Я сплю всю ночь. Когда на следующее утро я открываю глаза, то сразу понимаю, что уже очень поздно. А проверив телефон, вижу, что уже десять утра. Путаясь в простыни, я вскакиваю с кровати и наспех одеваюсь. Я проспала и могу только представить, что на это скажет Эсме.

Думаю, что на этот раз я потеряю больше, чем свою электронную книгу.

Сбежав по лестнице, я буквально врезаюсь в Эсме, когда пытаясь найти её, вхожу в кухню. Она ловит меня, осторожно кладёт руки мне на плечи и смотрит мне в глаза.

– Боже, что случилось? – с беспокойством спрашивает она. – Успокойся.

Когда я смотрю на неё – мои глаза широко раскрыты, и я понимаю, что моё лицо выражает ужас. Я показываю на свои часы, давая Эсме понять, что опоздала. Разве она не знает?

– Успокойся, – повторяет она. – Присядь для начала.

Хмурясь, я иду вслед за ней к кухонному столу. Когда сажусь, чувствую себя безумно встревоженной. Что она запланировала?

– Я не могла заставить тебя проснуться, – говорит она, как только мы садимся. – Я стучала довольно громко, но подумала, что тебе необходим сон. Так что не паникуй. Или ты на самом деле так обеспокоена, что пропустила школу?

Не веря тому, что слышу, я качаю головой. Меня не волнует школа, только реакция Эсме.

– Как бы там ни было, я позвонила и сказала, что ты приболела. Вчера ты выглядела такой усталой.

Я пытаюсь совладать со своими беспорядочными мыслями, а Эсме встаёт, чтобы налить мне кофе. Когда она возвращается, держит в руках ручку и бумагу. Потягивая обжигающий напиток, я пишу.



– Ты проспала, потому что я позволила тебе, – говорит она. – Какой мне смысл позволять тебе пропустить школу, а затем винить в этом?

Я снова смотрю на свою чашку, столкнувшись с новой реальностью, которая, должна признать, имеет смысл. Я сутулюсь под весом своей прежней жизни.

– Белла, – осторожно говорит Эсме. – Я не виню тебя в том, что ты проспала. Не после того, что было у тебя вчера.

Я киваю.

– Стефан обвинил бы тебя?

И снова я киваю. Я была ответственна за то, чтобы всегда успеть вовремя. Он же, чёрт его побери, никогда мне с этим не помогал. Но в тоже время, не задумываясь заставлял платить.

– И Лоран?

Я резко поднимаю взгляд и смотрю на Эсме. Значит, она знает. Что она знает? Только то, о чём мы договаривались с Шивон или намного больше?

– Шивон звонила мне вчера, – тихо говорит Эсме. – Она рассказала мне о Лоране. Никаких подробностей, потому что ты просила её об этом, но она объяснила, что твоё детство было тяжелее, чем мы думали поначалу.

По какой-то нелепой причине эти глупые слёзы вновь текут по моему лицу. Мои глаза горят, а в голове пульсирует. Разве я недостаточно плакала вчера?

– Поговори со мной, – говорит Эсме, двигая ко мне лист бумаги.



Он выглядит растерянной.

– Прости, но я не понимаю, что ты имеешь в виду.



– О чем ты говоришь, Белла? – спрашивает Эсме и в её голосе слышится боль. – Имеешь в виду, что всё это – твоя вина?

Кивнув, я пишу.



– Нет. – В её голосе столько уверенности, что я поднимаю свой взгляд. Она на самом деле так думает и её ярость направлена на отрицание моего предположения. Я в замешательстве хмурюсь.



– Нет, – утверждает она. – Мы по-прежнему любим тебя.

Любовь... Она говорит, что любит меня, что они любят меня. Это слово мне чуждо и я вспоминаю, как Лоран с шипением произносил, что я никогда не буду любима. Как кто-то вроде меня может заслужить любовь?

Воспоминания грузом давят на мои плечи, и я сутулюсь под предполагаемым весом, натягивая на руки рукава, в бесплодной попытке скрыться от этого мира, от позора и страха.

– Белла? – И вновь она заставляет меня встретиться с её взглядом. – Мы любим тебя.

Мои плечи, кажется, от её слов поникают ещё сильнее.

