Фанфики
Главная » Статьи » Собственные произведения

Уважаемый Читатель! Материалы, обозначенные рейтингом 18+, предназначены для чтения исключительно совершеннолетними пользователями. Обращайте внимание на категорию материала, указанную в верхнем левом углу страницы.


"Обрывки нитей" - часть 3 -"Проблески в темноте"-часть 2

В день моего 35-летия я рыдала в голос в темной комнате, в окружении хрустящих накрахмаленных, благоухающих морозной свежестью простыней, которые не дарили тепла, лишь подчеркивали одиночество. Микаэлла не было рядом, я помнила все, каждый наш день, ночь, но я отпустила прошлое, поняв, что не смогу жить дальше, запутаюсь окончательно, разрушая все вокруг.

 

Я хотела одного – любви, тепла, объятий, нежного утреннего поцелуя, трепетного прикосновения к обнаженной коже, чуть сухого дыхания, обдающего жаром, неги, страсти.

Я была еще молода, кровь неслась по венам, пробуждая сердце и душу от спячки, все мое существо вдруг встрепенулось, крича о том, что годы уходят, надо успеть прожить, отдать, взять, любить.

Кто мог подумать, что неизбежно приближаясь к 40 годам, я встречу того, кто вновь разбудит мое сердце, вдохнув в него свежий поцелуй последней любви, я безумно боялась этого чувства, с оттенком обреченности, неизбежности, с привкусом горькой полыни на губах.

Я боялась себя, его, в моих глазах он был почти мальчиком, младше меня на несколько лет, но казалось он совсем ребенок, быть может, дело было в его светло-голубых глазах с мазками синевы вдоль каймы. Взгляд был прямым, чистым, ясным до боли, не было обмана, недомолвок. Лека точно знал, чего хочет, как, когда, я боялась вновь вступить в трясину любви, зная, пойди что-то не так, затянет, не отпустит, разрушит, вторую потерю мое истрепанное как застиранная медицинская марля сердце не переживет.

 Я была в плену у своего сердца, совершающего неспешную кропотливую работу, решая, нырнуть в омут отношений или остаться в тихой ряби обыденной жизни, раскрашенной ненавязчивыми красками моей любви к Ниночке и Анне.

Лека появился в моей жизни неслучайно, он искал встреч, после короткого знакомства на летнем празднике в городском парке, где  я любила гулять с Ниночкой. Мы обмолвились парой фраз и разошлись по разным сторонам вьющейся ленточки прогулочной дорожки, я не знала, обернувшись, он не смог отвести от меня глаз, провожая с надеждой на встречу.

Спустя несколько месяцев, в первые дни зимы, когда воздух пронизан кристальной чистотой первого мороза, а земля укутана в легчайшую меховую пелерину пушистого снега, он окликнул меня. Оглянувшись, я увидела букет кремовых с розоватой каймой роз и огромные голубые глаза.

В те дни я была погружена в работу, дочь, заботы о стремительно стареющей Анне, этот мальчик с его настойчивыми, но нежными ухаживаниями был новой гранью, которой как мне казалось, не было места в моей жизни, но Лека делал все, чтобы я изменила свое мнение.

К 35 годам я забыла, каково быть желанной мужчиной, любимой, нужной. Мое тело жаждало телесной близости, той самой, когда кожа стонет от потребности почувствовать жар нагого тела, вдохнуть чуть дурманящий аромат влаги, ощутить прикосновение растресканных от поцелуев губ.

Наши отношения начались незаметно, мы вдруг стали встречаться. Лека встречал меня с работы, провожал до дома. Если было немного времени, мы забегали в маленькие уютные кофейни, где воздух был пронизан коварным, лишающим разума ароматом терпкого кофе, под бок к нему уютно льнули запахи сливочного какао, сахарной помадки, нежнейших бисквитов, венских вафель и чуть ощутимая в этой симфонии нотка корицы.

Я млела от вкуса его губ с каплями шоколада на коньяке, я словно вернулась в свои 18, сбросив с плеч прожитые годы, этот голубоглазый мальчик дарил тепло, столь желанное моему сердцу, незаметно, оно латало свои раны, заплатки были маленькими, аккуратными, приметанными крохотными, ювелирными стежками.

Я помню тот день, когда мы впервые были близки, Ниночка и Анна уехали на выходные в санаторий, я порывалась с ними, но Анна одним волевым движений тонкой, почти прозрачной ладони с рыжеватыми старческими пятнышками отсекла мои попытки.

