Я опустошена. Чувствую себя онемевшей.

Нет, не онемевшей. Скорее, просто усталой.

Когда Эсме ведёт меня к машине, я не отпускаю её руку. А когда мы едем домой, не свожу с неё глаз. Я как будто боюсь, что стоит мне отвести взгляд, и она исчезнет.

Похоже на то, что я, наконец, нашла её.

Я быстро моргаю, когда мои глаза вновь наполняются слезами. Я не хочу терять её из виду.

Когда она паркуется в гараже, то не спешит сразу выйти из машины. Вместо этого смотрит на меня.

– Всё хорошо?

Да.

Эсме улыбается мне, и я упиваюсь нежностью, которую излучает её лицо. После этого она открывает дверцу. Я следую её примеру и иду за ней в дом. Такое чувство, словно я нахожусь в каком-то вакууме, когда снимаю с себя пальто и вслед за Эсме иду в кухню, где она выпивает стакан воды.

Когда она поворачивается, то я стою прямо позади неё. Она смотрит на меня.

– Пойдём. – Она тянет руку, чтобы взять мою, и я следую за ней в гостиную, где она садится на диван.

– Иди ко мне, – повторяет она, на этот раз с нежной улыбкой. Она в приглашении открывает свои объятья и, почти не колеблясь, я заползаю на диван рядом с ней.

Сильная дрожь пробегает через моё тело, когда её руки обхватывают меня, и я снова оказываюсь в тёплых, крепких объятиях. Я позволяю Эсме обхватить ладонью мой затылок и прячу лицо в сгибе её шеи. Когда я выдыхаю, вакуум исчезает и ощущение того, что время застыло на месте, пропадает.

Я не знаю, как долго мы так сидим. Даже не знаю, плачу ли я. Всего лишь беспокою Эсме своей бессмысленной потребностью в контакте. Теперь, когда моя плотина разрушена, мне кажется, что я не могу получить достаточно. И мне настолько приятно, когда она обнимает меня.

Я хочу быть эгоисткой. И не хочу, чтобы она пока отпускала меня.

На какой-то момент мне даже хочется сказать ей об этом. Но я смогу сделать это только с помощью бумаги и ручки, а это значит, что придётся встать.

Вместо этого я лишь крепче обнимаю Эсме. И возможно, она понимает, потому что её руки с большей силой обхватывают меня.

Кто-то прочищает горло, но я не хочу поворачиваться и смотреть, кто. Я не хочу знать, что мне придётся отстраниться, если, возможно, я делаю что-то неправильно.

– Всё хорошо? – спрашивает Джаспер.

– Будет хорошо, – отвечает Эсме.

Она не делает ни малейшего движения, чтобы оттолкнуть меня или встать, и я глубже прячу лицо в сгибе её шеи. Она пахнет домом. Аромат её духов – лёгкий и сладкий.

– Мы можем что-нибудь приготовить, – говорит Элис. Я и не знала, что она тоже здесь.

– Это было бы замечательно, дорогая, – говорит Эсме. Я слышу улыбку в её голосе.

После того как Джаспер и Элис уходят, мы с Эсме продолжаем сидеть. Я хочу, чтобы время снова остановилось. Теперь, когда я обрела это, хочу, чтобы так осталось навсегда.

Конечно, время идёт своим чередом и ужин вскоре готов. Домашняя пицца, с гордостью объявляет Джаспер.

– Белла, – тихо говорит Эсме. – Мне нужно, чтобы ты позволила мне встать, чтобы мы смогли немного поесть. Позже ты снова посидишь со мной, хорошо?

С большой неохотой я разрешаю Эсме освободиться от моей хватки. Когда я поднимаю голову, то в шоке понимаю, что вся семья находится в гостиной и что все смотрят на нас. Даже Карлайл. Когда он пришёл? Накрыт журнальный столик и все терпеливо ждут, когда мы к ним присоединимся.

Я полностью всё пропустила. Как нехарактерно для меня.

Бросив на всех более внимательный взгляд, я вижу, что они смотрят на меня со смесью беспокойства и облегчения.

Ну, по крайней мере, они не раздражены и не злы. И не смеются надо мной, если уж на то пошло.

Слишком уставшая, чтобы пытаться анализировать это, я сосредотачиваюсь на пицце, которую приготовили Элис и Джаспер. Это действительно вкусно и взглядом я пытаюсь показать им, что мне очень нравится.

Лицо Элис озаряется счастьем, а глаза сужаются, поскольку она улыбается как Чеширский кот. После ужина она вместе с Розали спешит убрать посуду, веля мне оставаться на диване. Эммет и Джаспер вслед за ними идут в кухню, и я слышу, как они подшучивают друг над другом.

Кроме Эсме и меня в гостиной остаются Карлайл и Эдвард. Карлайл сидит на другом диване, а Эдвард на большом кресле, которое так полюбилось мне и, наклонившись вперед, опирается локтями о колени.