– Мы любим тебя, – повторяет она, держа мой взгляд. – Независимо от того, что ты думаешь о себе, независимо от того, что, по твоему мнению, ты сделала неправильно и независимо от того, насколько ты кажешься себе плохой. Мы любим тебя. Безоговорочно.

Я хочу спросить её, это правда? Я хочу попросить у неё заверения. Но слова застревают, и я сижу, замерев, пытаясь побороть подавляющий страх, что она заберёт свои слова обратно, когда точно будет знать, на что походило моё прошлое.

Но я не могу сказать ей, или могу? Я никому не могу это рассказать. Даже Шивон, хоть она знает уже больше, чем мне бы того хотелось. Моя мать просила меня больше никогда об этом не говорить...

Эсме встаёт, обходит вокруг стола и, опустившись на колени рядом с моим стулом, смотрит на меня.

– Мы любим тебя, – повторяет она, теперь более спокойно. – И ничто этого не изменит. Ничто.

Я качаю головой и, отвернувшись от неё, пишу.



– Нет, это не так, – не соглашается она и между её бровями появляется крошечная морщинка. – Кто тебе это сказал? Стефан? Лоран?

Я киваю, моё сердце снова разрывается на части.



Я слышу, как читая мои слова, Эсме сглатывает.

– Твоя мать была не права, – говорит она почему-то хриплым голосом. – Так же как Стефан и Лоран. Они заставили тебя поверить в эти ужасные вещи, только чтобы оправдать собственные действия, направленные против тебя.

Я смотрю в её глаза, пытаясь найти что-то, а что, не знаю сама. Может быть, принятие? Чтобы Эсме сказала мне, что в прошлом от меня ничего не зависело. Как долго я ждала, желая услышать именно это? Но я не смогу в это поверить. Дважды в моей жизни всё пошло не так.

– Ты замечательная, очень сильная девушка, Белла. Посмотри, сколького ты уже достигла. Ты отлично учишься. Ты помогла Элис и Эммету с тригонометрией. Ты превосходно готовишь. И самое главное, ты – нежный и заботливый человек. Ты стараешься изо всех сил и помогаешь остальным каждый раз, когда они в этом нуждаются. Так грустно, что ты этого не видишь.

Как всегда смущаясь от её похвалы, я отвожу взгляд.

– Помнишь, когда ты только приехала сюда? – тихо продолжает она. – У тебя были приступы тревоги, иногда по нескольку раз на день. И посмотри на себя сейчас. Ты взаимодействуешь со всей нашей семьёй. Ты позволяешь прикасаться к себе. Ты говоришь со мной о том, что тебя тревожит. Я надеюсь, ты начинаешь понимать, что не должна нести своё бремя в одиночку.



– Нет, – с грустью в голосе говорит она. – Не могу. Но я могу быть рядом и поддержать тебя, когда это нужно. Немного любви и ласки могут иметь большое значение, если ты только позволишь.

Вспомнив разговор, который я вела об этом с Шивон, я пишу последний вопрос.



– Вовсе нет, – успокаивая, говорит она, искренность звенит в её голосе. – Я хочу быть рядом с тобой.

В шоке я понимаю, что Шивон была права. Прося проявлений любви, я сделаю счастливыми и других. Переведя взгляд с листа бумаги к глазам Эсме, я неуверенно протягиваю к ней руку. Её рука поднимается, словно автоматически, и она держит меня, а наши руки покоятся на моей ноге. И я чувствую себя просто замечательно. Я больше не могу отрицать, насколько приятно, когда кто-то вот так держит тебя за руку. Мы сидим так долгое время, а затем обе улыбаемся.

– Знаешь, что ещё помогает? Сделать что-то забавное. Что бы ты хотела сделать сегодня?

Я с замешательством моргаю, заметив в её глазах озорной блеск.



– Сказала, – самодовольно говорит она. – Поскольку сегодня ты не в силах сосредоточиться на школе. Это я сказала директору. Если ты хочешь прогуляться, мы это сделаем. А может, хочешь сделать что-то ещё? Заняться выпечкой? Или устроить шоппинг? Слово за тобой.

Кусая губы, я думаю о желании своего детства. Когда я была младше, порой мечтала о матери, которая проводила бы со мной время точно так, как сейчас это предлагает Эсме. В основном в своих мечтах я смотрела с ней фильм. Устроившись на диване с напитками и чем-то вкусненьким, не заботясь о нашем здоровье.

