- Кораблик! – Белла, изображая восхищение, демонстрировала Джонни новые игрушки, которые я принес. Все яркие упаковки были вскрыты, но ни одна из покупок мальчику не понравилось – складывалось впечатление, что он объявил мне бойкот.

- Посмотри, какая железная дорога! Паровозик на электрических батарейках! – Джонни, насупившись, смотрел на маму без улыбки, а на паровозик без какого-либо интереса, как на самую скучную вещь.

Я, присев на детский стульчик, не вмешивался – из моих рук сын тем более ничего не принимал. Даже мамины попытки его не впечатлили, что уж обо мне говорить.

Белла сдалась. Положила игрушку в общую кучу и грустно на меня посмотрела. Я, как мог, обнадеживающе ей улыбнулся. Ну право же, любовь не зарабатывают за пару часов, а тем более не покупают за игрушки. Тут поможет только время.

Иди сюда, - хотелось мне сказать, обнять любимую. Но это можно было сделать только так, чтобы сын не видел. И это убивало нас обоих весь долгий день.

- Помогу Мэгги, - предложила Белла очень расстроенно. – Присмотришь за Джонни?
- Конечно, - с удовольствием согласился я.
- Не! – возмутился мальчик, приказывая маме остаться, и побежал за ней. – Мама! Мама!

Белла, обернувшись, строго посмотрела на сына.
- У тебя есть папа, и ты побудешь с ним. Не смей капризничать! – сказав это, Белла ушла, хлопнув дверью.

Ну и что мне теперь делать? Я вот-вот ожидал, что Джонни расплачется, и Белле придется вернуться. Я не справлюсь без нее, а если возьму ребенка на руки, станет только хуже. Перспектива запереть дверь на ключ и вовсе мне не нравилась – это смахивало на беспричинное наказание. Понимаю, Белла хотела как лучше, но принуждение вряд ли пойдет ребенку на пользу. Хотя, много ли я об этом знал?..

Однако я ошибся. Джонни был не прост. Какие слезы? Он посмотрел на меня так, словно я главный злодей, и он намеревается наказать меня за одно лишь присутствие в его детской жизни.

Не отводя от меня подозрительного взгляда, Джонни подошел к новым игрушкам, аккуратно сложенным возле дверей. Их надо было разместить на полочках, которые я уже развесил, но у Джонни были другие планы. Сердито следя за моей реакцией, не крича и не плача, Джонни толкнул кораблик, лежащий на самом краю, и тот упал на пол. Первым моим порывом было нахмуриться, а то и пожурить за порчу игрушки, но я интуитивно удержался от этого неправильного поведения. Что-то мне подсказывало, что необходимо проявить максимум терпения.

Убедившись, что гнева не последует, Джонни стал раскидывать игрушки одну за другой, не скрывая плохого настроения. Он будто хотел показать, кто в этом доме хозяин. Протестовал против моей заботы.

Супер.

Немного понаблюдав, я решил, что вообще никак не буду реагировать на это безобразие. Скрестил руки на груди, откинулся на спинку стула и сделал вид, что сплю. Пусть хулиганит без моего внимания.

Я стойко выдержал несколько минут, и звуки погрома стихли. Очень хотелось подсмотреть, но я все же притворялся спящим, выдерживая характер. Пусть делает что хочет, маленький буян.

Мои органы чувств были обостренными, я мог и без зрения, только с помощью слуха и обоняния следить, чем занят Джонни. Сейчас он стоял, не шевелясь, но его сердитое сопение выдавало, что он все еще злится. Могу поклясться – он будет смотреть на меня, пока не поверит, что я действительно сплю. Тогда, возможно, перестанет капризничать и поиграет.

Когда прошло несколько минут, маленькое сердечко забилось спокойнее, а сердитое дыхание пришло в норму. Наступила приятная тишина, которой я воспользовался, чтобы снова попытаться проникнуть в неприступную голову дебошира. Возможно, как и в случае с Беллой, его мысли станут мне доступны, когда он полностью успокоится.

Но я вновь натолкнулся на пустоту. Не как у Беллы, где я отчетливо чувствовал ее отпор. Я мог безошибочно ощутить ее присутствие, оказаться вблизи от разума, но не мог проникнуть внутрь, пока она сама этого не позволит. В случае с Джонни я вообще не встречал никакого сопротивления. Только пустоту, и если бы не слышал сердцебиения и дыхания, не ощущал запах, подумал бы, что ребенка здесь вовсе нет.

Запах заслуживал отдельного внимания. Если бы внешность ребенка ни о чем мне не сказала, то запах расставил бы все по местам, развеял любые сомнения. Смесь лаванды, корицы и шиповника, присущие моей Белле, и солнца и меда, которые он перенял в подарок от моего смертного тела (я помнил свой запах с тех пор, как побывал в старой квартире). Я еле удержался от улыбки, когда получил такое неоспоримое доказательство отцовства – вернее, чем даже генетическая экспертиза.

Конечно, этот факт бесконечно радовал… но, к сожалению, никоим образом не опровергал насилие, которое Белла испытала. И образы, почерпнутые из памяти ублюдка Стоуна, изрядно отравляли день. Придет момент, и нам с Беллой придется поговорить об этом, я не успокоюсь, пока не узнаю все до последней мелочи, и пока преступник не понесет заслуженное наказание.

Но пока я был слишком счастлив, чтобы думать об этом. Тем более Джонни, кажется, поверил, что я сплю, – стараясь не шуметь, тихонько перекладывал игрушки. Я затаил дыхание в надежде, что радость и любопытство затмят негативное отношение ко мне, и Джонни выберет наиболее симпатичные вещицы. Я напрягал слух, не открывая глаз. Пытался представить его ребячье личико заинтересованным, довольным, но пока не мог такого вообразить. Скорее, я бы поверил, что маленький протестант выдумывает новую провокацию, чем в то, что он так быстро сдастся.

Я оказался прав. Спустя еще минуту маленькие ножки осторожно протопали к выходу, приоткрылась дверь… а затем закрылась, и шаги неспешно стали удаляться. Я удивленно распахнул глаза, гадая, куда направился ребенок, потому что он шел не в направлении маминого голоса. И тут же озаботился, как его вернуть. Мне не представлялось возможным сделать это ни уговорами, ни силой, и я не хотел ни пугать, ни расстраивать его. Белла поставила мне трудную задачу: присмотреть за Джонни было недостаточно, как же удержать его?

Вздохнув, я неслышно пустился следом, «предвкушая» истерику сына, если попытаюсь его поймать. Вообще не представлял, что теперь делать. Но от того, чтобы сдаться и позвать на помощь Беллу, меня удержало любопытство. Хотелось знать, куда же сын идет.

Оставаясь невидимым, я двигался следом. Удивился, рассмотрев в руках у Джонни приличную кучу из новых игрушек, причем не похоже, чтобы он собирался в них играть, скорее, нес прятать или даже просто избавиться. Кажется, я был на пороге разгадки тайны, куда пропадают игрушки, которые Белла постоянно покупает. Это еще сильнее подзадорило мое любопытство.

