Эпилог

КАЖДОЙ ТВАРИ ПО ПАРЕ
или
ПЛОДИТЕСЬ И РАЗМНОЖАЙТЕСЬ

Часть 1

1 сентября 2061 года

     Я проснулась в ту же секунду, как Фрэнк осторожно переложил меня со своей груди и встал с кровати. А поскольку он так старался меня не будить, то я продолжила усиленно «спать», прислушиваясь к его шагам и шороху в углу комнаты. Через некоторое время у меня над ухом раздалось негромкое:

     – Мамочка, мы кушать хотим.

     Открыв глаза, я улыбнулась своим любимым мужчинам, большому и маленькому, причём первый держал второго в протянутых ко мне ладонях, в которых кроха Люк лежал, как в колыбели. Усевшись поудобнее, я взяла на руки своё сокровище, уже недовольно кряхтящее и чмокающее, в ожидании завтрака, и приложила к груди. Малыш тут же присосался к источнику пищи и притих, а я с улыбкой разглядывала крохотное, но крепкое тельце в одном памперсе – любую другую одежду и пелёнки он рвал, для памперсов пока координации не хватало, но вскоре он и до них доберётся.

     Светлый пушок на головке, родинка над уголком рта, ярко-синие глазки – этот цвет у него с самого рождения, никакой невнятной голубизны человеческих новорожденных, – и уже сейчас идеально прекрасные черты лица, показывающие, что вырастет он копией папочки, только цвет волос будет моим.

     – Мне кажется, он ещё немножко подрос, – прошептала я, любуясь нашим с Фрэнком творением.

     – Конечно, подрос! – согласился со мной мой любимый муж. – Совсем большой у нас с тобой сынище. Месяц – это очень солидный возраст, скоро в школу, а там и колледж не за горами. Э-эх.

     Он тяжело вздохнул и смахнул несуществующую «скупую мужскую слезу».

     – Как ты его услышал? – поинтересовалась я. – Он ведь даже вертеться ещё не начал, не говоря уж о том, что не заплакал.

     – Он позвал меня.

     – Уже? Так рано?

     – Я же говорю – совсем взрослый. Но вообще-то это не был зов в прямом смысле. Я проснулся от дикого голода и ощущения мокрого памперса на заднице. Учитывая, что спал я голым, чувство было... необычным, как минимум.

     – Поразительно! – покачала я головой, с восхищением глядя на своего талантливого сына.

     Маленькие гаргульи слышали родителей, в основном, конечно, отцов, с рождения, но сами начинали отвечать в возрасте трёх месяцев или старше, как правило, это был мысленный плач. Научившись этому способу общения, малыши практически переставали плакать вслух, и это было очень удобным – смертные мамы могли спокойно спать, пока бессмертные папы вскакивали к малышам по ночам.

     Всё это я узнала, став мамой, и хотя мне требовалось в два раза меньше времени, чем Фрэнку, для того, чтобы выспаться, а будучи тоже бессмертной, я не уставала, но он всё равно решительно взял на себя ночные вставания к нашему заплакавшему детёнышу, даже пытался подкладывать его к моей груди, не будя меня. Наивный, я просыпалась раньше него, но позволяла ему заботиться о нас обоих, раз уж это доставляло ему такое удовольствие.

     – Я никогда не слышал, чтобы малыши так рано начинали общаться, тем более – таким способом, – в голосе Фрэнка звучала настоящая отцовская гордость. – Возможно, это его дар. В конце концов, в вашей семье необычные способности даруются вместе с бессмертием, а Люк родился уже бессмертным.

     – Ох, надеюсь, что он просто вундеркинд, и овладел вашей семейной телепатией чуть раньше других, – покачала я головой, поглаживая пальцем сосредоточенно нахмуренный лобик. – Не хотелось бы ему такого дара, как настоящая телепатия. Меня мой-то дар порой раздражает, хотя он и весьма ограничен, а что, если Люк сможет читать мысли всех окружающих? Это же ужасно! Он же с ума сойдёт!

     – Солнышко, погоди пугаться. Люк всего лишь сообщил мне о своём дискомфорте, а ты уже опасаешься, что он стал телепатом. Сама подумай, будь у него выбор, кого бы он позвал? Кто в состоянии его накормить?