– Скажи мне, – говорит Эсме. – У тебя такое мечтательное выражение лица. Чего бы ты хотела?

Я могу попросить её? Может она согласится? Я снова кусаю свои губы, на этот раз от неуверенности.

– Ну же, – уговаривает она. – Всё, что хочешь. Сегодня я вся твоя.



Я использую гораздо больше слов, чем необходимо, пытаясь спрятать свою просьбу за вежливостью.

Она широко улыбается.

– Конечно! Хотя для попкорна немного рановато, – с усмешкой добавляет она.

Меня это не волнует. Я просто безумно счастлива, что она согласилась на что-то такое скучное, как просмотр фильма в моей компании.

– Какой фильм ты бы хотела посмотреть? У нас огромная коллекция, а я не видела почти ни один из них. Знаешь, что? Пойди пока выбери, а я быстро кое-что доделаю в прачечной.

Она встаёт и убегает, прежде чем я успеваю возразить. Её внезапное волнение не прошло для меня незамеченным. Я ставлю чайник и, придя в гостиную, пытаюсь из обширной коллекции выбрать фильм.

Я останавливаюсь на Зелёной Миле и Эсме рада моего выбору.

– Один из моих любимых. Я просто обожаю Тома Хэнкса.

Она включает фильм, а я тем временем делаю для нас чай, и когда возвращаюсь, Эсме, поджав под себя ноги, сидит на диване, укрывшись половиной пледа. Я присоединяюсь к ней, накрывшись другой его частью.

Фильм длинный, легко полностью погрузиться в него. По мере развития сюжета я всё ближе и ближе придвигаюсь к Эсме, одна деталь моей детской мечты не даёт мне покоя. И только почувствовав на своих плечах её руку и её легкое давление, я понимаю, что теперь всё хорошо. С тяжёлым вздохом, который, кажется, содержит в себе всё моё беспокойство, я позволяю себе опуститься вниз и лечь на диван, и кладу голову на колени Эсме.



Когда остальные возвращаются домой из школы, мы заняты выпечкой. Я учу Эсме делать цветную глазурь, и когда в кухне доносится голос Джаспера, мы достаём из духовки вторую партию печенья.

– Вот это запах! – Он заходит и широко улыбается, увидев на столе остывающее лакомство. Он тянется, чтобы взять одно, но быстро отступает, когда чувствует, насколько печенье ещё горячее.

– Научись спрашивать сначала, – посмеиваясь, говорит Эсме.

– О, вы испекли печенье? – зайдя на кухню, спрашивает Элис. – Супер!

– Только нужно подождать, пока оно остынет, – отвечает Эсме.

– Эдвард поехал к Бену, – говорит Элис. – Он вернётся к ужину, – она смотрит на меня. – Как ты? Чувствуешь себя лучше?

Я киваю, тронутая её заботой.

– Я записала для тебя задание по тригонометрии, – продолжает она. – Хотя, думаю, тебе его и не нужно делать, ведь ты уже зашла далеко вперёд.

– Что ты имеешь в виду? – у меня за спиной спрашивает Эсме.

Элис недоверчиво смотрит на мать.

– Я думала, ты знаешь, что после того как Белла занималась с Эмметом, в своих знаниях она продвинулась далеко вперёд.

– О, – прикрыв рот рукой, говорит Эсме. – Как я этого не понимала? Почему ты ничего мне не сказала, Белла?

Подождите, что? А что я должна была сказать? Чувствуя себя неловко, я пожимаю плечами и отвожу взгляд. К моему огромному облегчению, Эсме ни на чём не настаивает.

– Я приготовлю напитки. А вы пока отнесите свои рюкзаки.

Как только Элис и Джаспер уходят, она поворачивается ко мне.

– Просто дашь мне знать, если захочешь что-то изменить. Уверена, если ты захочешь, твой учитель будет давать тебе более сложные задания.

Не давая чёткого ответа, я пожимаю плечами и киваю. Я не хочу подобного внимания. Ученики в школе, наконец, начали полностью игнорировать меня. Если они поймут, что я хороша в тригонометрии, уверена, снова начнут смотреть в мою сторону.