- Нет, я еду с внучкой, ты подаришь себе два дня, Нани, моя детка, возьми от этой жизни то, чего была лишена.

Ее родная рука, благоухающая лимонной вербеной, любяще коснулась моей щеки, смахивая предательскую слезу.

- Не смей плакать, пришло время радоваться.

 

Это были два чудесных дня на исходе зимы, когда талый снег позволяет проглянуть сквозь свою мутно-серую завесу темным, робким отрывкам земли, в воздухе витает аромат грядущей весны, обещаний, надежд, быть может, глупо мечтать, будучи взрослой женщиной, но  сколько бы нам не было лет, мы позволяем себе на краткие счастливые минуты упасть в розовый поток иллюзий.

Все в его квартире было новым, но удивительно родным, ничего не смущало, но многое радовало, особенно чистота, так редко присущая квартирам холостяков.

Меня встретил терпкий, чувственный аромат свежесваренного в джезве кофе, кокетливые вкрапления чуть дурманящих чайных роз, стоявших в высокой хрустальной вазе в центре стола, жар его объятий, остужаемый хрустящим хлопком простыней.

Я почти забыла лелеющие прикосновения губ к коже, восхитительное ни с чем несравнимое ощущение, оно незабываемо, ты словно вылепливаешься заново из мягкой податливой глины в руках умелого мастера.

Лека любил меня, большего не нужно.

Те два дня превратились в коловорот чувств, мы почти не вылезали из постели, в ней разница в возрасте казалась сущим пустяком.

 

Я почти все время была нагой, лишь теплое, влажное от пота тело укрывало мою беззащитную кожу, он дышал мной, любил, ласкал, нежа  своими руками, губами, выдыхая звуки, в которых едва различимо слышалось – Нани…

Имя, когда-то данное мне Микой, стало второй кожей, для близких и Леки я была Нани.

Первое прикосновение его ладоней к моему телу было подобно вспышке, все разрозненные кусочки соединялись в единую гармоничную картину. Он был младше, но опытнее, с ним я становилась девочкой, забывая о том, что кожа уже не шелковая, у глаз паутинчатая вуаль морщинок, в густоте волос серебристые нити, искусно скрытые от любопытных глаз.

Вещи не были нужны, моя шерстяная юбка с прискорбным шепотом упала на березовый паркет, вслед за ней, ахая от возмущения, слетала шелковая блузка. Первым порывом, было желание вскинуть руки, закрываясь от жадного вожделеющего взгляда почти синих глаз, в них не было намека на небесно-голубой, тяжелый лазурный цвет желания, подчинял себе все, мои руки покорено упали вдоль тела, позволяя Леке притянуть меня к себе, сжать в объятиях.

Как мы добрались до спальни? Неважно. Его четко очерченные губы обводили подернутый черным кружевной край лифа, язык подныривал под тонкую ткань, дрязня, останавливаясь в убивающей близости от напряженного соска, мне хотелось стонать в голос, требуя оттянуть, снять, убрать лиф, я хотела, чтобы его губы сомкнулись, окружая жаркой влажностью рта, даруя сладкие посасывающие звуки.

Моя спина выгибалась дугой, словно тело вело свою игру, действуя расчетливо, продуманно, коварно.

У него были тонкие длинные пальцы, ловкие как у музыканта-виртуоза, он знал, как пользоваться ими, когда я сама скинула надоевший лиф, кончики его ногтей задели сосок – ненавязчиво, но отточено, заставляя вздрогнуть, податься вперед, прося поцелуй, ласку, хоть что-то способное унять ноющую тугую боль, заставляющую судорожно сжимать немеющие ноги.

В кольце его объятий я забывала обо всех изъянах, словно их не было, он шептал, что я мягкая, нежная, сладкая как ванильный зефир, я верила. Он словно знал, как и где оставить поцелуй, задержаться, присасываясь к розовеющей, как утренняя заря коже, заставляя ее пылать пунцово-красным.

Я эгоистично хотела получить всего его, без остатка. Его рот касался изгибов ключиц, язык полизывал танцующие мурашки на коже, заставляя их замедлиться, раствориться, он почти кусал, не оставляя следов, тоненькая ниточка прикосновений тянулась к ямочке пупка, он тихонечко подул в него, срывая с моих губ смех, а затем вдруг резко втянул растаявшую от неги кожу, чтобы со звучным хлопком отпустить ее. Это было так по-детски глупо! Изловчившись, я вывернулась из-под него, отталкивая со своего живота растрепанную русую голову.