Джонни прошел мимо второго этажа и направился на третий. Его передвижение замедлилось, шаги стали тише и намного осторожней. Как будто он хотел, как и я, оставаться бесшумным и незаметным.

Я всерьез забеспокоился, когда сын тихонько двинулся по коридору, ведущему прямиком к кабинету банкира. Да нет, не может этого быть. Случайность, совпадение. Может, мне стоит уже поймать его, чтобы предотвратить возможные осложнения, спасти от встречи со злым дедом, как это делала Мэгги.

Но любопытство вновь меня удержало.

Джонни двигался странными перебежками: сделает несколько тихих шагов, остановится и слушает. Убедившись, что его все еще никто не заметил, шагнет еще ближе к кабинету – я уже не сомневался, что он идет туда целенаправленно, а не случайно.

Проникнув в голову банкира, я был шокирован еще сильнее: оказывается, он был вторым неслучайным участником этой странной игры. Только вот его роль в ней мне совершенно не понравилась: заслышав детские шаги, банкир напрягся, будто хищник, в засаде поджидающий добычу. Один неосторожный шаг Джонни – и его затащат в кабинет, чтобы устроить пытку «воспитанием». Я чуть не зарычал вслух, перед глазами покраснело от «воспитательных методов» несостоявшегося деда. И в особенности от того, что такое случается не в первый раз.

Удивительно, что ни Белла, ни Мэгги не замечали, как за их спиной в абсолютнейшем молчании происходит тяжелое противостояние двух непримиримых бойцов – старого ненавистника Чефалу и полуторагодовалого храброго Джонни. И ни один из них, по всей видимости, не был готов проиграть в этой нелепой схватке. Бесстрашный ребенок и злобный старик, схлестнувшиеся жесткие характеры. Кто кого переупрямит?

Банкир напряженно вслушивался в звуки из коридора: его слух не позволял точно установить, что кто-то идет. Он лишь гадал, не показался ли ему топот маленьких ножек и не пора ли красться к двери, чтобы поймать наглого и вредного мальчишку, проучить в очередной раз. В памяти банкира всплыло множество подобных сцен: маленький мальчик стоит внутри кабинета, возле запертых дверей, сурово и мрачно смотрит на деда. Его упрямо сжатые губы и полное отсутствие слез раздражают старика – он хочет сломать несгибаемого мальчишку, отвадить от себя, заставить бояться. Но чем злее действует дед, тем коварнее и упрямее становится ребенок. И никогда не отступает.

Вот Джонни уже у самых дверей, осторожно наклонился и положил игрушки возле порога. Я услышал резкий рывок банкира, желающего поймать наглеца. Я напрягся, приготовившись к прыжку, а Джонни, тем временем, кинулся прочь. Мое вмешательство не потребовалось: куда старику до энергичных и проворных ребячьих ног. Джонни пробежал мимо меня, прячущегося в тени комнаты для гостей, не заметив. Банкир распахнул дверь слишком поздно – мальчик уже почти достиг лестницы. Конечно, он все еще мог его догнать, - маленькому ребенку трудно спускаться по ступенькам, - если бы не споткнулся об игрушки и, чертыхаясь, чуть не упал.

Несмотря на яростную ненависть к Чефалу, я почти что рассмеялся: Джонни оказался намного интереснее, чем я предполагал, а для своего возраста еще и умнее. Кто бы мог подумать, что, скрывая от матери, никогда не жалуясь ей и не боясь, он играет в совсем не детские игры. Если бы Белла узнала, с ума бы сошла.

Я не стал слушать мерзкие мысли и громкие проклятья банкира, мне они были не интересны. Не стал отвоевывать и игрушки, которые он сейчас топтал. Совершенно удивленный и восхищенный стойким характером сына, я, невидимый для человеческих глаз, отправился вниз.
 

В нетерпении я ходил по комнате любимой, вдыхая ее потрясающий запах, впитавшийся во все предметы, и дожидаясь, когда она уложит сына и поднимется ко мне. Мои ладони покалывало от отчаянной потребности прикоснуться к ее нежной коже, вдохнуть близко аромат волос, прильнуть в горячем поцелуе. Звонок Элис так некстати прервал мои мечты, остудил растущее возбуждение.

- Даже не думай, - сказала она не строго. Скорее, испуганно.

Я сглотнул – мне не нравилось, что она постоянно во все вмешивается. Знаю, она хотела как лучше, но не думал, что она имеет какое-либо право на вмешательство в интимную часть.

Она не дала мне придумать слова возражения, быстро добавив:
- Ты не готов. Я вижу, как ты ее убиваешь.

В районе желудка что-то противно сжалось. Умеет же чертова провидица испортить настрой.

Не давая мне прийти в себя, Элис продолжала описывать ужасы, которые меня ожидают:
- Я бы не стала звонить, если бы видела какой-то другой вариант, в котором она выживает. Поверь, мне совершенно не нравится чувствовать себя третьей лишней в вашей семье, но, поверь, тебе не сдержаться. Я вижу множество вариантов будущего, но в каждом из них она мертва, если ты попробуешь прямо сейчас. Не обрекай себя на трагедию, подожди немного.

В горле встал комок, и я не знал, что ответить. Только закрыл глаза и медленно выдохнул, возвращая контроль над своими желаниями, которые с таким удовольствием несколько минут назад выпустил на волю.

Я сделал еще один вдох и выдох, испытывая жестокое разочарование от того, что не могу прямо сейчас получить все то, чего отчаянно хочу. Уверен, в данном случае Белла тоже не одобрит моего чрезмерно осторожного поведения.

- Молодец, - похвалила меня Элис, хотя я ни слова не сказал с начала ее монолога. Я скривился, когда она продолжила: – А теперь будь умницей. Сделай так, чтобы мне не пришлось снова звонить и смущать наставлениями. И не вздумай отключить телефон, – добавила она, как только я подумал это сделать.

Я закатил глаза, и Элис, хихикнув, сама положила трубку. В тот же миг я услышал на лестнице шаги, и сразу почувствовал боль от еще не прозвучавшего вслух отказа. Как я объясню это Белле? «Любимая, нам надо подождать…» Чего ждать, спросит она. Что я ей отвечу? «Белла, я могу убить тебя случайно», - подобная формулировка провоцировала внутри протест – даже предположение о подобном финале вызывало отвращение. И еще я не хотел ее напугать. Что если она предпочтет вообще никогда не пытаться, чтобы сохранить себе жизнь? Что если для нас двоих вообще нет будущего, в котором возникла бы интимная близость? Если Белла решит пожертвовать этой стороной отношений ради своей безопасности, то будет права.

Невыносимость и безвыходность положения вдруг нахлынула на меня, совершенно убивая все романтическое настроение. Мышцы сжались, в груди столкнулись два противоречивых желания: страсть и необходимость в защите. Я невозможно соскучился по любимой женщине, как любой нормальный мужчина. Но гораздо важнее было сохранить ей жизнь, обеспечить абсолютную безопасность.

Дверь открылась. Сияющая Белла, невероятно красивая, поразительно женственная, невыразимо привлекательная, возникла в проеме. Я вымученно улыбнулся в ответ на ее счастливую улыбку. Мне хотелось броситься вперед, сжать в объятиях, покрыть поцелуями ее доступное тело. Мышцы протестовали против контроля.

