- Я знаю это, - признал я с усталым вздохом, находясь на крыше и плотно закрыв дверь в свою квартиру, где я провел несколько часов, бесполезно истязая себя запахом Беллы. Свежий воздух с трудом вычищал дурные мысли из моей головы. – Я всегда так делаю.
- Это не радует, знаешь ли, - Элис точно не была довольна положением вещей. Я был удивлен, что она до сих пор выполняет обещание и остается в лесу. Представить не могу, каких усилий ей это стоило.
- Мне уже легче, - соврал я, усаживаясь в тени, чувствуя себя настолько обессиленным и разбитым, словно снова стал человеком, и только что вернулся с затянувшейся тренировки.
На самом деле, я ощущал себя хуже некуда. Усталость от борьбы с самим собой, а также боль в груди, которую теперь я чувствовал постоянно, потребность в скорейшем наступлении заката, когда я смогу увидеть девушку – все это противоречиво рвало меня на десятки частей. Если раньше я чувствовал себя раздражающим белым листом, то теперь вокруг меня наступил хаос. Но пусть уж лучше в моей жизни будет хаос, лишь бы в ней была еще и Белла, и желательно навсегда.
- Джаспер звонил, - сообщила Элис. – Ты не можешь больше находиться там. Не думаю, что Карлайл и остальные обрадуются, если догадаются, что на самом деле происходит. И я… я очень не люблю лгать Джасперу.
- Прости… - извинился я, искренне, изо всех сил пытаясь распланировать свое темное будущее так, чтобы оно устроило всех. Но с некоторых пор все стало таким сложным…
Совершенно очевидно, что я не могу и не хочу возвращаться сейчас. Мое сердце мучительно заныло от одной лишь мысли о расставании с Беллой больше, чем на несколько часов. Элис понятия не имеет, о чем просит.
Точнее, она-то как раз имеет, вспомнил я. Она предупреждала меня о последствиях, да только я не был готов услышать ее. И вот теперь расплачиваюсь сполна за свою самонадеянность.
- Еще одну ночь, Элис. А завтра я вернусь, обещаю, - я не знал, было ли это обещание серьезным, или я не смогу его выполнить. Я уже искал причины, чтобы остаться, вопреки всем законам благоразумия. Я совсем не хотел возвращаться в Итаку, даже на день или два. Единственным моим желанием стало – оставаться в Гановере, проводить в комнате девушки каждую ночь. И может быть, когда-нибудь, в одно солнечное утро… я почувствую себя достаточно сильным… и попросту не уйду.
- Если ты не вернешься завтра, - сказала со вздохом Элис, - мне придется вернуться одной. Наше отсутствие уже становится подозрительным. Мне придется им рассказать…
- Хорошо, - я был вынужден согласиться с Элис. Она права. Не было причины задерживаться здесь надолго, тем более, очевидно, мои попытки обуздать жажду шли черепашьими темпами, и один день не сыграл бы никакой роли. Да и Итака была всего лишь в получасе бега отсюда. Я мог вернуться и поговорить с семьей, придумать новый, полноценный план, и затем осуществлять его. Не было ни одного повода так упираться.
Но, как бы благоразумно это ни выглядело, я просто не мог заставить себя уйти. Мое состояние походило на чистую одержимость. Острая потребность находиться рядом с Беллой всегда, круглые сутки, не спуская с нее глаз, видеть ее, чувствовать тепло ее крови, слушать сердцебиение – все это было таким новым по сравнению с моими человеческими воспоминаниями, и в то же самое время таким уже привычным, словно я делал это всю жизнь. И я больше ничего не хотел, кроме этого. Любая другая перспектива меркла перед этим желанием.
- Одну ночь, - повторил я, чувствуя, что лгу не только Элис, но самому себе.
* * *
Еще засветло я был возле вожделенного балкона, жадно высматривая девушку сквозь плотно задернутые шторы. Я знал, что смогу проникнуть внутрь только, когда она уснет, но ничто не мешало мне вновь подслушать ее мысли.
Как обычно, прежде, чем проникнуть в ее голову, сначала я проверил мысли остальных, чтобы исключить какую-либо опасность. И сейчас я был неприятно поражен некоторыми… переменами.
Дом стал похож на растревоженное осиное гнездо. Буквально каждый человек – будь то охранник, прислуга или повар, - думал о нападении диких зверей, об опасности, которая им угрожает.
