Время идёт. Идёт вопреки всему. Даже когда любое движение секундной стрелки причиняет боль, словно пульсирующая в синяке кровь. Даже когда ты чувствуешь себя отвратительно, больше не понимая, зачем просыпаться по утрам, но всё равно открываешь глаза, ведь прожита ещё одна ночь. Казалось, хуже уже не будет, но видеть неестественно безмолвного и бледного Эдварда с глазами, пристально смотрящими мне в лицо, как раз-таки и делает всё хуже. Но в глубине души я его понимаю. Преуспевающего, целеустремлённого и красивого Эдварда Каллена пытались переманить и раньше. Не с тринадцати лет, когда мы только-только пришли в фигурное катание, и нас поставили в пару, но лет с двадцати трёх так точно. К тому моменту мы уже были победителями чемпионата мира среди юниоров, бронзовыми призёрами Олимпийских игр, трёхкратными чемпионами мира, а также семь раз выигрывали первенство страны.

Теперь, спустя четыре года, мы ещё дважды стали лучшими в мире, а также повторили свой олимпийский успех, вновь взяв бронзу игр вслед за восьмым золотом на родном чемпионате, но сейчас Эдвард не шутит так, как это было раньше. Он столько раз твердил, что никому не хватит денег, чтобы его переманить, и мы подолгу смеялись над этим, когда он рассказывал об очередной попытке какого-нибудь чужого тренера. Но это было прежде. Словно в прошлой жизни. Десятки рейсов, соревнований, турниров, гостиниц с номерами по соседству и раздевалок назад. Задолго до моей травмы, полученной прямо на тренировке в ходе неудачного приземления. Сломанная лодыжка, тяжёлый перелом, и отсутствие всяких прогнозов, когда именно я смогу вернуться. Как я уже сказала, я понимаю Эдварда Каллена. Он не может меня ждать, если хочет ещё побеждать и оказаться на высшей ступени олимпийского пьедестала. Даже если бы я на его месте пропустила целый сезон, лишь бы кататься только с ним одним. Но век фигуриста не очень долог. А нам уже двадцать семь. Я боялась, что этим всё и закончится, с той минуты, как только упала и поняла, что не могу встать без посторонней помощи, но не бросать же Эдварду карьеру, когда можно просто образовать новую пару со здоровой и перспективной партнёршей, чей партнёр как раз завершил выступления. У нас за плечами четырнадцать совместных лет и много общих вещей, которые мы испытали и пережили бок о бок. День за днём. И год за годом. Синяки от падений, разъезды по миру, долгое ожидание выхода на лёд, когда сильнейшие фигуристы выступают в заключительной разминке, связанный с этим мандраж, показательные выступления для публики, многочасовые тренировки, подъёмы спозаранку, учёба на дому или в отеле, отсутствие настоящих друзей, близкие, которые остались в родном городе, пока ты тренируешься и живёшь в другом, и твоей второй семьёй становятся тренера и коллектив, который помогает, присматривает, заботится и следит за самочувствием. Но в основном ты рано обретаешь самостоятельность, а твой партнёр является тем, с кем можно обсудить практически всё и попросить почти о чём угодно.

Так и Эдвард Каллен словно стал частью меня. Больше, чем просто партнёром или другом. В своё время мы вместе впервые попробовали пиво, а несколькими годами раньше прокатились на американских горках, и впоследствии в средствах массовой информации нас часто считали парой не только на льду, но и за пределами катка, но это никогда не было правдой. Каждый из нас встречался с другими людьми, хотя это так ни разу и не переросло ни во что серьёзное. Однажды, когда я повторно рассталась с Джейком, тренировавшимся у нашего же тренера, а Эдварда бросила его вторая в жизни девушка, мы отметили это бутылкой пива в качестве отклонения от режима и сочли всё это знаком, что не видать нам личной жизни до окончания карьеры. Что невозможно иметь всё и сразу, когда в двадцать четыре ты обвешан десятками самых разных медалей, подкреплённых конкретными титулами, а твой парень-одиночник никогда не оказывается хотя бы в пятёрке лучших даже на чемпионате страны, ну а девушка вообще далека от мира спорта и высоких достижений. Тогда это казалось логичным, а теперь я готова выть от того, как всё вышло. Но я как бы не могу. Разучилась что ли. Фигурное катание закаляет характер сильнее многих других видов спорта.