Белла не заметила моей борьбы, просто подошла, положила ладошки на мою грудь, заглянула в глаза с бесконечной любовью. Казалось невероятным, что предать ее доверие может быть так легко, как описывает Элис. Разве я способен всерьез навредить любимой? Разве могу лишить жизни самое драгоценное, что у меня есть?

Мои руки автоматически поднялись, легли на талию, сохранившую удивительную стройность, несмотря на перенесенную недавно беременность. Пульс горячей волной прошел сквозь мои ладони, добрался до горла, поджигая его. Еще не поцеловав, не ощутив на языке вкус, я уже знал, что мои глаза неукротимо чернеют. Только то, что я стоял против света, спасало меня. Белла не могла этого заметить.

Она зевнула. Я тут же вспомнил, что она всю ночь не спала. Спасение от трудного разговора, которого я хотел избежать, пришло с неожиданной стороны.
- Ты устала, - констатировал я с разочарованным облегчением. Осторожно придерживая рукой, повел Беллу в постель.
- А ты нет? – спросила она немного удивленно.

Нет.

- Совсем немного, - солгал я, не зная, пора ли говорить Белле правду о том, что мне вообще не надо спать. Я решил отложить и этот трудный разговор на следующий вечер. На два дня, на три. Навсегда.
- Ты уже был в душе? – устало спросила она, уронив голову на мое плечо и перебирая пальчиками по моей твердой коже. Ее теплые щекочущие прикосновения невероятно возбуждали. Да что там, меня возбуждало все, даже сама мысль о близости, которой не суждено сегодня состояться.
- Угу, – пробормотал я, тяжело выдыхая и отводя взгляд, чтобы отвлечься и сдержаться.
- Я быстро, - пообещала Белла и, покачиваясь от усталости, отправилась в душ. – Устраивайся пока.

Я посмотрел на готовую постель – она тянула и манила. Но правильно ли будет забираться туда? Если сейчас, когда на нас много одежды, я едва справляюсь с отчаянным желанием, что будет, если мы окажемся под одеялом, наедине? Так близко, что я буду чувствовать горячую кожу не только кончиками пальцев, но и всем телом? При мысли об этом у меня перехватывало дыхание, будто я снова был девственником, впервые дорвавшемся до возлюбленной девушки.

Что же Элис не предложила мне взять с собой какие-либо вещи, например, пижаму? Я слабо себе представлял, как в джинсах ложиться «спать». А ведь было крайне необходимо оставить между мной и Беллой хоть какой-то лоскуток одежды.

Беспомощно оглядевшись по сторонам и не найдя ничего подходящего, я обреченно стащил джинсы, но остался в футболке.

На счастье ли, или на удачу, Белла слишком утомилась за сегодняшний день, чтобы замечать мои страдания. Пришла из душа она, едва не падая с ног. Увидев круги под опухшими глазами, я тут же позабыл свои желания. Она человек, мне стоит помнить об ее естественных потребностях. Я протянул руку и помог ей забраться в постель, бережно укутал одеялом, проложив его между нашими телами для изоляции, – она так обессилела, что даже не заметила. Ее глаза медленно открывались и закрывались, веки тяжелели.

- Прости… - пробормотала она, с трудом поднимая ладошки на мои плечи – мы легли лицом друг к другу. – Кажется, я сейчас усну… Это был трудный день…
- Спи, моя хорошая, - я поцеловал ее горячий лоб, а затем кончик носа.
- И ты спи, - посоветовала она, удобно устраивая голову на моем плече и обвивая шею рукой так крепко, словно хотела убедиться, что я никуда не денусь.
- Ну уж нет, - улыбнулся я, совсем невесомо, незаметно касаясь поцелуем расслабленных губ, - лучше я буду охранять твой сон.

Белла не услышала. Она уже крепко спала. Совершенно без сновидений, - ее разум открылся для меня, но был пустым, без каких-либо образов. Там царили покой, теплая нега и умиротворение.

Чтобы дать Белле хорошенько отдохнуть, я отправился посидеть с Джонни сразу, как только он проснулся – это было семь утра. Мэгги безуспешно пыталась удержать его от побега, снова он колотил бедную женщину и кричал на нее, когда она его ловила, уговаривая остаться. Я появился как раз вовремя, преградив путь к лестнице, и Джонни, увидев меня, остановился, а Мэгги с благодарностью и уважением на меня взглянула. Из ее мыслей я узнал, что ей нужно освободить время для приготовления завтрака.

- Я послежу, - предложил я с приветливой улыбкой – был рад видеть сына, хотя он меня, судя по мрачному выражению, совсем нет. – Пусть Мел поспит еще немного.
- А ну-ка, маленький проказник, иди к себе играть, - Мэгги, взяв ребенка за крошечную ручку, повела его в детскую. Идя следом, я мог лишь вздыхать, что мне не позволено сделать то же самое. Хотя сегодня я ощущал себя немного лучше. Вчера я и сам боялся прикоснуться к сыну, хотя и очень хотел. Испытывал робость. Сегодня я начал привыкать к его существованию в моей жизни. Я чувствовал себя увереннее, чем вчера.

Мэгги завела несопротивляющегося, но молчаливого Джонни в детскую комнату и оставила его мне. Как только она удалилась в сторону кухни, я, потирая руки, с улыбкой прошел к игрушкам, которые накануне купил.

- Ты как хочешь, - сказал я с искренним энтузиазмом, игнорируя мрачный детский взгляд и надутые недовольные щеки, - а я буду играть, – и приступил к сборке большой железной дороги. Разложил детали прямо на полу, закатав ковер в угол, и стал по инструкции соединять детали. Увлеченный, я даже стал напевать нехитрую песенку, выдумывая ее на ходу. Слова и мотив приходили в голову сразу, а если не получалось, я останавливался на минуту, подыскивая подходящую рифму, а затем продолжал. С музыкальным сопровождением работалось веселее.

Дорога была пятиметровая, имела мост, развилку и даже «мертвую петлю». Когда я почти закончил соединять «кольцо», Джонни неохотно подошел с противоположного края. Сердито глядя на плавно изгибающиеся рельсы, он пнул их ногой, ломая мою чудесную конструкцию. Я закатил глаза, хотя хорошее настроение немного пошатнулось. Не знаю, насколько хватит моего терпения, на день или два. Потом, похоже, мне захочется заняться воспитанием упрямца, даже если я стану нравиться ему от этого еще меньше.

Не обращая внимания на сломанный дорожный путь, я вставил батарейки в главный поезд, присоединил вагоны и отправил игрушку на рельсы. Маленький электровоз, задорно жужжа, поехал на свой первый круг.

Джонни, позабыв про меня, следил за передвижением машины. Он заинтересованно вытянул губы, когда поезд подъехал к «оборванному» пути, и затем, когда паровозик перевернулся, отчаянно жужжа колесиками, показал на него пальцем и сказал удовлетворенно: «Та!» Наверное, это означало «так ему и надо», хотя я не очень был уверен.

