Выйдя из комнаты отдыха, я услышал рокочущий голос Эммета, а потом увидел их, идущих втроем по коридору.
- Эд, Эд, Эд, Эд! – кричал Монстр Ангус, подбегая ко мне. Он подпрыгнул, а я подхватил его на руки и высоко закружил вокруг себя.
- Привет тебе, Ангус-громкопук! – я рассмеялся и поцеловал его в щечку.
- Перестань его так называть. Скоро он пойдет в детский сад и наверняка скажет воспитательнице, что его зовут – ну, ты понял, - нахмурилась на меня Рози. – Привет! – пробормотала она и поцеловала меня в щеку. – И спасибо за цветы, они очень красивые.
Эммет хлопнул меня по плечу, и я чуть не рухнул.
- Могу поклясться, что ты плод интрижки нашей мамы с каким-нибудь тупоголовым профессиональным борцом, - сказал я, вводя их в палату Беллы.
Элис все еще сидела рядом с ней.
- Привет, ребята! – сказала Элис и забрала у меня Ангуса, усадив его к себе на колени.
- Привет, детка, - я взял руку Беллы, лежащую на краю кровати. – Помнишь Эммета? А это его жена Розали и их малыш Ангус. Эй, Ангус, поздоровайся с Беллой для меня.
- Эй, Беуа – произнес он с широкой улыбкой, показывая все свои зубы.
- Аа-гус, - выговорила Белла.
- У тебя хорошо получилось, - одобрил я и сжал ее ладонь.
Эммет подошел к кровати с той стороны, где сидели Элис с Ангусом.
- Привет, Белла! Малышка, ты выглядишь куда лучше, чем когда я видел тебя в прошлый раз, - сказал он, и я съежился. Нет ничего действеннее сомнительного комплимента, чтобы заставить вас почувствовать себя хуже некуда, а? – Да, кстати, я как следует наподдал за тебя этому гребаному Джейку, - подмигнул он и снова отошел к дальнему краю кровати.
- Эд-ваар? – спросила Белла, и я хотел было похвалить ее за то, как чисто она сумела произнести мое имя, но понял, что она не тренируется, а задает вопрос.
- Мм, да, парни заходили к нему на днях, чтобы представиться. Потом расскажу, - пробормотал я и сильнее сжал ее руку.
– Рози, подойди, поздоровайся, - позвал я. Она как будто колебалась, но я потянул ее за рукав.
– Мм, привет, Белла! Помнишь меня по школе? Я тебя помню. Извини, что я всегда была такой стервой, - пробормотала она.
- Теперь это не важно, Рози, - заметил Эммет. – Ты больше не стерва, не то чтобы ты была ею раньше, детка, разве что самую малость, - и он засмеялся.
Рози подошла к нему и шлепнула по руке: - Идиот, - прошипела она игриво.
Я взял карту Беллы со спинки ее кровати и прочитал последние записи.
- Здесь сказано, что завтра ты снова увидишься с Амброзом. Это пластический хирург, который восстанавливал твой рот, Белла. Думаю, он разрешит мне снять швы. Тебе сразу станет гораздо легче, ведь так? – спросил я и вернулся к ней.
Она сжала мою руку, но повернула лицо к Элис. Она слегка кивнула, и Элис подлила в чашку воды из кувшина. Я смотрел, как Элис поднесла чашку ко рту Беллы и вставила соломинку между ее губ. При таких ранах во рту и на щеке Белла могла всасывать воду, но только понемногу. И даже это было очень болезненно для нее из-за повреждения мышц, которые нужны для сосательных движений. Я вздохнул, и это не осталось незамеченным.
Белла неистово стиснула мою руку.
- Что, детка? – спросил я.
Она отпустила мою руку и сложила пальцы, словно они держат авторучку, а потом показала жестом, как будто пишет. У меня ушло несколько секунд на то, чтобы сообразить, что она просит мой лэптоп и электронную авторучку.
Я вскочил и вытащил сумку из нижнего отделения ее шкафа. Пока остальные болтали об Элизабет, рассказывая Белле, что они делали с ней и для нее в последние несколько дней, я включил лэптоп, подождал, пока он загрузится и подсоединил к нему цифровой планшет с электронной авторучкой.
- Тебе даже не нужно сильно нажимать, детка. Просто пиши здесь, и это будет появляться на экране, - сказал я ей и вложил авторучку в ее руку.
Мне не терпелось увидеть, какими будут ее первые «слова», остальным, вероятно, также, поскольку все начали подходить ближе, располагаясь так, чтобы и им было видно.
Ангус возился на полу со своими игрушечными машинками, поэтому Элис тоже смогла наклониться вперед.
Белла закончила писать, и я повернул экран к себе, чтобы первым прочитать написанное, до того, как показать другим.
«Огромное спасибо вам всем! Эдвард, перестань хмуриться. Позволь Элис вымыть мне волосы. Роуз, ты не стерва. Эммет побил Джейка? Ангус такой милый».