- Дурашка, Лека, ты дурашка!

Я смеялась, в уголках глаз скопились капли слез, грозившие пролиться сию же секунду, впервые за долгие годы я плакала от смеха. Лека подарил мне радость.

Одним ловким сильным рывком, он подмял меня под себя, плотно закрыв своим телом.

- Смешно, тебе смешно!

Прошептал он, ноты его голоса были чуть сердитыми, почти капризными, но за пологом этих звуков, прятался настойчивый шепот вожделения. Я чувствовала его желание.

- Думаю, пора прекратить смеяться, Нани.

Его губы накрыли мои, я все еще сотрясалась последними искрами смеха, смешинки устремлялись к нему, заставляя действовать напористее, вытесняя все, вдыхая в меня потребность отдаваться.

Все началось заново – прикосновение к губам, тонкая подводка из поцелуев вдоль век, мягкое поглаживание щек, покусывание ключиц, его пальцы нежно поигрывали моими сосками, бедра вжимались в бедра, почти секс, с той разницей, что он был одет….

Ниточка поцелуев вновь устремилась к моему пупку, язык нырнул в углубление, смахивая каплю пота, чуть ниже белела тесемка шрама, я стеснялась ее, но когда он бережно поцеловал его, все исчезло, только мой вскрик, взлетевший под потолок, кружил над нами.

Его пальцы дразнящее пробежались по кружевным ленточкам белья, прежде чем избавили меня от него, я была обнажена, беззащитна, полностью его. Лека обвел пальцами каждую линию моего естества, словно пробуя, узнавая, знакомясь.

-Такая мягкая.

Маленькие круги, легкие надавливания, скольжение вперед, назад, кончики его пальцев сжимали нежную как пергамент кожу, оттягивали, поглаживая. Он не врывался внутрь меня, заставляя корчиться от потребности. Я забыла, каково испытывать прикосновения мужских рук, все было в новинку.

Он был сильным. Стоило мне дернуться, желая освободиться, как крепкий почти жесткий захват рук, сковал мои бедра, подтягивая ближе к нему, его губам.

- Ты сладкая, сладкая везде.

Шептал он, касаясь кончиком носа моего бедра, выводя надорванные линии, тянущиеся от и до, стремящиеся к естеству, он втягивал, посасывал, болезненно-чувственно захватывал губами, кончик языка ударял по ноющей точке – хлестко, быстро, отточено. Тонкие пальцы скользили в глубину, делая мне все более влажной, заставляя мои руки вплетаться в беспорядок растрепанных полос, подталкивая его голову.

Мое тело жило отдельной жизнью, падая за зыбкую линию, туда, откуда так ленно возвращаться, тебе хочется погрузиться в мягкую пушистую колыбель оргазма, укрыться им, не возвращаясь на грешную землю.

- Нани, моя любимая, - шептал он, оставляя воздушные поцелуи на моем вздрагивающем животе, я не чувствовала его губ, лишь поволока горячего дыхания говорила со мной.

- Поцелуй меня, Нани, - шепнул Лека, пряча лицо в изгиб моей шеи, я слышала грохот его сердца - сильный, мощный, ровный звук, дарующий блаженное успокоение.

Мои ладони сомкнулись на его спине, я подстроилась под него, найдя мягкие с намеком на крохотные трещинки губы

- Лека, мой красивый мальчик.

Поцелуй был сладким, медленным, густым как выстоявшееся красное вино, благородный напиток, дождавшийся своего часа. Его колючий как наждачная бумага подбородок приятно натирал кожу, немного отрезвляя рассудок.

Уперевшись ладонью в его грудь, я оттолкнула его от себя.

- Думаю, ты слишком одет, мне не нравится, думаю, надо избавить тебя от всех этих лишних вещей, - прошептала я, склонившись к его уху. Мои глаза расширились, когда низкий гортанный, практически животный стон слетел с его губ, это было потрясающе, осознавать, что этот мужчина желает меня, хочет.

Зачем на рубашках так много маленьких круглых пуговок, каждая из них напоминают маленькую девчонку, с дразнящем высунутым язычком, она хитро смотрит на тебя – ну, справься!

Ха, я не уступила Леке в ловкости, когда просто рванула полы рубашки, две белые пуговки с плачем упали на пол. Его тело было подтянутым, с редкими светлыми волосками, разбросанными на светлой коже, они сгущались, прячась за линией ремня. Я словно ребенок исследовала его, касаясь каждой мышцы, выпуклости, ямки, царапая соски, щекоча кончиками пальцев его вскинутый подбородок.