     – Ты прав, я слегка нагнетаю. Ладно, подождём, понаблюдаем, может, действительно, просто более раннее развитие, вот и всё. Не хочу ему дара, от него не всегда польза, всякое бывает. Хорошо, что у Фанни дара нет.

     – Она так не считает, но я тоже этому рад. Пусть побудет просто ребёнком, насколько это вообще возможно.

     – Как она, кстати? Ещё не проснулась?

     – Нет, всё ещё спит, – раздался тихий голос с первого этажа. – Всем доброе утро.

     – Привет, Майкл, – так же тихо ответила я. – Ты что, опять полночи любовался, как она спит?

     – Нет, только последние два часа, – последовал совершенно серьёзный ответ.

     – Я же пошутила! – одними губами сказала я Фрэнку, а он в ответ лишь пожал плечами. Ну, да, половинки – они такие. И я потихоньку привыкаю, правда. Но иногда всё равно бывает немножко странно.

     – Кто приезжает сегодня кроме Рэнди, Гейба и их табора? – спросила я, прикладывая Люка к другой груди.

     Да, семейка Рэнди разрасталась, и они с Гейбом решили пропустить несколько его следующих циклов, пока эти дети не вырастут. А на данный момент у них имелось шестеро детей – трое родных и ещё трое от Алекса, тот так и не успокоился и пятнадцать лет назад передал им очередную свою дочь. В этот раз он внял запрету Гейба и не пытался заявиться в Долину, а вызвал его к месту своего тогдашнего обитания и передал ему новорожденную малютку Холли с рук на руки. И теперь она, вместе с Лили и Джейсоном, родными детьми Гейба и Рэнди, зовёт их мамой и папой, в то время как близняшки теперь считаются сёстрами Гейба, что, впрочем, так и есть на самом деле, а Кевин – братом Рэнди, сходство между ними невероятное, а внешняя разница лет в десять, не больше.

     – Ещё Филипп и Люси, эти уже со своим табором.

     – Что, со всеми?

     – Да. Все тринадцать человек.

     – А дома для них готовы?

     – Давно готовы. Один для Гейба и Рэнди с младшими, соседний для близнецов и близняшек...

     – Стоп! Гейб позволил им жить отдельно?

     – Солнышко, я тебя умоляю! Эти коттеджи стоят на расстоянии десяти футов друг от друга, это же, считай, соседняя комната, практически. В один дом они все не поместятся, так не отселять же малышей.

     – Да, конечно, просто как-то странно. Как Гейб подобное допустил?

     – Как? Да так же, как и всё остальное, с чем он не согласен. Рэнди сказала – он сделал, без вариантов. А она уверена в своих братьях.

     – Ох, мне бы её веру, когда Фанни будет столько же, сколько близняшкам. – Я глазами показала вниз, в сторону первого этажа.

     – Я всё слышу, – донеслось оттуда.

     – Подслушивать нехорошо, – откликнулся Фрэнк, потом успокоил меня. – У нас есть ещё около двадцати пяти лет до того, как можно будет начинать волноваться. Успеем ещё.

     – Мы подождём до шестидесяти, обещаю! – голос Майкла звучал так, словно он и правда верил в то, что говорит. Но я-то помнила себя в пятьдесят, и то, что испытала, встретив свою половику. Ох, что-то мне подсказывает, что сделают они меня бабушкой гораздо раньше, чем хотелось бы. Так, не думать об этом, не думать! Фанни всего двадцать, совсем кроха, и ещё долго останется такой.

     Наша малышка родилась ровно через двадцать лет и девять месяцев без двух дней после того дня, когда здесь, на острове, на нашем пляже, мы с Фрэнком в первый раз занялись любовью. Оказалось, что женщины-оборотни совсем не бесплодны, просто для того, чтобы иметь детей, им нужно встретить свою половинку, в этом они очень похожи на мужчин-гаргулий. У нас, оказывается, тоже есть свой цикл, и запускается он в первую ночь – или день, как у нас с Фрэнком, – со своей половинкой.

     Когда Фрэнк говорил мне, что половинки не бывают бесплодными, что дети у нас обязательно будут, я очень хотела ему верить, но факты говорили сами за себя. За долгие  столетия, даже тысячелетия – ни одного малыша не родилось у наших женщин. Вывод напрашивался сам собой – женщины-оборотни бесплодны, без вариантов.

