Я думаю, медленно, сосредоточено, мои мысли отточены, блестят, играя гранями, они холодны как лед, идеальный искрящийся гранями осколок.  Больше нет места эмоциям, все они умерли на том треклятом балконе, я не упала, не пересекла черту, мое тело сохранно, цело, но я выкинула на промерзший покрытый грязным снегом асфальт все чувства, оставив себе только рассудок.

 В моем сознании была одна единственная мысль – уйти, обрести свободу любой ценой, сохранив дочь.

Впервые за все годы моего кошмарного неудавшегося во всех отношениях брака я посмотрела на себя со стороны, увиденное не радовало. Я стала бледной тенью, издерганная уставшая женщина, позволившая вытирать о себя ноги.

Дом, погруженный в тишину, позволил мне начертить некий план, во главе которого стоял звонок Анне Францевне, мне была необходима поддержка и ее заверение, случись что, я смогу приехать, остаться у нее. Да, у меня была своя квартира, но это был чужой дом, место в котором было холодно, темно, одиноко.

Анна слушала меня внимательно, терпеливо, не задавая вопросов, изредка в трубке я слышала ее приглушенные вздохи, перемежающиеся с нотками возмущения.

- Я поддержу тебя во всем, Нани! Делай так, как считаешь нужным, я помогу тебе.

Эта незатейливая фраза вдохнула в меня свежий весенний воздух, словно я почувствовала, что за непроглядной, мрачной как истертый панбархат ночью есть мягкое шелковое утро.

Я взглянула в окно, на карнизе сидела крохотная птичка – снегирь, его алая, словно отмеченная кровью грудка гордо выпирала вперед, он забавно склонял аккуратно вылепленную головку, с острым маленьким клювом. Это существо напоминало меня саму – истерзанное, истекающее кровью сердце, которое не имеет права сдаваться.

- Я справлюсь, справлюсь – прошептала я снегирю.

Он склонил голову, почти вжав ее в свое плотное тельце, словно соглашаясь со мной.

Сергей играл грязно, я должна была освоить его манеру, перенять, чтобы сыграть – шах и мат.

До этого дня я никогда не позволяла себе рыться в его бумагах, заходить в кабинет, искать информацию в телефоне, ноутбуке, я научилась всему. Да, мне было стыдно, но необходимость найти зацепку сметала все на своем пути. Он держал меня на крючке, я должна была подцепить его на крюк, так, чтобы он не смог сорваться, сбежать, отступить.

Мне не составило труда понять, где и что искать. Сергей был адвокатом, зарабатывающим очень большие деньги, это никогда не бывает чистым, я вспомнила все, чему меня учили,  с тщательностью оперирующего хирурга просматривала каждую бумагу, букву, искала подтекст.

Сергей забыл о наличии у меня образования, я понимала, о чем идет речь, впервые за все время, погрузившись в мир его дел.  Все оказалось до банального черным, он вел много дел, стоит признать, Сергей был мастер обвести вокруг пальца, не скрою, иногда я не могла не восхититься тем, насколько умело он проворачивал сделки своих клиентов, найти зацепку было почти невозможно.

День за днем, час за часом, я искала, мне пришлось перебороть отвращение к нему, подыгрывать, соглашаться, обманывать, я безропотно шла за ним в спальню, делая вид, что приняла его условия, забыла о разводе.

Никогда не думала, что смогу столь виртуозно обманывать его. Он хотел безропотную куклу в постели, он получил ее. Я закрывала глаза, в нужный момент расслаблялась, позволяя ему делать все, что заблагорассудится, Сергею не нуждался в ответных реакциях, пожалуй, только в паре стонов. О, я стонала!

В какой-то момент я испугалась, что Галина поймет мой замысел, она с каждым днем становилась все злее, словно весь накопившийся за ее долгую жизнь яд стал просачиваться сквозь расширенные поры, капая на землю, отравляя все вокруг.

Я была умнее, осторожнее, пробиралась в кабинет только, когда слышала хлопок двери, извещающий об уходе Галины на послеобеденную прогулку, Ниночку она никогда не брала с собой, как-то по глупости, я попросила взять внучку, на что услышала:

- Ха, нашла дуру. Сама гуляй со своей девчонкой.

Больше я ни о чем не просила, никогда, ни при каких обстоятельствах.

Спустя полгода, в моих руках лежала довольно увесистая папка в противнейшей зеленой обложке, странно, но люди любят зеленый цвет, считая, что он приносит покой, бред! У меня этот цвет ассоциировался с больничными стенами, умирающей листвой на исходе бабьего лета, даже природа обманывает нас, даря пару недель тепла, ты вдруг расслабляешься, позволяя себя поверить, что до холода и зимы далеко. Нет, холод всегда близко.

