Лес, где свежий воздух без примеси человеческого присутствия прочищал мозги, стал для меня теперь настоящим спасением.

Кровь животных, однако, совсем не помогала. Она казалась мне пресной, лишенной питательности и вкуса, по сравнению с… но я не хотел сравнивать, потому что даже крошечное воспоминание о запахе Мелиссы наполняло ядом мой рот. Это было мучительно… и это очень, очень сильно выводило меня из себя. Как будто жажда – это был отдельно существующий, обладающий властью субъект, против которого я был абсолютно бессилен.

Я чувствовал это – растущее в груди ощущение поражения, разрушающее мои надежды. Совершенно очевидно, что я не готов ко встрече, и не буду готов в ближайшие дни. Элис абсолютно права. Не было ни шанса, что моего самоконтроля хватит, чтобы хоть на шаг приблизиться к заветной мечте.

Какой смысл появляться перед девушкой, если я не смогу с ней заговорить? Что подумает она, увидев мои черные глаза, искаженное жаждой лицо и напряженное в убийственной борьбе тело? Насколько быстро мое самообладание даст трещину, если ее пульсирующая кровь окажется прямо перед моим носом, даже если я не буду дышать? Захочет ли она меня вообще видеть, когда станет свидетелем проявления моей нечеловеческой природы?

Все эти вопросы измучили мой мозг. Настроение было подавленным, и становилось хуже с каждым часом. Я даже забыл перезвонить Элис, вспомнил о ней, только когда пришло очередное смс.

«Кресло!» - гласило оно, и это звучало с угрозой. Только сейчас я вспомнил, что даже не посмотрел, что случилось с несчастным предметом мебели. Сильно ли я его повредил? И самое главное – заметит ли это Мелисса, и что она подумает? Будет ли это иметь последствия для меня, и какие?

Я проверил предыдущие три сообщения. Это было предупреждение: «Лучше не садись в кресло», напоминание: «Кресло, Эдвард» и отчаянный крик: «Эдвард!!!», когда я не отреагировал ни на одно.

Проклятье, это точно будет иметь последствия. Я должен вернуться и исправить то, что натворил.

Но, когда я оказался возле особняка, уже стемнело и, соответственно, дома были все.

Я мгновенно прислушался к мыслям Мелиссы, как к самым важным для меня. Она думала о разговоре с отцом, направляясь в общую столовую для совместного ужина. Я мог слышать ее жгучее нежелание идти туда, прямо-таки насилие над собой, пока она приближалась… но, когда я захотел подслушать, что будет дальше, ее мысли захлопнулись, и я снова оказался отброшен назад.

- Черт те что, - пробормотал я раздраженно, ослепленный на мгновение.

В то же самое время я обрадовался образовавшейся возможности проникнуть в комнату девушки, пока ее нет. Может, она еще не заметила беспорядка, и я успею все прибрать до того, как она вернется. Не похоже, чтобы она была обеспокоена перестановкой своих вещей, должно быть, она просто не обратила на это внимания.

Кресло стояло там, где я его оставил, неаккуратно отброшенное в сторону. Его расположение нарушало порядок предметов в комнате – невооруженным глазом было заметно, что что-то не так. Горела ночная лампа, придавая спальне уютный вид. На кровати была небрежно брошена сумка, а через спинку стула – я сглотнул – перекинут прозрачный футляр, в котором красовалось платье, практически такое же, какое я видел во сне девушки.

Что за ерунда тут происходит? Во мне пробудилась яростная ревность, что она куда-то с кем-то собралась. Я вроде как не имел на это права, ведь официально мы расстались, и она вольна была делать, что угодно… и все же чувствовал эту обжигающую боль при мысли, что кто-то другой будет обнимать ее в этом красивом платье. Даже несмотря на ее явное отвращение во сне к тому мужчине, она все же представляла его рядом с собой… обнимающим ее, смотрящим на ее ребенка… И она умоляла его остаться… и мне это совершенно не нравилось.

- Так, и в чем подвох? – услышал я ее ясный, низкий голос из столовой, где она говорила со своим отцом.
- Обязательно должна быть причина? – раздраженно парировал мужчина, в его тоне была доля пренебрежения. – Ты моя дочь, и ты приглашена. Наслаждайся вечеринкой.

Я услышал короткое скептическое «хм», а затем ложки забряцали по тарелкам. Мне невыносимо хотелось знать, о чем девушка думает. Это было опасно – проникать в ее голову здесь, когда я так близок к запаху ее крови и могу сорваться в любой миг, стоит мне лишь немного ошибиться и вдохнуть. Любопытство, однако, было сильнее осторожности. Ну, конечно.

Я даже не подумал, чтобы остановиться. Я проник в ее мысли чисто автоматически. Увы. Я снова натолкнулся на преграду.

Однако ничто не мешало мне проникнуть в голову ее отца, чтобы хоть немного понять причину их спора. Это ведь не опасно?