Она охватила так много одним махом! Все шумно радовались своим персональным посланиям, и я был очень доволен тем, что ей теперь будет легче со мной общаться.
Я наклонился и поцеловал ее в щеку.
- Не буду хмуриться, если ты мне улыбнешься, - попросил я. Я отодвинулся, и она тяжело сглотнула. Левая сторона ее рта приподнялась, а глаза стали такими ясными и блестящими, какими я их еще не видел. – Боже, ты такая красивая! – сказал я ей, чем вызвал стон у брата и невестки и вздох у сестры.
Белла взяла ручку и снова начала писать.
«Надень очки», - написала она, и я рассмеялся, запрокинув голову, и надел их. Очки нужны мне только время от времени, просто я ленюсь снимать их в промежутках.
- Не-а, извини, все равно красивая, - сказал я. Она закатила глаза, а Элис начала издеваться надо мной: - О, похоже, быть тебе под каблуком, парень. Элизабет вымотает тебя, а Белла будет доставать тебя день и ночь, - она смеялась.
Я только пожал плечами.
- По-моему, звучит неплохо, - сказал я со смехом. Посмотрев на Беллу, я увидел, что ей совсем не весело. Черт возьми, она плакала! – Эй, не надо плакать! Ш-ш-ш, все в порядке, с тобой все хорошо, - успокаивал я ее, но она все равно плакала и слабо мотала головой из стороны в сторону.
Я снова вложил перо в ее руку, однако она ничего не написала, только продолжала плакать. Я не знал, что делать, но Элис предложила:
- Дайте нам, девушкам, минутку, ладно? Возьмите Ангуса и найдите ему шоколадку или что-нибудь еще, - сказала она, и я, сжав еще раз руку Беллы, вышел за дверь вместе с Эмметом и маленьким чудовищем.
Мы пошли в комнату отдыха и молча сели там на кушетки. Эммет первым нарушил молчание:
- Она все еще хороша, братишка. Даже избитая. И, знаешь, я бы сказал, грудь у нее очень даже ничего. Чересчур хороша для тебя, с твоими пидорскими волосами и большими глазами Бэмби, - он расхохотался, и я не смог не присоединиться к нему.
- Пошел ты, Эм, - это все, что я сказал ему, заставив его рассмеяться еще сильнее.
- Гребаный слабак, - поддел он меня.
- Гребаный, - повторил Ангус.
- О, черт, - простонал Эммет.



Как только Эдвард с братом вышли, Элис и Роуз тут же оказались с обеих сторон моей кровати, побуждая меня написать, что стряслось. Роуз вытирала мне глаза салфеткой, а Элис поглаживала мою руку и волосы.
- Не плачь, Белла, пожалуйста, не плачь! – сказала мне Элис. – Я всегда реву, если кто-то плачет при мне, а потом выгляжу, как енот, из-за размазанной туши, - и она шмыгнула носом.
Я взяла в руку перо, но не знала, что написать. В конце концов, я решила, что честность будет лучшей линией поведения.
«Я не знаю, с чего начать», - написала я.
Они обе сказали в один голос:
- Почему ты плачешь? – я тихонько вздохнула и начала писать:
«Вы все ожидаете, что мы с Эдвардом будем вместе, но как только ему станет известно, что со мной случилось, никто из вас не захочет знать ни меня, ни Элизабет», - написала я. Я не знала, должна ли показать им это, но Элис схватила лэптоп и прочитала раньше, чем я успела решить.
Она прищелкнула языком и повернула дисплей к Роуз, чтобы та тоже смогла прочитать. Ее реакция была несколько громче.
- Ох, черт тебя побери! Это чепуха. Он любит тебя всю жизнь, Белла. Ты можешь поджечь его дом и задавить его собаку, но он все равно будет любить тебя. Это относится и к Элизабет тоже, - громко сказала она, уперев руку в бок.
Элис подошла к делу более тонко. Она снова вытерла мне глаза салфеткой и села на край кровати, взяв меня за руку.
- Мы все понимаем, что у тебя было тяжелое время, но в этом нет твоей вины. Ты не просила так избивать тебя, поэтому ничто не может заставить Эдварда хоть чуточку меньше любить или хотеть тебя. Элизабет тоже ни в чем не виновата, поэтому ты не можешь так думать. Ты ведь тоже любишь его, да? – спросила она.
- Я собираюсь забрать человека-гору и его детеныша домой, и у вас будет возможность поговорить, - сказала Роуз и постучала по краю лэптопа, чтобы показать, что она имеет в виду. – Ничего если я снова приду через пару дней? – спросила она.
Я просто не могла поверить, что она спрашивает меня, хочу ли я, чтобы она меня навестила. Я имею в виду, это же Розали Хейл, вернее, теперь, по-видимому, Розали Каллен, королева балов, популярная личность, свысока насмехавшаяся над всеми, и вот она просит разрешения навестить меня. Это было слегка сюрреалистично.
Я открыла чистую страницу и написала:
«Приходи, пожалуйста. С Ангусом».