Под толстой картонной обложкой лежала аккуратная стопка бумаг, на каждом листке были пометки - мои записи, статьи закона, указания, когда и где, куда и кому, для чего и зачем. Я продумала все до последней мелочи, зная, Сергей будет подлавливать меня, ища лазейку, я перекрыла их все.

Теперь мне нужен был момент, когда я смогу нанести удар, прижав мужа к стенке, вынудив дать мне развод и право опеки над ребенком. Я собрала бумаги на развод, опеку, не упустив ничего, во многом мне помогла Анна Францевна, найдя великолепного адвоката, именно к нему мы с ней ходили, показывать копии документов. Марат не бросал слов на ветер, относясь к тому типу людей, для которых превыше всего было безупречное исполнение своей работы.

Я сразу обозначила суть вопроса, у меня не было денег для выплаты гонорара, они были у Анны. Думаю, она заплатила ему очень много.

Момент наступил дождливым серым днем в канун весны, снег лежал расстроенными грязными тучками на заброшенном небосводе асфальта. Земля еще не пришла в себя, она запуталась в межсезонье, дождь моросил по старым оконным рамам, заставляя их стонать, облупившаяся местами краска облетала крохотными, некогда белыми пушинками, они, кружась, падали на мою раскрытую ладонь.

На подоконнике предо мной лежали документы, Сергей сидел с кожаном кресле, листая любимую газету, его драгоценная маменька похрапывала в глубине допотопного, но бесконечно обожаемого ею дивана, звук разлетался по всем уголкам дома.

- Я подала на развод. Сергей, все бумаги готовы, ты должен только подписать их.

Откуда во мне проснулось столько смелости, мои слова звучали жестко, громко, четко, я проговаривала каждый звук, словно запрограммированный робот, зная, эмоциям здесь не место.

-Что ты сделала?

-Я подала на развод, ты разве не услышал? Странно, я сказала весьма четко.

- Настя, ты мозгов лишилась? Забыла, о чем я тебе всегда толковал?

Сергей медленно встал с кресла, отбросив измятую газету, когда он успел превратить красивые глянцевые листы дорогого издания в неприглядный комок?

Он наступал на меня, смотря прямо в глаза, я впервые увидела, что его взгляд холодный, пустой, пресыщенный, в нем нет намека на жалость, понимание. Я считала его шаги, как когда-то отсчитывала хлесткие удары его туши по моему телу.

Доли секунд, казались вечностью, вдруг стало так тихо, что я услышала звон в ушах и отчаянное биение сердца глубоко в груди, оно сходило с ума, паникуя, пытаясь спрятаться, крича о моем безумии, о том, что сейчас он раздавит меня, превратит в пепел. Мои пальцы вцепились в документы. Когда я успела развязать папку?

- Настя, подумай, о чем ты говоришь, хотя зачем тебе думать, для мыслей нужны мозги, ты ими обделена. Давай, ты сейчас скажешь, что пошутила и мы забудем.

- Нет, я не шутила, Сергей, неужели за столько лет, ты не понял, я не склонна к шуткам, юмор не моя стихия. Я собрала кое-какие бумаги, тебе стоит на них взглянуть. Думаю, тебе будет крайне любопытно узнать, что у твоей жены с мозгами все в порядке. Единственный раз я была безмозглой дурой – когда согласилась выйти за тебя.

В мгновении ока он оказался около меня, так близко, что хотелось оттолкнуть, вышвырнуть за пределы моего пространства, чтобы не чувствовать душащий запах его парфюма, перемешанного с мускусным запахом пота. Он отвратительно пах.

На его лице я читала отвращение, злобу и желание растереть меня в порошок, перетереть в мельчайшую пыль. Он привык обращаться со мной как с вещью. Я больше не желала быть тряпкой. Все, хватит.

- Думаю,  тебе стоит придержать свой гнев и остудить пыл. Сереженька, дорогой мой супруг,  напряги мозги, навостри уши и слушай.

Он подался вперед, протягивая ко мне руки, к моей оголенной ничем не защищенной шее, вдруг я почувствовала волну холода, словно чья-то невидимая рука накинула на меня тяжелый плотный шерстяной шарф, он кусает кожу, вызывая непреодолимое желание расчесать ее в кровь.

- Не смей! Не смей приближаться ко мне! Подойдешь, я за себя не ручаюсь.

Мой голос звучал как шум кожи змеи перед ударом, тихий как шелк, острый как опасная бритва, быстрый как сам удар.

Сергей замер, он почувствовал, что я не шучу, не играю. Он замер, я спиной чуяла, как в его голове проносились мысли.