Я не уверена, что в их присутствии могу снова пойти на контакт с Эсме, но когда она открывает свои объятья, я с лёгкостью погружаюсь в них. Словно делала это миллион раз. Невероятно.

– Могу ли я спросить, что случилось? – тихо, нерешительно спрашивает Эдвард.

Прежде чем ответить, обнимая и успокаивая меня, Эсме ненадолго задумывается.

– Можно сказать, произошёл прорыв.

– Это я понял, – говорит Эдвард. – Вот только не могу определить, хорошо это или плохо.

– Как так? – спрашивает Карлайл.

В их голосах только нежность. Мне нравится, как они говорят обо мне, вроде бы вовлекая в разговор, но в тоже время не обязывая, чтобы я на самом деле участвовала. Я придвигаюсь ближе к Эсме, и она тихонько посмеивается.

– Я никуда не уйду, – шепчет она.

– Моё сердце просто разбивается, когда я вижу тебя такой несчастной, – отвечает Эдвард на вопрос Карлайла, но его слова обращены ко мне. – Однако ты позволяешь обнимать себя, поэтому я и не знаю, что думать.

– Я могу сказать ему? – тихо спрашивает Эсме, хоть я и знаю, что Эдвард её слышит.

К своему удивлению я киваю. Эдвард знает меня, и я почти не сомневаюсь в том, что именно скажет Эсме. Карлайлу ещё ничего не известно, но неожиданно я понимаю, что очень хочу, чтобы он тоже это знал. Если он не согласиться, то я, наконец, обрету уверенность.

Хоть, в глубине души я знаю, что он этого не сделает.

– Сегодня Белла поняла, что не виновата в своём прошлом, – говорит Эсме Карлайлу и Эдварду.

Тишина – лишь из кухни доносятся голоса.

– Это супер, – тихо говорит Эдвард. – Это на самом деле просто замечательно.

– И правда, – соглашается Карлайл. И я не слышу в его голосе ни одной неискренней нотки. – Я рад, насколько эта ситуация допускает подобную эмоцию.

Они не опровергают случившееся. Насколько я могу судить, они только рады за меня, что я, наконец, это осознала. Сложившаяся ситуация заставляет меня задаться вопросом, а не думают ли они, что мне давно нужно было это понять.

Я глубоко вздыхаю, пытаясь избавиться от напряжённости, которая вновь накапливается в моём теле.

– Ты собираешься заснуть на мне? – тихо спрашивает Эсме. Я слышу весёлые нотки в её голосе и качаю головой – нет. Я не усну здесь, но собираюсь остаться ровно столько, сколько она позволит мне.

Один за другим в гостиную возвращаются остальные. Похоже, несмотря на моё новоприобретённое стремление к проявлениям ласки, ни у кого с этим не возникает проблем. Они с лёгкостью устраиваются вокруг Эсме и меня, и никто даже не намекает, что недоволен мои желанием почувствовать любовь.

И с шоком я понимаю, почему.

Это не моя вина. И они согласны.

Моё удивление должно быть заметно, потому что Эсме спрашивает, всё ли со мной в порядке. Я немного отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза и с лёгкой улыбкой киваю.

– Сегодня день прозрений, не так ли, – говорит она, и я могу только согласиться с ней.

Спустя еще немалый промежуток времени я нехотя освобождаю её от своих объятий. Эсме с лёгкостью отпускает меня, признавая, что сегодня я получила достаточно. При этом я так замечательно себя чувствую. Не могу даже описать, как мне хорошо.

Как всё это время я обходилась без этого? Как у меня получалось? Меня даже не волнует эгоистично это или нет. Я хочу быть эгоисткой, если при этом чувствую себя так замечательно.

– Если тебе когда-нибудь понадобятся братские медвежьи объятия – приходи ко мне, – неожиданно говорит Эммет. Он улыбается мне, показывая ямочки на щеках. Думаю, он знает, что в ближайшее время я к нему с этим не приду, но всё равно приятно.

– Или отеческие, – более тихим голосом добавляет Карлайл.

– Или сестринские, – почти одновременно говорят Элис и Розали. После чего все усмехаются.

И я тоже улыбаюсь, просто не веря, что все они предлагают мне свою любовь. Это просто удивительно.

Они не обвиняют меня. И, несмотря на то, что моё злобное подсознание утверждает, что они не знают, что со мной произошло, и не могут иметь правильное суждение, этот голос слаб. Они не обвиняют меня.

Я начинаю понимать, что на самом деле меня просто не в чем винить.

– Может, поиграем во что-нибудь? – спрашивает Элис. – Мне этого хочется.

– И во что? – спрашивает Джаспер.

– В «Эрудит», – отвечает Эдвард. Он смотрит на меня.

– Я – пас, – говорит Эммет. – Веселитесь без меня.

– И без меня, – говорит Джаспер. – Может, мы с тобой найдём себе другое занятие?

– Да, давай. – Они быстро решают, что хотят поиграть в компьютерные игры и включают приставку.