От неожиданности я вздрогнул, едва успев напомнить себе не дышать. Его мысли шокировали меня так сильно, что на мгновение я застыл на месте, все мои мышцы напряглись. Его мысли были самыми жесткими и бессердечными из всех, что мне когда-либо доводилось слышать. Конечно, я не имел опыта общения с подобными людьми – мой дар позволял мне слушать избирательно, и я попросту не встречался до сих пор с такой жестокостью. Но слышать подобное по отношению отца к дочери было… по меньшей мере непривычно, если не сказать больше - чудовищно.

Он наслаждался ужином, украдкой поглядывая на дочь, и каждый раз, когда его взгляд падал на нее, его поражало отвращение. Его раздражало в ней все: как она держит вилку и как жует, слишком быстро или слишком медленно; как она изящно протягивает руку и аккуратно берет бокал, и в этот момент слишком похожа на мать, но чего недостойна. Его приводило в бешенство даже то, как она сутулила плечи, хотя, когда она распрямила спину, это завело его еще сильнее.

Было странно, но в то же самое время он испытывал к ней сильную, прямо-таки удушающую привязанность. Его мысли противоречиво кричали о том, что он хочет избавиться от нее и, одновременно с этим, что не может отпустить. Было в этом что-то животное… словно инстинкт. Этакое гипертрофированное чувство собственности.

Он думал о размере ее долга перед ним. И считал, что никаких богатств мира не хватит, чтобы покрыть этот необъятный долг. В его понимании – она предала его, забрала все, что ему было дорого и важно, и ничем не хочет искупить свою вину. И он искренне, всей душой ненавидел ее за это.

Он отводил глаза, чтобы не портить себе вечер, и думал о десятке-другом мужчин, которым можно было бы ее выгодно… продать. Не в прямом смысле, - не в смысле получения денег за нее, как за товар, неодушевленную вещь, - он думал об ее… замужестве. Этот ублюдок собрал на предстоящей вечеринке выгодных ему людей, где высшее общество, отцы и их сыновья, будут рассматривать девушку как кусок мяса на прилавке. Он сожалел о времени, когда ему не требовалось ее согласие, когда он мог просто приказать… Он был крайне раздражен тем, что она может узнать об обмане, и тогда его план потерпит крах. Он злился на нее, потому что не знал, как с ней договориться, как заставить ее принять условия его игры. Он ненавидел ее за ощущение беспомощности, которое она в нем вызывала, и в котором он не признался бы даже под пытками.

И в то же время он физически не мог отпустить ее… по крайней мере, отпустить просто так. Ему нужен был выкуп, покрывающий расходы, которые он на нее затратил за много лет, и это касалось не количества денег, как можно было бы подумать, а моральной стороны. Но он давно уже похоронил идею о возможности искупления долга морального. Сейчас он был готов взять долг деньгами. И его не волновало согласие дочери. Она была должна ему, и точка. И она отдаст долг, хочет этого или нет. Он придумает, как.

Он знал, что репутация его дочери полностью разрушена рождением незапланированного ребенка, и это приводило его в ярость. Он ненавидел ребенка Мелиссы, и ненавидел ее саму, и все же надеялся, что ее врожденная красота сделает свое дело. Кто-то захочет ее. Кто-то, у кого много денег… У него на примете были несколько человек, с которыми он уже практически заключил договор об этом, но ждал, кто из них предложит более высокую цену…

Не в силах больше выносить это, я закрылся от его мыслей, как от чумы. Я не хотел больше ни секунды пребывать в голове этого омерзительного чудовища, жадного, охочего до чужих богатств, не гнушающегося никакими средствами ради достижения цели. Все мое тело содрогалось от отвращения после нескольких секунд пребывания в его больном разуме, он был отравлен самыми худшими человеческими пороками.

Я не понимал, как у такого скверного человека могла вырасти такая замечательная дочь, нежная и добрая, умеющая любить.

Память услужливо напомнила мне о моем положении: Мелисса бросила меня, родила ребенка от кого-то другого. Что, если я слишком плохо ее знал? Что, если она такая же, как и ее отец, и я просто обманывал себя, когда был с нею? Ведь раньше я не мог читать ее мысли…

Нет, я не мог поверить в то, что она похожа на отца… Я даже думать об этом отказывался. Мои проснувшиеся воспоминания подтверждали, что девушка исключительно добра. Она любила меня!

И в это мгновение мне неожиданно с дикой, звериной силой захотелось встать между девушкой и этим извергом, защитить ее. Мне отчаянно хотелось ее предостеречь, рассказать, что отец задумал, но… но я был связан своей жаждой, и это было громадным разочарованием.