- Я собрала бумаги, в них так много любопытного! Крайне занятного и весьма опасного для тебя, Сереженька. Ты вел нечистые дела, могу сказать со всей уверенностью, дай я ход этим бумагам, ты мигом отправишься за решетку. Поверь мне, я дам  им ход.

Он сделал бросок, быстрый, резкий, выхватывая папку из моих рук, придавливая к окну, я была впечатана в тупую линию подоконника, боль от удара разливалась подобно патоке вдоль позвоночника, центрируясь в копчике, но я игнорировал ее.

- Ты можешь задушить меня, это ничего не изменит, копии лежат у моей подруги, случись что, она даст им ход.

Едва слышно произнесла я, слова просачивались сквозь сжатые губы, подобно тонким нитям.

Сергей застыл, хватка на моей шее ослабла, он терял контроль над ситуацией, его округлое, испещренное оспинами лицо подергивалось от гнева, кончик носа вздрагивал, вдоль расширенных вен на лбу стекали капли пота, напоминающие масленые подтеки.

- Нину я тебе не отдам, не отдам из принципа! Она останется со мной и мамой, ты никто ей!

- Я мать!

- Ха, мать, подумаешь, родила. Я кормил, одевал, обувал, вы обе висите на моей шее. Дочь моя, моя! Мама, скажи ей!

Впервые за время нашей стычки, я обернулась, увидев, как Галина смотрит на нас, ее рот был приоткрыт, глаза прищурены, в ее голове явно велась борьба, в глубине  рыбьих бесцветных глаз я прочла одно – презрение.

- Мама, ты ведь поможешь мне, возьмешь на себя Ниночку?

Случилось то, чего я никогда не могла ожидать, свекровь, моя ненавистная, отравляющая жизнь свекровь вдруг подарила мне несказанное счастье.

- Сережа, сыночек, я старая больная женщина, вырастила тебя практически одна, почему сейчас я должна возиться с твоим ребенком? Ты меня спросил, нужна ли мне внучка? Хочу я стать бабушкой? Мальчик мой, дорогой, ты поинтересовался у своей мамы хотя бы один единственный раз, каково мне жить в доме с вечно орущим ребенком, твоя жена не может ее унять, девочка вечно путается под ногами, мешает, от нее только беспорядок. Нет, и еще раз нет, я не стану растить твоего ребенка, ты его сделал, ты и думай, как быть, а меня уволь!

- Мама…

Сергей словно онемел от ее слов, я видела, как от шока распахнулись его глаза, приоткрылся рот, он глотал воздух, словно у него случился острый сердечный приступ, я дернулась к нему, но он вновь выставил перед собой руку

- Не приближайся.

- Мама, что ты говоришь? Я не смогу заниматься Ниночкой, но я не хочу отдавать ее этой заразе, мама! Почему ты не хочешь мне помочь? Мама! Я надеялся на тебя. Мама. Ты должна мне помочь. Прошу.

- Нет! Я не буду возиться с девчонкой! Это твоя дочь! Точка.

Свекровь вылетала из комнаты со скоростью запущенного в небо фейерверка, о ее недавнем присутствии напоминал лишь отвратительно-душащий запах «Шанель», мне хотелось распахнуть все окна, отдернуть занавески, проветрить, забыть.

Сергей тихо отошел от меня, рухнул в кресло, его руки дрожали, губы бесшумно проговаривали то, что было написано в документах, бисеринки пота выступили даже на мочках ушей, воздух становился все более спертым, я бросилась к окну, дернула облупившуюся ручку, свежий поток ворвался вглубь комнаты, обдувая, даря столь желанное облегчение.

Сергей поежился, он не мог поверить, что я обыграла его.

- Настя, я согласен на твои условия, но Нина останется моей дочерью, я хочу видеться с ней в любой момент, быть ее отцом. Настя, ты не заберешь ее, она все, что у меня есть, все.

Он встал, приблизился ко мне, я не могла понять, что происходит, в долю секунды все изменилось, я почувствовала лишь судорожно сжимающие мои колени руки, его руки, Сергей гладил мои ноги, уткнувшись носом в живот, попытки вырваться были тщетны.

- Я любил тебя, люблю, но ты, ты, будь ты проклята, всегда была неприступна, холодна как айсберг, Настя, почему? Скажи почему? Я хотел твоей любви, но чем больше я пытался, тем дальше ты ускользала. Господи, я превратил твою жизнь в кошмар, пытаясь удержать, привязать, бесполезно, тебя ничего не брало, даже угрозы. Ты, вообще, живая, Настя? Скажи? Я знаю, ты не любила меня никогда, но почему, зачем вышла?