Эсме слегка улыбается, а почему, я не понимаю. Мы несём поднос с напитками и печеньем в гостиную и ждём, когда к нам присоединятся Элис и Джаспер.

Они говорят о школе, и Элис рассказывает мне, что я пропустила. Она также спрашивает Эсме, можно ли, если на следующий день к ней приедет Анджела, чтобы они вместе могли сделать домашнее задание. Эсме с лёгкостью соглашается.

Я слушаю их разговор, а затем помогаю Эсме с ужином, чувствуя себя убаюканной привычной жизнью дома. Эдвард приезжает домой к ужину и просит меня присоединиться к ним за столом. Что я и делаю.

После ужина я иду в свою комнату и пытаюсь сосредоточиться на домашнем задании. Но у меня ничего не получается, и когда я слышу тихий стук в свою дверь, даже рада за отвлечение. Открыв дверь, я вижу Эдварда – в своих руках он держит дневник.

– Нам задали домашку по биологии, так что я решил прийти, – объясняя, говорит он.

Я киваю и, отойдя в сторону, позволяю ему пройти. Он улыбается, услышав какую я слушаю музыку.

– Ты всё ещё слушаешь тот CD? Если хочешь, я могу сделать для тебя новый. Для разнообразия?

На самом деле, я бы очень этого хотела, но боюсь его об этом попросить.

Он точно понимает мою нерешительность.

– Знаешь, вполне нормально этого хотеть.

Услышав его слова, я улыбаюсь и, подойдя к своему столу, открываю дневник, давая понять, что готова поговорить о делах.

– Конечно, – он прочищает горло и, обойдя вокруг кровати, садится в моё кресло-качалку. Моё старое стёганое одеяло всё ещё на нём, и, не подозревая об этом, Эдвард откидывается на него.

Задание по биологии можно назвать лишь тупым, но оно на самом деле требует некоторой работы. Это о ситуации, когда люди оказываются на необитаемом острове. У них с собой только несколько вещей, которые были в лодке, а на острове имеется пресная вода и плодородная почва. Нам нужно написать план, как они собираются выжить.

Когда Эдвард заканчивает говорить, я недоверчиво смотрю на него.

– Да, я знаю, это бред, – посмеиваясь, говорит он. – Я подумал, что мы сможем сделать это вместе? Мистер Бэннер сказал, что нужно разделиться на пары.

Я, соглашаясь, киваю и весь следующий час мы проводим за тем, что намечаем план первой части задания – как они переживут первую неделю?

– Это как в Голубой Лагуне, только немного по-другому, – бормочет Эдвард. Я не знаю, о чём он говорит, но он игнорирует мой вопрошающий взгляд. – В любом случае, я напишу что-то вроде этого. Кстати, тебе уже лучше? Ты вчера была просто разбита.

Я печатаю на своём ноутбуке.



– Я так и понял, – говорит он. – Просто... больно видеть, когда ты так расстроена.

Я вижу, что он искренен и снова испытываю желание спросить, почему ему не всё равно. Но я знаю, что получу всё тот же ответ. Но на этот раз мой разум в состоянии продвинуться немного дальше, и я понимаю, что его беспокойство мне приятно.



– Ты уверена? – спрашивает он. – Если захочешь поговорить, я здесь. Ты ведь знаешь это, верно?

Знаю.



– Ты этого не сделаешь и знаешь это, – с лёгкостью говорит он.

Я невесело улыбаюсь.



– А ты испытай меня, – говорит он и хоть в его голосе слышатся озорные нотки, глаза серьёзны.



– Всё в порядке, – успокаивает он. – И я не убегу, обещаю. Ведь именно для этого нужны друзья, верно?

Конечно. Я бы не стала его винить, если бы он отказался рассказать мне то, что его беспокоит. Но если он захочет поговорить, конечно, я буду рядом и выслушаю.

Он рассказывает мне о том, как провёл свой день с Беном и говорит, что с нетерпением ждёт весенних каникул, несмотря на то, что до них ещё очень далеко. Когда время уже позднее, он встаёт, чтобы уйти. Он желает мне спокойной ночи и тихо закрывает за собой дверь.

Я запираю дверь и поворачиваюсь к комнате. Кресло-качалка, после того как он встал, всё ещё покачивается. На спинку накинуто моё одеяло. Подойдя, чтобы забрать его, я чувствую на ткани тепло его тела. Как и много раз до этого я прижимаю одеяло к себе, и меня поражает запах.