На секунду в моей голове возникла идея о записке… но я тут же подавил ее прежде, чем совершу подобный неосторожный шаг. Я не мог обнаружить своего присутствия, и этому было множество причин. Во-первых, я не был уверен, что мое появление она воспримет с радостью. Я должен был сначала убедиться, что она хочет видеть меня. Во-вторых, я не хотел, чтобы она гадала, по какой причине я разбрасываюсь записками вместо того, чтобы просто поговорить, а упомянуть в послании о жажде я никак не мог. И, в-третьих, если бы она стала звать меня, я бы точно не смог удержаться в стороне. И где тогда гарантия, что видение Элис не осуществится? Прежде, чем появиться перед Мелиссой, я должен быть на сто процентов уверен, что она останется жива, невредима, что она в безопасности рядом со мной. Так что мне придется подождать, отложить свой грандиозный план, пока я не почувствую, что хоть немного справляюсь с жаждой.

К моему облегчению, девушка не выглядела напуганной в разговоре с отцом – скорее, настороженной. Возможно, я все преувеличиваю, и она способна сама защитить себя. Хотя, несомненно, я с удовольствием выполнил бы эту роль. Если только она мне когда-нибудь позволит…

Я тряхнул головой, чтобы избавиться от неприятного осадка после пребывания в голове банкира. Без дыхания я чувствовал себя уверенней. Поэтому использовал оставшееся время, чтобы переставить кресло на законное место – так, как оно стояло, когда я еще не сломал его. Оно жалобно скрипнуло, и пальцами я ощутил порванную снизу ткань. Видимо, это случилось тогда, когда я в попытке обуздать инстинкт вцепился в матерчатые подлокотники кресла. Черт возьми, это было плохо, а у меня не оставалось времени, чтобы это исправить – девушка уже поднималась по лестнице.

Ее мысли неожиданно стали открыты для меня… но в них не было ничего, кроме учебы. Что-то о материале, который нужно прочитать. Какие-то сложные цифры…

Мягкие, нежные шаги слышны все ближе…Какая-то часть меня отчаянно захотела остаться и посмотреть, что случится, когда Мелисса увидит меня здесь? Но потом я представил, как мое лицо искажается от яростной жажды, если мне придется ей ответить, или если девушка решит меня обнять… как я, борясь со своими инстинктами, медленно отступаю к окну и убегаю, ничего не объяснив, оставив ее в недоумении и страхе. Или, что еще хуже, как я, потеряв контроль, приближаюсь к девушке, глядя, как бьется кровь под тонкой кожей… Даже несмотря на мою склонность к безрассудству, такая картинка была ужасной. И она перечеркивала все мои намерения: если Мелисса испугается, у меня больше не будет шанса вернуть ее назад. Этого было достаточно, чтобы убедить меня подождать, когда я буду готов проделать это. И я заставил себя вылететь в балконную дверь ровно тогда, когда девушка вошла… Я даже не смог напоследок подслушать ее мысли: они захлопнулись, едва она шагнула на порог своей комнаты. Я выругался, ослепленный на мгновение, и даже не заметил, как ноги коснулись земли.

Я не стал наблюдать, как девушка зубрит уроки и готовится ко сну, вряд ли я увидел бы там что-то интересное и нашел ответы на свои многочисленные вопросы. Вместо этого я решил еще раз поохотиться. На эту ночь у меня были грандиозные планы, и лучше, чтобы меня тошнило от количества выпитой крови, это увеличит мою сопротивляемость жажде.

Я вернулся, когда дом погрузился в темноту. Высоко стояла полная луна, ночь была безветренной. Оба охранника боролись со сном напротив монитора, но проигрывали ему. Собака свернулась калачиком на дворе, но не спала: ее глаза вяло следили, то закрываясь в полудреме, то снова открываясь. Я не стал пугать ее и обошел дом с обратной стороны.

От предвкушения встречи мое волнение усилилось, пока я бесшумно передвигался по крыше дома к вожделенному балкону. Нетерпение создавало иллюзию боли в моей груди, мне казалось, мое сердце готово вновь забиться. Сегодня я наконец-то увижу свою девушку, собственными глазами. Жаль, она не увидит меня…

Ее ровное сонное дыхание вскоре уже не перекрывалось балконной дверью – я внутри, я сделал это, и пока ничего страшного не произошло. Конечно, я не дышал, это было невозможно.

Я обратил внимание на изменения в комнате: сервиз снова стоял правильно, и даже как будто бы больше кучковался в том месте, где выцарапаны инициалы, словно Мелисса пыталась прикрыть их. Подушки на диване, стоящем напротив телевизора, были сложены определенным образом: как будто двое сидели и смотрели канал, даже пульт остался на покрывале.

Последняя мысль мне совершенно не понравилась и вызвала новую волну мучительного гнева. Получается, уйдя поохотиться, я все пропустил? С кем Мелисса провела вечер, глядя в экран? Даже покрывало было помято, и я невольно представил два сплетенных тела. Влюбленные не обращали внимания на телевизор, им было не до него. Я едва не зарычал, мое воображение разыгралось, чересчур старательно подбрасывая всевозможные картинки, причиняющие боль. Я не хотел, чтобы моя Белла отдавала себя кому-то другому, тем более здесь, в месте, связанном с воспоминаниями обо мне. И мысль о том, что ее это не останавливает, что она в самом деле вычеркнула меня из своей жизни и давно живет без меня, встречается в этой комнате с мужчинами, жгла меня. Словно в моей груди росла могущественная неуправляемая энергия, как начинка вулкана, готовая взорваться, выпустив на поверхность бешеную ярость огня. Ревность.