Проснувшийся во мне инстинкт защитника едва не погубил меня, когда я, совершенно автоматически, и не думая о последствиях, втянул носом воздух. Я мог немедленно найти опасное животное, угрожающее моей Белле, и уничтожить его. Ничто не осмелится напасть на дом, пока я здесь. Что за зверь мог посягнуть на владения человека? Что за зверь такой, которого не отпугнул запах вампира, ведь я истоптал своими ногами буквально все вокруг?!
Жажда полоснула мое сознание с такой невероятной силой, что я почти повторил свое первое эпическое приближение, когда вскопал шесть метров земли. Это было так, словно Белла прошла прямо здесь, под моими ногами, оставив четкий будоражащий след, направляясь… аккурат к тому месту, где я обычно прятался, и где повредил в прошлый раз землю и несколько деревьев. И сейчас я добавил к тем деревьям еще два или три, когда, не сумев остановить себя, ринулся по следу вперед, словно я на охоте.
У меня не осталось времени, чтобы подумать, для чего Белла разгуливала здесь, в лесу. Потому что я вынужден был потратить немало драгоценных минут на борьбу со своим заново сорвавшимся с цепи внутренним зверем.
Снова лаяла собака, и это, черт возьми, было нехорошо.
Когда красная пелена спала с моих глаз, я обнаружил, что допустил существенную ошибку. Не было никакого животного, напавшего на особняк. Зверь, о котором думали все без исключения работники дома… - это был я!
Мне понадобилось еще около получаса, чтобы полностью осознать случившееся, подслушивая мысли. Я прошел к своему месту, убедившись, что вокруг вскопанной мною земли полно посторонних следов. Я не мог вдохнуть, чтобы проверить, сколько человек здесь побывало. Но, очевидно, каждый в доме был в курсе того, что вокруг особняка бродит большое и очень опасное дикое животное, которое, вероятно, имеет какие-то виды на дом.
Я видел здесь следы нескольких собак, а также дюжины мужских ботинок. Невероятно, но и Белла тоже побывала здесь, и мне стало больно от мысли, как она, должно быть, испугалась.
Мой план мог рухнуть прямо сейчас, просто потому, что она станет меня бояться…
Я взглянул на балконную дверь, с грустью убедившись, что она плотно заперта. Точно так же, как были накрепко заперты мысли Беллы, когда я попытался их услышать. Моя мечта, как уходящий вдаль скоростной поезд, стала исчезать, скрываясь в туманной дали, и боль от этого была несравнимой ни с чем, что я испытывал прежде.
Все входы и выходы, все двери и ставни разом захлопнулись, перекрывая мне любой доступ в дом – как символично, будто я оказался в средневековье, где все верят в потустороннюю чушь. Я слышал в мыслях охраны, как они проверяют чердак, закрывают засовы. Работники плотно прикрывали на ночь окна – чтобы не было ни шанса мне пробраться внутрь. Они защищались от меня, не понимая, что именно им угрожает, но инстинктивно чувствуя опасность, даже не зная, что на самом деле тут был вовсе не зверь. По крайней мере, не в том понимании, в котором они воображали. Медведь, думали почти все, и только кое-кто сомневался, из-за необычного поведения специально натренированных охотничьих собак, которые не боялись медведей. В воспоминаниях охраны я видел, как собаки трусливо поджимают хвосты, едва учуяв мои следы, а охотник с недоумением разводит руками. Тогда некоторые выдумали мистические причины, подбираясь ближе к правде. Демон, дьявол… и даже снежный человек. Поразительно, как быстро воспитанные в современном недоверии люди начинали верить в сверхъестественную муть, лишь бы найти хоть какое-то объяснение странным вещам, которых они не понимали.
Ребенок надрывался, а у няни в голове заботы были поважнее этого. Она читала молитвы.
Это было похоже на окруживший меня внезапно дурной сон. Словно все эти люди посходили с ума от страха. И было так больно… так больно понимать, что они имеют причины бояться. Я был опасен. Это было так.
Когда в комнату няни пришла Мелисса, чтобы немного покачать ребенка на руках, это стало для меня единственным за вечер подарком. Конечно, я мог видеть это только через призму страха няни, и она не могла объективно судить о состоянии девушки. Но Белла точно не была напугана так сильно, как старая женщина. Когда та заговорила о звере, ее голос был пронизан ужасом, но лицо Мелиссы осталось совершенно безучастным. Она проигнорировала панику няни, пожелала ей спокойной ночи, уложила ребенка в кроватку и ушла, едва услышав окрик своего отца.
