Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

РАЗРУШИТЕЛЬНИЦА

или

КАК СЛОЖНО БЫТЬ ВЗРОСЛЫМ ОБОРОТНЕМ

Часть 2

1 ноября 2020 года, воскресенье

     «Еда? Еда?» – раздалось у меня практически над ухом, заставив открыть глаза. Палатка была залита солнечным светом – наступило утро. Я с улыбкой повернула голову и встретилась глазами с уткой, топчущейся возле нашей постели. Её утята шныряли по палатке, с любопытством исследуя новое место и уже успев оставить на полу явные знаки своего здесь пребывания.

     Оглядевшись, я поняла, что так и проспала всю ночь на груди Фрэнка. Сейчас он лежал, раскинувшись, одна его рука была заброшена за голову, вторая откинута в сторону, он спокойно сопел, не обращая внимания на незваных гостей и моё ёрзание.

     Я осторожно сползла с него и встала, с радостью убедившись, что ноги теперь меня прекрасно держат. Взяв со столика оставшийся хлеб – мы не особо налегали на него, отдавая предпочтение мясным продуктам, – я показала его утке и вышла из палатки на поляну.

     «Еда! Еда!» – послышалось у меня за спиной несколько голосов.

     «Где? Где?» – один явно диссонировал с остальными, одновременно из палатки раздалось перепуганное кряканье, переходящее в писк.

     – Миссис Клювдия, а ты, похоже, одного детёныша потеряла, – обратилась я к утке, которая уже отреагировала и тоже стала громко крякать, подзывая заблудившегося утёнка.

     «Сюда! Сюда!» – раздалось у меня в голове. Из палатки вылетел потеряшка, со всех своих коротких ножек бегущий к нам.

     «Еда?» – утка сразу же вернулась к более насущной проблеме, продолжая гипнотизировать куски хлеба у меня в руке.

     – Еда, еда, – подтвердила я и стала крошить хлеб на траву.

     «Еда! Еда! Еда!» – наперебой радовались утки.

     Когда хлеб закончился, миссис Клювдия вновь перешла на вопросительную интонацию.

     «Еда?»

     – Нету больше еды, – я развела руками, показывая пустые ладони. – Ты ещё какие-нибудь слова знаешь?

     «Еда нет, – констатировала утка и тут же потеряла ко мне интерес. – Плавать!»

     Развернувшись, она потопала к берегу.

     «Плавать! Плавать!» – наперебой вторили утята, следуя за ней.

     – Ага, похоже, всё же знаешь, – удовлетворилась я «ответом» на свой вопрос.

     «Плавать! Плавать!» – утки дотопали до воды и друг за другом поплыли в сторону камышей. В какой-то момент я перестала слышать миссис Клювдию, потом, по очереди, её утят. Итак, расстояние, на котором я могла слышать их мысли – около пятнадцати футов, плюс-минус. Это хорошо. Не хотела бы я слышать мысли всех окрестных животных – или всё же только птиц? – в радиусе нескольких миль, именно на таком расстоянии я могу теперь слышать ушами.

     Интересно, а что я ещё теперь могу? Моё тело, похоже, уже вполне меня слушалось, нужно бы провести парочку экспериментов. Только таких, чтобы Фрэнка не разбудить, пусть выспится.

     Подумав, я решила попрыгать. Чуть согнув ноги, я подпрыгнула, не прилагая особых усилий. Прежде я оторвалась бы от земли всего на несколько дюймов, теперь же подлетела футов на пять, не меньше! Ух ты! И я ведь даже не особо старалась! А если всё же постараться? Я присела, напряглась и изо всех сил оттолкнулась от земли.

     Мне показалось, что я взлетела, как ракета, выше крон деревьев, а потом камнем рухнула вниз, но в какой-то момент замедлилась, и стала приземляться очень плавно, прекрасно видя каждую травинку и камушек под собой, и чётко зная, куда и как поставить ноги. Но когда я очень мягко, как мне показалось, приземлилась на поляну, земля заметно содрогнулась, а мои босые ступни ушли в землю почти по щиколотку. Плавающие по пруду утки кинулись врассыпную, забившись в кусты и камыши, словно от какой-то опасности. Сквозь откинутый полог палатки я увидела, как Фрэнк заворочался, нащупал мою подушку, обнял её и успокоился.

     И что это сейчас было?! Я же медленно опустилась, почему же такое впечатление, словно на поляну рухнул метеорит? И кстати, как я сумела замедлить своё приземление? Мы ведь всего лишь становимся быстрее и сильнее, а вовсе не начинаем управлять гравитацией, она продолжает на нас действовать. И, судя по тому, как мои ноги промяли землю, пусть даже и довольно мягкую – приземление моё было отнюдь не как у бабочки.