Ревность, кажется, становилась еще одной неразрешимой проблемой. И могла подтолкнуть меня к необдуманным и еще более безрассудным поступкам, чем до этого. К примеру, прямо сейчас мне отчаянно хотелось наплевать на свой план и попросту открыться. Разбудить девушку и потребовать у нее ответа: действительно ли она забыла меня? Быть может, ее ответ расставил бы все по своим местам: остаться мне или убраться. Но это была бы хоть какая-то определенность, а не десятки вопросов, разъедающих мой мозг.

Я зажмурил глаза и сосредоточился на дыхании Мелиссы, пытаясь снова вернуть над собой контроль. Меня не должно касаться, с кем девушка проводит вечер. Если мужчина не остался ночевать, быть может, все не так, как я себе воображаю. Это мог быть просто друг, и даже подруга, или няня с ребенком пришла, чтобы немного посидеть… Такие ответы, более разумные, а не основанные на слепой ревности, принесли мне облегчение, и вскоре я почувствовал, как перестаю быть сгустком кипящей ярости и снова становлюсь собой.

Это было трудно для меня – перестать думать о том, что опоздал. Подобные разрушительные мысли были неэффективны, если я хочу, чтобы мой план сработал. Я должен думать только о том, как сделать нашу встречу возможной. Все, что происходит сейчас в жизни Беллы, ничего не значит. Она думает, что никогда меня не увидит. Она имеет право строить свою жизнь без меня. И чем быстрее я найду способ к ней вернуться, тем более вероятно, что я успею – и сумею – заново ее завоевать. Я сосредоточился на том далеком будущем, которое станет возможным, только если я преодолею свой пагубный инстинкт.

Мне пришлось также напомнить себе, что я не имею права на сильные эмоции. Любое отвлечение может сработать против меня, и тогда уже некого станет ревновать. Я должен быть предельно собран, пока я здесь, и не давать волю чувствам. Я смогу вдоволь поразмышлять и понервничать потом, когда окажусь в лесу.

Лишь полностью вернув власть над эмоциями и убедившись, что контролирую себя, я, наконец, шагнул в святая святых – спальню.

Девушка спала на животе, обняв руками подушку. Ее лицо было закрыто спутавшимися волосами, как будто прежде, чем заснуть, ее снова мучили кошмары, и она не находила себе места.

Мое сердце… дрогнуло, и я застыл в дверях. В полной тишине звуки сердца той, к которой я стремился, даже не помня своей любви, отдавались набатом в моих ушах. Я словно оказался в вакууме, в замкнутой зоне, где мы одни, только я и она…

Медленно, словно лучи восходящего солнца, внутри меня начало распространяться новое, теплое, всепоглощающее чувство… и ничто не могло удержать меня от… воспоминаний, сейчас, когда я столкнулся с девушкой лицом к лицу, и образ ее спящей пробудил целый вихрь картинок прошлого в моей голове.

Это была ее комната. Я видел ее на маленькой кровати, ее покрывало было на полу, а
простыня обмоталась вокруг ног. Пока я смотрел на нее, она беспокойно перевернулась и
вскинула одну руку к голове. Она не издавала звуков, когда спала, по крайней мере, не этой
ночью.
Ощущала ли она близкую опасность?
Я одернул себя, когда понял, что снова смотрю на её беспокойные движения. Был ли я
лучше любого безумного подглядывающего? Я был не лучше. Я был намного, намного хуже.
Я расслабил свои пальцы, уже собираясь позволить себе упасть. Но сначала я позволил
себе один раз взглянуть на ее лицо.
Оно не было мирным. Маленькая морщинка пролегла между ее бровями, уголки ее губ были
опущены. Ее губы задрожали, а затем разомкнулись.
- Хорошо, мам, - пробубнила она.
Белла говорила во сне. (п/а: в этом отрывке, выделенном курсивом, использован текст Солнца Полуночи для привязки к прошлой жизни Эдварда)

Белла… это имя прозвучало в моей голове так, словно я всю жизнь знал его. На секунду мне показалось, что я знаю его бесконечно долго, гораздо дольше тех лет, которые я помнил. Лицо девушки, чьи волосы подобно водоросли разметались на подушке, уже не казалось мне отличным от того, что я видел сейчас перед собой. Два лица непостижимым образом соединились, стали неотделимы друг от друга. Неважно, какую форму приобретает тело в новом витке жизни, важно то, что внутри.

Ее Душа.

И сейчас я отчетливо осознал, что Мелисса, мирно спящая на кровати, и Белла из моего почти забытого воспоминания – одна и та же девушка, даже если мы оба забыли это.