     Я ошибалась.

     Первой ласточкой была Алана, подарившая своему мужу и половинке прелестную дочурку ровно через шестьдесят лет и девять месяцев после их первого раза. Вдохновлённая этим, я готова была ждать столько же, и очень удивилась, когда спустя не шестьдесят, а всего лишь двадцать лет после свадьбы у меня начал расти живот. Вот это был сюрприз! Причём, одновременно со мной, живот начал расти и у Айрис, и наши дочери родились с разницей всего лишь в неделю.

     Вот тогда-то все и сообразили про наш цикл и его активацию. Причём, Айрис была старше меня чуть ли не на четыреста лет, и Эйден был у неё не первым мужчиной, но всё это было несущественно – двадцатилетний цикл и у неё тоже активировался после первого раза с её половинкой.

     Довольно быстро до нас дошло, почему же свою дочку Алана ждала так долго. Да потому что там цикл был как у мамочки, так и у папочки, и совпадали эти циклы лишь раз в шестьдесят лет. Но я думаю, они не очень расстроились, что такое шестьдесят лет в сравнении с вечностью?

     В общем, наши женщины получили надежду, им осталось лишь ждать, ведь рано или поздно все половинки находят друг друга.

     Порой хотелось бы, чтобы все-таки позже, чем раньше, но от нас ничего не зависит, так что приходится смиряться. И мы смирились, когда шестнадцать лет назад впервые привезли свою малышку на очередной общесемейный сбор в Долине – на свадьбу Винсента, который тоже встретил свою половинку, человеческую девушку по имени Тиффани. И вот на этой самой свадьбе наша Фанни впервые встретила Майкла, самого старшего из братьев Эрика, с которым мы познакомились, когда впервые летели на этот остров. И который вот уже шестнадцать лет живёт здесь, вместе с нами, поскольку отказывается покидать свою половинку даже на несколько минут.

     Конечно, мы были в шоке. Наша кроха только-только бегать начала, а у неё уже жених нарисовался. И растерялись мы поначалу, не без этого. Но Фрэнк пережил это гораздо легче, чем в своё время Гейб, всё же для него само понятие «половинки» – это нечто замечательное, это чудо, случившееся с нашей дочерью, пусть и слишком рано. Поэтому, когда первоначальный шок прошёл, он весьма благосклонно отнёсся к Майклу в качестве половинки нашей Фанни. К тому же, мы заполучили идеальную няньку для своей малышки и смогли слегка расслабиться, потому что этот маленький живчик, уже годам к трём осознавший свои сверхспособности и бессмертие, не желал даже слышать о каких-то там няньках, которых, по традиции, приставляла к ней семья гаргулий. Какие няньки, если она «узе больсяя». Мы около года бились над этой проблемой, гоняясь за своей ставшей слишком шустрой и непослушной – кризис трёх лет во всей красе, – крохой по всему острову, как вдруг, в одночасье, проблема была решена.

     Желание постоянно находиться рядом было у Фанни и Майкла одинаково сильным, так что мы вздохнули с облегчением – она никогда не убегала от него, а вот от нас старалась удрать постоянно. Что поделать, вот такая свободолюбивая у нас была крошка.

     Я порой смеюсь, что дочь «вся в папочку», не зря я назвала её Франческой, в его честь. Поначалу мы звали её Франни, но, пытаясь самостоятельно произнести своё имя, она выдала нечто, похожее на Фанни, чем привела в дикий восторг братьев Фрэнка, утверждающих, что «цикл замкнулся, а Саймон вообще провидец». С их нелёгкой руки теперь все только так её и зовут, даже я уже никакого другого имени для своей малышки не представляю. Ничего, если захочет – сменит, когда подрастёт, у нас в семье подобное уже бывало, и не раз. Но пока имя её вполне устраивает, особенно учитывая, что оно очень даже девчачье, и обидной кличкой, как в своё время для Фрэнка, не звучит.