В конце концов, Карлайл, Розали, Эдвард и я соглашаемся играть. Элис собирается наблюдать, а Эсме исчезает в кухне, чтобы приготовить всем напитки и кое-какие закуски. Мы устраиваемся возле журнального столика. Мы с Эдвардом садимся на ковёр, по обе стороны углов стола. Карлайл и Розали садятся напротив.

И хоть это кажется очень странным, я совсем не нервничаю по поводу игры. Как приятно чувствовать себя настолько непринужденно. Хорошо иметь возможность сосредоточиться на игре, вместо того, чтобы думать о возможных последствиях.

В какой-то момент игры Эдвард начинает немного разминать ноги, и его голень касается моей ноги. Он смотрит мне в глаза, и когда видит, что я не встревожена, не меняет своего положения. По причинам, которые мне непонятны, меня успокаивает этот контакт.

Я выигрываю. Я пыталась поддаваться, но потерялась в счёте и когда Элис подсчитывает баллы, объявляет меня победителем. Потрясённая, я вглядываюсь в лица остальных, пытаясь найти признаки раздражения или гнева.

Но их нет. Они поздравляют меня с победой и после этого мы начинаем играть заново. На этот раз с большим отрывом побеждает Карлайл. И всё то время пока мы играем, нога Эдварда касается моей ноги.



Я не могу спать. Даже не знаю, почему. Можно подумать, что я недостаточно устала после этого дня. Но я ворочаюсь в постели и даже когда лежу спокойно, сон не идёт. Наконец, я просто встаю, намереваясь спуститься вниз и подогреть себе немного молока.

В доме тихо, и освещается он лишь голубоватым светом полной луны. Здесь так редко бывает безоблачно, и видеть лунный свет – это своего рода удовольствие. Я быстро подогреваю в микроволновке молоко и сажусь у барной стойки. Ну и денёк мне выдался.

Теперь я чувствую себя странно. Почти отрешённо. Боль, которую я испытывала ранее, когда поняла, что на самом деле являюсь жертвой и что всё могло бы сложиться по-другому, если бы другие люди повстречались на моём жизненном пути, исчезла. Вместо этого я чувствую странную форму онемения: не похоже, что я что-то знаю об этом, но, кажется, сейчас я лишилась практически всех эмоций.

Возможно таким образом моё тело защищает себя после того ужасного срыва.

Я издала звук. Странный и очень неловкий. Очевидно, что я не настолько контролирую свой голос, как всегда думала. С другой стороны, это значит, что мой голос по-прежнему работает. Это полезно знать, если я когда-нибудь всё же решу заговорить.

Буду ли я желать когда-нибудь снова говорить? Понятия не имею. Потягивая молоко, я на какое-то время задумываюсь над этим. Я понимаю – оставаясь немой, очень сложно существовать в этом мире, ведь чтобы двигаться вперёд, необходимо общаться. Я никогда не задумывалась о будущем и никогда не думала, что это будет значить для меня, если я не захочу или не смогу говорить.

Но мысли о разговоре заставляют меня нервничать. Я так долго молчала, что даже не помню, как звучит мой голос. Но он изменился. Я слышала это, когда рыдала на руках Эсме. Он намного ниже, чем я думала.

Я хмурюсь и тихо вздыхаю. Думаю, что только время покажет. Не спорю, время от времени я испытываю желание использовать свой голос, но это не та потребность, которую нельзя проигнорировать. Я привыкла обходиться без разговора и обычно меня это не волнует.

Мне интересно, заметила ли Эсме, что я плакала вслух и будет ли теперь чего-то ожидать. Захочет ли она поговорить об этом. Или Шивон.

Она вызвала всё это. По крайней мере, плач. Прорыв. Я благодарна ей? Я понимаю, что должна, хоть мои мысли всё ещё можно назвать беспорядочными. Но она заставила меня увидеть правду, не так ли? Просто очень непривычно думать о том, что в произошедшем не было моей вины. Мне было намного легче всё воспринимать, когда казалось, что я всё это заслужила.

Конечно, думаю я, ведь с любой формой насилия или несчастья более легко справиться, когда у этого есть ясная причина.

Моё тело, кажется, хочет просто исчезнуть, когда образы насилия, через которое я прошла, вспыхивают перед моим мысленным взором. Побои, и не только они. Неожиданные шлепки и наказания, которых я ждала. Я вздрагиваю от этих воспоминаний.

Исчезнет ли когда-нибудь эта боль? Смогу ли я когда-нибудь стать по-настоящему счастливой? И не важно, что произошло и кто в этом виноват. Моё прошлое сломило меня, сделало социально неприспособленной, постоянно испытывающей страх. И зная, что моё прошлое не было моей ошибкой, я не стану меньше бояться людей.

Моя жизнь несёт в себе свидетельства того, что некоторые люди очень злы и им не нужна веская причина, чтобы быть жестокими по отношению к другим. От этой мысли на мгновение мне становится ещё страшнее. Если всё происходило не по моей вине, то я ничего не смогу сделать, если кто-то снова решит избить меня.