И если это так, то я должен, просто обязан вернуть ее… ведь в том, что она умерла, была всецело моя вина…

Я тряхнул головой, делая неуверенный шаг вперед, чтобы убедиться… чтобы получше разглядеть черты хрупкого лица, потому что мне казалось, что еще немного, и я вот-вот увижу Беллу из своего полусна…

Но это была не она… и новое воспоминание накрыло меня с головой, пока я замер посреди спальни…

Ее тонкая рука изящно тянется к ночнику, ее спина при этом немного выгибается, как у кошки, и это зрелище волнует мою кровь. Тонкая прозрачная сорочка из шифона совершенно ничего не прикрывает, и я тяну одеяло вниз, чтобы успеть увидеть всю стройную фигуру прежде, чем Белла выключит свет.

Белла хихикает, понимая мои намерения, и я, подхватывая ее флирт, ловлю ее руку, не позволяя выключить свет и лишить меня прекрасного зрелища.
- Мне рано вставать, - шепчет она, но я слышу за словами сильную неуверенность. Ее дыхание становится чаще, когда мои губы касаются ее обнаженного плеча, а колено надавливает немного сверху, чтобы Белла не шевелилась и позволила мне помучить ее ласками.
- Мы быстренько, - мурлыкаю я ей в ухо и, даже не видя ее лица, представляю, как она закатывает глаза. Кажется, это словосочетание навсегда прикрепилось к нашей запретной связи. Быстренько – это все, что мы могли себе позволить…

Я вынырнул из воспоминания лишь на секунду, чтобы окунуться в следующее. Только благодаря неимоверным усилиям запрещая себе дышать…

- Я устал, сегодня был трудный день, - шучу я, усиленно притворяясь сонным. Белла задержалась в ванной немного дольше обычного, и я решил ее проучить. Это стало нашей привычкой – подшучивать друг над другом. Маленькие игры были единственным светлым пятном в мрачной истории нашей любви.
- Ну, Эдвард, - она смеется, пытаясь «разбудить» меня толчками в плечо, но я остаюсь безучастно расслабленным, словно давно мертвецки сплю. Я прячу улыбку глубоко в подушке, она не видит ее. – Ну, пожалуйста, я же знаю, что ты не спишь. Я кое-что приготовила для тебя, посмотри.
Я отчаянно борюсь с искушением сдаться. Ну, нет. Я доиграю эту роль до конца.
- Попробуй, разбуди меня, - мычу я сонно – так натурально, что она вздыхает. На несколько минут повисает тишина, и я могу себе представить, как сильно она разочарована моим деланным безразличием.
И, наконец - о, чудо! – тоненькие пальчики Беллы неуверенно касаются моей обнаженной спины, пробегая по мышцам. Есть. У нее всегда были проблемы с инициативой, она не любила проявлять ее. Но на этот раз я ее заставил сделать это.
Я тихонечко выдыхаю, не торопясь показать свой интерес, когда пальчики начинают действовать настойчивее, нетерпеливо нажимая, чтобы «разбудить» меня. Мне это нравится. Особенно, когда к пальчикам присоединяются губы. Лежать без движения становится все труднее. Но я не должен упустить такую редкую возможность помочь Белле стать смелее.
Ее робкая попытка меня перевернуть едва не приводит к новому разочарованию. Но я решаю помочь ей и переворачиваюсь сам. Наши взгляды пересекаются.
Из моего горла вырывается шокированный выдох, когда я понимаю, что на ней надето: черный сексуальный корсет с подвязанными к нему чулками.
Белла смущенно, но в то же время торжествующе улыбается: эффект от наряда именно такой, какой она ждала.
Но я не собираюсь сдаваться и облегчать задачу по ее «воспитанию». Вода камень точит, и когда-нибудь она сможет противостоять своему отцу.
Я слабо улыбаюсь, не делая попытки обнять или поцеловать ее. Вместо этого я хватаюсь руками за резную спинку кровати, всем видом показывая: Белла может делать со мной все, что угодно. Я твой, - словно бы говорю ей я.
Сомнение на ее лице, огромная нерешительность… Это трудно, я знаю. В Белле уничтожили способность к проявлению независимости и инициативности, она привыкла полагаться на кого-то, не на себя. Но постепенно я вырву ее из кокона, в котором она добровольно заперлась.
- Ты такая красивая, - признаю я, мое дыхание выдает мою заинтересованность, да и не только оно. Белла замечает это, ей становится легче сделать первую, робкую попытку действовать одной.
Она наклоняется надо мной и нежно целует. Ее пальцы упрямо пытаются оторвать мои руки от спинки кровати, чтобы все стало таким, как всегда, и ей не пришлось бы ничего самой решать, но я сильнее сжимаю пальцы. Ничего не выйдет, любимая. Не в этот раз.
- Эдвард… - укоризненно хнычет она мне в губы, надеясь вынудить меня уступить.
- Белла… - насмешливо вторю я ее же тоном, используя ногу, чтобы подтолкнуть Беллу оседлать меня. – Я, правда, так устал…
- Эдвард… - она смеется, понимая, что я делаю все это нарочно, но… неожиданно сдается мне. Ее губы влажно скользят вдоль моей шеи, по груди, а руки робко исследуют мое тело… И я с облегчением взираю на ее несмелые, но все более уверенные попытки. Получилось.