     Сейчас ей двадцать, но в школу она не ходит, мы занимаемся с ней индивидуально, впрочем, всю программу средней школы она уже давно прошла, по некоторым предметам уже изучает программу колледжа. Но внешне она – обычная семилетняя малышка, обожающая проказы и шалости, своего Майкла – и я стараюсь не очень сильно ревновать, понимая, что он для неё всегда будет на первом месте, – своих родителей, маленького брата, остров, океан и свою ручную черепашку Кики. Пока она счастлива на нашем острове, и я рада её счастью.

     Сейчас она спит и кажется настоящим ангелочком, но через пару часов уже будет носиться по острову со своей лучшей подругой Кэнди, старшей дочкой Эйдена и Айрис, и с Майклом в качестве общей няньки, потом девочки будут нетерпеливо топтаться на причале, дожидаясь, когда приплывёт катер с гостями, потому что двадцать три пассажира не уместит ни один вертолёт, даже если половину из них можно посадить на колени. И когда гости, наконец, приплывут, по острову будут носиться уже пятеро суперсильных и супербыстрых бессмертных ребятишек, а взрослые будут хвататься за головы и носиться следом, пытаясь хоть как-то контролировать это стихийное бедствие, которое послезавтра вырастет до шести – прилетят Алана, Себастьян и их дочь Келли.

     На данный момент в семье было десять детей, имеющих сразу двух бессмертных родителей, но Энжи с мужем и  двумя детьми, появится к самому торжеству, через шесть дней, а остальные двое – Люк и Сабрина, вторая дочка Айрис, младше него на четыре дня, – пока ещё особых хлопот не доставляют. И ключевое слово здесь – пока! А учитывая, что в нашей семье ещё четыре девочки уже имеют своих половинок-гаргулий, количество детей, бессмертных с самого рождения, будет расти по экспоненте.

     Впрочем, и детей, имеющих одного бессмертного родителя, стало рождаться гораздо больше, поскольку кровь гаргулий, замедляющая старение смертных жён и дарующая им идеальное здоровье, позволяла иметь не единственного ребёнка, как раньше, а двоих, а в случае половинок – даже троих-четверых. И не нужно далеко ходить за примером. Джулия, прежде планировавшая подарить мужу троих детей, после чего стать бессмертной, обратившись в вампира, отодвинула обращение ещё на некоторое время, чтобы успеть родить и выкормить четвёртого малыша, которым сейчас как раз была беременна. У неё три мальчика – Эрик, Уоррик и Меррик, и она страстно мечтает о дочке. Даже имя у неё уже готово – Ульрика. Срок ещё слишком мал, чтобы узнать пол ребёнка, но, в принципе, по её словам, Ульрик – неплохое имя и для мальчика тоже. А Джеффри согласен на всё, лишь бы его любимая Джулия была счастлива. И хотя из-за подобной задержки она уже стала заметно старше него, поскольку физически ей около сорока, но никакой проблемы он в этом не видит, ведь для Джеффри его половинка прекрасна в любом обличье и возрасте.

     Семья доктора гостит на острове второй месяц. Сначала они приехали, чтобы Джеффри принял наших с Айрис малышей, потом я уговорила их остаться до торжества, чтобы туда-сюда не мотаться. Поскольку к этому моменту Джулия успела забеременеть – цикл Джеффри выпадал как раз на это время, – то он счёл это разумным, а дети встретили подобное предложение на ура. И вот теперь Джулия поговаривает о том, чтобы остаться здесь как минимум на год, место ведь просто чудесное. В принципе, ничего этому не препятствует – этот год их дети в школу не пойдут, следующий – тоже, они планировали провести пару лет в Долине, но почему бы не здесь? Тем более что Джеффри уже давно не единственный семейный доктор, Кристиан как раз сейчас обитал в Долине, так зачем там сразу два доктора?

     Кстати, о Кристиане. Он приедет к самому торжеству, вместе с последней партией гостей, чтобы никто не остался в Долине без врачебной помощи. И приедет не один. Кристиан, так страдавший из-за смерти своей любимой девушки, покончившей с собой по вине деда Алекса – узнав об этом, Гейб отлучил своего отца от семьи и семейной кормушки, лишив пособия, – нашёл своё счастье, обрёл половинку и больше уже не страдает из-за того, в чём не было его вины. И вся семья очень за него рада.

