Помните, как в
недавнем интервью IndieWire Роберт, рассказывая о будущих своих съемках, упомянул также и фильм
"Waiting For The Barbarians", режиссером которого назначен Сиро Гуэрра? Информации об этом проекте, находящимся пока "в будущем производстве" до последнего времени было немного, но с сегодняшнего дня мы открываем этот обновляемый пост с новостями о фильме, ведь в процессе подготовки к работе над ним произошли заметные подвижки.
13 февраля 2018 года
4. Стали известны небольшие подробности о съемках фильма, и под чьим руководством он будет сниматься.
@sallyvg: #Вожиданииварваров с Марком Райлэнсом и #РобертомПаттинсоном будет сниматься в этом году в Африке под режиссурой Ольги Сегура, мексиканского режиссёра и продюсера.
1 декабря 2017 года
3. На сегодняшний день каст фильма весьма короток, но зато в нем есть два потрясающих имени: Роберт Паттинсон и Марк Райлэнс. Если вы видели такие фильмы как "Шпионский мост" (за который актер получил Оскар), "Еще одна из рода Болейн" и "Дюнкерк", то Марк в представлении не нуждается.
2. Недавно стало известно имя персонажа Роберта - полковник Джолл. Марку, по всей видимости предназначена роль судьи в фильме, от лица которого идет повествование истории.
Содержание сюжета выглядит следующим образом:Полковник имперской армии Джолл посещает пограничные поселения Империи, чтобы допросить всех варваров, которые были взяты в плен в надежде получить информацию о набегах варваров. Джолл - командующий и властный авторитет, жестокий и безразличный в своей тактике пыток - олицетворяет противоположность характеру судьи. Джолл убежден, что варвары планируют атаковать и разрушить Империю, и он готов использовать любые средства, необходимые ему для получения информации. Но Джолл так слепо и беспрекословно следует своей военной компании, что он, кажется, добивается "правды" от своих жертв только пытками, что подтверждает подозрения. о нем. Хотя в беседе с судьей он утверждает, что эксперт в том, чтобы отличить истину от лжи, предполагая, что он способен воспринимать "тон правды" при допросе жертв, Джолл, похоже, причиняет боль своим жертвам таким образом, что они вынуждены лгать и рассказывать ему все, что он хочет услышать. Незаинтересованный в реальной правде кочевников, Джолл опьянен собственной властью и восхваляет свою необоснованную оценку низкопробных варваров. Использование им солнцезащитных очков также символизирует его слепоту к истине и ужасающую непостижимость.
1. Фильм будет снят по одноименному роману Нобелевского лауреата по литературе и обладателя сразу двух Букеровских премий - Джона Максвелла Кутзее - "В ожидании варваров".
При желании вы можете найти книгу в русском переводе - она давно переведена на "великий и могучий" и уже снискала признание у наших отечественных ценителей интеллектуальной литературы.
В романе идет повествование от третьего лица - магистранта/судьи одной из колоний придуманной Империи - очень похожей по описанию на утрированное представление о формировании ЮАР глазами человека, родившегося в этой стране. После слухов о возможном нападении варваров на колонию с прилегающей к ней пустыни, в местный городок направляется полковник Конелл Джолл, начисто лишенный малейшего сострадания и жалости к местному населению и отличающийся невероятной и неоправданной жестокостью в добывании именно той информации, которая ему нужна.
Мы подобрали для вас фрагменты с описанием героя, которого предстоит сыграть Роберту. Далее будут спойлеры, а потому, если вы не любите знать сюжеты фильмов заранее, то вам стоить остановиться на этом месте. Всем остальным же предлагаем познакомиться с полковником Джоллом поближе. Напоминаем, что повествование ведется от лица судьи колонии.
ВНИМАНИЕ: Спойлеры
Я никогда такого не видал: перед глазами у него висят два круглых стеклышка в проволочных петлях. Он что, слепой? Если бы он прятал слепые глаза, я бы еще мог понять. Но он не слепой. Стеклышки темные и снаружи кажутся непрозрачными, но он сквозь них видит. Он говорит, что это новейшее изобретение. – Они защищают глаза от солнца, – говорит он. – В этой вашей пустыне очень помогает. Меньше щуришься. И голова реже болит. Посмотрите. – Он притрагивается к уголкам глаз. – Никаких морщин. – Он снова опускает стекла на место. Да, действительно. Кожа у него как у молодого. – У нас все в таких ходят.
******
Когда у полковника Джолла выпадает свободное время и мы снова встречаемся, я подвожу разговор к вопросу о пытках.– А что, если допрашиваемый говорит правду, но понимает, что ему не верят? – спрашиваю я. – Ведь это ужасно, вам не кажется? Представьте себе: человек готов во всем признаться, он признаётся, больше ему признаваться не в чем, он сломлен, но на него все равно давят и требуют новых признаний! И какую огромную ответственность берет на себя допрашивающий! Как вы вообще определяете, когда вам говорят правду? – По тону голоса, – отвечает Джолл. – Когда человек говорит правду, голос у него звучит в некой особой тональности. Распознать ее нам помогают специальная подготовка и практический опыт.
– Тональность правды?! А в обычной, обыденной речи вы тоже ее слышите? Вот сейчас, например, вы можете определить, правду я говорю или нет? За все время нашего знакомства мы с ним впервые так откровенны, но он небрежно перечеркивает великий миг легким взмахом руки .– Нет, вы меня не поняли. Я говорю лишь о вполне определенных обстоятельствах, когда правды необходимо доискиваться, когда, чтобы установить истину, я вынужден применять нажим. Сначала в ответ я слышу только ложь – это, знаете ли, проверено, – итак, сначала идет ложь, я нажимаю, снова идет ложь, я нажимаю сильнее, наступает перелом, затем я нажимаю еще сильнее и вот тогда уж слышу правду. Так и устанавливается истина. Примем боль за истину, все прочее подвергнем сомнению. Вот что я выношу из беседы с полковником Джоллом.