Было невероятно трудно вернуться из прошлого в реальность. Картинки нежных ночей преследовали меня, истязая мое сердце. Неужели в нашем совместном прошлом не было ничего, кроме вот таких мимолетных встреч в ее комнате и моей квартире? Неужели наше общение ограничивалось только этим? А где прогулки по городу или совместное посещение кафе? Какие-то общие интересы, кроме постели? Неужели отец не позволял Белле даже минимальную культурную программу, вроде посещения кинотеатра, концерта или музея? Прогулки с подружками по городу тоже были запрещены? Такой абсурд…

Я медленно и осторожно уселся в кресло напротив кровати и стал просто наблюдать, как девушка спит.

Белла… Теперь я вспомнил, как называл ее этим красивым именем и в этой жизни. Моя Белла. Она всегда была моей. Что же пошло не так, что заставило ее разлюбить меня?

Время от времени картинки из прошлого продолжали одолевать меня, иногда четкие, но чаще смутные, и всегда это были лишь фрагменты, не давая узреть картину целиком.

Я вспомнил так много, и в то же время так мало для полноценной картины. Но я не мог налюбоваться на ее лицо, особенно когда под утро стало подниматься солнце, и Белла, повернувшись, убрала волосы.

Ее кожа была не такой, как я помнил. Она теперь казалась мне противоестественно тонкой – до такой степени, что я мог разглядеть все мелкие сосуды, и даже капилляры, по которым бежала кровь. Но я постарался не заострять внимание на этом, жажда все еще довлела надо мной. Несмотря на то, что я даже не дышал, и горло девушки было скрыто одеялом, яд постоянно скапливался во рту, причиняя сильное беспокойство. Я сосредоточился на чертах ее лица, избегая размышлять о крови.

Маленький аккуратный носик, на котором я заметил несколько крошечных веснушек, равномерно сопел, втягивая и выпуская воздух. Белла сегодня мирно спала, без сновидений и кошмаров. И не говорила во сне. Ее губы немного выдвинулись вперед и приоткрылись, и воспоминания снова обрушились на меня. Им не было конца, только жаль, что все они были слишком мутными, и не давали ответов. Зато они давали мне другой эффект…

С каждым прошедшим часом, проведенным так близко от девушки, на расстоянии вытянутой руки, в моей груди продолжала формироваться, расти и увеличиваться могущественная сила. Это было новое чувство, но в то же время забытое старое. Та самая любовь, которую я едва помнил, сейчас постепенно заполняла каждую клеточку моего тела, только обрастала новыми, неизведанными ощущениями, многократно усиленными вампирской сущностью. Страсть, которую я вспомнил, теперь пополнялась от каждого вздоха девушки, каждого незначительного движения ее головы или руки, и даже ноги под плотным одеялом. Я ловил малейшее изменение в выражении ее лица, изменение в стуке ее сердца и ритме дыхания так, как будто это стало частью и моей жизни тоже.

Любовь, которую я не помнил, сейчас полностью восстановилась во мне, но не остановилась на этом. Она увеличивалась и укреплялась, набирала обороты, возрастала подобно гигантской волне, и когда в права вступило утро, я уже был полностью во власти чувства. Оно горело во мне обжигающим, согревающим пламенем, и если бы я мог позволить себе дышать, то дышал бы этой любовью. Вдыхал бы частичку жизни вместе с запахом, повторяя каждый вдох любимой, и вместе с ней в унисон выдыхал, наслаждаясь, минута за минутой.

Мне казалось, что и сердце бьется вновь, просто удары ее и моего сердца в точности совпадают. Ее сердечный ритм также стал моим, звуча вокруг меня, внутри меня. Оживляя мои каменные мышцы.

Ее тепло через расстояние комнаты касалось моего тела, проникало под кожу, согревая изнутри. Я снова становился человеком. Даже зная, что это лишь иллюзия, я наслаждался этой теплотой.

Будто мы стали одним целым за эту ночь. Наши судьбы неразделимо переплелись. И я знал, что упустил возможность оставить девушку в покое и уйти, даже если она попросит меня об этом. Разве я смогу теперь отпустить ее? Мое самообладание, как тонкая пленка, разрушилось под натиском новых чувств, и эмоции выплеснулись на поверхность. Каждый вздох девушки, каждый удар ее сердца отныне стал моим. Навсегда. На всю мою вечность. И теперь это ничто не изменит.