Это заставляет меня чувствовать себя более уязвимой, чем прежде.

И это вновь обретённое ощущение не покидает меня всю ночь, пока не наступает рассвет, и я чувствую, как слегка печёт мои усталые глаза. Я одеваюсь задолго до того, как просыпается остальная часть дома. Где-то в восемь по лестнице спускается Эммет. И во второй я раз я наблюдаю за тем, как он делает омлет. Только на этот раз я присоединяюсь к нему за столом и даже что-то съедаю.

Он заводит лёгкий разговор и спрашивает, когда я поеду вместе с ним на тренировку.

– Ты выглядишь безумно уставшей, – говорит он и в его голосе чувствуется беспокойство. – Думаю, даёт о себе знать вчерашний день?

Я киваю, отвечая на его вопрос, надеясь, что он не будет любопытствовать. Пока он ест и говорит, я изучаю его лицо, интересуясь, может ли он быть таким человеком, который внезапно может проявить жестокость. Очень трудно такое представить. Я видела его злым, но даже тогда он не проявлял никаких признаков насилия.

Эммет сглатывает, а затем наклоняет голову.

– Почему ты так смотришь на меня?

Покраснев, я быстро отвожу взгляд.

– У меня что-то не так с лицом? – не унимается он, но улыбается, а в его глаза светится озорство. Он поднимает руку, но когда я качаю головой, снова её опускает.

– Тогда что-то застряло между зубами? – Он сужает глаза. – У меня ведь нет помады на зубах, не так ли? – Он на самом деле забавен и мой стыд сменяется улыбкой, которая расплывается на моём лице. И снова я качаю головой.

– Тогда почему ты так смотришь? Ах, нет, – говорит он с притворным ужасом на лице, – неужели я начал седеть?

Я действительно смеюсь так, что слегка сотрясается моё тело, но всё ещё качаю головой – нет.

– Я сдаюсь, – говорит он, раскинув руками. – Почему ты так смотришь?

Я выдыхаю, озадаченная его вопросом. Как мне сказать, что я просто пыталась понять, сможет ли он когда-нибудь стать жестоким? Разве можно об этом спрашивать? А вдруг это заставит его разозлиться?

Меня спасают шаги на лестнице. Всё ещё одетая в пижаму появляется Розали.

Эммет тянется к ней и Розали с лёгкостью принимает его объятия, целуя в макушку, а он прижимается щекой... ну, между её грудей. Чувствуя себя неловко, я отвожу взгляд, и понимаю, что захвачена врасплох желанием чувствовать себя так же комфортно, как и они прямо сейчас.

– Я пришла, чтобы поцеловать тебя перед уходом, – тихо говорит Розали.

Услышав её слова, Эммет поднимает голову, и она наклоняется вниз, приближая к нему свои губы. Я не знаю, что делать. Я не хочу смотреть, но своим боковым зрением вижу всё так же ясно, как если бы смотрела прямо на них. И я не хочу вставать, боясь прервать их момент.

Когда Розали снова выпрямляется, на миг встречается с моим взглядом, после чего опускает голову. Мне показалось, или я увидела неловкость в её взгляде? Что всё это значит?

Когда она подходит к кухонной стойке, чтобы налить себе чашку кофе, мы с Эмметом встаём, чтобы убрать за собой грязную посуду. На прощание он ещё раз целует Розали, обнимает её, а затем исчезает в гараже, спеша на свою тренировку.

Розали поворачивается ко мне.

– Как ты сегодня? – Она внимательно присматривается ко мне. – Иисусе, ты спала этой ночью?

Нет, на самом деле, нет. Слишком большой беспорядок в голове.

– Дерьмо, – бормочет она. – Может, у тебя получится вздремнуть чуть позже? Ты не продержишься так целый день.

О, она была бы удивлена. Но должна признать, идея о том, чтобы вздремнуть чуть позже, звучит очень заманчиво. Если только мой разум позволит мне ненадолго отключиться.

– Эй, я вот что подумала, – говорит она, потягивая свой кофе. – Рене должна приехать, не так ли? Я знаю, ты бы хотела хорошо выглядеть для неё. Я могу тебя подстричь.

Хорошо выглядеть для Рене – на самом деле – это просто замечательная идея.

– Мы можем сделать это прямо сейчас. Наверху, в твоей комнате, пока тихо?

Сейчас или никогда, думаю я, и к своему удивлению, встаю и следую за ней наверх.

– Я могу вымыть твою голову над раковиной или ты можешь сделать это сама, – говорит Розали, неся откуда-то стул с прямой спинкой. – Что ты предпочитаешь?

Я предпочитаю сама вымыть свои волосы, склонившись над ванной и периодически поглядывая на Розали, которая, к счастью, остаётся в поле моего зрения.

– Не бойся, я просто хочу помочь тебе смыть мыльную пену, – говорит Розали. В следующий момент я чувствую, как она забирает из моей руки душ. Так странно ощущать, что кто-то делает это для меня. Я жду, что в любой момент струя воды будет направлена мне в лицо, но конечно, этого не происходит. Она просто хочет помочь.