     В общем, Джулия, Джеффри и их мальчишки присоединились к тем семьям, которые сейчас живут на острове более-менее постоянно. Таких семей восемь, но лишь у Айрис с Эйденом есть дети, ну, ещё и у нас с Фрэнком, конечно. Кроме этого, многие оборотни и гаргульи приезжают отдохнуть – на месяц, неделю или уик-энд. Для них в посёлке, выстроенном, когда мы с Фрэнком решили сделать этот остров «филиалом Долины», всегда приготовлены свободные коттеджи со всеми удобствами, в количестве двух дюжин, ещё полдюжины уединённых домиков по всему острову, у этих уже «удобства во дворе», то есть биотуалет и душ на улице, электричество от солнечных батарей всё же есть, а так же, для желающих имеется большой запас палаток.

     Любители палаточного уединения имели выбор – готовить на костре или приходить питаться в посёлок. На моей памяти приходили лишь две пары, остальных мы практически не видели. Основным рационом таких «экстремалов» были вкуснейшие дикие свинки, которые водилось на острове в изобилии, а поскольку естественных врагов у них не было, то они расплодились в огромном количестве, на радость прожорливым бессмертным.

     Я подняла сытого Люка к плечу, погладила по спинке, чтобы он срыгнул, после чего стала покачивать, любуясь ставшими сонными глазёнками сынишки. Но малыш недовольно скривился и раскрыл ротик, требуя уже ставшее привычным вознаграждение. Рядом тут же появился Фрэнк и сунул в жадно раскрытый беззубый ротик кусочек клубник, с которого перед этим удалил все семена. Люк стал интенсивно сосать любимое лакомство, вскоре его глазки закрылись, а обсосанный кусок клубники к этому моменту был раздавлен в кашицу и проглочен.

     Ох, видели бы это борцы за права детей, вот бы шум подняли. Мама, помню, пришла в ужас, когда Фрэнк впервые угостил при ней клубникой двухнедельную Фанни. Но он успокоил маму, объяснив, что для младенца, родившегося бессмертным, никакой опасности нет, абсолютно никакой. Всякие диатезы и несварения исключены абсолютно, подавиться малышка тоже не сможет, поскольку клубника для её твёрдого тельца по плотности мало чем отличается от жидкости. Так что, почему бы и не угостить доченьку вкусненьким, если это только на пользу?

    Особенно учитывая, что молоко у меня может и питательное, но не такое уж и вкусное. Этого Фрэнк, конечно, маме не говорил, это он мне сказал. Да, он его пробовал, а как иначе? В конце концов, лактация – вовсе не повод отказаться от ласк груди, которую Фрэнк предпочитал ласкать по большей части губами, тут уж хочешь-не хочешь, а попробуешь. Кстати, этой ночью Фрэнк был особенно хорош, я чуть плечо ему не сгрызла, сдерживая стоны удовольствия.

     Один из минусов того, что имеешь бессмертного ребёнка – любовью приходится теперь заниматься беззвучно. Пускай Фанни умеет ставить защиту от посторонних шумов едва ли не с младенчества, но мы предпочитаем не рисковать. И за прошедшие годы мы так натренировались, что даже поселившийся в нашем доме Майкл никаких особых неудобств нам не доставляет. А запах? Ну, а что – запах! Мы женаты и любим друг друга, и скрываться особо не собираемся. Дети не понимают, а реакция взрослых мне в этом плане безразлична.

     Да, и кстати, время от времени можно оставить детей на няньку и удрать туда, где можно себя не сдерживать. Это же наш остров, и где здесь можно спрятаться, мы знаем прекрасно.

     Фрэнк забрал у меня уснувшего малыша и отнёс в кроватку. А я любовалась своим красавцем, без единой нитки на теле, и в стотысячный раз думала, как же мне повезло, и чем же я заслужила подобное счастье? Потом Фрэнк вернулся в постель, скользнул под прикрывающую нас лёгкую простынку, которой мы укрывались исключительно ради уюта, хитро подмигнул и указал взглядом на пол, точнее, на находящуюся под нами спальню Фанни, смежную с комнатой Майкла. Я сразу поняла, что он затевает какую-то каверзу и не ошиблась. Звучно чмокнув меня в щеку, Фрэнк театральным шёпотом произнёс:

     – Дорогая, может, воспользуемся тем, что дети спят, и...