Я был настолько опечален случившимся, что не побрезговал проникнуть даже в голову банкира. И, несмотря на всю мою ненависть к нему, на жгучее отвращение, не мог не признать, что именно его мысли в доме были самыми… здравыми, не искаженными примитивным страхом.
Он думал о конкуренте и его кознях против него, и он был зол. Нет, он был просто в ярости, желая избавиться от своего заклятого врага. Странно, но он единственный из всех не думал о медведе, хотя и приказал расставить в лесу капканы в надежде поймать неуловимого посетителя.
Я даже немного восхитился его твердой убежденностью в том, что вокруг дома бродит человек, а не животное. Я должен быть более осторожен. Чего доброго, у банкира хватит ума поймать меня в расставленную ловушку. Без обоняния я был слишком уязвим.
С грустью пришлось признать, что мне больше не удастся бродить вокруг дома незамеченным. Теперь это станет гораздо сложнее.
Я увидел колыхание портьеры в окне Беллы, и мой взор тут же приклеился к ее лицу, высматривая в нем признаки страха. Ее мысли были абсолютно недоступны, но на лице была написана сильная эмоция. Волнение – больше было похоже на это. А о причине волнения без ее мыслей догадаться я не мог: это мог быть как тщательно контролируемый страх, так и что-то другое. И ее взгляд блуждал по кромке леса, как будто она высматривает там… меня? Или медведя? Боится? Или хочет увидеть? Я, увы, не знал, не мог понять…
Я подавил в себе желание подать ей знак, пошевелиться. Я не мог, но так страстно желал, чтобы она заметила меня! Я здесь, - кричал я мысленно, отчаянно мечтая, чтобы она не боялась меня.
На лице Беллы возникло огромное сомнение, она закусила нижнюю губу, положив руку на ручку балконной двери, и на секунду во мне зародилась надежда, что вот она сейчас откроет дверь, тем самым давая мне понять, что ждет… Мое сердце от этой безумной надежды почти забилось.
Но затем ее брови сдвинулись, она с досадой качнула головой и ушла, оставив дверь запертой.
Мне оставалось лишь догадываться, к каким неутешительным выводам она пришла. И также закрытая дверь означала, что моя мечта отодвинулась на неопределенный срок. Не будет ничего хорошего, если с утра обнаружат где-то взломанный замок. Мне придется… ах, как грустно было это признавать: придется провести ночь в лесу, вне зоны доступа. И было невероятно больно лишиться такой малости, как посмотреть на девушку во сне, именно тогда, когда я так отчаянно хотел этого. Это было крушение моих надежд. Полное поражение.
Я чувствовал… боль. Словно я переместился в детство, и снова стал подростком, у которого отобрали самое дорогое. Да, я чувствовал… эту снова растущую внутри обиду на несправедливую судьбу. Разве я заслужил подобное отношение? Я ощущал себя человеком больше, чем вампиром, и мне совершенно не нравилось видеть, как сильно люди могут бояться меня. Это ранило мое сердце.
А больше всего ранило меня то, что именно Белла закрылась от меня. Она не была в этом виновата, она просто защищала себя. Но легче почему-то от этого не становилось, и закрытая балконная дверь была мне как пощечина по лицу, тогда, когда я ничего плохого не планировал и не сделал.
И сейчас, как никогда прежде остро, я ощутил себя… другим. Изгоем. Наверное, именно в этот момент я окончательно осознал, что больше не являюсь человеком, даже если все еще мыслю и чувствую, как человек. Я был отверженным, мне не было места в этом мире. И Белла, скорее всего, не захочет видеть меня.
С грустью я смотрел, как гаснет свет – сначала в комнате девушки, затем и в спальне, и не было ни шанса, что я найду способ проникнуть внутрь. Меня никто не ждал. Меня боялись.
Я должен был уйти.
Я сел на землю, прислонившись спиной к стволу, уронил лицо в ладони и горько слушал, как сердце не моей уже Беллы бодро стучит, ни на секунду не прерываясь. Сердцебиение беспокойно перемещалось, не задерживаясь в спальне дольше нескольких минут, даже после того, как погас светильник. Мне хотелось быть там, даже если это в последний раз, хотелось вновь увидеть девушку… хотелось быть способным ее коснуться… понять, что ее беспокоит и почему она не ложится спать… Но каждый раз, когда я пытался проникнуть в ее разум, меня отбрасывало оттуда назад. Даже в мысли она не допускала меня.