- Ну скажи же что-нибудь, Белла, - просит Эдвард, сидя около моей здоровой левой лодыжки, но не слишком близко, будто и она сломается, если пододвинуться вплотную. Но он не виноват ни в чём. В спорте бывает всякое. В том числе и ситуации, когда партнёр не удерживает партнёршу, и она летит вниз с большой высоты. Но я прыгала одна. Выполняла элемент, когда Эдварда не было рядом. Он стоял у бортика спиной ко мне, обсуждая свои недочёты с нашим тренером. Здесь нет ничьей вины. Просто случилось то, что случилось. Я называю это реальностью.

- Эшли... миловидная и вполне задорная. Пусть ей только двадцать четыре, целеустремлённости и желания побеждать ей не занимать, и медали на крупных соревнованиях, как и участие в них не будут для неё в новинку. Мы оба это знаем, - мы столько раз встречались с Эшли и её ещё тогда партнёром на различных турнирах. И мы не просто были представителями одной страны. Мы трижды проигрывали им на чемпионате стране в борьбе за первое место, а на чемпионатах мира им доводилось выигрывать если и не серебро, так бронзу, и это не говоря о других более мелких стартах, на которых именно пару Эшли с Эваном выбирали защищать честь государства, и они успешно справлялись с поставленной задачей, занимая высшую строчку в турнирной таблице. Если бы Эван не ушёл из спорта в силу возраста, а ему сейчас уже тридцать пять, кто знает, чего ещё они смогли бы достичь вдвоём. Но Эшли подаёт надежды и сама по себе. Вместе с Эдвардом перед ней наверняка откроются новые горизонты. Эшли и Эван участвовали в крайней зимней Олимпиаде вместе с нами, но им не удалось подняться выше седьмого места. Следующая состоится через два с небольшим года. У новоиспечённой пары предостаточно времени на то, чтобы отточить свои умения в связке друг с другом и подготовиться к самому престижному соревнованию в мире на высоком уровне.

- Ты меня не... осуждаешь?

- За что мне тебя осуждать, Эдвард? Мы столько лет вместе. Я не могла пожелать себе лучшего партнёра. Но я больше не могу быть твоей парой, и ты принимаешь правильное решение. Эшли лучший выбор из всех возможных. И, пожалуйста, не смотри на меня так. Ты должен двигаться дальше. Это совершенно нормально. У вас всё получится, вот увидишь.

К тому моменту, как я договариваю, Эдвард дёргает ногой уже гораздо меньше. Это его нервная привычка, возникшая ещё в подростковом возрасте. Он реагировал так, даже когда нам просто предстояла индивидуальная тренировка. Я думала, он станет старше и перерастёт всё это, но в моменты сильного эмоционального напряжения его всё ещё порой трясёт. Мне хочется верить, что Эшли будет стараться успокаивать Эдварда так же, как это пыталась делать я, но я не могу быть уверена. Всё-таки она не я. И я не знаю Эшли, как человека. Мы с Эдвардом видели множество видео их с Эваном выступлений, но осознавать её профессиональный талант не равносильно тому, чтобы иметь хотя бы малейшее представление о её характере и внутренних качествах.

- Спасибо тебе, Белла, - Эдвард придвигается ближе и окружает мою левую руку своей тёплой и широкой ладонью, сочетая прикосновение с поглаживанием кожи большим пальцем. - Послушай, ты обязательно поправишься, сколько бы времени это ни заняло, и мы тоже найдём тебе прекрасного партнёра. Или сделаем его из одиночника, знаешь. Всё будет иначе, конечно, но самое главное, что мы есть друг у друга.

- Ещё рано об этом думать. Ты извини, но я немного устала.

- Я понимаю, Белла. Тебе помочь или принести что-нибудь, пока я здесь? Чай или воды? Или ещё что-то?