Аромат. Тот же самый, который застал меня врасплох в первый день моего пребывания здесь, когда Элис принесла мне свитер Эдварда. Я ничего не могу с собой поделать и, уткнувшись лицом в одеяло, глубоко вдыхаю.

Оно пахнет им.



На следующий день после школы Анджела едет к нам домой. Она едет за нами в своей машине и мне становится интересно, каково это иметь возможность самой сидеть за рулём. После того как мы возвращаемся домой, я наливаю себе попить, планируя подняться к себе и не мешать им, но Анджела останавливает меня.

– Куда ты идёшь?

Растерянная, я указываю на лестницу.

– Я думала, ты останешься с нами, – говорит она своим нежным голосом. – Я надеялась, что ты этого хочешь, но если у тебя другие планы...

Я просто в шоке, понимая, что она на самом деле хотела видеть меня рядом с собой. Элис смотрит на меня, понимающе улыбаясь.

– Не уходи! Прежде чем начать делать домашнее задание, мы хотели посмотреть телевизор. И нам бы хотелось, чтобы ты присоединилась к нам.

Когда Элис говорит, Анджела смотрит на неё, вслушиваясь в слова, которые она использует. По какой-то причине мне становится не по себе. Когда мы устраиваемся перед телевизором, Анджела настаивает на том, чтобы мы включили доктора Фила. Я же стараюсь не закатить глаза. Как-будто людям можно помочь за десять минут.

Сегодня он обращается к отчаявшимся родителям невозможных подростков. Вместо того чтобы прислушиваться к нему, мой разум возвращается к вчерашней ночи. Как всегда, я спала, укрывшись одеялом Рене. Только на этот раз меня окружал запах Эдварда. И на этот раз мне не снилось моё прошлое. Мне снился он.

Это было приятно, хотя и приводит в замешательство.

Голоса рядом со мной привлекают моё внимание.

– Мне бы хотелось стать модельером, – мечтательно говорит Элис. – Но думаю, придётся согласиться на что-то более разумное.

Анджела усмехается.

– А я хочу стать психотерапевтом. Хочу помогать людям, понимаешь?

О. Это объясняет её любовь к доктору Филу и то, как она наблюдает, как другие взаимодействуют со мной. Пока она не хочет испробовать это на мне, я буду в порядке.

– Ты добьёшься успеха, – говорит Элис. – У тебя такое доброе сердце.

– Спасибо, – покраснев, отвечает Анджела. Она украдкой смотрит на меня. Понимая, что с меня хватит, я встаю, чтобы пойти помочь Эсме с ужином. Они смогут сделать домашнее задание сами.

– Она всегда помогает готовить? – Слышу я, как у меня за спиной спрашивает Анджела.

– Да, ей это нравится, – с лёгкостью отвечает Элис. – Давай начнём заниматься.

– Разве ты не хочешь к ним присоединиться? – тихо спрашивает меня Эсме.

Встретившись с ней взглядом, я качаю головой. У меня слишком большой беспорядок в голове, чтобы сосредоточиться на домашнем задании и одновременно на социальных взаимодействиях. Она, кажется, это понимает, потому что отвлекает меня лёгкой болтовней.

Она тоже начала читать Коралину. Ей посоветовал это Эдвард. Я улыбаюсь её словам. Это хорошая книга, на самом деле.

Анджела уезжает домой перед ужином, что приносит мне огромное облегчение. Если бы она осталась, я бы не смогла нормально поесть. А макароны Эсме пахнут слишком хорошо.

Я провожу вечер с Эмметом. Сидя за кухонным столом, мы работает над моим новым рефератом по физкультуре. Это уже начинает обретать форму, да и Эммет очень внимателен. Он дал мне много информации, которую мне ещё предстоит прочитать, и очень терпелив со мной.

Он говорит, что таким образом благодарит меня за помощь в тригонометрии, но я знаю – ему нравится внимание. И стоит узнать его получше, как понимаешь, что в его компании не так уж плохо. Он забавен, а за его телосложением скрывается нежный и добрый парень.

Кто мог подумать, что я буду вот так проводить время с мужчинами?