Мы играли в свою игру, он позволял мне шалить. Пальцы проворно справились с пряжкой ремня, молнией на брюках, руки рванули вниз темно-серую ткань, позволяя увидеть его обнаженным. Я сидела на его бедрах, закусив губу, мне хотелось трогать, целовать, прижиматься к его коже, обнимать, но страх быть отвергнутой звучал в моей голове как маленький нудный колокольчик.

- Нани, смелее, я не кусаюсь, делай все, что хочешь, или быть может?

Лека резко привстал, обхватил меня, притягивая к себе на грудь, наши губы встретились вновь, его ладони скользнули на мои ягодицы, круговые поглаживающие движения, ощутимое, но столь приятное давление пальцев, саднящие невидимые царапины от кончиков ногтей и вновь поглаживание.

- Не думай ни о чем, выбрось все из головы, ты моя, со мной.

Он двигался плавно, словно узнавал меня, не было смущения, дискомфорта, только ритмичное правильное покачивание, его руки удерживали меня, руководя симфонией. Мы сплелись как две шерстяные нитки в клубок, маленькие тоненькие ворсинки спутались, завязываясь в прочные неразрываемые узелки, распутать больно, порвать невозможно.

Мы катались по белым простыням, перехватывая инициативу друг у друга, мне нравилось, когда он накрывал меня свои телом, толкаясь, почти резко, но приятно, я просыпалась от многолетней спячки, вновь чувствуя себя женщиной.

Движения становились все хаотичнее, жестче, его пальцы сдавливали кожу на моих бедрах, делая захват смертельным, я слышала, как наши тела встречаются друг с другом, влажные звуки перемешивались со стонами, вздохами, настойчивыми просьбами - быстрее, быстрее…

Он целовал мою шею, посасывая, оставляя красноватые следы, подобные ожерелью из розового морского жемчуга, нить бусин доходила вплоть до груди, где встречалась с коричневым вздернутым соском, губы смыкались, язык кружил, тягучее посасывание сводило с ума, я чувствовала себя красивой, будучи отданной в плен его губ, закованной в стальные тиски его тела.

Было так душно, но это была желанная духота, закинув ноги на его талию, образовывая своеобразный замок, я встречала каждый звонкий удар его тела в мое, отвечая, двигаясь в такт, мы танцевали свой танец на хлопковом паркете простыней.

Я никогда не забуду, как выгнулось в экстазе его тело, капли пота дрожали на вздувшейся вене лба, с губ слетали спутанные звуки, в которых угадывалось мое имя.

 

Я проснулась через несколько часов, одна, но постель не была холодной, она бережно сохранила тепло Леки, уткнувшись носом в смятую подушку, я вдохнула его запах – горькая полынь, дикие травы с оттенком пота. Будь моя воля, я окружила всю себя им.

Завернувшись в простыня, я прошлепала на кухню, зная, он там, сидит за чашкой густого кофе, склонившись над ноутбуком.

Я подкралась тихо, за годы своего псевдобрака я научилась двигаться бесшумно, словно безликая тень, Анна пыталась отучить меня от этого, бесполезно. Я шла на кончиках пальцев, иногда останавливаясь, поджимая их, нет, мне не было холодно, привычка.

Коснувшись поцелуем его колючей щеки с ямочкой, я прошептала:

- Тебя не было, я проснулась, а ты ушел, мне одиноко без тебя.

Лека обернулся, его руки обвились вокруг меня как стебли дикой лианы, тонкие музыкальные пальцы сдавили обнаженную спину, отбивая неслышный ритм, в его голубых глазах плескалось счастье, оно было осязаемо. Он смотрел в мои глаза, ища только ему ведомый ответ на невысказанный вопрос.

- Ты разговариваешь во сне, Нани, бормочешь и улыбаешься.

Он притянул меня отчаянно близко к себе, стук его сердца отскакивал от грудной клетки, рикошетя в меня, Лека пах чистотой, гелем для душа и кофе, но сквозь обманную завесу приобретенных запахов настойчиво пробивался аромат горькой полыни.

- Будешь кофе, Нани? Я умею варить хороший напиток.

Он коснулся кончиком пальца моей распухшей от долгих поцелуев нижней губы, в глубине меня проснулась смелая девчонка, подначивающая высунуть кончик языка, попробовать его пальцы на вкус – ликер и кофе.