Я и не знал, что так сильно любил ее, пока был человеком. Должно быть, она абсолютно разбила мне сердце, когда ушла. Я не помнил тот мрачный и темный период моей жизни, но сейчас мог хорошо себе представить, как много боли принесло мне это расставание. Еще вчера я уходил на охоту, не считая часы до своего возвращения. Я мог спокойно провести некоторое время в своей квартире, дожидаясь темноты и мучаясь, скорее, от безделья, чем от потребности увидеть девушку вновь. Меня тянуло сюда упрямство, еще не любовь.

Теперь это изменилось. Солнце поднималось выше, а я все еще сидел здесь, словно прикованный невидимой, но очень прочной цепью, рискуя быть пойманный в ловушку. Однако я никак не мог заставить себя уйти. Мысль о том, чтобы оставить девушку даже на минуту, даже чтобы просто отвести от нее взгляд, была… мучительной. Я разрывался от перспективы нового расставания. Связанный солнцем, я снова не смогу последовать за ней. Как мне прожить целый день, не видя девушки собственными глазами?

Не жажда теперь казалась мне неразрешимой проблемой, а любовь…

Уйти на день или на час, или на год, если придется, чтобы обуздать жажду – все было одинаково болезненным. Мысль о том, что я не буду видеть девушку до вечера, целый день… была абсолютно непереносимой.

Эта боль была другая.

Боль от жажды была всего лишь физическим проявлением, ее я мог вытерпеть сколько угодно. И я знал, что рано или поздно во мне разовьется привычка, когда я попросту перестану реагировать на жажду, как Карлайл. Вопрос состоял лишь в том, сколько времени это займет, но я был абсолютно уверен, что так будет.

Пытка ревностью потеряла свое значение сейчас, ее стерла любовь. Ревность уже не причиняла особой боли.

Боль же от разлуки находилась на другом уровне, где-то на верхней границе моих возможностей. Эта боль была эмоциональная, а это означало, что привыкнуть к подобному никакими тренировками невозможно. Разлука ранила гораздо сильнее жажды. Она пугала.

Вчера разлука была лишь фактором времени. Несомненно, наше вынужденное расставание причинило бы мне много страданий, но это было бы всего лишь уязвленное самолюбие, удар по моей самоуверенности. Неприятно сознавать, что ты оказался слаб, тогда, когда цель так близко, в пределах досягаемости руки, но ты не можешь ее коснуться.

Но сейчас… сейчас боль была совершенно иная. Это будет как разрыв аорты. Я просто… я даже представить себе не мог, чтобы уйти на час, не говоря уже о том времени, которое мне понадобится для того, чтобы справиться с жаждой крови. Сколько это займет? Неделю? Месяц? Год? Два? Любая цифра убивала.

А самое худшее могло случиться, если все мои мечты разобьются о скалы жизни, и Мелисса попросит меня оставить ее в покое навсегда.

Еще вчера я был уверен, что выдержу и это. Но сейчас… я понял, что совершенно не знаю, готов ли пережить подобное поражение.

Я больше не чувствовал себя сильным, как прежде. Неразделенная любовь ослабила все мои защитные барьеры, и неожиданно я стал таким же ранимым, как хрупкое стекло.

Это снова было тем, о чем предупреждала меня Элис. Мне было больно. И от этого сестра хотела уберечь меня.

«Пойми ты, любовь вампира совсем другая. Это не похоже на слабые человеческие эмоции, это будет… всепоглощающе. Это будет навсегда, на все твое оставшееся существование!» - только теперь слова Элис обрели для меня смысл. Внезапно я принял во внимание все факты, и понял, насколько Элис была права… Я понял, как сильно она заботилась обо мне. И вся семья поддерживала ее в этом… вовсе не потому, что они хотели обманом удержать меня подольше, и не потому, что считали себя умнее и старше меня, опекая до раздражения… Они в самом деле защищали меня от боли и ошибок. И их мотивы я осознал только сейчас, полностью признавая их право на подобное отношение. Будь я на их месте, я сделал бы то же самое.

Эта боль, которая сейчас распространялась внутри меня, словно раковая опухоль, уже сейчас была невыносимой. Страшно представить, во что она превратится, когда мне придется уйти. А если мое привыкание к жажде займет не год и не два, а больше?

Неожиданно я смог понять и так нелепо погибшего брата Элис. Должно быть, для него было абсолютно невозможно существовать в мире, где его половинка умерла. Наверняка он винил себя в ее гибели, тогда становилось окончательно очевидным, почему он не выдержал и покончил с собой. Должно быть, его боль была даже сильнее, чем боль от расставания. Он просто не смог… не смог дальше существовать. Один, зная, что Белла умерла по его вине… ничего хуже этой пытки нельзя и вообразить. Я не хотел бы испытать подобное. Если бы Мелиссы не стало, смог бы я это пережить?

Мой Бог, все эти откровения шокировали меня.