     И тут до меня дошло. Это не я замедлилась, это моё восприятие ускорилось. И произошло это бессознательно, я ничего для этого не сделала, а оно «включилось». Может быть от того, что падая вниз, я стала двигаться очень быстро? Наверное. В любом случае – это очень удобно. Но повторять свой прыжок я пока не стану – не хочу разбудить Фрэнка. Вот отоспится – тогда и побегаем, и попрыгаем вместе – нужно же мне осваиваться в моём новом теле. А пока можно попробовать что-то более тихое. Я села на землю, потом сорвала пучок травы – это оказалось так же легко, как прежде стряхнуть пушинки с одуванчика, – а потом поднесла её к глазам. Сначала я видела то же, что и всегда, но в какой-то момент, начав вглядываться в соцветие клевера, вдруг осознала, что вижу всё невероятно чётко и подробно, словно в микроскоп. Потрясающе! Значит, теперь у меня в глаза встроены и бинокль, и микроскоп сразу! И я могу пользоваться ими, «включая» по желанию!

     А что ещё я не исследовала? Я огляделась, нашла небольшой камушек и запустила его через пруд. Прежде у меня иногда получалось перебросить через него камушек, но чаще он падал в воду. Теперь же он пулей перелетел пруд и улетел дальше, врезавшись в ствол одного из деревьев, при этом даже не начав менять траекторию. Круто! Интересно, если бы не дерево, как далеко я смогла бы его закинуть? Я огляделась – деревья были со всех сторон, даже брось я камень параллельно реке – всё равно он во что-нибудь врезался бы, поскольку Речка постоянно петляла и делала повороты. Может, выйти из рощи? Нет, я не стану оставлять Фрэнка одного, пока он спит, а значит – беззащитен, и да, я понимаю, что это совершенно нелогично, но так чувствую, а значит, никуда одна не пойду. Для подобных экспериментов ещё будет время.

     Впрочем, если подумать, кое-где в пределах видимости деревьев всё же не было. Я разыскала ещё один камушек и подбросила вверх, проследив, как он подлетел футов на сто, а ведь я не особо и старалась. Вниз камешек летел пулей и вошёл в пруд с порядочным фонтаном брызг, взбаламутив воду и снова напугав уток, которые только-только успокоились и выплыли из камышей. Так, пора завязывать с экспериментами, пока я кого-нибудь не убила. Вот Фрэнк проснётся, тогда, под его присмотром, я продолжу изучать возможности своего нового тела. А пока это самое тело сигнализировало мне о весьма насущной проблеме.

     Я прикинула, что мне делать? Река? Ну... Одно дело решить в воде маленькую проблему, и совсем другое – расстаться в ней с котлетами Рэнди. Нет, я не смогу. Бежать домой? В эту какофонию шумов и разговоров? Лишь для того, чтобы разнести вдрызг сантехнику в родительском доме? Не вариант.

     Остаётся последнее – слиться с природой, удобрить землю-матушку. К такому я тоже не особо привычная, но выбора-то нет.

     Я направилась в укромный уголок, бывший когда-то моим «домиком» – пространство под ветвями плакучей ивы, которые образовывали настоящий шатёр. И обнаружила там сюрприз – компактный био-туалет. Я обрадованно кинулась к нему и подняла крышку, вырвав её с мясом. АААААА!!!!! Да что же это такое! Мне хотелось биться головой о ближайшее дерево, но представив, какие при этом могу натворить разрушения, я передумала. Отвернувшись от предмета цивилизации, который в данный момент казался мне извращённым издевательством, я руками выкопала ямку в земле и расположилась над ней, предварительно сняв трусики. Просто сняв, НЕ через ноги. И даже как-то уже этому и не удивившись, лишь обречённо вздохнув. Расправившись с насущной проблемой, я зло взглянула на рулон туалетной бумаги, воспользовалась вместо неё остатками трусиков и похоронила их в этой же ямке.   

     Вернувшись на поляну и вымыв руки в пруду, я поняла, что теперь у меня новая проблема – я хочу пить. Зайдя в палатку, я обнаружила в ней множество бутылок с разными напитками, остался совсем пустяк – как-то добыть эти самые напитки из бутылок. Мысль разбудить Фрэнка я отмела сразу же, не раздумывая. Придётся справляться самой. Если не получится – рядом речка с водой, и выше пруда, там, где нет уток и карпов, она вполне чистая. Но попытаться-то я должна!