Спустя час и сотни литров воды в душе, я сидела напротив него, завернутая в не по размеру большой махровый халат, по словам Леки, я напоминала слоеный пирожок с фруктовой начинкой. 

Мы болтали до рассвета, говоря обо всем, я рассказывала о Ниночке и Анне, они были центром моей вселенной, о доме, в котором каждый уголок был любим, о саде, любовно лелеемом Анной Францевной, красных мальвах и майских розах с нежным детским запахом, но я молчала о Микаэлле, он был тайной моего сердца, тем, кого невозможно заменить, да я решилась попытаться пойти вперед, но Мика был частью меня, словно я носила его под своей кожей.

Лека слушал внимательно, изредка задавал вопросы, рассказывал о своей жизни, работе, путешествиях, за его плечами был ранний неудавшийся во всех отношениях брак, развалившийся спустя пару месяцев после свадьбы.

В потаенной глубине моего сознания сидел маленький противный червячок, он вгрызался в мозг, нашептывая: «Ты старше его, несколько лет значат много, у тебя ребенок, ты думаешь, ему нужен твой багаж? Разве Ниночка примет чужого дядю?»

Я отмахивалась, но разве можно просто взять и закрыть глаза на то, что Лека младше, у него нет обязательств, незаживающих ран, покореженной жизни, все впереди, ему нужна молоденькая девочка, которая родит ему детей, будет любить только его, без оглядки на прошлое.

- Лека, милый, я ведь старше тебя, у меня дочь, скажи, кто мы, зачем мы здесь?

Его голубые глаза удивленно распахнулись, он с удивлением вглядывался в меня, я видела, как морщинки пробежали по его лбу, пальцы отбили нервный ритм на вишневой столешнице обеденного стола.

- Нани, я люблю тебя, ты нужна мне. Ты говоришь, что старше, это неважно, какие-то пять лет, сущий пустяк. Я не хочу быть только любовником, тем с кем можно провести ночь, ты нужна мне каждый день, утром, днем, вечером. Я постараюсь, чтобы твоя девочка приняла меня, Нани, дай нам шанс. Моя хорошая, я понимаю, что ты боишься, но прошу, не отталкивай меня, не сейчас, не сегодня.

Он коснулся моей щеки так нежно, словно я была новорожденным младенцем, я замурчала от этой незатейливой ласки, у меня есть две ночи и день, думать я буду после, когда вернуть домой.

Лека не позволил мне думать, в те выходные, он не выпускал меня из объятий, я срасталась с ним. Все в нем, в его квартире казалось родным, понятным, почти любимым, любовь была непозволительной роскошью, вкусив ее, становишься гурманов, лишаясь, погибаешь без остатка.

Я окунулась в физическую любовь, мое тело воспрянуло от долгого летаргического сна, оно послало весь мой разум в заоблачные дали, позволяя парить в невесомости.

Ночи были особенными, мы становились равными, я забывала о том, что мне не 18, безрассудно веря каждому его слову.

Я могла часами смотреть, как меняют цвет его глаза, голубой перетекает плавными округлыми потеками в светло-синий, стремясь к кобальтовому, глубочайший цвет, знаменующий высшую степень его желания. Меня приводило в детский восторг то, как его тело откликалось на мои ласки, все запреты, стеснения, табу были отброшены прочь, я позволила себе все.

Мы страдаем от недостатка физического контакта, нуждаемся в нежным объятиях, страстных ласках, мягких поглаживаниях, они часто нужнее всех слов, ведь звуками невозможно высказать то, что скажет одно маленькое трепетное прикосновение к коже, оно громче любого крика.

Я истосковалась по любви, с Лекой я пила эту любовь глубокими жадными глотками, осушая, не оставляя малейшей капли на дне. Эгоистично, но необходимо. Лека, понимал, что его чувства ко мне сильнее, глубже, но довольствовался тем, что я могла ему дать. В любви нет места торгу, а в постели не говорят, все слова превращаются в обманную паутину, она опутывает, но дерни, разорвется, повиснув грустными обрывками.

 Лека хотел моей любви, но обладал лишь телом. Я обманывалась, считая, что этого достаточно.