Его ссутуленные плечи резко опустились, руки безвольными канатами повисли вдоль тела, он сдался, мой ненавистный муж сдался.

Я отступила на несколько шагов, вдруг все закружилось, я увидела весь хаос нашей жизни со стороны, в центре которого были мы – женщина, затянутая в пучину прошлого, и одинокий, никем не любимый мужчина, который глупыми жестокими попытками пытался привязать ее к себе. Сергей был узником самообмана, он не любил никого, кроме матери и Нины.

Сергей был жалок, мое сердце болезненно заныло в груди, боль была ноюще-фантомной, она отдавалась в позвоночнике, разбегалась по нервным окончаниям, приковывая меня к паркету.

- Прости, Сергей. Я не отбираю у тебя Ниночку, ты ее отец, всегда был и будешь им, но жить она будет со мной.

Это были последние слова, обращенные к человеку, который был моим мужем, отцом моей единственной дочери, я не смогла полюбить, принять, привыкнуть, понять, Господи, я даже не уважала его.

Мне хватило часа, чтобы собрать наши с Ниночкой вещи, я не взяла ничего, кроме необходимой одежды и ее любимых игрушек.

 Свекровь стояла надо мной, возвышаясь, словно обезумевшая настоятельница монастыря, зорко следящая за падшей послушницей, она боялась, что я заберу ее бесценные безделушки.

Я мечтала взмахнуть рукой и одним резким отточенным до совершенства движением ударить ее по лицу, стереть опротивевшее постылое выражение, но меня хватило на единственный жест – снять кольцо с пальца и положить его на вязаную салфеточку старинного буфета, забывая навсегда весь ужас моей жизни.

В тот вечер я вышла из подъезда с Ниночкой на руках, она спала, прильнувши к моему плечу, ее растрепанные волосы пахли сладко, словно вся моя девочка была соткана из тончайших паутинных нитей растопленной карамели. Ее носик сопел, ресницы трепетали, она видела мирные сны, не зная, что мы уходим в никуда, в новую жизнь, где не будет определенности, но будет покой для ее матери.

Сергей повел себя на удивление деликатно, положив в мою руку белый хрустящий конверт с деньгами:

- Это для дочери.

Почти всю ночь мы ехали домой, ко мне домой, к Анне Францевне. Дом встретил нас мерцающей лампой в комнате Микаэлла, Анна часто проводила в ней вечера, перебирая вещи, пересматривая старые пожелтевшие, истонченные как папиросная бумага фотографии, с которых ей улыбались дорогие сердцу люди, я знала, для нее они живы, любимы, бережно хранимы в тайниках сердца. Она не позволяла им покинуть ее и дом, ведь растворись Мика и Нани Георгиевна в тумане прошлого, Анна уйдет вслед за ними.

Я тихо отворила своим ключом дверь, входя в до боли родной дом, вдохнула аромат сушеных яблок, коричного шоколада и ни с чем несравнимого трепета жизни, витающего в глубине комнат.

- Анна, Анна, мы приехали.

Немного шаркающие звуки оповестили о приближении хозяйки, я слышала, как с каждым шагом она ускоряется, спеша ко мне.

- Нани!

Руки Анны сомкнулись вокруг меня, заключая в кокон, впервые за долгие годы я ощутила покой, радость.

- Я останусь, можно? Анна, останусь.

- Моя детка, моя детка.

Бормотала Анна, прижимая меня к себе, теснота объятия разбудила крепко спавшую Нину, он заворочалась у меня на руках, привлекая  к себе внимание, заспанные глазки смотрели расфокусированно, увидев Анну, дочь улыбнулась, протягивая к ней пухлые ручки:

- Бабуля.

Несколько лет пронеслись, как один день, я не могу выделить какое-то событие, дни проносились перед моими глазами со скоростью весеннего ветра. Мне надо было учиться жить. Думаю, единственное, оставившее неизгладимый отпечаток, развод с мужем, Сергей повел себе на удивление спокойно, он словно смирился, отпустил, не выдвигая никаких претензий, кроме одного – совместная опека над дочерью, я не была против.

Мы почти никогда не виделись с ним после стремительного заседания суда, за Ниночкой всегда приезжал водитель, малышка ныряла в темную глубину салона, прижималась кончиком носа к заднему стеклу, махая на прощание маленькой ручкой. Сергей проводил с ней день, не больше.

Моя жизнь была заполнена работой, Ниной, Анной и домом. Я смогла вернуться на прежнюю работу, Сергей платил алименты, нужды не было.

ПРОДОЛЖЕНИЕ -http://robsten.ru/publ/sobstvennye_proizvedenija/quot_obryvki_nitej_quot_chast_3_quot_probleski_v_temnote_quot_chast_2/12-1-0-13084