- Нет, я уверена, мама вот-вот вернётся, - из-за всего, что случилось, ей пришлось взять на работе самый длинный отпуск, какой ей только дали, и приехать ко мне в Бостон из Нью-Йорка. Правда, сейчас она ушла в магазин. Они с Эдвардом встретились как раз в дверях, и мама оставила меня с ним. Что будет дальше, когда отпуск подойдёт к концу, сказать трудно. Может быть, меня перевезут в Нью-Йорк, или, может быть, я найму сиделку, но я точно не рассматриваю вариант, при котором маму сменит папа. Учитывая, что я больше не маленькая девочка, есть множество вещей, на помощь с которыми обрекать его будет крайне неловко для нас обоих.

- Ты уверена?

- Да, просто захлопни дверь за собой.

Эдвард встаёт и, не отпуская моей руки, подходит ко мне, неожиданно целуя меня в лоб. Я вдыхаю запах Эдварда, чуть терпкий с нотками апельсина от горького шоколада, который он так любит, и смотрю на серо-голубые клетки его рубашки. Когда мы встретились в первый раз, поверх майки с коротким рукавом на тринадцатилетнем Эдварде Каллене была однотонная бордовая рубашка. До сих пор помню, как её цвет мне резал глаза. Я воспользовалась своими накоплениями, чтобы, когда ему исполнилось четырнадцать, подарить ему нормальную рубашку. Мне понравился рисунок в клетку, и со временем я стала видеть Эдварда преимущественно только в таких рубашках. Или в однотонных спокойного цвета. Я никогда не говорила ему, насколько та рубашка ему не подходила, даже когда мы стали значительно старше, но, может быть, он и сам всё понял.

- Захлопну. Но я зайду завтра, Белла. Принесу тебе что-нибудь вкусное. Пока.

- Пока, Эдвард.

Всё ещё выглядящий тоскливо, Эдвард уходит, немного помедлив, и я так и смотрю ему вслед, пока, обернувшись перед дверью, он не выходит из комнаты совсем. Я остаюсь одна и в давящей тишине, когда он покидает квартиру. По возвращении мама удивляется, что он ушёл так быстро, спрашивая, не поругались ли мы. Я качаю головой и делюсь его новостями с вымученной улыбкой на губах. Наверняка мама знает, что она именно такая. Потому что оставляет покупки временно нетронутыми и садится рядом, чтобы прижать меня к себе и обнять изо всех сил. Такого между нами давно не случалось. Но я не думаю и анализирую, а просто прикасаюсь к ней в ответ. Это кажется единственным способом выдержать то, что мужчина, в которого я влюблена, больше не является моей парой в том единственном смысле, в каком это понятие было к нам применимо.

Один год и почти два месяца спустя...

- Вот. Это твой размер. Тридцать девятый. Я помню верно? - Джейк опускает на лавку коньки. Те с громким стуком приземляются слева от меня, звякнув лезвиями друг о друга. Я вздрагиваю от прозвучавшего звука. Время во многом заставило отвыкнуть от того, чтобы слышать его.

- Да, верно. Но ты ведь проделал такой путь из Бостона прямо после Нового года, оставив там свою беременную невесту, не для совместного катания на коньках и не ради еды моей мамы.

- Почему нет? Она готовит весьма вкусно.

- Да хватит тебе, Джейк. Давай уже поговорим начистоту, - перемещая кофе из Старбакс в правую руку, я спускаю коньки на снег в намерении освободить место для бывшего парня, с которым удалось сохранить дружеские отношения. - У вас с Ребеккой всё нормально? Вы ведь не разбежались, нет?

- Упаси Бог. Нет, не разбежались. Но ты переобувайся. Если будем просто сидеть, замёрзнем, а я не хочу отставать от твоих родителей. Жду тебя на катке.