Я думал, Джонни захочет повторить эксперимент. Или попросит починить. Или начнет ломать сильнее. Но он, потеряв интерес к железной дороге, отвернулся и отошел, выбирая, какая игрушка ему милее.

Я отключил паровозик, а когда самодостаточный и не нуждающийся в чьей-либо опеке мальчик уселся раскрашивать цветными карандашами черно-белые картинки, занялся починкой мачты упавшего кораблика. Нашел детский клей и аккуратно обмазал им треснутое дерево, соединил вместе, поставил сохнуть на окно, поглядывая на голубое небо. Сегодня опасный для меня день, ни облачка. Детская находилась на западной стороне дома, но в восточной комнате Беллы я должен быть осторожен. И я надеялся, мне не придется сегодня выходить на улицу, это было бы проблематично.

Джонни, бросив рисование, вернулся к груде купленных игрушек, а я усиленно не замечал его интерес, боясь спугнуть. Когда же мальчик вновь направился к двери, набрав полные руки, я тут же вырос перед ним, преграждая дорогу. Цокнул языком, разочарованно качая головой, - надеялся, что Джонни захочет поиграть, а не сплавить вещи, позлив деда. Я не собирался позволять сыну продолжать бессмысленные и опасные для жизни и здоровья провокации.

Джонни, увидев меня перед собой, тут же остановился. Его взгляд стал хмурым и неодобрительным.

- Нельзя бесить дедушку, - терпеливо, но твердо сказал я.

Джонни опустил руки, как будто он ни при чем, и игрушки усыпали пол. Его лицо приобрело вороватое выражение, ведь я поймал его с поличным, можно сказать.

Затем Джонни шагнул к двери, неуверенно обходя меня стороной.

- Поиграй тут, - попросил я доброжелательно. – Позволь маме отдохнуть.

Джонни не отреагировал, толкнул дверь и вышел в коридор. Вот упрямец.

Я вздохнул, пытаясь себе представить, что будет, если я возьму ребенка на руки. Мне ни в коем случае не хотелось напугать его, а еще страшнее было навредить, если он начнет брыкаться и толкаться. Я ведь мог случайно не рассчитать силу. Поэтому я решил позволить ему немного пройтись в надежде, что он направится не к Белле, и мне достаточно будет просто оставаться на расстоянии, не вмешиваясь и ни к чему не принуждая.

Я немного напрягся, когда ребенок поднялся на один лестничный пролет, попеременно глядя то на меня, то на комнату Беллы. Я покачал головой, возражая против того, чтобы он будил мать.

Но еще сильнее я напрягся, когда сын стал подниматься выше – к кабинету банкира. Джонни знал, что я иду следом, но это не остановило его. Мне стало любопытно, что он сможет придумать, как навредничать. Поэтому я тихонько шел следом, наблюдая и не мешая.

Упорный мальчуган снова передвигался к кабинету банкира короткими перебежками, как настоящий партизан. Обозленный дед с той стороны двери ждал, затаившись, как ядовитая кобра. Я покачал головой: ну, ладно, ребенок, он маленький, не знает, что делает. Но игры старика, его желание напугать, проучить внука, как будто тот взрослый и все понимает, мне совершенно не нравились.

Джонни застыл возле двери кабинета, прислушиваясь. Тихонько зашуршал. Нечем было злить деда, игрушек-то не было. Придется вернуться ни с чем.

Спрятавшись за выступом, я не мог разглядеть, что именно он делает. Зато мог отлично почувствовать распространяющийся запах и услышать звук характерного журчания. О, ч-черт…

От шока я закрыл лицо руками, ругая себя за недальновидность и за то, что недооценил мальчика. Лишившись привычного средства раздражения, Джонни не растерялся и решил использовать кабинет деда как туалет…

И тут же Бернард Чефалу резко распахнул дверь, полный решимости схватить наглеца. Из его уст посыпались грязные ругательства, кровожадные обещания боли и мести, которые сложно было даже представить по отношению к маленькому ребенку. Раздался торопливый топот маленьких ног, вслед быстро забухали большие. Джонни шустро пробежал мимо меня, и в это же мгновение я шагнул в коридор, вырастая перед Чефалу. Он мощно налетел на меня, ударился о грудь и, тяжело крякнув, неуклюже отшатнулся. Его омерзительное лицо было искажено от ненависти, пальцы, будто когти, вытянуты вперед. Его мысли были настолько жестокими, что мое сознание заполыхало, объятое красным пламенем.

Маленькие старчески-желтоватые глазки банкира, суженные от злости, расширились, наполнились мелочным, жалким страхом человека, пойманного на ужасном преступлении и знающего, что неправ: он не думал, что кто-то помешает в его коварных планах. Он был осторожен и не ожидал, что подлые замыслы когда-либо будут раскрыты. И что у мальчика появится защитник. Паника исказила его первоначальные мотивы, вспыхнувшее ниоткуда чувство вины превратило обвинения в оправдания:
- Выблядок нассал возле моей двери!!! – завизжал он, показывая на ребенка пальцем.

Я знаю.

- Выблядок?.. – повторил я голосом, полным смертоносной угрозы. Мышцы моего лица свело от леденящей кровь ярости.

Банкир задохнулся и замолчал. Его рот открывался и закрывался, но страх справедливого возмездия за многократно сделанную ребенку подлость не позволял озвучивать ругательства вслух. Мерзавец был смелым лишь до тех пор, пока оставался безнаказанным. Его уверенность в превосходстве сильного над слабым разбилась о монолит моей груди.

- Этот… - банкир не мог переломать себя, заставить вслух выговорить слово «ребенок», спотыкался, давился собственным ядом. Лицо побагровело от попыток договорить до конца и понимания своей неправоты, от ужаса, что его поймали на неблагородном, преступном деле, за которое придется отвечать. – Твой…

«Маленький ублюдок, чертова мразь, невыносимая дрянь…»

- Я слышу, - прорычал я еще одно предупреждение и вздрогнул: что-то осторожно коснулось моей левой штанины, крошечные ручки обхватили колено, резко вернув меня в реальность. Мы не одни.

Банкир опустил взгляд, его глаза метали молнии, злость бесполезно рвалась изнутри, но не могла пробиться сквозь мою защиту. Словно я создал вокруг себя невидимое кольцо, через которое чувство самосохранения не позволяло банкиру двигаться, если он хочет выжить. Моя вампирская натура все же действовала на него, нужно было лишь посильнее разозлиться.

«Отдай мне его!» - кричал его взгляд, его мысли. Сознание отравила досада на несбывшиеся подлые замыслы, чувство абсолютнейшего и безоговорочного поражения. Ужас передо мной, перед заслуженным наказанием. Нежелание чувствовать себя виноватым, отвечать за отвратительные поступки.