     Так, что мы имеем? Первое – кружка. Вчера я довольно легко напилась из неё, значит, получится и сегодня. Я аккуратно, двумя руками, взяла её, игнорируя слишком хрупкую, на мой взгляд, ручку, и вынесла наружу. Теперь – бутылка. Я хотела колу, но решила взять бутылку с чистой водой, если что – лучше уж облиться водой, чем липкой содовой.

     Я попыталась так же осторожно, двумя руками, взять бутылку с водой. Впечатление такое, словно бы я держала наполовину сдувшийся воздушный шарик – стенки бутылки так же проминались под моими руками. Но мне всё же удалось вынести из палатки бутылку, и я опустилась на землю возле кружки. Теперь – открутить крышку. Осторожненько, осторожненько, ой! Крышка осталась у меня в руке с частью горлышка. Ладно, будем считать, что бутылку я открыла. И мне даже удалось налить кружку до краёв. Окрылённая успехом, я расслабилась и машинально схватила кружку на ручку. Та тут же смялась в моей руке, кружка перекосилась, и часть воды выплеснулась мне на грудь. Психанув, я отшвырнула кружку куда-то вбок, уткнулась лицом в колени и разревелась.

     – Ой, за что же в меня кружкой-то? – раздался весёлый голос. – Я тут с дарами, а в меня снарядами швыряют.

     Подняв голову, я обнаружила направляющуюся ко мне Рэнди. В одной руке она держала большую хозяйственную сумку, и я даже отсюда чувствовала исходящие от неё аппетитные запахи, в другой держала злополучную кружку. Рядом с ней шёл Лаки, который прибавил ходу и первым подлетел ко мне.

     «Человек! – услышала я. – Хороший человек. Друг. Погладь Лаки!»

     Осторожно, помня о своей силе, я стала гладить пса по голове. Наверное, мне всё же удалось рассчитать силу, поскольку пёс прижмурился от удовольствия, виляя хвостом.

     «Да! Да! Так! Гладь Лаки! Хороший человек! Хороший!»

     – Фрэнк сказал, что ты услышала мысли утки и попросил привести сюда Лаки, – опускаясь на траву рядом со мной, выливая в кружку оставшуюся в бутылке воду и протягивая её мне, сказала Рэнди. – Для чистоты эксперимента. А то вдруг ты одних только уток и можешь слышать.

     – Лаки тоже могу, – оторвавшись от кружки, из которой залпом выпила всю воду, ответила я. – И словарный запас у него намного больше, чем у уток.

     – И о чём он думает? – с живым интересом воскликнула Рэнди, машинально поглаживая переметнувшегося к ней пса.

     – Я – хороший человек, даже друг. А ты – хозяйка, и Лаки тебя обожает. Гладь ещё. Дай колбаски.

     – Сейчас дам, – закивала Рэнди. – Я же всё равно эти бутерброды вам с Фрэнком несла. Там и с колбасой, и с сыром, и с паштетом, и с ветчиной. Разные.

     – Это Лаки колбаски просит, – рассмеялась я. – Но от бутербродов не откажусь. Вроде бы ночью столько всего съела, а сейчас – такая голодная.

     – Издержки взросления. Привыкай к подобным порциям. – Рэнди открыла сумку, порылась в ней и, достав кусок колбасы, скормила его Лаки. – Вот тоже обжора. Ведь только что смолотил здоровенную миску мяса, а всё равно еду выпрашивает. Знает, что я не могу устоять перед его умоляющим взглядом. А если он ещё и догадается, что ты его понимаешь – пиши пропало. Так и будет клянчить еду непрерывно. Что он сейчас думает?

     – Колбаса вкусная, хозяйка обожаемая, но Лаки хочет побегать – новое место, новые запахи, зверь, зверь! – переводила я. – Здесь на самом деле лиса обитает, я её видела.

     – Тогда пусть побегает, познакомится с окрестностями, – улыбнулась Рэнди. – Лаки, гулять.

     «Гулять, гулять, гулять!» – восторженно звучало у меня в голове, но вскоре исчезло – Лаки отбежал достаточно далеко, и я перестала слышать его мысли.

     – А теперь, может, расскажешь, по какому поводу эти слёзы?

     – Я ничего не могу нормально сделать, – пожаловалась я, вспомнив все свои неудачи. – Ни одеться, ни в туалет нормально сходить. Даже попить не получилось! И вот сижу я тут, вся такая суперсильная и супербыстрая, в мокрой футболке и без трусов! Хуже младенца!