Джейк испаряется, словно его и не было. Я остаюсь допивать напиток и смотреть на коньки, взятые Джейком напрокат. Я знала, что мы все идём на каток у Рокффелер-центра, где ещё стоит ёлка, играют праздничные мелодии, как и каждый год, начиная с рождественских праздников, но мои личные коньки далеко отсюда. В моей бостонской квартире. И я не горю желанием кататься, хотя со мной уже довольно давно всё хорошо. Я могла бы вернуться на профессиональный лёд если и не летом прошлого года, то в сентябре уж точно. Врачи дали добро, неоднократно всё перепроверив. Снимки, анализы, подвижность ноги, рефлексы, её движение при выполнении различных базовых упражнений. Для моих друзей и родителей всё это общеизвестные факты, согласно которым я вновь могу ходить, самостоятельно о себе заботиться и быть полноценным человеком, способным преодолевать круг за кругом на катке вместе с членами семьи. Но я не говорила им, что несколько раз приезжала на арену, где тренировалась раньше, перед самым закрытием по личной договорённости, чтобы просто вспомнить, как всё было раньше. Саму атмосферу крытого катка, себя, способную выполнять элементы без страха, и свист воздуха в ушах на скорости. Но я так не вспомнила. Потому что всё изменилось. Точнее, очень многое. Я не утратила уверенности в выполнении разных шагов, вращений и поворотов корпуса для перемещения по площадке, и я столько раз набирала скорость, чтобы зайти на прыжок, но каждый раз тормозила почти в самый последний миг. Я не в силах сделать этого. Будучи одной, без партнёра. Без... конкретного партнёра.

Я присоединяюсь к родным и Джейку через пару минут. Глубоко в душе мне всё ещё не верится, что он больше не фигурист в том понимании, в каком мы оба им были, и зарабатывает на жизнь участием в ледовых шоу и комментированием соревнований по фигурному катанию. Согласно его словам, он понял, что если уж и раньше не мог конкурировать с более успешными соперниками, то по мере подрастания нового поколения, которое и в шестнадцать способно побеждать на Олимпиадах, тягаться со всеми этими парнями стало совсем непосильной задачей. Может, он и прав. Фигурное катание сильно помолодело. Элементы, не представляющие великой сложности в пятнадцать, в возрасте около тридцати пытаться осваивать тебе, конечно, никто не запретит, но, скорее всего, это будет лишь пустой тратой времени, нерв и сил. Даже в спорте есть свои пределы, а выше головы прыгнуть не выйдет.

Джейк обгоняет меня слева, тогда как я держусь поблизости от кромки льда и наблюдаю, как друг выполняет каскад из двух тулупов подряд. Это выглядит виртуозно и без помарок, а я не уверена, что справилась бы сейчас даже с сальховым, одним из самых простых прыжков, который преподают детям в первую очередь. Мы катаемся ещё около часа, и за это время Джейк пару раз выполняет и другие прыжки, когда убеждается, что вокруг него достаточно свободного пространства, чтобы никого не зацепить. Он заходит и на лутц, но в эти моменты я отворачиваюсь, потому что повредила лодыжку именно после него. Спустя несколько минут я просто двигаю лезвием конька вверх-вниз и иногда по кругу, замечая, что людей на катке становится всё меньше и меньше. Джейк подъезжает ко мне и дышит так часто, как и должен после всей физической нагрузки, которой себя подверг.  

- Ну, как ты тут?

- Нормально.

- А что думаешь делать со своей жизнью дальше? У меня на примете есть один одиночник, который хочет заняться парным катанием, если ты за него возьмёшься. Подходил ко мне, зная, что мы с тобой дружны. Как бы просил замолвить словечко.

Я вдыхаю морозный воздух и перевожу взгляд на Джейка. Он пристально смотрит своими карими глазами в ожидании, когда я что-то скажу. В принципе я так и думала, что он приехал, чтобы в том числе поговорить и о моей карьере. Окажись на моём месте он, мне бы тоже было не всё равно. Но он был одиночником. Он бы восстановился, встал и поехал. Без нужды в другом человеке рядом. Наши ситуации изначально различны.

- Джейк, я не хочу. Я ведь ушла, знаешь.

- Нет, не ушла. Иначе бы сделала официальное заявление, и ни у кого бы не было вопросов. На этом твоём Каллене свет клином не сошёлся.

- Может быть, и сошёлся, Джейк.