- Он… - банкир отступил, запинаясь на полуслове. Страх вынуждал его оправдываться, перекладывать собственную старческую проказу на ребенка: жалкие попытки скрыть позор, подавить чувство вины, которое он не привык испытывать: – «Его надо учить уважению! Поскудыш шастает сюда как на работу!»
- И дальше что? – мрачно пригрозил я, и банкир снова отступил, спиной двинулся к кабинету, спасаясь позорным бегством. Его лицо пошло багровыми пятнами, наполовину от кипящего гнева и острой досады на невозможность довести начатое до конца, наполовину от крайне смущающего для него стыда, который он не ожидал почувствовать.
- Она его что, вообще не воспитывает?! – сдался он и пошел на попятную, бормоча слова таким голосом, которым озвучивают извинения. Развернулся и поспешил прочь, качая головой, почти взрываясь от переполняющих противоречивых эмоций. Я остался стоять, долго глядя ему вслед, даже когда он захлопнул дверь кабинета – не просто прикрыл, а запер на ключ, небезосновательно опасаясь того, что я направлюсь за ним следом и поквитаюсь каким-либо образом. Он больше никогда не осмелится причинить вред ребенку. Пока я здесь, банкир будет прятаться от меня, боясь жестокого возмездия. Трусливый подонок.

Я посмотрел на сына с обожанием – он выглядывал из-за моей ноги, выражение личика было суровым и отнюдь не испуганным. Могу поклясться, была б в его руках игрушка, он бы еще и кинул ее в спину уходящему деду.

- По, по, по, - повторял он торжествующе, как будто победа осталась за ним.
- Не ругайся, - покритиковал я тихо, - не становись, как он. Он не плохой, просто старый и больной на всю голову.
- Ста! Бо! - повторил Джонни так, словно был абсолютно со мной согласен.

Не было ничего естественнее, чем наклониться и взять сына на руки – это произошло само собой, не пришлось прилагать никаких усилий, беспокоиться о том, что наврежу, или раздумывать, как сын отреагирует. Я просто прижал его хрупкое тельце к своей сильной груди, будто уже делал это ежедневно в течение месяцев, и понес в детскую комнату, где Мэгги организовывала завтрак. Мы обменялись всего одним коротким взглядом – я посмотрел на сына с трепетной теплотой, Джонни спокойно и без прежнего неприятия, позволяя себя нести. Это был переломный момент, когда мы оба, и я, и он, приняли друг друга по-своему. Моя линия судьбы прочно переплелась с его жизнью, сердце расширилось, чтобы вместить еще одного человека, любовь заполнила каждый свободный уголок, поделила пространство наравне с чувствами к Белле. Джонни перестал видеть во мне злодея и пытался понять, кто я в самом деле, что буду значить в дальнейшем. Думаю, он начал больше мне доверять.

- Оставь нас, - попросил я Мэгги, когда она вкатила в детскую тележку с едой. – Я сам им займусь.

Усомнившись, что у меня получится накормить Джонни, Мэгги, однако, не стала возражать, полагая, что я обращусь к ней за помощью, когда исчерпаю терпение. Но я не собирался заставлять сына есть. Вместо этого я поставил перед ним тарелку и дал в правую руку ложку. Джонни посмотрел на нее как на инопланетный предмет. Очевидно, что до этого мгновения никто и не пытался учить его пользоваться столовыми приборами. Зачем, если вокруг столько нянек.

- Ешь, - сказал я, пальцем опуская ложку к тарелке с кашей.

Джонни капризно скривил губы:
- Мама?..
- Мама спит, - проинформировал я. – Тут только я.
- Мама! – требовательно повторил Джонни, показывая на выход из комнаты.
- Не-а. Придется поесть самому. По-моему, ты уже взрослый.

Если ребенок чувствует себя достаточно взрослым, чтобы играть в душещипательные игры с терпением безумного деда, то осилить кашу не станет проблемой.

Сын, хмуро глядя на меня, показал на булочку:
- Буку!

С этим я решил не спорить:
- Хорошо, - и покрошил булочку прямо в кашу под изумленным взглядом ребенка. Не прошло и пары секунд, как он неохотно, но все с большим энтузиазмом начал есть. Его щеки, нос и даже шея и ухо при этом испачкались в каше, когда он неуклюже промахивался мимо открытого рта. Но чем меньше у него получалось, тем упрямее он учился, сдвигая бровки и борясь с ложкой как с личным врагом.

Вскрик Беллы за спиной застал меня врасплох, так сильно я был увлечен наблюдением за сыном. Она решительно напугала меня, подбегая к столику и выхватывая у Джонни ложку.

- Ты что?! – закричала она на меня. – Ему еще рано! Посмотри, он весь измазался!

Ее возмущенный взгляд привел мня в полнейшую растерянность, я не понял, отчего взялась истерика, что сделал не так.

Джонни был со мной полностью солидарен.
- Одяй! Одяй! – завопил он сердито, перегибаясь через столик и крепко хватая маму за ткань пушистого халатика. Белла шокировано на него оглянулась.
- Отдай ребенку ложку, - придя в себя, с улыбкой попросил я.
- Одяй! – заверещал Джонни еще сильнее и ударил маму по бедру. – Одяй!

Белла посмотрела на меня так, будто я испортил ей сына. Но в ее взгляде уже сквозила неуверенность.

- Каша – не грязь, - улыбнулся я, пытаясь повлиять на ее плохое настроение и уговорить сменить гнев на милость, - отмоется.
- Одяй яю локу! – выговорил Джонни целое предложение, дергая маму за полу халата, и Белла сдалась. Она шокировано смотрела, как в момент успокоившийся мальчик заинтересованно зачерпывает кашу и подносит ко рту. Белла протянула руку, намереваясь помочь, чтобы он не промахнулся, но я остановил ее.
- Пусть учится.

Белла открыла рот с удивлением. До нее дошло, наконец, что Джонни не просто ест сам. Он ест ненавистную кашу, причем, с очевидным удовольствием.

- Как тебе удалось? – прошептала она, боясь даже пошевелиться, чтобы не сглазить удачу.

Я пожал плечами:
- Я просто позволил ему самостоятельно разбираться с этим.
- Креативненько, - согласилась Белла, вздрогнув и поморщившись, когда Джонни залепил себе кашей в глаз. Она дернулась было помочь, но я потянул ее назад, решительно усадил к себе на колени. Сын взглянул на это без скандала – был слишком занят новым умением или же начал привыкать. Белла вздохнула, ее напряженные плечи расслабились, и она прильнула ко мне, наслаждаясь мгновением. Мы оба нуждались друг в друге, даже минуты, проведенные раздельно, казались часами.
- Я хотел дать тебе подольше поспать, - пробормотал я, крепко ее обнимая. Горячее тепло обволокло каждый мой нерв, запах защекотал ноздри, зажег горло. Но это было пламя другого голода – жажды прикосновений.
- Я проснулась сразу, как ты ушел. Теперь, когда ты здесь, я хочу всегда быть рядом. И остро чувствую, если ты исчезаешь, - тонкие пальчики пробежались вдоль моего предплечья, зажигая и на коже огонь. Я вздохнул от необходимости сдерживать себя. Закрыл глаза, втягивая вкуснейший аромат возле шеи. Кожа Беллы немедленно покрылась мурашками от удовольствия. Хотелось продолжать, ни на секунду не останавливаться, увеличивать возбуждение. Но я вынужден был помнить о контроле. Распахнул глаза, встретившись взглядом с сыном: он перестал жевать и смотрел на меня. Но пока не сердился. Несмотря на то, что я очень даже активно трогал его мать.