     – Знакомо, – закивала Рэнди. – Помню, сколько всего переломала в первые дни. А ведь мне приходилось всё это скрывать ото всех. Вот и старалась двигаться медленно и плавно, и очень-очень осторожно. Меня из-за этого приёмные родители называли «зомби». Ну и за холодную кожу тоже.

     – Представляю, как тебе было сложно! – покачала я головой. – Со мной все так нянчатся, помогают, поддерживают, мой Фрэнк вообще чудо. Так что грех мне жаловаться. Просто всё сразу, подряд...

     – Кое с чем могу помочь и я.

     Рэнди зашла в палатку и вышла с большой футболкой, такой же, как была на мне сейчас, и трусиками.

     – Думаю, брюки пока надевать не стоит, в туалет же тебе ещё придётся не раз ходить, так лучше порвать только трусы, чем ещё и штаны.

     Сказав это, она переодела меня так же быстро и ловко, как вчера Фрэнк.

     – Ну как у тебя получается? Ты же даже сильнее меня!

     Я искренне не могла этого понять. Ткань просто расползалась у меня под пальцами, но ни у Рэнди, ни у Фрэнка, ни у кого из тех, кого я знала, подобной проблемы не было. Я вспомнила, как ловко Дэн переодел Паулу, как отец листал страницы книг – а ведь они ещё более хрупкие, чем ткань.

     – Дело не в силе, – покачала Рэнди головой, – а в её применении. Мышечная память. Ты знаешь, почему астронавты прыгали по Луне?

     – А они там были? – я скептически подняла бровь.

     – Не знаю. Загадка века. Но если бы были – то прыгали бы. А ты знаешь почему? – задавая вопрос, Рэнди достала из сумки пакет с бутербродами.

     – Притяжение Луны в шесть раз меньше земного.

     – Верно. Но прыгают-то почему? – Я вопросительно смотрела на Рэнди, не вполне понимая вопрос. – Та самая мышечная память. Чтобы сделать шаг, они прикладывают такое усилие, какое нужно, чтобы передвинуть тело, весом, допустим, в двести фунтов (* 90,7 кг), а передвинуть-то нужно всего-навсего тридцать три фунта (* 15 кг), в итоге тело перемещается в шесть раз дальше. Потому что организм знает, какое именно усилие нужно совершить для конкретного результата. И изменение внешних условий сбивает с толка. Кстати, ты никогда не пробовала вынуть из раковины воздушный шарик с водой?

     – Нет. А зачем? – удивилась я, наблюдая, как Рэнди наливает в мою многострадальную кружку чай из огромного термоса. 

     – Это что-то типа эксперимента, который иллюстрирует то, что сейчас с тобой происходит. Так, ставь кружку на ладонь – теперь-то ты уже точно не обожжёшься, – и пей из неё. Так ты её не помнёшь и не раздавишь. Вот, держи бутерброд. И не бойся его помять – всё равно жевать, вкус останется тот же. Так вот, про эксперимент. Если поместить в раковину воздушный шарик, налить в него воды и предложить человеку его вынуть, потянув за «хвостик», то практически ни у кого с первого раза это не получится. Человек прикладывает слишком слабое усилие. Хотя если то же количество воды налить в кастрюлю – все достают её из раковины легко и с первого раза. Дело в том, что видя воздушный шарик, наш мозг подсознательно считает его чем-то лёгким, потому что это – закрепившийся стереотип, и даёт команду мышцам сделать усилие, слишком слабое, недостаточное для того, чтобы поднять шарик с водой. Со второго раза у всех получается – мозг принял к сведению полученный опыт и  подкорректировал усилие мышц. У тебя всё с точностью до наоборот.

     – Кажется, я начинаю это понимать, – кивнула я, доев бутерброд. – Я прилагаю слишком много усилий.

     – Вот-вот, – кивнула Рэнди, – всё верно. Ты ешь бутерброды-то, ешь. У меня их полная сумка, Фрэнк голодным не останется, гарантирую. Так вот, через какое-то время твоё тело приспособится, и ты будешь машинально прикладывать ровно столько усилий, сколько нужно. А пока тебе придётся делать это сознательно. И здесь тот же трюк – осознать, что в шарике вода, а не воздух. Ты должна всё время помнить, что вещи теперь сделаны совсем из другого материала. Вот эта кружка. Представь себе, что она – из пластилина. Ты можешь помять её, но можешь и спокойно держать, пластилин ведь не изменит форму, если его не сжать.

     – Но он всё равно слишком мягкий, – вздохнула я.

     – Что поделать? – вздохнула Рэнди в ответ. – Для нас теперь всё вокруг мягкое. Твоё тело приспособится, обещаю. Ну а пока...