Сидя в полном одиночестве в лесу, я искренне искал в себе силы смириться. Уйти, уйти… это казалось невозможным – заставить себя сделать это. Боль от невозможности сейчас, позже, а может никогда больше, не видеть девушку была действительно убийственной. Я не знал, как смогу вынести это. На много долгих минут я полностью погрузился в свое отчаяние.
А потом неожиданно… в опустившейся ночной тишине щелкнул замок. Я поднял голову и увидел, что балконная дверь открыта… и не мог поверить собственным глазам.
Белла бросила последний взгляд на лес. Ее лицо было сердитым, когда она тряхнула головой, сдвигая брови. И ушла.
Я был внутри еще до того, как она забралась под одеяло. Это был риск… но надежда сделала меня особенно отчаянным. Я хотел видеть выражение ее лица, пока она лежит в кровати. Я страстно хотел понять, в самом ли деле она ждала меня… или просто ей стало жарко, а зверь, бродивший неподалеку, не напугал ее так сильно, как остальных, и поэтому она оставила дверь открытой. Я никогда не видел, чтобы она включала кондиционер, кажется, ей нравилась естественная прохлада.
Я был в самой темной части комнаты, наблюдая за тем, как Белла ворочается. Ее сердечный ритм выдавал напряжение, она даже подскакивала несколько раз, пристально глядя в открытую дверь спальни, практически туда, где в глубокой тени стоял я. Ее дыхание срывалось на мгновение.
Мне очень бы хотелось видеть в этом ее волнении ожидание моего появления. Но я вынужден был признать, что точно также она бы выглядела, испытывая страх – то же нервное сердцебиение и затрудненное дыхание наблюдалось у остальных жителей дома. Белла открыла дверь не для меня. Меня она боялась.
Понадобилось больше часа, чтобы девушка уснула. Она ерзала и вскрикивала, обнимала подушку и сжимала кулаки, и я нервничал вместе с ней, желая помочь ей избавиться от кошмаров. Я бы очень хотел быть в ее сне, чтобы знать, что так сильно ее пугает. Если бы я мог, то исцелил бы ее объятиями. Меня тяготило то, что я неспособен ничего для нее сделать. Увы, все, что я мог себе позволить, это тихонечко опуститься в кресло напротив и смотреть, смотреть… запоминать черты расслабившегося лица, когда кошмары, спустя несколько часов, отпустили… наслаждаться видом рассыпавшихся по подушке завитушек волос, мечтая хотя бы разочек ощутить их мягкость… рассматривать тонкие пальчики и хрупкие запястья, удивляясь, как сильно они похудели.
Лишь под самое утро, когда уже занялся рассвет, мои бесконечные попытки увенчались успехом. Я был вознагражден за терпение сном Беллы… да еще каким!
Свет, не похожий на лунный или солнечный, вдруг ударил в ночные окна. Сияние, мерцание, таинственное свечение, его приближение.
Это было странно: видеть ту же спальню, в которой я сижу, только немного искаженную, через восприятие другого человека. Я испытывал вместе с Беллой ее эмоции: любопытство, когда она сделала шаг навстречу свету, и ее рука задрожала, отодвигая портьеру. Сердце девушки ускорило свое биение так, будто собирается разорваться на части. Странная смесь волнения, страха и надежды закрутилась в бурный водоворот. Перед лицом Беллы медленно, словно она всматривается сквозь мутную пелену, возник образ человека.
И тогда я увидел это. Себя.
С этого мгновения реальность потеряла для меня всякое значение. Я впился своим сознанием в сон Беллы, будто клещ, мечтая, чтобы это оказалось правдой, и я снился ей. Это было отчаянное, сумасшедшее желание, потребность знать, что она нуждается во мне, возможность увидеть ее чувства ко мне через сновидение. Мои мышцы от неимоверного напряжения сократились, посылая тело вперед, как будто это помогло бы моей концентрации. Глаза невидяще смотрели в лицо спящей девушки, но были сосредоточены не на ней. Я был абсолютно, каждой своей молекулой, во власти сна, жадно ловя любую мысль, эмоцию девушки. Если бы сейчас в комнату ворвалась охрана, это был бы конец, потому что я бы их даже не заметил. Если бы вокруг начался пожар, я бы не обратил на него внимания. Единственно важным, драгоценным подарком стал этот сон… и наша встреча. Пусть и не наяву.