- Заметано. И не говори потом, что тебя не предупреждали насчет этого чертенка, - засмеялась она. Поправляйся, увидимся через несколько дней. Я позвоню тебе, Элис, - сказала она и ушла, оставив нас с Элис снова вдвоем.
- Ну, ладно, я пойду и приведу Эдварда. Вы сможете поболтать, пока твои мешки под глазами не поглотят тебя и ты снова не уснешь, - хихикнула Элис. Она опять поднесла к моему рту чашку с водой, и я сделала осторожный глоток. Это было больно, но вода так приятно смачивала мое горло. – Мне бесконечно жаль, что я позволила тебе запретить мне навещать тебя в последние два года, Белла. Я больше не допущу такой ошибки. Мы когда-то были лучшими подругами, и я хотела бы, чтобы так стало снова, но ты должна поговорить со мной. Не сейчас, но когда придет время, ты будешь говорить, а я – слушать, хорошо? – сказала она строго.
Я хотела сказать «да», хотела сказать, что скучала по ней, хотела, чтобы она знала, как мне жаль, что я прогнала ее, – но не могла. Потому что на самом деле я была рада, что она не увязла во всех моих бедах. Но я действительно скучала по ней, каждый день скучала. Я написала на странице: «Скоро», – и она улыбнулась.
- Ага, скоро. Начинай писать, что ты хочешь сказать, а я пошлю сюда Эдварда. Я приду завтра днем, и мы вымоем твои волосы. Береги себя, Белла, - она легко поцеловала меня в щеку и ушла.
Я использовала несколько минут, которые оставались до прихода Эдварда, чтобы начать писать то, что он должен узнать.



- Дай ей несколько минут перед тем, как вернуться в палату, - сказала мне Элис.
- Чем же я, черт меня подери, так ее расстроил? – спросил я, растирая рукой шею. Я чувствовал себя таким чертовски бесполезным.
- Да ничем, на самом деле. Эдвард, она боится. Боится, что ты не захочешь иметь с ней ничего общего, как только узнаешь обо всем, что с ней было, вот и все, - сказала Элис прямо. – Я посоветовала ей просто поговорить с тобой, и, думаю, она так и сделает, когда будет готова. Она порядком запуталась, но мы все понимали, что этого следовало ожидать.
- Да, - пробормотал я. - И что, я должен задавать вопросы, или лучше дать ей рассказать мне все, когда она будет готова? Я имею в виду, следует ли мне подталкивать ее или лучше ничего не говорить, пока она сама не расскажет? Господи, это так тяжело! Я думал, что труднее всего будет забрать ее оттуда – и вот она здесь, а я не имею ни малейшего представления, что, черт возьми, мне делать, - признался я.
Элис тихо рассмеялась:
- Если бы ты не был так трогательно влюблен, все это было бы даже забавно, - она хихикнула. – Ладно, вот тебе мой совет, но я не психолог, поэтому сам решай, принимать его или нет. Пусть она расскажет, что сочтет допустимым. Не задавай ей вопросов о том, что она еще не готова обсуждать, и не открывай новые темы, предоставь это ей. Будь понимающим, не срывайся и не превращайся в пещерного человека, когда она будет говорить о Джейке – ей не нужен еще один агрессор. Просто сочувствуй и старайся убедить ее, что ты – полная противоположность этому козлу. Мне кажется, что пока ты должен только слушать, - сказала она.
Я нервно прошелся взад-вперед пару раз, а потом притянул сестру к себе и крепко обнял.
- Я люблю тебя, Элли, - прошептал я в ее волосы. – Спасибо за все!
Она тоже обняла меня, а когда мы разжали объятия, похлопала меня по щеке.
- Она любит тебя, Эдвард. Всегда любила. И я знаю, что ты тоже всегда любил ее. Ты получил второй шанс, просто будь терпеливым, - сказала она и ушла.
Я допил свой кофе и вымыл чашку. Это был последний предлог, чтобы потянуть время. Теперь у Беллы есть возможность разговаривать со мной, и я хочу услышать, что она хочет сказать, если это сделает нас более близкими, способными двигаться вперед, но я чертовски боюсь того, что могу услышать или прочитать. Я не хотел знать, что с ней случилось, но какая-то часть меня считала, что я не смогу помочь ей, если не буду знать. Врач во мне мог справиться с ее травмами – это то, чему я обучен; но мой мозг не предназначен для того, чтобы помогать кому-то эмоционально. Всю жизнь я пытался избегать эмоций. Просто думал, что если уж не могу получить ту, которую хочу, то не хочу никого вообще.
Когда больше нельзя было откладывать возвращение в палату, я пошел мимо сестринского поста и, честно говоря, задержался там на пару минут, чтобы поболтать с Джейми, однако потом у меня не осталось причин оставаться снаружи, и я вошел.
Она еще не спала, сидела и писала на планшете лэптопа.
- Эй, - сказал я тихо, и наши глаза встретились. Она недавно плакала, и слезы до сих пор были у нее на щеках. В одно мгновение я уже был возле нее и большим пальцем вытирал слезы с ее лица.