******
Отчет, который он представляет мне как городскому судье, лаконичен. "В ходе допроса были выявлены противоречия в показаниях задержанного. Когда ему было указано на эти противоречия, он пришел в ярость и напал на офицера, проводившего допрос. В последовавшей схватке задержанный сильно ударился о стену. Попытки вернуть его к жизни оказались безуспешными".
******
Его присутствие в нашем городе уже на второй день настолько вывело меня из равновесия, что я с ним холодно вежлив, не более. Вероятно, за годы работы разъездным палачом он привык, что его чураются. (Но может быть, в наши дни палачей и экзекуторов продолжают считать нечистью только в провинции?) Я гляжу на него и гадаю, что он почувствовал в первый раз, в тот самый первый раз, когда его, еще не мастера, а ученика, попросили рвануть клещи, или закрутить тиски, или не знаю, что там у них еще принято; дрогнуло ли хоть что‑то в его душе, когда он понял, что в этот миг преступает запретную черту? А еще я ловлю себя на том, что хотел бы узнать, есть ли у него какой‑то свой, личный ритуал очищения, совершаемый за закрытыми дверьми и позволяющий ему потом выйти к людям и преломить с ними хлеб. Может быть, он, к примеру, очень тщательно моет руки или переодевается во все чистое или, может быть, Третий отдел вывел новый вид человека, который способен без малейшего волнения погружаться в скверну и так же невозмутимо из нее выходить?
******
На другой день полковник начинает допросы. Раньше мне казалось, что он ленив, что он попросту бюрократ с порочными наклонностями. Теперь вижу, как я ошибался. В своих поисках истины он не знает усталости. Допросы начинаются рано утром, а когда я после захода солнца возвращаюсь домой, они все еще продолжаются. Полковник взял себе в помощники старика, который всю жизнь проохотился на кабанов в верховьях и низовьях реки и знает сотню слов на "речном" языке. Одного за другим рыбаков ведут в комнату, где обосновался полковник, и спрашивают, не замечали ли они передвижения каких‑нибудь всадников. Вопрос задается даже ребенку: "К твоему отцу не приходили по ночам чужие?" (Я, конечно, могу только догадываться о том, что там происходит, могу лишь представлять себе и этот страх, и растерянность, и унижение.) Затем пленных ведут не назад во двор, а в главный коридор казармы: солдат временно выселили и расквартировали в городе. Закрыв все окна, сижу в тяжелой духоте безветренного вечера, пытаюсь читать и напрягаю слух, чтобы расслышать или, наоборот, не слышать звуков насилия. Наконец в полночь допросы прекращаются, хлопанье дверей и топот сапог смолкают, залитый лунным светом двор погружается в тишину, и я позволяю себе лечь спать.
******
В окне кареты успеваю увидеть выхваченное лунным светом лицо Джолла. Он тоже меня увидел: дверь захлопывается, и изнутри щелкает задвижка. Вглядываюсь сквозь стекло и различаю его фигуру в дальнем темном углу: он сидит отвернувшись, шея его напряжена. Барабаню пальцами по стеклу, но он не поворачивается. Подручные полковника оттесняют меня. Брошенный из темноты камень ударяется о крышу кареты. На площадь прибегает еще один человек из свиты Джолла.
******
Я гляжу на смутно белеющее в темноте пятно, именуемое полковником Джоллом. Мой плащ хлопает на ветру, я дрожу – не только от холода, но и от еле сдерживаемого гнева. Меня терзает желание разбить стекло, сунуть руку в дыру и, чувствуя, как ее зазубренные края цепляются за кожу и раздирают плоть этого человека, вытащить его из кареты, швырнуть на землю и топтать до тех пор, пока он не превратится в месиво. Дернувшись, словно мои кровожадные мысли обдали его брызгами, он неохотно поворачивается. Потом боком передвигается по сиденью ближе к окну и смотрит на меня сквозь стекло. Лицо у него какое то голое, вылинявшее: то ли виноват лунный свет, то ли причина в усталости. Я гляжу на его высокие бледные залысины. Воспоминания о мягкой материнской груди, о
том, как рвалась из рук бечевка первого запущенного им бумажного змея, соседствуют в сотах этого черепа с воспоминаниями об извращенных жестокостях, за которые я его ненавижу. Он смотрит на меня в окно, его взгляд рыщет по моему лицу. Неужели и он теперь обязан подавить в себе желание протянуть руку, схватить меня за шиворот и вонзить мне в глаза осколки стекла? Я знаю, что сказать ему в назидание, я давно продумал эти слова. Произношу их очень отчетливо и наблюдаю, как он читает по моим губам.
– Притаившегося в нас зверя мы должны натравливать только на самих себя, – говорю я и в подтверждение киваю. Киваю несколько раз, чтобы смысл дошел до него полностью. – Но не на других.
******
солдат Джолла с судьей:
– Мы замерзали в горах! Мы дохли с голоду в пустыне! Хоть бы кто предупредил, как все будет! Они с нами не воевали – просто завели в пустыню, а сами исчезли!
– Кто "они"?
– Ну, они… варвары! Они заманивали нас все глубже и глубже, мы никак не могли их догнать. Они ловили тех, кто отставал, по ночам срезали привязь и разгоняли наших лошадей, а на открытый бой не вышли ни разу!
– Так, значит, вы не выдержали и повернули домой?
– Да!