- Да брось, Белла, ты что, - Джейк сильно повышает голос. Так, что в нём становится слышно всецело неодобрительную реакцию с оттенком самого настоящего осуждения. Я даже содрогаюсь, потому что никогда не видела Джейка таким сердитым. Даже когда мы спорили и ругались из-за чего либо, будучи в отношениях. - Он уже не тот, что раньше. Особенно учитывая то, как они начали этот сезон. Как по мне, так на чемпионате мира им и тем более нечего ловить.

- Мы этого не знаем. Ещё даже не было чемпионата страны.

- Но были другие турниры. И ни одной медали, кроме серебра на нашем Гран-при. Как итог, в финал всей серии они не вышли.  

- Джейк...

- Я понимаю твои чувства. Тебе больно видеть его неудачи, но ты не можешь ему помочь, Белла. Он сам сделал такой выбор, оставив тебя во всех отношениях.

- Речь шла и о его карьере тоже.

- Да, знаю, - смягчается Джейк, - но ты ведь понимаешь, что ни в чём не виновата? Вы были потрясающие вдвоём и многого достигли, но глупо держаться за что-то, когда этого уже больше нет. Подумай по поводу Брэндона, ладно? Ему двадцать девять, уходить из спорта в ближайшие года три он не намерен. Парень грезит об Олимпиаде. Или хотя бы о Чемпионате мира. Никто тебя не торопит с решением, но он честно лучше, чем был я. Может быть, встретишься с ним в Бостоне после чемпионата? Он из Солт-Лейка, там и тренируется, но готов переехать. Если что, я дам тебе его номер, чтобы он позвонил, когда вернётся из Миссури.

- Ну ладно. А когда он примерно вернётся?

- Чемпионат до двадцать второго января. Вот и считай, - Джейк хмурится и, пытливо глядя мне в глаза, требовательно добавляет. - Ты вообще знаешь сроки проведения чемпионата?

- Знаю, - я тоже хмурюсь. Если я перестану знать и это, если мне станет до такой степени плевать, тогда можно будет больше не медлить и начать прямо сразу составлять заявление об уходе из спорта.

- Хорошо-хорошо. Я просто спросил. Не смотри на меня так, а то мне жутко и страшно.

Джейк уезжает в Бостон, проведя со мной и моей семьёй ещё два дня, не считая сегодняшнего, а я остаюсь до восьмого января и только тогда тоже улетаю домой. Это суббота, и хоть я порядком устала, я отдыхаю не более пары часов после приезда в квартиру, прежде чем поехать на арену. Я договорилась, что приду, ещё до праздников и своей поездки в Нью-Йорк. Я не думаю о том, чтобы вдруг осмелиться исполнить хотя бы один прыжок. Мне просто хочется побыть наедине со льдом, где никого, кроме меня. Всё-таки общественный каток это совсем другое дело. Полно неровностей, выбоин, никакого блеска недавно залитой машинами площадки, иной воздух, уличный шум вместо тишины. Но сегодня на катке совсем не тихо. Едва выйдя из раздевалки, я уже слышу громко звучащую агрессивную музыку. Когда я только вошла в помещение переодеться, с катка не доносилось ни единого звука. Но теперь доносится. И ещё как. Мне говорили, что никого не будет, но, может быть, кому-то срочно понадобилось. И, может быть, мы не помешаем друг другу. Точнее, я могу посидеть и подождать, пока лёд освободится. Я продолжаю путь, просовывая руки в рукава фирменной куртки, которая сохранилась у меня с тех пор, как мы с Эдвардом ездили на вторую Олимпиаду в нашей жизни. Всей команде шили форму по специальному заказу. Обычная практика в любой стране-участнице. Агрессивная музыка становится только громче, когда я вижу его в центре катка. Его это Эдварда Каллена. Я останавливаюсь на месте, закрываю глаза, полагая, что, быть может, мне мерещится, но он по-прежнему там и спустя минуту. Выполняет вращения. Соединяет элементы в единое целое посредством плавного скольжения и комбинаций спиралей. Исполняет прыжки без раздумий и колебаний, не останавливаясь за секунду до мгновения отрыва опорной ноги, как это происходит со мной. Четверной тулуп, каскад из тройного риттбергера и тройного тулупа, связка тройного лутца с двойным тулупом, тройной сальхов, риттбергер и лутц с таким же количеством оборотов, двойной аксель, и вращение в самом конце программы. Я стою ошеломлённая. Задыхаюсь, будто это я только что завершила прокат точь-в-точь под аккомпанемент последних нот музыки, отдав всю себя. Эдвард никогда не жалел своих сил. Отдавался полностью. Мы оба так поступали. И уезжали с катка, ведомые не колоссальной энергией, а лишь адреналином, потому как она вся оставалась на льду. Затраченная на вращения, поддержки, подкрутки, выбросы, обводки и тодесы разных уровней сложности. Эдвард останавливается, переводя дыхание, расположив руки по бокам. Он весь в чёрном. Водолазка, штаны, коньки. Взъерошенные волосы. Наверняка и прикосновением ладоней из-за нервов, и скоростью катания. Он всё ещё непревзойдённый. Прекрасный. Красивый. Сильный и готовый бороться. Поразительный в каждом жесте, эмоции, позе, способе отталкивания, наклоне или приземлении. Другой, переживающий отсутствие побед, но по-прежнему не согласный на то, чтобы щадить себя. Само совершенство. Видеть его столь близко не через экран оказалось не настолько больно, как я думала, что будет, если однажды мы где-то встретимся и задержимся рядом друг с другом.