Пользуясь благосклонным настроением ребенка, я привлек Беллу еще ближе, нежно перебирая длинные пряди мягких волос. Джонни внимательно следил за моими действиями, как за увлекательной новинкой. Зачерпнул еще одну ложку каши, отправляя ее в рот, и я понял, что обнимать Беллу мне теперь официально позволено.

- А ты выспался? – пробормотала Белла сонно, полностью расслабившись в моих руках. Голос у нее был счастливый.

Я подумал, что этот момент ничуть не хуже других для рассеивания завесы тайны.
- А мне не надо спать.
- Вообще? – Белла застыла. Ее сердце пропустило удар, а затем ускорило ритм. Я ласково погладил ее предплечье, чтобы она успокоилась.
- Сон нужен для того, чтобы восстановить потраченные за день силы. Зачем сон тому, кто никогда не устает? Я - вечный двигатель.

Белла помолчала немного, раздумывая над сказанным. Я был рад, что она осталась в моих объятиях, не сбежала на расстояние.

- Может, тебе тогда и есть не надо? – предположила она проницательно.
Я улыбнулся ее догадке:
- Не надо.
- Что, совсем? – Она подняла голову, в ее голубых глазах светилось потрясение.

Я замялся, вопрос содержал некоторый подвох: я не нуждаюсь в еде, но ведь я испытываю жажду, мне нужна кровь, чтобы оставаться сильным и уравновешенным. Так что, утверждая, что мне вообще не надо есть, я отчасти лгал. Пользовался неточностью формулировки.

Но пока я не осмелился сказать правду, чтобы не напугать любимую:
- Никогда.

Белла не убежала. Медленно приподняв руку, она разгладила край моей футболки, нежно касаясь обнаженной кожи. Опустила глаза, чтобы скрыть эмоции, лишь сердце выдавало ее испуг.
- Не спишь и не ешь, сильный и быстрый… - Она не договорила, но я прямо-таки видел, как шестеренки в ее голове стремительно двигаются, когда она пытается понять, кто я такой. Воображения ей явно не хватало, чтобы представить вампира.
- И бессмертный, - напомнил я ей с самой завораживающей улыбкой. Мне очень бы хотелось быть уверенным, что когда она узнает всё, то не убежит. Не будет кричать от ужаса, шарахаться от моих поцелуев и бояться чернеющих глаз. Видя спрятанный взгляд и слыша быстрое сердцебиение, я понимал, что сейчас пока еще слишком рано для откровений. Как это ни печально, придется подождать.
- Все это так таинственно, - признала Белла тихим шепотом, лаская мою кожу на запястье.
Я переплел наши пальцы:
- Рано или поздно ты догадаешься, - пообещал я. – Или я сам тебе скажу, как только пойму, что ты готова.

Белла промолчала, но я почувствовал жар, которым внезапно полыхнула ее кожа. Это был страх, такой очевидный, что я не решился продолжать. Время для страшных признаний еще не пришло, и я готов проявить терпение. Хрупкая психика любимой не должна пострадать.

На сегодняшний день была запланировала встреча Беллы с ее личным стилистом, чтобы подобрать подвенечное платье. Оно не будет пышным, даже наоборот, должно быть скромным – того просил банкир, надеясь этой незначительной мелочью испортить дочери настроение. Глупец не понимал, что мы могли бы обвенчаться даже в джинсах. Но Белла с улыбкой сообщила мне, что готовит сюрприз, и я не стал возражать.

- Ты ведь не собираешься подсматривать? – намекнула Белла о традиции, по которой жених не должен видеть платье невесты до свадьбы.

Винценто должен был прибыть с минуты на минуту, а я все еще ошивался в нашей комнате, прячась в тени. Мэгги внизу одевала Джонни для прогулки, и я совершенно не знал, чем себя занять на то время, когда придется выполнить просьбу любимой и уйти в другую комнату. Смогу ли удержаться от искушения заглянуть в мысли стилиста?

- Почему бы тебе не подменить Мэгги? – предложила Белла, раздвигая шторы, и яркий солнечный свет залил все вокруг – пол, стены, предметы мебели, - заставив меня отшатнуться благодаря выработанной привычке. – Утром у тебя неплохо получилось. Гулять с Джонни не сложно, я расскажу, куда идти… - Белла растеряно оглянулась, найдя меня возле дальней стены – там, куда не доходил яркий свет из окон.

Я сжал переносицу пальцами, мучаясь от сомнений. Показать или нет? Моя кожа, сверкающая в солнечных лучах, скажет Белле о нечеловеческой природе больше, чем любые слова. Понятие «бессмертный, сильный и быстрый» несколько абстрактны. Другое дело убедиться воочию, что я не такой, как все. К тому же, меня мучила необходимость соблюдать правила вампирского мира, за знание которых Белла могла пострадать, теоретически. Если я планировал сделать ее вампиром, это, конечно, не имело особого значения…но если она не захочет, раскрытие тайны может повлечь ряд проблем.

- Что с тобой?.. – голос Беллы упал, наполнился грустью. Мой телефон молчал, и я решил, что это добрый знак.
- Закрой, пожалуйста, шторы, - попросил я для начала, не хватало еще, чтобы сюда кто-то не вовремя вошел.
- О…

Понятия не имел, что означал этот короткий возглас, но то, как быстро Белла вернула темноту назад, позволило мне надеяться, что она готова войти в любое мое положение. Причем без лишних вопросов.

Я медленно приблизился, ища признаки страха. Их еще не было, только сочувствие моей беде, хотя она даже не предполагала, с чем все это связано.

- Прости?.. – шепнула она, участливо обвивая мою шею руками, когда я обнял ее за талию. Белла пытливо искала ответ в моих глазах. Наверняка выдумывала разумное объяснение, название какой-нибудь известной болезни… Я тяжко вздохнул.
- Белла, - я начал с главного, с того, о чем должен был сообщить сразу, как появился, о правилах, которые обязан соблюдать. – Есть вещи, которые трудно объяснить…

Ее зрачки расширились в испуге, и она сглотнула, стараясь выглядеть сильной. Но я-то знал, отчего сердце так затрепетало в груди.

- И не нужно… - успокоила меня она. – Не хочешь – не говори. Просто дай знать, что необходимо – так и сделаю. Ты прячешься от солнца, да? Оно вредит тебе…

Мы стояли возле самых штор, подсвеченных и оттого интенсивно-оранжевых. Жар равномерно обволакивал левую сторону тела, создавая сильнейший контраст для пальчиков, поглаживающих мою ледяную кожу. Было невыносимо смотреть в глаза, наполненные искренним переживанием за мое здоровье. Хотелось все послать к чертям и просто сказать правду, разом ответить на все вопросы.

Я поджал губы, раздраженный необходимостью действовать постепенно. Аккуратно пальцем оттянул штору в сторону и позволил лучу скользнуть по тыльной стороне руки. Белла вздрогнула от яркого всполоха бриллиантовых искр и отступила на шаг, чтобы лучше видеть.

- Солнце мне не вредит, - сказал я на всякий случай, чтобы развеять сомнения. – Но оно показывает, что я не человек.