Я чувствовал ее дрожь.
Белла подняла дрожащую руку, пытаясь коснуться моего лица… оно было немного странное, не такое простое, каким я привык его видеть в зеркале. Слишком красивое, оно будто светилось изнутри, и тогда, когда пальцы Беллы почти прикоснулись, она резко отдернула руку… и я почувствовал ее боль…
Мое лицо во сне исказилось, став неожиданно уродливым, практически неузнаваемым, и я почувствовал ее слезы…
Лицо начало таять, как мираж, и я почувствовал ее горечь…
Белла шагнула назад, покачивая головой, не веря в реальность иллюзии, понимая, что это сон, и я почувствовал ее сомнения.
И в тот же миг сон внезапно обернулся кошмаром. Иллюзия, как и платье из предыдущего сна, обвила запястья девушки, поползла по рукам, притягивая к себе против ее воли… но это уже не был я. Другое лицо смотрело на Беллу с усмешкой. В то время как мысленно она кричала жалобное: «Нет!»
Иллюзия не слушала ее мольбы, становясь все более отчетливой, превращаясь в того молодого человека, что я уже знал. Он грубо хватал Беллу за локти, пытаясь принудить ее обнять его, в то время как она отчаянно сопротивлялась. И ярость, взметнувшаяся внутри меня, содрала тот крошечный налет осторожности, который я громадными усилиями создавал. Здесь было все: ненависть к мужчине, посмевшему причинить моей Белле боль, ревность, что он смеет касаться ее, ярость и желание стереть его с лица земли, жажда защитить девушку любой ценой, пусть даже это происходит не наяву. Я ненавидел его всем сердцем за то, что он вызывал в ней такое чудовищное ощущение беспомощности, наводнял ее кошмары. Я слышал ее мысли: она думала о себе так, словно совершенно одна в целом мире, и некому абсолютно защитить ее. Она была как маленький ребенок, хрупкий и ранимый, нуждающийся в помощи больше всех других. И я не мог оставаться равнодушным, когда ее душа буквально вопила о защитнике. Сон стал размытым, и я осознал, что еще немного, и я его потеряю.
И я не выдержал. Барьеры рухнули, а здравый смысл уступил место слепому отчаянью. «Белла!» - крикнул я так громко, как только мог, посылая в ее ускользающий сон всю свою волю, всю свою любовь и потребность. – «Я здесь! Ты не одна, ты не одна!»
Это было самым худшим, что я только мог придумать. Чудовище во мне взревело, когда меня хлестнуло по глазам, и мой же крик, словно отраженный зеркалом, многократно усиленный, ударил в уши. Взрыв. Слишком сильно. Слишком громко. Я едва смог понять, что дышу, сознание покидало меня. Белла закричала, резко садясь – как раз тогда, когда я, сорвавшись с места, последним отчаянным усилием толкнул себя из дома прочь. Вылетевший наружу я уже не был человеком. Это был вампир, потерявший над собой контроль и жаждущий крови. Ничего человеческого. Чистый инстинкт.
Голод заполнил мое сознание, подернутое красной пеленой. Внутри меня полыхало пламя, я горел, и даже жадно текущие слюни не помогали избавиться от ощущения адской боли. Я развернулся на сто восемьдесят градусов, собираясь запрыгнуть обратно в дом и довершить, что не успел. Сладкая, восхитительная кровь призывала меня, я слушал сердцебиение, словно завораживающую мелодию, приготовившись к обратному прыжку. Я отвлекся только для того, чтобы избавиться от телефона. Кто-то настойчиво мне звонил. Я даже не взглянул на дисплей, попросту стер телефон в порошок, брезгливо морщась.
Элис.
Это имя прогремело в моих ушах, когда я уже был на крыше. Реакции тела шли с опозданием, мысли были лишь мимолетным грузом, и тут же ускользали прочь. Было лишь одно желание, и оно было первостепенно, все остальное – вторично. Весь мир подождет.
Проблема была в том, что тут все пропиталось этим ароматом. Не было никакой возможности остановить себя, когда от самоконтроля не осталось ничего.
