы; его рот у низа моего живота. Я чувствую, как его пальцы касаются кружева и пронзительно охаю. – Все нормально, - настойчиво повторяет он, его пальцы пробираются под джинсы и осторожно стягивают их. – Я просто хочу увидеть тебя. Дай мне посмотреть.

Он приподнимает мои берда, и я двигаюсь вместе с ним. Сгибаюсь и, помогая ему, ползу на локтях – его слова придали мне смелости. Мы никогда еще не делали этого при свете, как сейчас, и подходят трусики или нет, я хочу дать ему то, что он хочет.

- Спасибо, детка. Красавица моя, хорошая девочка, спасибо, спасибо. – Он целует мои ноги между фразами, которые шепчет. Он щекотно касается моих бедер и внутренней стороны коленей. Очень-очень нежно сжимает мои икры, пощипывая, целует щиколотки.

Боль у меня в животе становится горячее и растекается по всему телу. Этот рожденный жаждой огонь, который он зажигает во мне, больно колется по всему телу.

Он шепчет и благоговеет. Я тяжело дышу и умоляю.

Я чувствую, как он целует внутреннюю сторону моей левой ноги, двигаясь к правой. Он вдыхает прямо у внутренней стороны бедра, и проводит носом и губами вдоль кружевного края трусиков. Когда он прижимает руками мои ноги, раздвигая их шире, и горячо дышит прямо у моего центра, я испытываю страстное желание и чувствую, что умру от дикой жажды любви.

- Эдвард, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… - Я вцепляюсь ему в волосы и тяну. Пытаюсь вертеть бедрами, но он крепко прижимает меня к кровати. Блядь, я горю. – Господи, пожалуйста, Эдвард.

Я хочу всего один поцелуй – прямо туда, где я чувствую его горячее-горячее и тяжелое дыхание. Всего один поцелуй.

Он не целует меня туда.

Он крепче хватается за мои бедра, и его лицо снова у моего внутреннего бедра. Его поцелуи смещаются вверх по бедру, и он прижимает меня, отчаянно извивающуюся, к кровати. Прикусывает место, где выпирает тазовая кость и зубами стаскивает мои лавандовые кружевные трусики. Всего на чуть-чуть. Может, на дюйм.

Я чувствую, как он выдыхает через нос. Слышу свое дыхание, птиц, музыку и его телефон. Это приглушенный звук из его кармана, который неизвестно где, но я слышу его телефон, и этот звук вырывает меня из тумана.

Он целует мою кожу с языком и зубами, не обращая внимания на этот звук, пока он не затихает. Затем телефон звонит снова, и меня это бесит. Я вообще не знаю, кто звонит, но это заставляет меня думать о том, о чем думать не хочется. От этого у меня тяжело и тревожно на сердце, потому что внезапно все, что я вижу под своими веками под кайфом – это Викторию.

Я упираюсь Эдварду в плечи.

- Стоп, - говорю я, и голос даже наполовину не так силен, как это необходимо. – У тебя телефон звонит, остановись.

Он не останавливается, и его поцелуи снова смещаются вверх от моего бедра к пупку. Телефон звонит в третий раз, но он продолжает игнорировать его. От этого звонка мой пузырь с кайфом и любовью лопается и мое беспечное светящееся и парящее настроение исчезает.

- Эдвард, прекрати, - повторяю я, на этот раз тверже.

Резко отстранившись, Эдвард выдергивает из заднего кармана телефон, практически оторвав при этом батарейку, и швыряет обе части через всю комнату.

- Это ты прекрати, - предупреждает от, встречаясь со мной взглядом. Он не зол. Не повышает голос, но он серьезен. Берет меня за бедра и тянет ближе к себе. – Все это дерьмо не имеет значения, Белла. Будь со мной сейчас.

Я с трудом сглатываю и держусь за его руки, чувствуя, что он держится за меня. Голова кружится от кайфа, и перед глазами все темнеет и плывет.

- Хорошо. – Я киваю. – Хорошо.

Он тоже сглатывает и опускается, снова прижимаясь губами к моему животу. На этот раз его поцелуи крепче, а прикосновения зубов – сильнее. Его руки скользят вниз по моим бедрам, вцепляются в них и с силой сжимают, а потом отпускают и снова сжимают. Его внимание ослабляется прямо перед тем, как снова начинает возрастать.

Я стараюсь не думать.

Пытаюсь просто чувствовать.

Но не могу.

Почему не меня? Почему всех, кроме меня?