Высунув руку чуть дальше, я позволил засверкать и предплечью, внимательно следя за реакцией девушки. Белла недоверчиво качнула головой, приоткрыла рот в изумлении. Нахмурилась. Наклонилась, чтобы разглядеть получше. Ее пальчики проследовали по линии моей руки, нежно лаская кожу, и я вздохнул от дрожи, которую эти прикосновения вызывали. Рот наполнился ядовитой слюной, отравляя романтическое настроение и напоминая, почему мне нельзя просто откинуть контроль и насладиться мгновением. Проклятая жажда.

Я встретился с потрясенным взглядом и виновато улыбнулся. По лицу девушки нельзя было прочитать, боится ли она, а ее мысли, как назло, были закрыты. Особенно сейчас, когда она нервничала, я мог представить, как зеркальная защита ее внутреннего мира готовится жестко отбросить любого, посмевшего заглянуть.

Белла потянула за ткань, чтобы солнце осветило всю мою фигуру, и шокировано уставилась на мое сияющее лицо. К моему облегчению, в ее глазах вместо страха медленно отразилось восхищение. Ладошки скользнули по щекам, и я с обожанием привлек любимую в объятия. Так нас и застал шум внизу: лай собаки, скрежет открывшихся ворот, мотор автомобиля.

Реакция Беллы меня удивила и порадовала – она резко задернула штору и толкнула меня вглубь комнаты.
- Тебя не должны видеть таким, - заключила она, нервно разглядывая солнечные узоры на полу – приглушенные тканью портьеры, они не угрожали. В тени я снова стал похож на обычного человека, только немного бледного.
- Не должны, - согласился я. – Людям нельзя знать о нашем существовании. Такое правило.
- Правило? - Глаза Беллы испуганно сверкнули по сторонам, будто она искала для меня укрытие, готовая запихнуть в первый попавшийся шкаф, если возникнет такая необходимость. Я улыбнулся: ее забота очень мне понравилась.
- Не волнуйся о таких мелочах, я умею следить за этим. – За полтора года я вполне освоился, привык мониторить окружение, хотя Элис частенько приходилось напоминать мне об осторожности, о которой я любил забывать.

Глаза Беллы сузились: она мне не поверила.

- Держись в тени, - взволнованно предупредила, слыша, как и я, голоса на первом этаже и шаги на ступеньках.
- Слушаюсь, мамочка, - усмехнулся я, но моя шутка не произвела на Беллу никакого впечатления, не изменила озабоченного выражения лица.
Даже наоборот, рассердила:
- А кто следит за правилами?

Ну конечно, из всей новой информации она выудила только это, словно опасность шестым чувством чуяла. Я закатил глаза, отходя к двери. Собирался уйти и побыть в детской, на западной стороне дома, в безопасности, раз уж на платье мне посмотреть не позволено.

Белла дернула меня за руку, нагоняя.
- Эдвард… - волнение в ее голосе было очевидным, она ловила мой взгляд, требуя внимания. – А если узнают? Ты так много мне рассказал… они отберут тебя у меня?

Странное умозаключение. Скорее уж, это ей грозила опасность, если они узнают.

- Пока ты молчишь, никто не узнает, - попытался я ее успокоить, сожалея, что разговор свернул в неправильное русло.

Я хотел всего лишь понемногу раскрывать свои секреты, позволяя Белле привыкать к новому миру, в котором ей предстоит жить. Но не ожидал, что это повлечет за собой страх за мою безопасность. Мне казалось, что упоминания о бессмертии будет достаточно, чтобы перестать беспокоиться за мою жизнь.

- Я буду молчать, - пообещала она с жаркой готовностью, как будто я мог усомниться в этом.

Элис просила меня удостовериться, что Белла сможет хранить тайну? Так вот, просить об этом даже не понадобилось, Белла и без разъяснений, сама все поняла.

- Но папа, - неожиданно напомнила она, хмуро на меня глядя, - он очень внимательный. Что знает он?

Меня удивил ход ее мыслей. Хотя Белла права: я должен держать ее отца на контроле, вдруг ему вздумается поразмышлять на тему моего воскрешения.

- Ничего он не знает, - поклялся я.

Да, видел, как я сломал фигурку коня, но это говорит только о силе, не раскрывая ее причины. Что касается воскрешения, то мы уедем раньше, чем он сможет что-то накопать.

Белла качала головой в неверии.
- Не стоит недооценивать его, - прошептала она. – Чефалу – не дурак. И если он поймет, что это твое слабое место… - Белла сглотнула.
- Обсудим позднее, - пообещал я, наш странный разговор прервал стук в дверь и высокий певучий тенор:
- Мелисса? Можно войти?
- Входи, Винценто, - крикнула она, заставив меня нахмуриться. Почему стилистом оказался мужчина? Я обернулся, чтобы оценить и поприветствовать его… и мгновенно превратился в камень...

Прямые светлые волосы образовывали творческий беспорядок на голове, одна прядь длиннее и светлее прочих. Невысокий и худощавый, он вошел в комнату, как в свою, с широкой улыбкой человека, бывающего здесь регулярно. Воспоминание о его лице, как вспышка, полыхнула в моем сознании, причиняя ужасную боль: объятия, скрытые толстой портьерой, балкон… Все было нечетким, и я находился снаружи, сидел на земле и видел издалека, через бинокль, но это точно был он – тот самый мужчина, который однажды меня разрушил. И даже несмотря на размытость воспоминания из человеческой жизни, я чувствовал, какую боль он тогда мне причинил, сколь сильную ревность вызвал и в какое отчаяние отправил.

Мой тяжелый взгляд вмиг стер улыбку с миловидного лица блондина. Золотистого цвета спортивная сумка в его руках задрожала, а глаза расширились и стали круглыми от испуга. Он отшатнулся к противоположной стене, едва не перевернув по пути столик на колесиках и поглядывая на Беллу в поисках спасения.

Я сделал шаг вперед, но был остановлен Беллой, дергающей меня в обратном направлении. Ее голос звенел в моей голове, едва достигая сознания:
- Да что с тобой, пойдем вниз. Винценто, это Эдвард. Эдвард, это всего лишь Винценто, я тебе говорила о нем…

Всего лишь?..

- Привет, - белобрысый молодчик выдавил из себя неестественную, похожую на девчачью улыбку и нервно помахал мне рукой издалека, соблюдая дистанцию и даже вставая так, чтобы между нами оказался пуф. Как будто эта смешная преграда могла спасти его.

Я оскалил зубы. Воспоминания убивали меня, рот наполнился смертоносным ядом, ревность судорогой свела грудную клетку. Я с трудом перевел внимание на Беллу, озабоченно дергающую меня прочь из комнаты. Напряженно я сделал шаг к двери, стараясь не думать о мести и немедленной расправе над соперником, борясь с желанием свернуть тощую шею.

Белла выдохнула, когда я вышел из комнаты и последовал за ней по коридору. Только ее теплая рука удерживала меня сейчас в человеческом облике, только ее голос заставлял двигаться вперед, - мои мышцы были напряжены для борьбы, а зубы стиснуты на воображаемом горле.