К счастью, и в этот раз удача оказалась на моей стороне. Не зря же у меня было прозвище «везунчик».
Собака лаяла взахлеб, не переставая. Проклятье.
Встревоженные голоса людей – это было то, что меня остановило в данную минуту. В доме повсюду включали свет, внутри и снаружи, охрана вышла патрулировать территорию, подсвечивая ее дополнительными мощными фонарями. Я замер, на время притаившись.
В комнате девушки кто-то был.
- Мелисса, с тобой все в порядке? – вопрошал мужской голос.
- Все нормально, - неуверенно отвечала она, ее сердцебиение зашкаливало, даже дыхание сбилось. – Просто плохой сон приснился.
Белла.
Это имя не помогло мне обрести себя, но дало дополнительный импульс.
Я совершил отчаянный прыжок в лес, зная, что вернусь, когда все снова уснут. Воспоминания о прелестном запахе мучили меня, я не мог дождаться своего часа. Но не было никакой необходимости рисковать. Я могу сделать это позже и без проблем с собаками и свидетелями.
Я бежал, и свежий ветер медленно делал свое дело. Сначала это был шок. Я резко остановился, понимая, что едва помню, как все произошло. Я был не просто близок, чтобы убить Беллу. Я почти сделал это. Только случайность помешала мне.
И затем это был тошнотворный стыд… Никогда в жизни мне еще не было так противно и мерзко от самого себя. То, что я не смог удержаться, потерял контроль полностью за считанные секунды, пошатнуло мою уверенность в самом себе, даже больше, чем все предупреждения Элис, больше, чем первый раз, когда я пропахал шесть метров, чтобы остановить себя. Кажется, с течением времени жажда должна бы ослабевать, тем более я провел целый день, тренируя волю на блузке. Но жажда не отступала. И этот случай наглядно продемонстрировал мне, как я на самом деле слаб, и как быстро все может поменяться. Маленькое отвлечение, крошечная ошибка – и я потерял контроль. Эта ошибка могла стоить мне слишком многого, если бы не… случайность.
Медленно до моего сознания дошла, наконец, горькая правда, которую я упрямо отказывался принимать. Я не готов, и не буду готов встретиться с Беллой. Как бы я ни старался, и сколько бы ни обманывал себя, ни день, ни два, ни даже месяц мне не поможет. Нужно было что-то другое, чтобы справиться с этим, что-то действительно радикальное. Или мне просто нужно было… время.
Я вернулся к полудню, полностью смирившийся с безжалостной судьбой. Я знал, что должен бежать домой, ведь я обещал Элис. Тем более она теперь не могла мне даже позвонить. И знал, что она уже видит мое неизбежное возвращение… но это будет не сегодня.
Сегодня я убедил себя, что всего лишь узнаю, как сильно напугал ночью Беллу. Только увидеть ее еще раз, только бы понять, что она думает о случившемся.
Меня ждал новый неприятный сюрприз. То есть, я уже знал об этом, но смотреть, как Белла выходит из дома в том самом платье, в котором я видел ее во сне, как садится в черный лимузин вместе с отцом и уезжает на… вечеринку, было худшим событием за последние несколько дней. Я даже не мог пойти за ней, чтобы проследить – сегодня снова ярко светило солнце. Но мое воображение прекрасно дорисовало картину за меня: мужчины, наперебой приглашающие ее танцевать, крепко прижимающие ее к себе, наклоняющиеся низко… Я зарычал, тряхнув головой в бешенстве. Это было слишком для меня.
Я должен был уйти сейчас, но я снова не сделал это. Моему поведению уже не было никаких оправданий, и я знал, что примерно с этого мгновения Элис возвращается в Итаку, и не позже, чем вечером, вся семья будет знать, где я. Но даже это не заставило меня отступиться. Я все еще не выяснил, как сильно напугал девушку. Я должен был точно это знать.
Я использовал освободившееся время, чтобы снова тренировать себя. Вскоре я сидел глубоко в лесу с футболкой, любезно предоставленной мне гардеробом Беллы. Надеюсь, она не обидится на меня за то, что я ворую ее одежду. Хотя, среди такого количества вещей, потеря одной или двух вряд ли будет замечена.