Пятница в школе проходит как любой другой день. Но во время обеда я чувствую на себе взгляд. Посмотрев в направлении источника, я вижу, что на меня пристально смотрит Майк Ньютон. Когда я ловлю его на этом, он не отводит взгляд.

– Он снова на тебя смотрит? – спрашивает Джаспер, его голос мрачен. – Смотрит, не так ли? Хочешь, мы заставим его прекратить?

Продолжая смотреть на Майка, я качаю головой. В тот момент, когда он улыбается мне, хоть его улыбка больше напоминает хитрую гримасу, я очень медленно поднимаю руку и, убедившись, что он видит это, показываю ему средний палец.

Майк выглядит шокированным, но я просто вскидываю брови. Я могу жить с тем, что он так и не извинился передо мной, но также я чувствую себя достаточно уверенной, чтобы дать ему понять, что не хочу его внимания. Он не живёт в моём доме и не имеет ко мне никакого отношения.

Если он разозлится, то так тому и быть.

– Боже, – потрясённая увиденным, выдыхает Элис.

Отведя взгляд от Майка, я смотрю на неё.

– Потрясающе, – говорит Розали. – Молодец, – она широко улыбается мне.

Когда я смотрю на остальных, то вижу, что все они с гордостью смотрят на меня.

– Браво! – с усмешкой говорит Джаспер. – Может, он, наконец, поймёт, что не стоит беспокоить тебя.

Я краснею, реагируя на их единодушную поддержку моего невероятно грубого поведения, и когда звенит звонок, понимаю, что до сих пор так не пришла в себя.

– Это было супер, – говорит Эдвард, когда мы вместе идём на биологию. Я чувствую себя просто замечательно, идя рядом с ним.

Я смущённо улыбаюсь. Если бы я могла говорить, то сказала бы ему, что мне просто не нравится Майк. И так приятно знать, что сейчас они поддерживали именно меня, а не его. Они согласны с тем, что мне не нравятся подобные взгляды Майка.

Я боролась.

Я боролась! И они подумали, что я права!

Почему я только сейчас это осознаю, я не знаю, но это так, и когда до меня всё доходит, я резко замираю.

– Белла? – спрашивает Эдвард и, остановившись, поворачивается ко мне. – Что случилось?

Хм, как сказать ему? Коридор вокруг нас с каждой секундой пустеет. Понимая, что меня никто не увидит, я пытаюсь объясниться с Эдвардом с помощью языка жестов. Я указываю на себя, затем сжав руки в кулаки, несколько раз бью ими в воздух перед собой, после чего делаю знак буквы «м». Я боролась с Майком. Надеюсь, Эдвард меня понял.

– Ты это сделала, – говорит он с улыбкой, и я улыбаюсь ему в ответ. – И я горжусь тобой, – добавляет он слегка шутливым тоном. Но его глаза говорят мне, что он серьёзен. Когда он с приглашением поднимает свой кулак, я реагирую быстро.

– Пойдём, – говорит он. – Пора на урок.

Мы заходим в полный класс, продолжая глупо улыбаться. Несколько учеников, в том числе и Майк, смотрят на нас, и я силой возвращаю себе безразличное выражение. Не хочу, чтобы Майк видел мою улыбку. Никогда, если мне удастся.

После школы Эсме везёт меня в Порт-Анджелес на терапию. В зале ожидания она говорит, что сегодня никуда не пойдёт, так как хочет почитать Коралину.

Я улыбаюсь её девичьему энтузиазму, и когда меня зовёт Шивон, иду в её кабинет. Внезапно на меня обрушивается вся тяжесть нашей последней встречи. Я так усердно пыталась отвлечься, что совсем не подготовилась к сегодняшнему дню.

– Эй, а что случилось с твоей прекрасной улыбкой? – когда мы садимся, спрашивает Шивон.

Не сдержавшись, я улыбаюсь её словам. Её ноутбук ждёт меня на маленьком столике между нами, и я печатаю.



Прочитав, Шивон кивает.

– Давай сначала поговорим о хороших вещах.

Я рассказываю ей, как дала понять Майку, что мне не нравится его внимание, и как после этого все братья и сёстры Каллены хвалили меня. Шивон делает мне комплимент.

– Ты молодец. Хоть я бы предпочла менее грубое поведение, – с ухмылкой добавляет она.