- Что случилось, объясни мне, - удивленно требовала Белла ответ, с явным облегчением таща меня вниз по лестнице. – Винценто – друг, и знает меня с детства. Он хороший.
- Твой стилист – мужчина, - прошипел я, слишком ярко представляя, как он будет трогать мою Беллу, замеряя нужный размер. Как же я раньше об этом не подумал? – Ты будешь перед ним раздеваться!

Белла резко остановилась, и я натолкнулся на нее, сбив с ног, - успел подхватить в последнее мгновение. Ярость сжигала, и пришлось приложить немалые усилия, чтобы не ранить любимую. Я с трудом вдыхал и выдыхал через нос, тщетно пытаясь успокоить рвущуюся наружу ревность.

Взгляд Беллы был… слишком спокойным, немного растерянным, слегка недоуменным. Неужели это для нее так просто – обниматься с другим, а затем вот так просто смотреть мне в глаза, будто ничего не случилось? Мне хотелось схватить ее в охапку, отнести к Калленам и приковать наручниками к батарее, чтобы удержать рядом с собой и не подпустить к ней вот таких «друзей», имеющих свободный доступ к телу в любое время…

- Эдвард, ты что… ты ревнуешь? – непонимающе пробормотала она.

И это еще слабо сказано. Я хотел убить его за все, что он мне сделал. Разорвать на куски.

- Ревную, - подтвердил я с рычанием.

Красивые брови Беллы взлетели вверх. Несколько секунд она словно не могла поверить в это, а потом… улыбнулась. Ей смешно?! Теперь я хотел убить и ее тоже, хотя это, конечно, не входило в настоящие планы. Просто я был зол, - до такой степени, что мог бы за минуту разворотить половину дома, не оставив целым даже кирпичика.

- Эдвард, - позвала она, ее горячая ладошка скользнула по моей напряженной шее, утешая, - он друг семьи, мой работник и он… - она хихикнула, вызывая новый приступ ярости, который я не мог подавить, - гей…
- А?.. – Я открыл рот, до меня не доходил смысл сказанного, не так быстро. – Он что?.. Он гей?!
- Да, точно, - смеясь, она потащила меня дальше, и я на ватных ногах последовал за ней. Кажется, с тех пор как я оказался в этом доме, сюрпризы преследовали меня за каждым поворотом, шокируя снова и снова. Гей… черт подери. – Неужели ты думаешь, что папа с его параноидальным контролем подпустил бы ко мне кого-то другого?
- Гей… - выдохнул я с огромным облегчением, чувствую, что могу, наконец, дышать. Ревность отпустила, и паззлы вновь перевернулись вверх тормашками, создавая новый узор. Какие еще ужасные ошибки я принес из человеческой жизни, которые теперь оказываются не тем, что я считал?

Белла завела меня в детскую и обняла за шею, глядя ясными влюбленными глазами, в которых все еще плясали искорки веселья. Я смущенно улыбнулся, признавая, что был неправ и напрасно впал в бешенство.

- Ты такой забавный, когда ревнуешь, - усмехнулась любимая, поднимаясь на цыпочки и целуя мое лицо. Я закрыл глаза, наслаждаясь горячими успокаивающими прикосновениями.

А затем она убежала наверх, предварительно взяв с меня обещание не подглядывать и поклявшись, что не станет раздеваться догола. Но еще до того, как она вернулась в свою комнату, я находился в голове перепуганного насмерть Винценто. Его била нервная дрожь, а в памяти запечаталось мое искаженное злобой лицо и страшный черный взгляд.

- Боже мой, кто это был, Мелисса? – пискнул он раздавлено, как только широко улыбающаяся девушка появилась в дверях.
- Это он, Винс, отец Джонни, - заговорщицки шепнула Белла. Она общалась с ним даже не как с другом, а как с подружкой, и самое интересное, что ее ощущения он полностью разделял – ему хотелось поболтать и посплетничать. По крайней мере до того, как он увидел меня… теперь, конечно, баловство вылетело у него из головы, он мог думать только о том, как ему страшно.
- Тот самый? – Винценто тоже понизил голос, а когда Белла кивнула, его челюсть отвисла. Он думал, что я тот, кого Бернард Чефалу прочил ей в мужья, но, как и Мэгги, не ожидал, что я окажусь похитителем из далекого прошлого.

Ему понадобилось время, чтобы прийти в себя. Попутно он вынимал из сумки готовые эскизы платьев, но я пока не нарушал традицию, потому что думать о них он и не пытался, - слишком был занят раздумьями обо мне. Его потрясение снова сменилось нервной дрожью.
- Умеете же вы выбирать себе мужчин, мало вам отца, - поделился он, думая обо мне с пробирающим насквозь ужасом. – Вам бы кого помягче да подобрее…
- Джон очень хороший, - уверила Белла, не замечая в задумчивости, какого страха я нагнал на ее дорогого стилиста. – Он просто немного… ну, приревновал.
- Хороший? – Винценто покачал головой в полной растерянности, гадая, не двинулась ли Мелисса умом. – Я думал, он убьет меня на месте. А этот его сатанинский взгляд… до сих пор сердце колет, - закатив глаза, блондин картинно приложил руку к груди, в котором стремительно билось сердце.

Нужно будет найти в себе силы извиниться и попробовать исправить сложившееся впечатление.

- Зато теперь понятно, в кого ваш сын такой суровый, - рассудил Винценто, чуть успокаиваясь по мере того, как время проходило. – Да и с мистером Чефалу нельзя быть слабым, вмиг сломает. А этот Джон… пожалуй, может дать достойный отпор. Как вам удалось уговорить отца на это? Хотя… не надо, не объясняйте, я не хочу этого знать. – Он передернул плечами, прокручивая в голове варианты того, как я мог заставить Чефалу поступиться убеждениями. Ни один из них и близок не был к реальной правде, но некоторые мне даже польстили. По мнению Винценто, я был куда страшнее банкира. И выбрав меня, Мелисса меняет одного тирана на другого.

Блондин наклонился к Белле, разговаривая шепотом. Через его зрение я видел сияющие глаза девушки, мечтательное выражение ее лица.
- Но будете ли вы с ним счастливой? Он действительно тот, кого вы хотите?
- Конечно, да, - без колебаний ответила девушка, схватив Винценто за ладонь, отчего у меня из груди невольно вырвался рык. Но я постарался подавить злость, напоминая себе, что этот жест всего лишь дружеский.

К чести стилиста, это прикосновение и вправду не вызывало в нем никакого неправильного отклика, даже наоборот – первое, о чем он подумал, так это о том, что теперь ему стоит соблюдать дистанцию во избежание недоразумений. Он не хотел пострадать от приступа моей бешеной ревности. Поэтому незаметно высвободил руку и отодвинулся на расстояние. Я удовлетворенно ухмыльнулся.

- Значит, мы с вами больше не увидимся? – Винценто надул губы совсем как девчонка, и я покинул его разум, так его мысли неуклонно приближались к цели визита. Я же обещал не подглядывать. Вздохнув, я постарался отрешиться от звуков в комнате Беллы и расслабиться в ожидании возвращения сына…