Когда мои волосы чистые и полностью ополоснуты, она оборачивает их полотенцем и вытирает. Я позволяю ей это, но мои руки с такой силой сжимают край ванны, что костяшки пальцев становятся белыми.

– Расслабься, – уговаривает Розали. – Ты ведь знаешь – я не причиню тебе вреда.

Она ведёт меня к стулу и накидывает на плечи сухое полотенце.

– Я не обещаю тебе ничего фантастического, может, мы просто подрежем их на несколько дюймов, чтобы они снова выглядели здоровыми?

На несколько дюймов? Я с тревогой смотрю на Розали. Как я смогу скрывать своё лицо, если она отрежет мне все волосы?

Заметив мой встревоженный взгляд, она понимающе улыбается и, убедившись, что я вижу все её движения, нежно берётся за влажный локон волос.

– Если хочешь, чтобы они снова выглядели здоровыми, думаю, ты должна позволить мне подрезать их хотя бы на два дюйма (п.п. – 5,08 см). И твои волосы останутся достаточно длинными. – Она указывает, сколько хочет срезать. – Я переживаю о том, что чем больше ты будешь ждать, тем больше в итоге тебе придётся подстригать.

На мгновение я задумываюсь над её словами. Меня не волнует, здоровыми выглядят мои волосы или нет, и я совсем не забочусь о том, чтобы выглядеть симпатично. Но Розали кажется непреклонной и должна признать, что идея выглядеть хорошо к приезду Рене звучит довольно заманчиво. Я хочу показать ей, что у меня всё хорошо и что здесь я очень счастлива. И хотя поначалу мне казалось, что она отослала меня куда подальше, я понимаю, что она не могла оставить меня у себя. И Каллены до сих пор были очень добры.

Поэтому я киваю Розали и она очень осторожно начинает расчёсывать мои волосы. Делая это, она не умолкая болтает: о школе, о домашнем задании, о колледже, в который поступила вместе с Эмметом. Она собирается изучать что-то связанное с техникой, но вероятно, «в конечном итоге станет автомобильным механиком». Затем она встречает в зеркале мой взгляд.

– А кем ты хочешь стать?

Я смотрю на неё, а она тем временем начинает делить мои волосы на пробор. Ощущение слишком интимное и её прикосновение заставляет меня вздрогнуть.

– Прости, я причинила тебе боль? – Беспокойство в её голосе очевидно.

Я качаю головой, но продолжаю хмуриться.

– Я могу продолжать?

Я думаю да. Когда расчёска вновь делит мои волосы на пробор, я дрожу, а Розали тихо посмеивается.

– Наверное, это странное ощущение, когда ты не привык к этому. Но ты справляешься хорошо.

Когда первая часть волос падает на пол, она повторяет заданный ранее вопрос. Именно тогда я понимаю, что таким образом она пытается отвлечь меня и избавить от стресса. Как бы там ни было, ответа у меня нет. И я не могу ни о чём думать, когда она подстригает мои волосы.

Но она продолжает разговаривать со мной – спустя полчаса всё готово. Мои волосы к этому времени почти высохли и, запустив в них пальцы, я потрясена тем, насколько короче они стали.

– Они всё ещё длинные, – говорит Розали, правильно истолковав мою реакцию. – И смотрится очень хорошо. У тебя такие густые волосы. Хотела бы я, чтобы у меня тоже были такие.

Её слова сразу же напоминают мне то, что говорила Шивон. Сколько идеальных людей недовольны собой? Услышав, что Розали хотела бы, чтобы её волосы имели больший объём, я понимаю, что даже ей есть чего желать.

На миг задумавшись, она, улыбаясь, смотрит на меня через зеркало. Затем делает вдох, чтобы что-то сказать, но передумывает, а затем снова открывает рот.

– Я знаю, каково это быть тронутой без разрешения. Могу только сказать, что если ты найдёшь правильного человека, с которым сможешь это разделить... это на самом деле замечательно. Правда.

Воцаряется тишина и в моей голове вспыхивают тысячи вопросов. Но прежде чем я успеваю выбрать хоть один, она резко меняет тему.

– Мама не спит. Хочешь показать ей свою новую причёску?

Я киваю, но продолжаю думать о том, что она только что мне сказала. Она знает, на что это похоже, когда тебя трогают без разрешения? Но... кто прикасался к ней? Кто-то в этом доме? Разве я не имею права знать, кто это сделал?

Я ловлю её руку, прежде чем она успевает покинуть ванную. Она поворачивается ко мне, и в её взгляде я вижу вопрос. Дав понять, что она должна следовать за мной, я иду к своему столу и пишу.



Она качает головой.

– Прости, но я не могу тебе сказать.

Рискуя разозлить её, я спрашиваю опять.



Её глаза расширяются.

– О Боже, нет. Неужели ты подумала именно это? Чёрт, мне жаль. Нет, конечно, не кто-то из этого дома. Но, Белла? Об этом никто не знает. – На последних словах она смотрит на меня почти умоляюще.