- Не плачь, детка, я здесь, - сказал я ей - в точности так, как должен был, по мнению Элис.
Она продолжала писать, поэтому я сел на пластиковый стул и ждал, пока она закончит. Потом она положила ручку на планшет и повернула экран ко мне.
- Эд-ва-ад, - сказала она, и это прозвучало чертовски великолепно, так отчетливо на этот раз.
- Блестяще, детка. Уже совсем хорошо, - похвалил я ее, стараясь не смотреть на экран. – Можно прочитать? – спросил я.
Она снова взяла перо, и я посмотрел на верхнюю часть экрана. Она указала ручкой на первую строку.
«Можно я задам тебе несколько вопросов?» - было написано там.
- Да, конечно.
Она показала на следующую строчку.
«Как ты думаешь, я смогу снова нормально разговаривать?»
- Разумеется, сможешь. Завтра швов уже не будет, и ты встретишься с логопедом. Кроме того, тебя еще раз осмотрит хирург и, возможно, стоматолог, но да, конечно, ты снова будешь разговаривать. Нет таких повреждений, которые могли бы стать препятствием для этого, сейчас больше всего боли причиняют швы. Горло в порядке, там только ссадины от трубок. С челюстью тоже все хорошо, просто стоматолог в прошлый раз сказал, что в любом случае осмотрит ее повторно, поэтому да, ты скоро будешь разговаривать со мной, детка, обещаю, - сказал я ей.
- Хо-о-шо, - выговорила она осторожно. Она растягивала гласные, чтобы не так резко дергать швы, но с каждым разом произносила слова все яснее.
Она указала на следующую строчку, и я прочитал:
«Мой отец был здесь?»
Я вздохнул.
- Да, в тот день, когда тебя привезли сюда, я позвонил ему и сказал, что ты пострадала. Он пришел, но сразу ушел и больше не возвращался. Я пообещал вчера, что буду говорить тебе правду, и на самом деле собираюсь так поступать. Он сказал, что, скорее всего, ты просто добиваешься внимания к себе и сама себя поранила. Он даже сообщил об этом детективам, так что он просто не интересуется, детка. Мне так жаль.
Она показала на следующую строчку, и я вздохнул с облегчением, прочитав ее:
«Я не хочу видеть его. Не подпускайте его к Элизабет, пожалуйста!»
Я улыбнулся:
- Я не подпущу его ни к одной из вас, малышка. По закону он не имеет права приближаться к вам, и теперь он знает это, - сказал я самодовольно. Казалось, она не слишком расстроилась из-за того, что отца не интересует ее выздоровление, и я был рад этому. У нее достаточно причин для волнений и без того, чтобы сокрушаться по поводу отца.
«Я не готова рассказать тебе о том, что случилось со мной ТАМ».
Я вздохнул и надавил пальцами на переносицу. Я тоже не хотел обсуждать это – во всяком случае, пока.
- Хорошо, - пробормотал я, стараясь не встречаться с ней глазами. Я хотел сказать, что не хочу знать, но промолчал. Я подумал, что вскоре у нее, возможно, появится потребность рассказать об этом кому-нибудь, только так она сможет начать ментально восстанавливаться после того, через что ей пришлось пройти. Но я не знал, следовало ли именно мне быть этим человеком.
Она постучала по лэптопу, и я разглядел сквозь свои пальцы следующий вопрос:
«Ты все еще хочешь помогать Элизабет и мне?» - было написано там, и я вскочил на ноги и зашагал по палате, отчаянно пытаясь держать себя в руках. Она снова постучала по экрану, и я увидел, что там есть вторая строчка, которая окончательно привела меня в бешенство: «Ты забрал нас оттуда и не обязан оставаться возле нас теперь, если не хочешь. Я пойму».
Я снова сжал переносицу и резко выдохнул сквозь зубы, прежде чем ответить.
- Белла, я буду говорить тебе это ежедневно, если нужно. Я люблю тебя. Люблю твою дочь, невзирая ни на кого и ни на что. Я хотел быть с тобой, даже когда ты не знала о моем существовании. Я пытался помочь тебе каждый день с тех пор, как ты пришла в мою клинику, и буду помогать, пока ты не прогонишь меня. Ничто из того, что ты можешь сказать или сделать, ничто из того, что случилось с тобой, не изменит этого. Тебе решать, хочешь ли ты, чтобы я был рядом, – решать и за себя, и за Элизабет. Не мне, – сказал я ей так твердо и в то же время нежно, как только смог.
Я старался все время помнить совет Элис не вести себя как неандерталец, пока пытался высказать Белле то, что я думаю.
Возможно, это все равно звучало так, как будто я законченный самодовольный болван, стремящийся все контролировать, но я делал все возможное, чтобы сказать, что мне нужны она и Элизабет, несмотря ни на что.