Мое тело раскачивалось на нем, я была нанизана как ночной мотылек с обожженными крыльями на иголку, моя спина соприкасалась с его грудью, я чувствовала каждый сантиметр его кожи, волоски, чуть грубоватая ткань сосков, выступающие углы ключиц, он впечатался в меня, сомкнув крестообразно руки на моей груди, его ладони лежали на моих плечах, словно я была в неком любовном бандаже, его губы оставляли дорожки поцелуев на моих плечах, безбожно спутанных волосах, мокрых от пота писках, изящных бугорках позвоночника

- Люблю тебя, моя упрямая, упертая, моя.

Мои колени ныли, внутри все вибрировало, словно сотни крылаток сосредоточились внизу живота, отчаянно взмахивая крыльями.

Откинув голову, я измождено простонала:

- Не могу, не могу, слышишь, прошу, прошу, пожалуйста, не могу.

Ладонь с тонкими пальцами, увенчанными шершавыми подушечками, скользнула вниз, ложась на изнывающую пульсирующую плоть, пальцы выводили идеальные в своей простоте линии – теребя, давя, кружа, надавливая, делая меня отчаянно влажной, трясущейся от экстаза в его руках.

Падение в пропасть, повлекло его за мной, ладонь вернулась на мое плечо, реставрируя  любовную крестообразную связку.

- Нани, останься, прошу.

Лека шептал это мне на ухо, укутывая мое влажное, практически мокрое тело в простыни, пара минут и он подхватит меня на руки, унося в плен горячего пара в душе, но сейчас, он умолял меня остаться, не на ночь, навсегда.

Я зажмурилась, боясь сказать не то, не так.

- Лека, мой хороший, не надо, не сегодня, я  не могу сейчас.

Его голова обреченно упала на мою грудь, я не видела, но знала, что его глаза сейчас прозрачно голубые, как первые подснежники, проглядывающие сквозь белое шитье снега.

- Не сегодня.

Мы не поднимали этот вопрос, я купалась в его ласках, он ждал меня, обещания, толики надежды.

Я ушла от него ранним утром в понедельник, мне необходимо было встретить на вокзале Ниночку и Анну.

Откуда я могла знать, что уйти от Леки будет трудно, я убегала, боясь посмотреть в его глаза, он ждал, у меня не было ответов. Лека порывался поехать со мной, я лишь качнула головой:

 – Нет.

- Нани, подумай, обещай, что подумаешь.

Его теплые, израненные губы коснулись моего виска, болезненно нежно, трепетно, словно я была юной девочкой, которую впервые целует очарованный ею мальчик, весь его мир упал к ее ногам.

Я ушла не оборачиваясь, нырнула в промерзший салон машины, скинула туман прошедших 48 часов, уносясь к единственному постоянному  - Ниночке.

Она махала на перроне ручкой, укутанной в беленькую перчатку из пушистой ангорки, шарфик на ее тонкой шее был аккуратно завязан в элегантный узелок, Анна не терпела посредственности, растя Ниночку.

Моя малышка бросилась в мои объятия, ее запах был родным, единственно верным, но что-то в глубине моего сердца нашептывало, что этого мало.

Анна была счастлива вернуться домой, Ниночкин голосок звенел в телефонную трубку, она делилась с отцом впечатлениями, а я рыдала в подушку от тоски по любви.

Я хотела броситься к Леке, но я боялась вновь попасть в ловушку брака.  Я не понимала, люблю ли я его, хочу ли быть с ним, как примет его Ниночка, Анна. Сможет ли он принять и полюбить моего ребенка, согласится с тем, что Анна Францевна будет частью семьи.

Телефон у моей подушки выводил трели. Лека…

 

Категория: Собственные произведения | Добавил: rebekka (26.02.2013) | Автор: rebekka
Просмотров: 568 | Комментарии: 3 | Рейтинг: 5.0/4
Всего комментариев: 3
3   [Материал]
  спасибо за главы :) Очень классно нашписано - с удовольствием читаю и жду продолжения:)

2   [Материал]
  так красиво и красочно все описано, аххх, талантливо, всё перед глазами lovi06032
спасибо!
неужели просвет среди всей этой тьмы, рассвет чувств, что-то хорошее пришло в ее жизнь, не отталкивай, прими ..

1   [Материал]
  Это не проза, это поэзия, заставляющая кожу звенеть, а глаза улыбаться. Спасибо за это. lovi06032
Ощущается предчувствие разрыва. Внутренние переживания, груз прошлых лет и пережитых испытаний Нани накладывает отпечаток на все ее будущие отношения. Очень надеюсь на счастливый исход. Спасибо! lovi06015

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]