Я прекрасно понимаю, что она чувствует.



– Спасибо, – тихо говорит она. – Но мне жаль, что я упомянула об этом.

Я на мгновение задумываюсь, а затем снова пишу.



Её улыбка ослепительна.

– Конечно.



Им нравится моя причёска. Особенно Эсме, которая продолжает восторгаться тем, как замечательно я выгляжу. Когда с меня достаточно лишних похвал, я поднимаю капюшон. Эсме по-доброму смеётся.

– Ладно, я молчу. Сними капюшон.

Я делаю так, как она говорит, и помогаю ей приготовить завтрак. Мои глаза горят от отсутствия сна, а когда мой желудок полон еды, я становлюсь очень сонной. Поскольку дома делать почти нечего и домашнее задание может подождать, я решаю взять свою электронную книгу и устроиться в большом кресле в гостиной. Я начала читать кое-что новое – «Гордость и Предубеждение».

И хоть история увлекательна, мои веки слишком быстро становятся тяжёлыми, и я не могу удержаться от того, чтобы не заснуть. Спустя какое-то время меня будят голоса. Медленно просыпаясь, держа глаза закрытыми и продолжая ровно дышать, я прислушиваюсь к ним. Они говорят обо мне.

– О, кажется, она уснула, – тихо говорит Эсме.

– Она не спала этой ночью, – отвечает Розали. – Мне интересно, неужели у неё получается спать через день.

– Пусть поспит. Ей это нужно.

И не успев толком осознать, что они совсем не против того, что я дремлю в гостиной, я снова проваливаюсь в сон.

Когда я снова открываю глаза, уже около полудня. Пытаясь окончательно проснуться, я несколько раз моргаю. Карлайл, сидя на диване, читает, Элис, устроившись рядом с ним, пришивает пуговицы к рубашке. Когда я сажусь, они оба смотрят на меня.

– А вот и ты, – улыбаясь, говорит Элис. – Ты на самом деле отключилась. – Резким движением она отрывает нить и откладывает своё шитьё.

Я перевожу взгляд на Карлайла. Даже после всех заверений, я всё ещё боюсь того, что он может подумать. Сон в середине дня – не то, что в моём прежнем доме легко сошло бы мне с рук. По крайне мере не тогда, когда это замечал Стефан. К счастью, такое происходило редко.

Карлайл просто улыбается.

– Как ты спала в последнее время?

Отвечая на его вопрос, я пожимаю плечами. Думаю, очевидно, что я сплю не очень хорошо. Но не считаю это проблемой. Я могу справиться с усталостью – я к этому привыкла.

– Если хочешь, я могу дать тебе снотворное. Что-то лёгкое. Оно не вызовет привыкание, но поможет победить бессонницу.

Я качаю головой.

– Я так и думал, что ты не захочешь, – говорит он. Его голос абсолютно спокоен. – Но если тебе когда-нибудь что-то понадобится, не стесняйся обратиться, хорошо?

Я киваю, но мы оба знаем, что я лгу.

Однако вопреки моему ожиданию Карлайл не оставляет эту тему.

– Можешь сказать мне, почему ты не спишь? Тебя что-то беспокоит?

Я отрицательно качаю головой. Да, я испытываю беспокойство, но совсем не по этой причине не могу спать. Сны – именно они будят меня, опустошают и не дают набраться энергии.

– Сны? – спрашивает он.

Он что, читает мои мысли?

– Расскажи мне о своих снах, – говорит Карлайл. Для меня не остаётся незамеченным, что он не спрашивает, хочу ли я об этом говорить.

Я снова качаю головой, несмотря на то, что его просьба не оставила мне выбора. Надеюсь, он не будет злиться, что я не захотела с ним делиться.

Он не давит.

– Может, тебе стоит обсудить это со своим психотерапевтом, – предлагает он. – Видимо эти сны занимают все твои мысли.

Я слегка улыбаюсь ему. Он очень мил, говорю я себе. К тому же, он совсем не ругал меня за то, что я спала в гостиной.

– Новая причёска идёт тебе, – небрежно отмечает он. – Приятно видеть, что ты выглядишь здоровее. Это я говорю тебе как врач и как отец.

Опять же, ни в его голосе, ни в поведении нет ни капли негатива. Я чувствую себя так, словно одно чудо сменяет другое.

В гостиную вновь возвращается Элис.

– Смотри, что я вчера нашла для тебя в торговом центре. Ты вечером была не в том состоянии, чтобы я могла тебе это отдать, поэтому отдаю сейчас.

Она держит в руках тёмно-синий свитер с капюшоном. Я понимаю, что мне очень нравится цвет.

– Иди, примерь, – говорит она, жестом приглашая меня подняться наверх.

Свитер гораздо больше облегает моё тело, чем я привыкла. Нет, он вовсе не обтягивающий, но делает мой силуэт менее громоздким. Я не уверена, комфортно ли мне в нём.

– Ну? – с первого этажа кричит Эсме.