Она отчаянно писала на планшете, слезы струились по ее щекам. Я подошел к кровати и ждал, пока Белла закончит и я смогу прочитать. Она повернула экран ко мне, и я прочел с облегчением:
«Я всегда любила тебя. Я о многом должна буду рассказать тебе и надеюсь, что ты поймешь, что я вынуждена была делать, но я хочу, чтобы ты знал: я любила тебя всегда».
В одно мгновение я оказался рядом с ней на кровати и обхватил ее обеими руками, а она плакала. Я обнимал ее, рыдающую, и говорил снова и снова, каким счастливым она меня сделала. Как чертовски счастлив я был узнать, что она тоже любит меня. Говорил, что буду любить ее в любом случае, невзирая на то, что ей приходилось делать.
Когда в конце концов она успокоилась и уснула, я позволил себе на несколько минут расслабиться и молча плакал о том, что она должна была делать, чтобы остаться в живых. Я даже не знал, что именно, но это не могло быть чем-то хорошим, если ее так тревожила необходимость рассказать мне об этом. Но я здесь «на долгосрочной основе», как сказал Эммет, и сделаю все, что смогу, все, что ей понадобится, чтобы удержать ее рядом со мной.
Я решил, что это последние слезы, пролитые мной из-за нашего прошлого. Осознал, что пришло время возмужать, стать таким сильным, чтобы хватило на двоих. Я надеялся, что смогу выполнить это обещание, данное самому себе и ей.
Одно я знал наверняка: я только что обрел ее и никогда не отпущу.



Во время пересменки медсестер Боб опустил кровать, и я поблагодарил его, прежде чем снова лечь спать рядом с Беллой.
В три часа ночи я проснулся из-за того, что Белла стонала от боли. Я нажал кнопку вызова, и Боб ввел ей небольшую дозу морфина, которая была заранее санкционирована моим отцом. Я еще раз поблагодарил его и снова уснул, сразу после Беллы.
В пятницу утром я проснулся, полный страха. Ночью я спал плохо, Белла беспокоилась и была загружена морфином, а я чувствовал приближение гребаной головной боли, которая, как мне было доподлинно известно, обязательно перейдет в мигрень, если не принять лекарство.
Я соскользнул с кровати и добрался до душа, не разбудив Беллу. Бросив быстрый взгляд на часы, я увидел, что сейчас около шести часов и понял, что могу не торопясь принять душ перед тем, как появится отец, желая помучить ее осмотром во время обхода.
Хотя я провел много времени под душем, но все же чувствовал себя дерьмово, да и выглядел так же, когда дал себе труд взглянуть в зеркало. Глаза налились кровью из-за недосыпания и всех треволнений последних дней. Лицо выглядело так, как будто я вместо бритвы использовал для бритья нагретый кирпич. Одежда была настолько помятой, что я смахивал на бродягу.
Яйца переварились и вкусом напоминали резину, и, даже зная, что должен быть благодарным за то, что меня вообще кормят, я все утро чувствовал себя агрессивным и обиженным.
Первым делом я поговорил с Гэри Бенсоном, и он переслал мне по факсу кучу бумаг, которые нужно было прочитать вместе с Беллой перед тем, как она даст свое согласие, чтобы моя мама стала ее официальным представителем в медицинских учреждениях. Я подумал, что теперь это напрасная трата времени, поскольку Белла выздоравливает и может выразить свое мнение сама, но Гэри считал, что так будет лучше, просто на тот случай, если у нее вдруг наступит рецидив. Я не хотел думать об этом, но понимал логику его рассуждений и согласился поговорить с Беллой.
Когда пришел мой отец, чтобы осмотреть ее, я сбежал оттуда и направился в аптеку. Они бы не дали мне даже аспирин без консультации с врачом. Поэтому я выписал рецепт самому себе и вернулся с ним обратно. Я помахал им перед носом гребаной фармацевтши и враждебно поглядывал на нее, расписываясь за крошечный пузырек с таблетками.
Белла все еще спала, когда я вернулся в палату, поэтому я запил таблетки водой из ее кувшина и лег на кресло-кровать, надеясь, что голова перестанет болеть.
Я все еще был там, когда она проснулась часом позже.
- Эд-вард, - прошептала она почти идеально.
- Я здесь, детка, - ответил я и подошел к ее кровати. Мне приходилось щуриться, чтобы видеть ее, так как гребаная головная боль вовсю отбивала веселые ритмы где-то позади моих глаз. Я взял Беллу за руку. – Твой голос звучит так хорошо, малышка.
Жестом левой руки она показала, что хочет написать что-то, и я достал лэптоп и планшет из сумки, лежащей в шкафу. Подключив все, я дал ей ручку и сел на стул рядом с кроватью, готовый услышать, что она хочет мне сказать.
«Элизабет сегодня?»
Я смог улыбнуться в ответ на это.
- Да, детка, Элизабет скоро будет здесь. Подожди, ты еще увидишь, что она научилась делать, - сказал я гордо, как будто именно я научил малютку улыбаться. – Элис тоже придет. Думаю, сегодня она собирается вымыть тебе волосы, - сказал я и положил голову на тыльную сторону ее правой руки.