– А теперь скажи мне, – продолжает она, – что из нашей последней встречи тебе запомнилось больше всего.

Боль, я думаю. Та заброшенность, которую я ощущала. Осознание того, что даже тогда я понимала, что то, что происходит со мной – неправильно. Независимо от того, во что бы они ни пытались заставить меня поверить. Но я боюсь вскрывать эту рану. Боюсь вновь пережить те же самые эмоции.

Не знаю, готова ли я.

Именно это я и говорю Шивон. Она меня понимает и спрашивает, когда я буду готова.

Я не знаю.

– Я думаю, ты никогда не будешь готова, – говорит она. – Всегда что-то будет сдерживать.



– Я заставила себя пройти через это. Я обнаружила, что мне очень помогает, когда я рассказываю о своём прошлом другим и слышу, что моей вины в этом нет. А больше всего мне помогло, когда я поняла, что никто не собирается ненавидеть меня за то, что со мной произошло.

Когда моя нижняя губа исчезает между зубами, я чувствую, что она уже искусана до крови.



– Вот видишь, – отвечает Шивон. – И поверь, на самом деле помогает, когда говоришь об этом.



Я почти всё ей рассказала.

– Так вот почему ты замолчала?

Её вопрос звучит для меня неожиданно, и я понимаю, что на самом деле мы ещё это не обсуждали. Когда я киваю, Шивон кивает в ответ.

– Как ты себя чувствовала, когда она ушла?



Я не могу сказать «преданной», хоть и очень хочу. Я даже не знаю, что чувствую к ней. Ведь неправильно не любить свою мать. Но она бросила меня. Оставила с Лораном. Прекрасно понимая, что это значит. Но ей было плевать.

Она бросила меня.



– Да, она это сделала, – говорит мой психотерапевт. – Ты по-прежнему считаешь, что это была твоя вина?



Шивон просто смотрит на меня, ожидая ответа.



– И всё же, в этом не было твоей вины, – говорит Шивон. – Думаю, в глубине души ты это знаешь. В глубине души ты знаешь, что то, что они делали с тобой – неправильно и карается по закону.



– Нет, это не так. Закон не делает различий – заслужено насилие или нет. И ты была ребёнком. Во вторник ты сказала мне, что понимаешь, что ребёнок не мог быть виноват. И скажи, что именно ты делала неправильно? Неужели ты на самом деле совершала такие серьёзные ошибки?

Я чувствую себя ребёнком, слушая её слова. Но она не закончила.

– Ты подвергалась насилию – эмоционально, физически и сексуально. А это ничем не может быть оправдано, Белла.

Моя стена рушится. Всю свою жизнь, всю свою жизнь я ждала этих слов, ждала, когда кто-то скажет мне, что я ничего не могла сделать и что это не моя вина. Тогда почему мне сейчас так трудно в это поверить?

И почему этого никто не видел? Почему никто не заступился за меня? И почему я не боролась, пытаясь что-то изменить?

– Скажи, о чём ты думаешь, – уговаривает Шивон.



– Ты боролась, – говорит она. – Ты убежала от Стефана. И я уже говорила тебе, что иногда мы боремся, на самом деле не борясь. Ты боролась, делая всё, чтобы выжить.

Вопрос, а могла ли я остановить это раньше, разъедает мой мозг. Могла ли я? Понимала ли я, что если кому-нибудь расскажу, то всё прекратится? Могла ли быть у меня другая жизнь? Я записываю эти вопросы Шивон.

– Нет смысла об этом думать. Твоя жизнь сложилась именно так, а не иначе.



– Могла бы, – говорит она. – Но этого не произошло.

Её слова почти жестоки и довольно непривычно слышать их от Шивон.

– Белла, твоё прошлое – ужасно. И не удивительно, что ты пыталась не думать об этом. Ты научилась справляться с тем, что происходило, обвиняя саму себя, потому что, как ты сама говорила, разве может с одним человеком произойти столько ужасов?

Слово «ужас» словно повисает в воздухе. Да, понимаю я. Это было ужасно.

Внезапно возникает такое чувство, будто все мои плохие воспоминания всплывают на поверхность и обрушиваются на меня. Я в шоке выдыхаю, когда мгновение спустя, всё, что происходило со мной, возникает перед моим мысленным взором. Каждое избиение, каждое резкое слово. Каждый раз, когда в своей постели я чувствовала на себе вес Лорана или Стефана.