Я не могу ей ответить и, если честно, совсем не хочу идти в гостиную в этом свитере. Когда я открываю дверь своей комнаты, по лестнице спускается Эдвард. Увидев меня, он резко замирает. Его взгляд бродит по моему телу, отмечая новый свитер, и задерживается на более коротких кончиках моих волос.

– Вау.

Я смотрю в его глаза – только по взгляду я смогу точно узнать, что он имеет в виду. Но то, что я вижу, шокирует меня. Трепет. Даже восхищение. Нет и намёка на какой-то злой умысел. Он просто смотрит на меня, кажется, на миг ошеломлённый. Как и я смотрела, когда на Рождество он вышел в жилете.

Смущаясь, я нервно провожу рукой по своим слишком коротким волосам.

– Мне нравится, – выйдя из своего оцепенения, говорит Эдвард. Даже в искусственно освещённом коридоре я вижу, что кончики его ушей становятся более тёмными. Он покраснел?

– Белла, если ты сейчас не спустишься, я поднимусь к тебе, – кричит снизу Элис.

– Оставайся в этом свитере, – смущённо улыбаясь, говорит Эдвард. – Он, правда, тебе очень идёт. Она спускается, – обращаясь к Элис, громче добавляет он.

Эдвард спускается в гостиную, а я, ошеломлённая, иду вслед за ним. Ему действительно нравится, как я выгляжу сейчас.

А мне нравится, что это нравится ему.



Свитер нравится всем. Только когда я, наконец, начинаю угрожать, что сниму его и снова надену свою чёрную несоразмерную толстовку, они перестают об этом говорить. Я чувствую себя неловко из-за их заверений, что очень хорошо выгляжу. Я не хочу подобного внимания.

Стрижка тоже имеет успех, хоть я не чувствую себя непринуждённо с такими короткими волосами. Это кажется мне непривычным. Словно была удалена часть моего щита.

После обеда я иду в свою комнату, оставив дверь приоткрытой, чтобы иметь какую-то связь с остальной частью дома. На самом деле я бы очень хотела пойти к Эсме и попросить её снова посидеть со мной, но знаю, что не могу этого сделать. Вместо этого, пытаясь побороть своё желание, я работаю над одеялом, которое нужно сделать к её дню рождения. Времени у меня – всего неделя. Придётся постараться.

Когда кажется, что от крошечных стежков я начинаю косить, я протираю глаза и мой взгляд падает на листок бумаги, который дал мне вчера Карлайл. Потянувшись к нему, я читаю небольшой отрывок из «Вельветового Кролика»:

«Настоящий не означает то, как ты сделан», сказала Кожаная Лошадь. «Это то, что с тобой происходит. И происходит не сразу. Ты превращаешься. На это требуется много времени. Поэтому такое редко происходит с теми, кто легко ломается, или колюч, или очень хрупок. Обычно к тому времени, как ты становишься Настоящим, большая часть твоей шерсти выдирается, глаза выпадают, крепления расшатываются, и ты становишься очень потрёпанным. Но это совершенно ничего не значит, потому что когда ты Настоящий, ты не можешь быть некрасивым, разве что только для тех, кто ничего в этом не понимает».

Прочитав до конца, я глубоко вздыхаю. Так красиво написано. Мне нужно как-то сказать Карлайлу, насколько эти слова мне близки. «Когда ты Настоящий, ты не можешь быть некрасивым, разве что только для тех, кто ничего в этом не понимает...» – непрошенная слеза скатывается по моей щеке. Когда я к собственному разочарованию громко всхлипываю, кто-то откашливается у моей двери.

– Белла, – говорит Карлайл. – Прости, но я услышал, как ты плачешь. У тебя всё хорошо?

Удивляясь сама себе, я понимаю, что не чувствую угрозы из-за того, что он стоит у моей двери. Внезапно, желая пообщаться с ним, я показываю лист бумаги, который он дал мне вчера.

– Ах, – с пониманием говорит он. – Вельветовый Кролик. – Он на мгновение колеблется. – Я могу войти?

Я киваю. Он улыбается мне и, зайдя в комнату, направляется к креслу-качалке. Когда Карлайл садится в него, то чуть не теряет равновесие и робкая улыбка появляется на его лице. Увидев его таким, я немного расслабляюсь.

– Над чем ты работаешь? – спрашивает он, кивнув на швейную машинку на моём рабочем столе.

Я показываю ему угол своего стёганого одеяла.

– Очень красиво, – искренне говорит он. – Делая это, ты чувствуешь себя счастливой?

Во мне словно что-то щёлкает. Лоран забирал всё, что, как он знал, делало меня счастливой. Благодаря ему я научилась скрывать все свои симпатии и антипатии, так как не сомневалась, что он будет использовать их против меня.

Карлайл замечает моё внезапное напряжение.

– Что случилось, Белла?

Я не могу сказать ему. Конечно, не могу. Я не собираюсь давать ему в руки такое оружие.