Я вернулся, как только стемнело. Мое состояние было лихорадочным, и боль в груди неуклонно нарастала. Я знал, что у меня остались считанные часы на то, чтобы побыть рядом с Беллой. Как бы ни было это трудно, завтра мне придется вернуться домой. Причем, я не должен показать Карлайлу и остальным, как напряжен, потому что это ранит их. Я должен быть сильным ради их спокойствия.
Балконная дверь была гостеприимно открыта, и я порадовался этому маленькому успеху. А вот мысли Беллы снова были закрыты от меня. Я видел ее силуэт, но не мог прочесть, о чем она думает, вплоть до момента, когда она легла в постель и выключила свет.
Несмотря на нетерпение, в эту ночь я был особенно осторожен, памятуя прошлый раз. Я подождал, пока дыхание Беллы станет ровным, и выбрал момент, когда собака будет на другой стороне. Я очень внимательно следил за своими эмоциями, когда садился в кресло, снова пытаясь увидеть ее сон. Я дал себе слово, что сегодня я смогу сдержаться. Я был так сильно сосредоточен, как только возможно, следя одновременно за Беллой, собой и всеми людьми в этом доме. Я не допущу больше ошибки.
Мой взгляд беспорядочно блуждал по лицу девушки, я не мог насмотреться на нее. Знал, что теперь не скоро ее повидаю, и эта будущая разлука убивала меня. Что я увижу, когда окажусь здесь в следующий раз? Будет ли она все еще напугана? Будет ли она снова во власти кошмаров? Как изменятся ее черты за месяцы, которые мы снова проведем раздельно? Забудет ли она меня настолько, что я уже перестану сниться ей?
Ее отец, в чьих мыслях мне было тяжело находиться, занял свой рабочий кабинет, обдумывая сегодняшний вечер. В его планах замужество дочери было очевидным, он сравнивал ее реакцию на разных молодых людей, и я услышал его недовольство. Кажется, она ни к кому не проявила интерес, и эта новость принесла мне огромное облегчение.
Я прикрыл глаза, наслаждаясь тем, что боль в моей груди значительно уменьшилась. В мыслях отца Мелисса не связала свою жизнь ни с кем. По крайней мере, не связала эмоционально. Убедиться в том, что ее сердце свободно, было невероятно.
Но, как оказалось, я рано обрадовался, и тот факт, что Мелисса никому не оказала благосклонности, мало что значил. Ее отца не волновали чувства дочери. Да и для нее, похоже, это не было решающим.
Я открыл глаза. И мое сердце рухнуло вниз с огромной высоты, когда я увидел на пальце Беллы кольцо… на левом безымянном пальце, том самом, где носят обручальные…
Мой рот раскрылся в беззвучном стоне, когда я увидел его. Боль пришла слишком резко, как ржавый кинжал, воткнувшийся в самое сердце. Я не мог дышать. Не в том смысле, что я дышал до этого, но сейчас у меня была полная иллюзия того, что я тону, задыхаясь в опутавшем меня мраке.
Обручальное…
Как такое возможно?! Всего день прошел! Она уже согласилась на чье-то предложение?! И это произошло сегодня?!
Я искал в мыслях отца девушки ответ, кому именно она успела дать согласие, но он уже думал о других, более важных для него вещах. Все, что я смог прочесть, это то, что замужество Мелиссы – дело решенное, и только вопрос времени, когда это произойдет. Значит, он знал об этой помолвке.
Мне хотелось так много всего и одновременно, что в моих глазах защипали невидимые слезы. Мне хотелось снова быть человеком, чтобы иметь возможность прикоснуться к Белле сейчас. Я мог бы разбудить ее и потребовать ответ, как могла она забыть меня так скоро, даже вопреки собственной логике, которая кричала мне о том, что год – большой срок. Я не имел права сожалеть, если она меня забыла. Она рассталась со мной очень давно, и хотела строить свою жизнь без меня, как бы я ни планировал обратное.
Белла ничем не была обязана мне. Она не обещала хранить мне верность, а ее слова у моей постели в больнице могли значить не ту любовь, которую бы я хотел. Люди часто расстаются, оставаясь друзьями, но не испытывая уже друг к другу страстных чувств. Может, Белла разлюбила меня. Может, она перестала бороться, как сказала Элис. Ее слова в больнице могли означать не любовь, но сочувствие к человеку, спасшему жизнь ее отца. Это была всего лишь благодарность.