Будто ему нужно меня защищать. Будто он вообще меня защищает. Будто этот его вес на мне, ощущение от его потребности и неудовлетворенность не известны мне лучше, чем кому-либо другому. Они знакомы мне больше, чем кому бы то ни было. И, может, если бы он просто сдался и позволил мне помочь ему нести это, ему бы больше не понадобились все эти девушки.

- Я здесь, Белла, - говорит Эдвард, прижавшись губами к моей коже. Он говорит это тихо, нежно и настойчиво, но под его беспечным тоном я слышу муку. – Будь здесь со мной.

Он думает, что защищает, бережет меня, это все, нас, но этот его выбор причиняет боль.

- Я здесь, - говорю я ему, пытаясь заставить себя быть, даже если сердце и болит. Мне больно глотать, но приходится сдерживать слезы. – Я здесь, - повторяю я, стараясь изо всех сил.

- Тогда, блядь, будь здесь, - затыкая меня, тихо и грозно ворчит он, хватаясь крепче, и тянет ближе. Он подносит мое правое бедро прямо к своим губам, и смыкает их там. Я вскрикиваю от грубости его поцелуя, и мои руки сжимаются в кулаки на его куртке. Он посасывает и, вгрызаясь, кусает кожу. Лижет, целует и оставляет отметины. Я чувствую, как кровь отливает от сердца и устремляется туда, где его губы. Я чувствую, как моя кожа багровеет от его действий.

Он мычит и стонет, и горячее дыхание опаляет его отметины. Его руки и губы становятся нежнее. Я справляюсь со своими сомнениями и позволяю адреналину, который он зажигает у меня в венах, нестись своим ходом. Нежно тяну его за плечи. В сердце и голове смешались боль, поражение, жажда, любовь и еще много разных чувств.

Я просто хочу его.

- Эдвард, - шепчу я так тихо, что едва слышу себя. Моргаю и чувствую влагу на ресницах. Я не собиралась плакать. Но не могу остановиться. Не могу.

- Ш-ш-ш, не плачь, детка. – Его голос сильный. – Не плачь. – В то же время его голос нежный, и он двигается вверх к моему животу, целуя моих беспокойных бабочек и черный сатин, снова и снова, и затем целуя мое трепещущее сердце.

Я киваю без слез, не сводя с него глаз, пока он укладывается у меня между ног и накрывает меня своим телом именно так, как мне было нужно, но я об этом даже не знала. Согревает меня. Растапливает. Успокаивает одним своим таким близким присутствием.

- Я люблю тебя, - говорит он, стирая большим пальцем случайную слезинку с моего глаза. – Ты это знаешь? Что бы ни было, я люблю тебя.

Я киваю, потому что даже если это убивает, даже, несмотря на то, что это невозможно, я точно это знаю. Я знаю это лучше, чем что-либо на свете. Я знаю, потому что я сделана из этой любви.

- Знаю, - заверяю я, крепко держась за него.

Эдвард прижимается носом и лбом к моим носу и лбу. Целует мою верхнюю губу, затем нижнюю губу. Мне нужно больше. Сейчас я готова умереть за его поцелуй.

Он моргает. Мы не сводим друг с друга взгляда.

- Ты была создана, чтобы любить меня, - говорит он мне в губы. – Вот зачем ты была рождена.

Я киваю и дрожу, дрожу как землетрясение, потому что точно это знаю. Без тени сомнения.

- Я знаю, - повторяю я, целуя его верхнюю губу, затем его нижнюю губу, так же, как он мои. – Я правда люблю тебя. Очень сильно люблю. Пожалуйста, поцелуй меня, пожалуйста, пожалуйста…

Прежде, чем я успеваю попросить в третий раз, его губы накрывают мои. Он целует меня с языком, и я чувствую, как бьется в груди его сердце, сильно и быстро колотясь рядом с моим собственным. Он целует меня, и все вокруг из сияющего золотого превращается в небесно-нежное белое.

Мы вместе таем. Растекаемся, любя, смешиваясь, становясь одной пульсирующей постоянной болью, и мир вокруг затуманивается. Наши поцелуи – это не Рождество в июле, это большее. Гораздо большее. Это утешение, симфония душ и предъявление прав друг на друга. Это обещание. Это связывание.

Это знание, даже если знание ничего не меняет.

Эдвард окружает меня любовью и тянет к тебе со всепоглощающей и убаюкивающей заботой, на которую способен только он, и я позволяю ему, невзирая на направление, которое он выбирает. Я позволяю ему, потому что люблю его объятья.