Я слышал, как поскрипывает ее перо по планшету, и знал, что она собирается спросить, что со мной. И, конечно же, увидел: «Что с тобой?» - на экране, когда поднял глаза.
- Просто начинается мигрень, не о чем беспокоиться, - ответил я.
Снова скрип пера – и я прочитал следующую строчку: «Я знаю одного действительно прекрасного врача».
Я хохотнул:
- Да, мой отец прекрасен.
Она снова принялась писать, а потом повернула экран ко мне:
«Ты. Ты самый лучший врач из всех, кого я знаю».
- Спасибо, - сказал я. – Но если бы это было так, я бы сумел вылечить эту гребаную головную боль. Прости, детка, я сегодня настоящая развалина. Вчера был трудный день. Мне нужно, чтобы ты внимательно прочитала вместе со мной несколько документов, ты готова? – спросил я ее. Неплохо было бы покончить с этим.
- Да-а, - выговорила она. Это было все равно что услышать голос ангела. Я знал, каких усилий ей стоило произнести хоть один звук, поэтому каждое ее слово было таким особенным для меня.
- С каждым разом все лучше, - сказал я и сжал ее руку перед тем, как подняться на ноги и взять пачку документов с передвижного столика на колесах. – Держи перо и лэптоп под рукой, чтобы задавать вопросы, если понадобится, хорошо? Я буду читать то, что написал адвокат, а ты говори, то ли это, чего ты хочешь, - предложил я, и она слабо кивнула. – Итак, ты должна знать, что твои врачи будут обязаны руководствоваться этим документом и инструкциями в нем, как только ты его подпишешь. Так, если ты скажешь, что не хочешь, чтобы тебя реанимировали, а маму спросят об этом, она должна будет запретить реанимацию. Здесь сказано, что ты уполномочиваешь Эсме Лилиан Каллен принимать решения, касающиеся необходимой тебе медицинской помощи, и любое решение, которое она примет, вступит в силу, если ты окажешься недееспособной или впадешь в кому. Господи, - пробормотал я. Это звучало чертовски отвратительно, я ненавидел это. – Ладно, еще здесь написано, что ты должна указать, в каких случаях и ситуациях эти полномочия начинают действовать. Например, если ты не в состоянии сама принимать решения и маловероятно, что ты придешь в себя в указанный промежуток времени, тогда твои инструкции вступят в силу. Кроме того, ты должна назначить кого-то, кто будет заботиться об Элизабет на долгосрочной основе, если ее отец не захочет предъявить на нее права, - я вздохнул и запустил руку в свои волосы. Меня просто убивала мысль о том, что какой-то ублюдок может заявиться и сказать: «Она моя, отдайте ее мне».
Пока я зачитывал этот бланк, Белла просто лежала и смотрела на меня. Потом она начала писать. Я ждал, пока она закончит, прежде чем начать чтение следующей части документа. Она повернула ко мне экран, чтобы я мог видеть его.
- О, черт, ты уверена, что это хорошая идея? – спросил я.
Под строчкой: «Я не хочу, чтобы туда было вписано имя твоей мамы, хочу, чтобы это был ты», - она дописала: «Да, я уверена. Ты сделаешь это?»
- Почему не мама? – спросил я, прежде чем принять это на себя.
«Потому что она опекун Элизабет. Ты врач, ты лучше нее знаешь, что делать для меня. Ты будешь принимать решения за меня, а она – за Элизабет, и я знаю, что Элизабет будет хорошо в вашей семье».
Я встал. Просто не мог больше сидеть. Головная боль отчаянно вопила за моими глазами, и я ненавидел весь этот разговор.
- Я не знаю, Белла. Я имею в виду, что не знаю, гожусь ли я для этого. Ведь, скорее всего, я проигнорирую твои желания и сделаю все, что в моих силах, чтобы ты осталась в живых, независимо от качества твоей жизни, потому что я просто откажусь позволить тебе умереть. Белла, я чертовски эгоистичен. Я захочу, чтобы ты была здесь, несмотря ни на что. Ты уверена, что можешь доверить мне принятие подобных решений? – спросил я, быстро шагая взад и вперед вдоль ее кровати.
Левая сторона ее рта чуть приподнялась, когда она начала писать. Закончив, она повернула экран ко мне:
«Ты слишком сильно волнуешься. Ты обещал, что перестанешь хмуриться. Подпиши этот чертов бланк и полежи со мной еще немного».
Я не смог сдержать громкий смех, вырвавшийся из горла при чтении этих слов:
- Элис была права, ты будешь вечно доставать меня, да, красавица?
Ее приподнятая бровь была так чертовски великолепна, что я не удержался и, вернувшись, поцеловал ее в щеку и уткнулся лицом в ее шею.
Я вписал свое имя печатными буквами в пустые строчки бланка, подписал документ и передал его Белле. Она тоже подписала его и вписала свое имя рядом с моим. Отдав мне авторучку, она снова начала писать на планшете:
«Готово. Теперь полежи со мной, пока они не пришли мучить меня снова».