     – А пока буду помнить, что кружка из пластилина, ложка – из бумаги, одежда...

     – Из салфеток, – подсказала Рэнди. – Шнурки – это варёные спагетти.

     – А кроссовки сделаны из мармелада, – мне начала нравиться эта игра.

     – А стены домов – из шоколадных плиток, такие же хрупкие, хотя и не съедобные.

     – А вся мебель – из папье-маше! – вспомнила я вчерашний сломанный стул. – Хотя... Наверное это не подходит. Я бы не смогла сидеть на таком хрупком стуле.

     – Но ты же смогла? – Я кивнула. – Ты стала сильнее, но вес твой остался прежним, так что любая мебель тебя прекрасно выдержит, как и раньше. Если, конечно, ты не станешь прикладывать к ней силу.

     – Я постараюсь. Знаешь, Фрэнк вчера предложил мне примерно то же самое – представить, что ложка сделана из бумаги. И это помогло мне съесть суп. Точнее – это было сегодня ночью, когда я проснулась. А Фрэнк всё это время не спал, бедненький. Пусть теперь отсыпается. Его даже наши голоса не беспокоят.

     – Я знала, что он ещё будет спать, потому и пришла сейчас – хочу поболтать с тобой наедине.

     – А откуда ты узнала, что он будет спать?

     – Я связалась с ним ночью, когда мы с Гейбом возвращались домой, хотела узнать, как ты, и он в это время ещё не спал, а шёл уже третий час ночи. А когда попыталась связаться с ним утром – увидела только его сны. – Щеки Рэнди слегка покраснели, она смущённо улыбнулась. – Я тут же вышла, конечно, но...

     – Что – «но»? Что? – заёрзала я.

     – Ему снилась ты. И сон был очень горячий, очень.

     Теперь щеки вспыхнули и у меня. Жаль, что я не помню, что же снилось мне – я словно выключилась, и если мне что-то и снилось – я этого не запомнила.

     – В общем, я прикинула, что проспит он ещё порядочно, и у нас будет время поболтать наедине – с нашей ушастой роднёй это порой бывает проблематично. К тому же я знаю, что в отличие от оборотней, которым после обращения вполне хватает половины прежнего времени, чтобы выспаться, у нас, гаргулий, в этом плане ничего не меняется, мы остаёмся такими же сонями, как и в детстве.

     – Но если ты так поздно легла, ты же, наверное, сама не выспалась? – заволновалась я, переживая, что из-за меня Рэнди пришлось вскочить так рано.

     – Не волнуйся, я выспалась, – подливая мне чаю в кружку и разворачивая новый свёрток с бутербродами – я и не заметила, как умяла все прежние, – ответила Рэнди. – Вообще-то я легла около десяти вечера, а в час Гейб разбудил меня, и мы удрали.

     – Куда?

     – Подальше от дома и кучи народа, которая там сейчас обитает, – ухмыльнулась Рэнди. – Я же говорила тебе – в Долине полным-полно укромных уголков вроде этого. Только здесь вас всё равно застукали, поскольку всем вокруг известно, что это твоё любимое место. Поэтому надо прятаться там, где искать не станут – я про твоего папу, – или не наткнутся случайно. Я подскажу тебе пару мест, думаю, скоро вам это очень пригодится.

     Я хлопала глазами, не зная, что ответить, чувствуя, как мои щёки полыхают огнём.

     – Ой, Ники, хорош краснеть! Явно же к этому идёт. Когда вы с Фрэнком находитесь рядом, то так искрите, что непонятно, как ещё пожар не устроили. И теперь, когда ты стала взрослой и равной ему, не думаю, что Фрэнк продержится долго. Гейб, например, продержался всего четыре дня с момента нашей встречи.

     – Ой! – это было чуть больше, чем я хотела бы знать о своём дядюшке.

     – Я тебя смутила? – Рэнди и сама выглядела смущённой, но, вместе с тем – очень решительной. – Извини. Просто я подумала, что должна с тобой поговорить об этом, подготовить, чтобы ты смогла избежать моих страхов – мне-то посоветоваться было не с кем. Так что... – Она глубоко вздохнула, словно набираясь решимости, а потом выпалила: – Скажи, Ники, что ты знаешь про то, как бессмертные занимаются любовью?

     Итак, кое в каких своих новых способностях Ники разобралась, только контролировать пока практически ничего из этого не умеет. Этому ей ещё учиться и учиться. Зато она точно слышит мысли не только уток, Лаки тому подтверждение.
     Как вы считаете, о чём именно Рэнди решила поговорить с Ники, к чему подготовить?
     Жду ваши предположения на форуме.