Я с силой обнимаю себя. Всё это неправильно. Всё, что произошло – было неправильным, и я прошла через это по причинам, которые мне никто никогда не сможет объяснить. Это слишком.

Но почему, почему, почему? Этот вопрос эхом отзывается у меня в голове, и я тяну себя за волосы, пытаясь отвлечься от той боли, которую приносит осознание.

Всё могло бы быть совсем иначе.

В этом не было моей вины.

Я никогда не была виновата.

Шивон позволяет мне плакать. И вся горечь моей жизни, кажется, выходит вместе со слезами.

Всё, возможно, могло бы быть иначе. Дело не во мне. Дело лишь в моей неудаче.

Я продолжаю плакать, а внутри меня накапливается отчаяние. Первые признаки паники дают о себе знать рваным дыханием и напряжением мышц. Кажется, я никогда не смогу избавиться от своих воспоминаний и от глубокого одиночества, которое, как я знала, всегда скрывалось где-то на поверхности.

Я чувствую себя такой потерянной.

Паника усиливается, когда я понимаю, что не могу даже закрыться, чтобы избежать этой боли.

Остановите это, пожалуйста, остановите…

– Белла? – Сквозь туман прорывается голос Шивон.

Моё дыхание становится более глубоким, поскольку я начинаю задыхаться. Странное напряжение сковывает моё тело, как это было тогда, когда я ждала наказания. Словно в любой момент мне могут причинить боль, хоть я и знаю, что здесь я в полной безопасности.

– Белла? Мне позвать Эсме? Я уверена, что она сможет утешить тебя.

Я не могу сказать «да», но и не говорю «нет». Я могу только надеяться, что Эсме не отшатнётся, увидев меня такой. Когда Шивон встаёт, я сворачиваюсь в клубок и зажмуриваюсь. Это не помогает. Я всё ещё могу чувствовать боль, которую испытывала тогда, а также страх и одиночество. Растерянность. И в каждом из этих воспоминаний теперь я вижу, как редко на самом деле я была виновата. Я ничего не могла изменить. У меня не было никакого выхода.

Я плачу ещё сильнее.

Я хочу исчезнуть.

Нежные руки на моих плечах. Я резко вздрагиваю, напуганная этим прикосновением.

– Тсс, всё хорошо. – Это Эсме и нет, всё плохо. Всё очень, очень плохо.

– Тсс, – повторяет она. Её руки гладят меня, точно так, как делали это в среду, когда мы вместе смотрели фильм.

Мои руки сжимаются в кулаки с такой силой, что начинают болеть. Всё моё тело болит от напряжения, которое сковало мышцы. Эсме помогает мне выпрямиться, а затем притягивает меня к себе.

Я борюсь с ней. Пытаюсь отстраниться. Нельзя на кого-то надеяться. Рано или поздно вас всё равно подведут.

– Держись за меня, я здесь, с тобой, – тихо говорит она мне на ухо. – И я никогда, никогда тебя не отпущу.

Я так хочу уступить. Я так сильно этого хочу.

Словно сквозь дымку до меня доносится слабый щелчок двери. Шивон оставила нас. Я хочу уступить. Я хочу почувствовать, как меня обнимают руки Эсме, как жаждала давным-давно, чтобы кто-то обнял меня.

Когда она успокаивающе вновь что-то шепчет мне на ухо, я тяжело вздыхаю, чувствуя, как расслабляется всё моё тело и, прижимаясь к Эсме, прячу лицо в сгибе её шеи.

Подумать только, у меня, возможно, могла бы быть такая мать, как Эсме. Подумать только, что со мной произошло. Это было неправильно. Теперь я это понимаю.

Эсме сама доброта и нежность и её объятия – тёплые и сильные. Я, возможно, могла бы это иметь. Но у меня есть это сейчас. Наконец-то, оно у меня есть.

Я плачу сильнее, чем прежде, если это, конечно, возможно.

Тихое хныканье нарушает тишину комнаты. Мягкий, странный звук, который мне незнаком и поначалу я думаю, что это плачет Эсме.

И только спустя какое-то время, понимаю, что это – я.



Мы ждём вас на ФОРУМЕ