     – Господи, а можно это хотя бы не анонсировать, а? – раздался стон снизу. – Совесть имейте, мне подобное ещё лет тридцать не светит.

     – Сорок, минимум! – тут же вскинулся Фрэнк.

      – Ладно, ладно, как скажешь. – Снизу раздалось шуршание, потом я увидела, как Майкл, с завёрнутой в одеяло спящей Фанни на руках, удаляется от дома и исчезает в джунглях. До нас долетел его голос. – Всё, я ушёл, плодитесь и размножайтесь.

     Фрэнк, давясь беззвучным смехом, откинулся на кровать, радуясь подложенной Майклу свинье. А я задумчиво протянула.

     – Фрэнк, а ведь они не выдержат. Какие сорок? Тридцать, максимум. Ей будет пятьдесят, как было мне. И мы даже вякнуть ничего не сможем, считать-то они умеют.

     – Даже слышать об этом не хочу! – застонал Фрэнк. – Наша крошка и этот... бугай! Нет, не раньше шестидесяти!

     – Бугай? А сам-то ты кто? – захихикала я, а потом посерьёзнела. – Фрэнк, тебе лучше быть к этому готовым. Вспомни, единственным аргументом моего отца была моя человеческая хрупкость, только из-за этого ты согласился подождать, хотя не факт, что долго продержался бы.

     – Думаю, месяц я бы выдержал.

     – Теперь мы этого уже не узнаем. А Фанни уже бессмертная, мы даже это не можем Майклу предъявить. Вспомни, после моего перерождения отец косился на тебя, фыркал, бурчал себе под нос и изображал страдальца. Но реально сделать ничего не мог. И ты не сможешь. Смирись.

     – Вот Синклер-то обрадуется, – вздохнул Фрэнк.

     – Он уже радуется, – сообщила я мужу, вспомнив, как, узнав о том, что крошка Фанни уже обрела свою половинку, отец долго ржал, а потом с чувством продекламировал:

     За бессонные ночи,
     За страданья и муки,
     Нашим детям за нас
     Отомстят наши внуки!

     Теперь я продекламировала это Фрэнку. Он слегка обиженно глянул на меня.

     – На чьей ты стороне?

     – На твоей, конечно! – я поспешила утешить его поцелуем. – Но я смотрю на вещи реально, в отличие от вас. Кстати, что-то мне подсказывает, что отец радуется твоим будущим страданиям сейчас, пока Фанни маленькая, а отношение к ней Майкла скорее родительское. Но как только она из ребёнка начнёт превращаться в девушку, отец тут же окажется на твоей стороне, и вы, плечом к плечу, будете дружно коситься, фыркать и ворчать на Майкла. И ничего не сможете сделать. И даже аргумент с неудачным временем беременности их не удержит.

     Да уж, то, что работает с Вэнди и в будущем поможет с близняшками, для уже бессмертной Фанни тоже не аргумент. Потому что для неё вопрос перерождения вообще не актуален.

     Я вспомнила о Вэнди и вздохнула. Вот уж кому я действительно сочувствовала. А так же своему лучшему другу Эрику, по воли судьбы ставшему Купидоном для нас с Фрэнком, ведь это благодаря ему мы встретились. В каком-то смысле мы ответили ему той же услугой, ведь именно на нашей свадьбе он встретил Вэнди, свою, как оказалось, половинку. Моё предположение оказалось пророческим, вот только я-то думала, что он встретит кого-нибудь постарше. Так что школу он бросил несколько раньше, чем планировал, перебравшись в Долину, вместе с родителями, конечно.

     Они стали неразлучны, как и все половинки. Разница в возрасте между ними лишь год, но гаргульи взрослеют быстрее, так что он-то переродился давным-давно, а Вэнди ждать подобного события ещё лет двадцать, плюс-минус. И вот этот самый «плюс-минус» портит жизнь влюблённой парочке и даёт некоторую надежду Роджеру и Каролине, родителям Вэнди.