Я улыбнулся ей:
- При одном условии, - она слегка кивнула. – Я лягу с тобой, если ты еще раз скажешь мое имя.
- Эдвааррд, - выговорила она, и я улыбнулся так широко, как только смог.
Я отодвинул стол на колесах, лег на кровать и обнял Беллу, стараясь не держать ее слишком крепко рядом с поврежденными ребрами. - Боже, это звучит так хорошо, детка, - сказал я и подождал, пока она найдет на мне удобное место, чтобы положить голову. Когда она устроилась у меня на груди, я укрыл ее одеялом и поцеловал в лоб. – Скоро они придут мучить тебя, и мама с Элизабет тоже вскоре будут здесь, поэтому ты должна поспать, если сможешь, - сказал я ей и тоже закрыл глаза.
Мне удалось поспать только час, но этого оказалось достаточно, чтобы почти избавиться от головной боли. Этого – и еще пары таблеток обезболивающего по моему рецепту. Я проглотил их с глотком воды из кувшина Беллы и мысленно показал третий палец фармацевтше.
Мама поцеловала меня и отдала мне Элизабет. Казалось, прошла вечность с тех пор, как я держал ее на руках, хотя на самом деле это было только двенадцать часов назад или около того. Она снова так приятно пахла! Я ничего не мог с собой поделать – держал ее и вдыхал этот аромат. Это помогало лучше всяких обезболивающих.
- Она улыбалась и гулила все утро, - сообщила мама, заменяя грязную одежду в моей сумке набором чистой, извлеченным из глубины ее баула. Она положила мою почту на передвижной стол рядом с кроватью Беллы, а потом поставила туда же полупустую бутылочку с молочной смесью. – Малышка выпила только половину, поэтому скоро захочет еще, - сказала мама и спросила, кивая в сторону Беллы: - Как она?
- Вчера был тяжелый день, - ответил я, - Много работы с бумагами и несколько потрясений. Она даже не вздрогнула, когда я сказал, что Чарли не спрашивал о ней, - сказал я маме, устраивая Элизабет у себя на коленях. – Она попросила меня быть ее медицинским представителем, извини, - добавил я тихо.
Я поднял глаза на маму, но она улыбалась: - Хорошо. Я рада. Если документы подписаны, я передам их Гэри прямо сейчас, - и она собрала бумаги и положила их в свою сумочку.
- Спасибо, - поблагодарил я. – Сомневаюсь, что этот день будет для нее хоть чуть-чуть легче. Вероятно, Амброз скажет, что швы можно снимать, и это замечательно. Но сегодня снова предстоит визит Бена, - я съежился.
- Отец говорил мне об этом, - мама выдавила себе на ладонь немного лосьона и начала втирать его в кожу левой руки Беллы. – Я собираюсь спросить у Беллы, хочет ли она, чтобы я оставалась здесь во время осмотра. Твой отец считает, что это может немного помочь. Я думаю, у нее никогда по-настоящему не было матери, и, может быть, настало время, чтобы она у нее появилась? – спросила она.
- Я не знаю, не могу ответить за нее, но спасибо тебе от меня.
- На здоровье, - сказала мама, переходя к ноге Беллы. – Папа сказал, что они собираются вскоре поднимать ее.
- Черт, в самом деле? – пробормотал я. Первый раз, когда пациентов ставят на ноги после того, как они больше недели пролежали без движения, никогда не бывает приятным ни для них, ни для их посетителей. Мне придется быть здесь, когда это произойдет, но как бы мне хотелось, чтобы она проспала все это время и просто проснулась через несколько недель, исцелившаяся и безупречная. – Вероятно, они захотят потом искупать ее, - подумал я вслух.
- Да, я тоже так думаю. Знаю, это будет тяжело для нее. Она ведь не смотрелась в зеркало, не так ли? – спросила она шепотом.
- Нет, не смотрелась. Я даже не подумал об этом, черт! – прошипел я, испугав Элизабет. Она захныкала, и я стал баюкать ее, прижав к груди, чтобы успокоить. Но вред уже был причинен. Она начала кричать громче, и Белла зашевелилась.
Мама перешла к изголовью кровати и тихо разговаривала с просыпающейся Беллой. Элизабет не прекращала плакать, что бы я ни делал, и мама предложила отдать ее Белле.
Она нажала кнопку, чтобы поднять изголовье кровати, и Белла протянула руки за Элизабет. Мне показалось, что это не потребовало от нее слишком больших усилий. У нее явно прибавилось сил по сравнению с тем, что было неделю назад.
- Молодец, детка, - сказал я, когда она самостоятельно удержала Элизабет на весу.
Белла закрыла глаза, а Элизабет закрыла рот. Это было поразительно. Как только Белла взяла малышку, она тут же перестала плакать и уткнулась Белле под подбородок. Белла гладила ее по спинке, а она счастливо гукала. Мама улыбнулась им и ушла, сказав, что сейчас самое время посетить папин гарем.