– Не закрывайся от меня. Поговори со мной, – уговаривает он. Он искренне переживает, но всё равно я чувствую ужасный дискомфорт.

Он откидывается на спинку кресла и ненадолго задумывается.

– Я не знаю, почему ты вдруг так насторожилась. Мы договаривались делать это вместе, помнишь? Мы не сможем тебя узнать, если ты будешь отталкивать нас.

Я смотрю через плечо на своё одеяло и говорю «прощай» любимому хобби, после чего беру ручку. Не пытаясь найти чистый лист бумаги, я пишу на обратной стороне листа, который дал мне Карлайл. И на этот раз слова даются мне с большим трудом.



Он в растерянности.

– Не лишать этого? А зачем мне это делать?

В моём разуме ведётся борьба между недоумением, облегчением и пониманием. Я не виновата, говорит мой внутренний голос. Я не заслуживала обращения, которому подвергалась раньше. Моя прежняя жизнь – не норма.

На миг задумавшись, я кусаю свою губу. Он знает о Лоране? Поймёт, если я расскажу ему? Я пытаюсь найти золотую середину.



На мгновение выражение его лица становится напряжённым и мрачным, но затем он берёт себя в руки. Я настороженно наблюдаю за ним, пытаясь понять, о чём он думает, и что это будет значить для меня.

– Ты должна знать, что здесь этого никогда не произойдёт. Одна только мысль об этом вызывает у меня отвращение.

Кажется, он вполне серьёзен.

– Ну, а теперь, когда ты знаешь, что я не лишу тебя этого, скажешь мне, делает ли эта работа тебя счастливой?

Всё ещё немного нервничая, чтобы признаться в этом, я пишу.



Он нежно улыбается.

– Рад это слышать. И одеяло на самом деле очень красиво.

Я снова пишу.



Его радостное удивление кажется очень милым.

– Уверен, оно ей очень понравится. И она будет просто счастлива, что ради неё ты потратила столько усилий.

Мой ответ почти саркастичен, но Карлайл понимает меня правильно.



– Хочу тебя заверить, что это не имеет ничего общего с усилиями. Мы просто хотели предоставить тебе хороший дом. И надеюсь, нам это удалось.

Вместо того чтобы кивнуть, я пишу, зная, что мой ответ покажется более достоверным, после того как появится на бумаге.



Я могу сказать, что мы оба довольны моим признанием.

После комфортной тишины Карлайл снова говорит.

– Значит, Вельветовый Кролик?

Я разворачиваю лист бумаги, на котором писала. Да. Вельветовый Кролик.

– Это заставило меня подумать о тебе. Ты понимаешь, почему?

Я киваю, хоть на самом деле больше желаю осознать, почему я на самом деле в это поверила.

Он немного наклоняется вперёд, опираясь локтями о колени.

– Думаю, само собой разумеется, что твое прошлое просто ужасно. Я дал тебе этот отрывок из текста, потому что он кажется мне правдоподобным. То, что случилось с тобой, не делает тебя худшим человеком. Нет никакой необходимости этого стыдиться, хоть я и предполагаю, что это так. Я просто хочу, чтобы ты понимала, что узнав о твоём прошлом, никто не будет думать о тебе хуже. На самом деле, я считаю, что совсем наоборот.

Из-за ужасной усталости я даже не могу спросить, почему. Вновь дают о себе знать эмоции вчерашнего дня, но совсем не в плохом смысле. По какой-то странной причине, плача, я чувствую себя освобождённой. Я чувствую себя освобождённой, принимая его слова, может, не все, но, по крайней мере, ту часть, когда он говорит, что это не делает меня худшим человеком. Я хочу верить тому, что он говорит. Я хочу, чтобы это было правдой.

Неожиданно я вспоминаю о том, что так часто заставляла меня делать Шивон. Если бы это был кто-то ещё, я бы его обвинила? Ответ очевиден.

Никогда.

Похоже на то, словно Карлайл видит откровение в моих глазах. Так заставляет меня подумать его улыбка.

– Хочешь спуститься вниз? Может, немного развлечения пойдёт тебе на пользу.

Вслед за ним я выхожу из своей комнаты. Но прежде чем начать спускаться, он поворачивается ко мне.

– Спасибо, что поговорила со мной. Я знаю, инстинктивно ты держишься от меня подальше, но надеюсь, ты понимаешь, что я поддерживаю тебя так же, как и остальные члены семьи.

Мне причиняет боль тот факт, что он заметил, что я стараюсь его избегать. И хоть превыше всего я хочу находиться в безопасности, не хочу, чтобы другие чувствовали себя обделёнными.

– Ты знаешь это, – говорит он. – Я уверен.

Я киваю ему с лёгкой улыбкой, а затем во внезапном порыве вдохновения, поднимаю свою руку. Он сразу понимает меня и с улыбкой даёт мне «пять». И даже не скрывает своей радости, когда разворачивается, чтобы спуститься по лестнице.

И я понимаю, что тоже улыбаюсь.



Мы ждём вас на ФОРУМЕ