     Дело в том, что, в отличие от гаргулий, чей возраст перерождения известен с точностью до года, у оборотней он колеблется на несколько лет в обе стороны. Прежде это, в общем-то, никак не повлияло бы на решение влюблённой парочки не ждать перерождения Вэнди, в конце концов, гаргульи столетиями занимались любовью со смертными женщинами, и ничего. Но теперь нам известны новые факты – то, что женщины-оборотни не бесплодны, и что их двадцатилетний цикл активизируется в момент первой близости с половинкой.

     А что, если перерождение тоже произойдёт спустя двадцать лет и придётся как раз на момент беременности? Ведь физиологически плод идеально подходит под тело своей матери, у человеческих женщин рождаются по-человечески хрупкие дети, у бессмертных – такие же изначально крепкие, как и они. И что случится, если «мягкое» тело будущей матери в одночасье станет «твёрдым»? Младенец не выживет, его просто раздавит.

     Есть, конечно, шанс, что запланированное природой перерождение будет отложено до конца беременности, точно так же, как беременные бессмертные теряют способность к обращению. Но кто станет это проверять? Кто рискнёт жизнью будущего малыша? Уж конечно не те, кто вырос в семье, в которой дети – большая редкость и огромная драгоценность. Так что, им в любом случае придётся ещё несколько лет подождать с первой близостью, хотя бы до шестидесяти. Чтобы уж с гарантией.

     – Знаешь, несколько лет назад я побеседовала с Вэнди о том, что можно доставлять друг другу удовольствие, не переступая последней черты, как мы с тобой в пещере, помнишь? Оказалось, я была не первой, Рэнди тоже об этом с ней поговорила немного раньше, и даже указала путь в пещеру. Надеюсь, это поможет ребяткам дотерпеть.

     – Я-то был первым, – гордо сказал Фрэнк. – А после меня с Эриком на ту же тему побеседовали ещё как минимум шестеро.

     – О, господи, надеюсь, Роджер и Каро никогда об этом не узнают.

     – Насчёт Каро я не в курсе, а Роджер входил в ту самую шестёрку. Синклеру бы у него поучиться, как надо и как не надо обращаться с будущим зятем.

     – Наверное, Роджер выбрал из двух зол меньшее, – предположила я. – И он, в принципе, благоволит к Эрику хотя бы потому, что тот регулярно сдаёт кровь для Каро.

     Каролина, мама Вэнди, стала вампиром уже давно, почти сразу после того, как у неё появилась такая возможность. Особых проблем ей это не доставляет, регулярный приём небольшого количества крови гаргулий, буквально несколько капель пару раз в день, убивает напрочь жажду человеческой крови, так что питается она кровью животных, идущих на убой на ферме. В остальном – только плюсы. Она сравнялась по силе и скорости с мужем, и теперь будет вечно рядом с ним, она сможет увидеть свою дочь взрослой, а так же понянчить своих внуков и правнуков. Ну а то, что кожа её на солнце блестит – так в Долине к этому привыкли, а среди людей она старается не появляться. И очень благосклонно относится к Эрику, как моя мама к Фрэнку. 

Продолжение следует...

Для тех, кто запутался.

Персонажи и их дети. Указан календарный и физический (в скобках) возраст на момент событий эпилога.
(Жирным шрифтом выделены уже бессмертные, взрослые и дети)

Доминика 91 (25) + Фрэнк 999 (35) = Фанни 20 (7) и Люк 1 месяц (10 дней)

Рэнди 65 (20) + Гейб 3225 (30) = Кевин 34 (11), Лили 19 (6) и Джейсон 4 (1)

                                                            и дети Алекса: Кэтти + Кристи 45 (15) и Холли 15 (5)

Джулия 67 (40) + Джеффри 2355 (30) = Эрик 44 (14), Уоррик 29 (9), Меррик 14 (4) и Ульрик(а) (-7 мес)

Айрис 469 (25) + Эйден 553 (35) = Кэнди 20 (7) и Сабрина 26 дней (9 дней)

Алана 139 (25) + Себастьян 146 (30) = Келли 31 (10)

     Ну вот вы и узнали, что произошло с нашими героями спустя сорок один год. Во второй части эпилога мы встретим ещё несколько старых знакомых, а так же узнаем, по какому поводу вся эта толпа собирается на острове. Возможно, кто-то уже и сам догадался?

     Жду ваших впечатлений и предположений на форуме.

     Р. S. Для тех, кто ждал дельфинов -- они тоже будут.