Когда она вышла из палаты, я снова посмотрел на Беллу и заметил, что ее брови вопросительно приподняты.
- Что? Папин гарем? – засмеялся я. – Семейная шутка. Все медсестры влюблены в моего отца, и мама всегда называет их папиным гаремом. Стоит ему понизить голос и расширить глаза, как они готовы выполнить любую его просьбу; видеть это в действии бывает и грустно, и чертовски впечатляюще, – я снова рассмеялся. – Когда специалисты делают здесь обходы, они обычно берут с собой помощника или студента, или кого-нибудь в этом роде. А с отцом ходят «поклонницы», - я пальцами изобразил в воздухе кавычки. - Маме нравится время от времени появляться в его отделении и напоминать гарему, что отец занят. Она никогда не говорит ничего подобного вслух, но чтобы ее поняли, это и не требуется. Когда-нибудь ты сможешь увидеть все это сама, - пообещал я.
Белла улыбнулась, и это было самым красивым из того, что я когда-нибудь видел. Правая сторона рта была еще вынужденно малоподвижной, но зато левая изогнулась в улыбке идеально. Глаза ее искрились весельем и юмором, она была прекрасна, и я сказал ей об этом.
- Спаси-во, - сказала она почти безупречно. Некоторые звуки все еще представляли для нее проблему, но с каждым днем у нее получалось все лучше.
Элизабет снова заворчала, то вытягивая ножки, то поджимая их к животу. Я взял бутылочку с молочной смесью и положил на край кровати вместе с подковообразной подушкой. Мне доводилось видеть, как новоиспеченные мамочки, которым нельзя сидеть из-за швов, используют такие подушки, чтобы было проще кормить младенцев. По-видимому, тот же принцип должен работать и в том случае, когда у матери недостаточно сил и повреждены ребра.
- Хочешь покормить ее? – спросил я. По выражению лица Беллы я легко догадался о ее ответе, поэтому обернул подушку вокруг нее и разместил у нее на коленях. Взяв Элизабет из рук Беллы, я положил ее на подушку. Белла устроила малышку на сгибе руки. Я поднес бутылочку ко рту Элизабет, и когда она начала сосать, Белла положила руку на дно бутылочки, чтобы поддерживать ее.
- Видишь, как хорошо у тебя получается, - сказал я и вернулся на свой пластиковый стул.
Белла не отрывала взгляда от Элизабет, и малышка тоже пристально смотрела на мать, пока ела, точно так же, как на меня, когда я кормил ее. Я понимал, что, возможно, она так же смотрела и на мою маму. У меня возникло странное ощущение покинутости, почти ревность, когда я наблюдал за ними обеими. Белла была всецело сосредоточена на Элизабет, ничто не могло бы отвлечь ее от этого занятия, а внимание Элизабет было полностью отдано Белле. Было глупо завидовать этой связи; в конце концов, я был только другом Беллы… только сыном опекунов Элизабет… вообще никем.
Белла опустила бутылочку на грудь Элизабет и поверх ребенка протянула руку ко мне.
- Ты тоже, - сказала она так чисто, как будто ее рот вообще не был поврежден.
Я не колебался и через мгновение был уже возле кровати. Там не было много места, но я сделал все правильно. Я опустился рядом с ними и, когда Белла вновь взялась за бутылочку, положил руку на голову Элизабет и поглаживал ее красивые волосы, пока она ела. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким счастливым.
- Спасибо, - прошептал я на ухо Белле.
- Спаси-во, - шепнула она в ответ, когда мы увидели, как веки Элизабет затрепетали и она закрыла глазки.
Мы все еще лежали и любовались спящей малышкой, когда вернулась моя мама.
- О, простите, я вернусь позже, - прошептала она.
- Не уходи, все в порядке, - сказал я и соскользнул с кровати. – Давай я переложу ее на мою кровать, - предложил я. Белла убрала руку с животика Элизабет, а я взял малышку на руки вместе с подушкой и отнес на мою кровать. Я знал, что Белла смотрит на меня, поэтому был очень осторожен и удостоверился, что Элизабет уложена на подушку правильно, так, чтобы она не могла скатиться. – Она не скатится, - сказал я Белле и снова сел возле нее.
Мама села на другой стул.
- Амброз уже идет сюда, - сообщила она нам, и глаза Беллы расширились от страха. – Не волнуйся, Белла, никто здесь не обидит тебя, - сказала мама то, что готов был сказать и я сам.
Белла знаком показала, что хочет написать что-то, но я потянулся за лэптопом раньше, чем она закончила. Я вложил перо в ее руку, и она начала неистово писать.
Прочитав написанное, я вздохнул и повернул экран к маме.
«Не давай ему трогать меня. Обещай, что никто, кроме тебя, до меня не дотронется!»
- Обещаю, детка, - сказал я и поцеловал ее в щеку.
Кардиомонитор все еще подавал тревожные сигналы, когда в палату вошел Амброз.