Я резко сел, закрывая лицо руками, чтобы разорвать контакт моих глаз со спящей девушкой. Что я наделал? Боль разъела мои внутренности, словно кислота. Я приказывал себе подняться. Я должен уйти, пока не стало слишком поздно. Хотя, кого я обманываю? Я смогу обмануть Элис или остальных… но никуда не смогу скрыться от себя. Уже стало слишком поздно, и мои новые, рожденные этой ночью сильные чувства навсегда останутся со мной. Куда бы я ни направился, и как надолго, в моих мыслях всегда будет присутствовать она, затмевая все остальные насущные проблемы. Хватит ли моей силы воли, чтобы справиться с собой и разумно довести свой план до логического завершения? Или я сдамся, наплюю на благоразумие и откроюсь девушке прямо сейчас, поставив ее жизнь и наши отношения на кон?

Я должен быть сильным, чтобы все сделать правильно. Я должен быть сильнее того Эдварда, с которым сравнивать себя не хотел. Если я окажусь таким же слабаком, как и он, то больше не смогу гордиться тем, что я другой, что я – не он, что я – не совершаю ошибок. Я не смогу исправить то, что он – то есть я – натворил в прошлом.

Я больше не смотрел в сторону кровати, когда на внезапно потяжелевших ногах поднялся и двинулся прочь, к балконной двери, навстречу солнцу. Хочу я этого или нет, больно мне или терпимо, уйти придется. И только единственная мысль помогла мне сейчас не сломаться – будущая ночь. Когда солнце снова опустится за горизонт, я буду в этой комнате, на этом кресле, снова наблюдать и вспоминать, возможно, видеть ее сны… и только это обещание позволило мне найти в себе силы убраться восвояси.

Я едва не забыл сделать еще кое-что, пока нахожусь здесь. Возможно, это мне поможет, ускорит привыкание. Мне нужна была вещь Мелиссы, которую она постоянно носит.

Я огляделся в поисках таковой, обращая внимание на одежду, лежащую рядом с кроватью на тумбе. То, что надо. Но разве она не заметит пропажи, если я что-то возьму, лежащее на виду?

Я хотел бы посоветоваться насчет этого с Элис. Но обнаружил, что батарея телефона села. Это был еще один сигнал к тому, чтобы отправиться домой, не только для разнообразия и возвращения себе присутствия духа, или для того, чтобы осмыслить и проверить все, что я о себе узнал. Нужно было зарядить телефон и позвонить Элис.

К тому же, солнце совсем взошло, и мое пребывание здесь становилось опаснее с каждой минутой.

Поэтому я торопился, распахивая гардероб в поисках какой-нибудь старой, уже ненужной вещицы, пропажу которой не заметят. Я взял белую блузку, висящую в самом дальнем углу – очевидно, что ее не надевали долгое время, раз она была убрана.

Я решил не задерживаться в лесу, чтобы подсмотреть утренние сны девушки. Сегодняшняя ночь и без того стала тяжелым испытанием для меня, а у меня ведь еще были планы на ближайшие сутки – блузка, зажатая в моей руке, пахла наверняка великолепно. О да, меня ждут потрясающие часы борьбы и боли. Но если в конечном итоге это сработает, то я готов потерпеть.

Поэтому я толкнул себя прочь от дома, не дожидаясь, пока девушка проснется. Мне нужно было хоть немного времени провести наедине с собой.

Потрясающий эпиграф к главе от tess79!
Так много уровней у боли,
Боль ревности, и жажды боль,
Потери, слабости, неволи...
Но всех сильней она - любовь!
Один лишь взгляд... и вихрь картинок
В калейдоскопе закружил.
Весь мир в одно мгновенье сгинул,
И прошлое - как миражи...
Взмахнув крылом, с лучом рассветным
Оно взошло в его душе.
Сильнее, чем дано всем смертным,
То, что не вытравить уже.
Не повернуть назад отныне,
Разлуки яд невыносим.
Она - вселенная, богиня,
Сердцебиением одним,
Одним дыханием ее
Теперь он болен, и томим.
Сменив века, сменив обличья,
Душа хранит свою любовь.
Идет навстречу, ждет и ищет,
Им суждено быть вместе вновь.
Все то же кресло у кровати,
Снов беспокойных череда,
Лишь ночь укроет плотным платьем -
Он будет тут! Теперь всегда!

От автора: Приветствую, мои нежно любимые читатели. Я благодарю вас за терпение, за неимоверное количество пожеланий здоровья на форуме. Я извиняюсь, что не выкладываю сейчас главу в двух частях – не осилить объем. Ребенок пошел в первый класс, оказывается, дело это ой хлопотное. Домашних заданий первоклашкам не задают, зато родителей грузят по полной программе. К тому же, увы, мне теперь нельзя подолгу сидеть перед компьютером, а лежа не больно-то попечатаешь. Так что я снова рассчитываю на ваше терпение и понимание. Мне и самой не терпится написать дальше, там впереди самое интересное! И да, в следующей части (последней части главы от лица Эдварда) он таки увидит во сне Мелиссы… себя. Надеюсь, заинтриговала. Я постараюсь кинуть пятую часть главы в течение недели или двух, так же как и в Новолунии.


Источник: http://robsten.ru/forum/20-773-1