И то, как легко Белла приняла предложение руки и сердца, в один вечер изменив свою судьбу, не должно было шокировать меня. Я слышал неоднократно за эти несколько дней, как послушно она следует указаниям отца. Он имел огромную власть над ней, и кажется, ее нисколько это не беспокоило, раз она продолжала жить с ним под одной крышей. Исходя из этих наблюдений, не было ничего удивительного в том, что она согласилась выйти замуж по его указке. Это было больно… но такова была выбранная ею жизнь. И я не был тем, кто может повлиять на это.
Я встал. Мне не хотелось здесь больше находиться. Это не имело никакого смысла – сидеть и смотреть на девушку, которая давно не любит меня. Это только будет ранить мое сердце снова и снова, и в конечном счете сведет с ума.
Не оборачиваясь, я пошел к балкону. Сломленный, разрушенный, злой. Я злился на судьбу. Я злился на Беллу. Я злился на себя, в конце концов, за то, что оказался недостаточно хорошим для этой девушки, не смог удержать ее. Что бы ни случилось между нами, я знал, что расставание – моя вина. Я был неубедителен. Или был слаб. Или я что-то сделал, сказал не так, и это все испортило. Я недостаточно сделал для того, чтобы это исправить. Моя ошибка.
И я уходил, с трудом переставляя негнущиеся ноги, прочь от девушки, которую давно потерял.
Когда я уже протянул руку к балконной двери, позади меня прозвенел будильник. Я вздрогнул, нахождение здесь становилось опаснее с каждым разом… Будто сами высшие силы ополчились против, вышвыривая меня из жизни любимой… Вынуждая отправиться домой…
Я даже не понял, зачем Белла поставила будильник на это время, ведь стояла глухая ночь, еще не наступило утро. Быть может, Мелисса хочет проведать ребенка, посмотреть, как он спит?
Меня это уже не касалось. Я просто открыл балконную дверь… в свое никуда…
Боль была просто невозможной, от нее кружилась голова, и так хотелось уметь плакать, как девчонка. Я выпрыгнул наружу и побежал прямой дорогой в Итаку, а мое тело не хотело мне подчиняться. Боль душила меня, замедляя мое продвижение, сознание придумывало тысячу причин, чтобы остаться. Я не был готов уйти от Беллы вот так, посреди ночи, не увидев даже ее сон напоследок, не подслушав, как она просыпается с утра...
Я так много пропущу того, на что мечтал посмотреть…
Но имело ли это какое-либо значение, если не принесет мне ответов? Не даст мне ничего, кроме новой боли? Смогу ли я наблюдать, как Мелисса выходит замуж, оставляя меня навсегда в своем забытом прошлом? Вынужденный оставаться просто тенью, смогу ли я вынести крушение всех своих надежд?
Окраина Гановера встретила меня тишиной и покоем. Я не стал больше входить в город, а обогнул его по широкой дуге, мало заботясь о том, что оставил чердачную дверь в свою квартиру открытой. Кого теперь заботит мой бывший дом, если я не собираюсь туда возвращаться?
Чем дальше я отдалялся прежней своей дорогой, тем сильнее становилась боль в груди.
Как я смогу появиться перед своей семьей таким разрушенным? Мне казалось, я даже говорить не смогу. Я тряс головой, мечтая, чтобы это невыносимое мучение прекратилось, но расстояние делало его даже острее.
Элис больше не казалась мне занозой в заднице, мощным якорем для моих грандиозных планов. Теперь я видел всю ее заботу обо мне, и ее беспокойство больше не казалось необоснованным. Первое, что я сделаю, когда вернусь, это поблагодарю ее и всю мою семью. Признаю, что они были во всем правы.
Мне нужно только найти в себе силы твердо посмотреть им в глаза. Быть сильным ради них, ради их душевного спокойствия. Полностью положиться на их знания, суждения и опыт. И, может быть, тогда мы вместе сможем придумать новый, работающий план.
Если же мне суждено остаться одиноким… что ж, ради семьи, которая искренне любит меня, я выдержу даже это. Должен.
________
Ох, автор давно под тазиком, даже не пытайтесь вытащить его оттуда, автор давно там прописался
Чтобы не сильно били, скажу, что это отчаяние ненадолго - всего на одну главу 
Ну, запутался Джон, что поделаешь. Мысли читать не может, а тут еще кольцо... Источник: http://robsten.ru/forum/20-773-1
0
ну плизз, я так не могу больше, так долго все плохо...слишком долго 