С того дня, как он сказал мне об Эшли, и до нынешнего мгновения в последний раз я видела Эдварда Каллена с год назад, в дни, предшествующие его первому чемпионату страны с новой партнёршей. Тогда в итоговой турнирной таблице они расположились на третьем месте, получив право выступить на Чемпионате четырёх континентов и выиграв там серебряную медаль, но на более значимом Чемпионате мира в самом конце сезона Эдвард с Эшли остались далеко за пределами пьедестала почёта. Всего лишь девятое место по сумме короткой и произвольной программ. Но я оттолкнула Эдварда задолго до тех событий. Когда мог, он исправно приходил ко мне чуть ли не каждый день, делился тем, как у них всё складывается с Эшли, ведь на словах я поддержала его выбор, притаскивал с собой фрукты или сладости, вспоминал что-то смешное из нашего прошлого, чтобы развеселить, и я смеялась, но глубоко в душе я ещё и страдала. Было трудно выносить его рассказы про тренировки с другой, когда я сама могла только мечтать о них и о том, чтобы оказаться в его объятиях снова. Наверняка он чувствовал, что я больше не та Белла, какой была все эти годы. Потому что ещё до родного чемпионата настал день, когда Эдвард Каллен перестал меня навещать и звонить, а когда я написала ему поздравительное сообщение по поводу третьего места в стране, ответил до тошноты коротким «спасибо». Писала ли я ему после? Да, писала. Поделиться воспоминанием о нас, вспышкой возникшим в голове. Сделано. Рассказать о результатах обследования. Готово. Написать, что он всё равно лучший, уже зная про девятое место из телевизионной трансляции. Да, и это тоже было. Поздравить с Днём рождения спустя три месяца. Разумеется, ведь это важно. А теперь между нами дикая пропасть, и, быть может, я виновата в своей травме не больше, чем любой другой фигурист и фигуристка, когда получает серьёзное увечье, но я виновата в том, что могла делать гораздо большее, чем просто писать сообщения. Я могла не настолько сильно лелеять себя и свои проблемы. Может быть, тогда Эдвард остался бы моим другом за неимением большего. Может быть, тогда я бы знала о его нахождении в Бостоне меньше, чем за неделю до старта мирового первенства, и не подходила к бортику столь робко. Эдвард вскидывает голову, услышав мою поступь, лишь когда я уже оказываюсь там, где он оставил свой телефон, чтобы музыка подавалась в колонки через микрофон. Я ничего не трогаю, хотя раньше заимствовать какие-то вещи Эдварда не представляло проблемы, а он тем временем так и стоит там, совершенно замерев. Я решаю, что, наверное, нужно что-то сказать. Потому что он приехал сюда раньше меня, и в таком случае я словно гостья, если всё это вообще имеет смысл. То, кто кого опередил на арене, которой никто из нас всё равно не владеет.

- Я была уверена, что ты в Детройте. Заключительные тренировки перед отъездом и прочие моменты, - Эдвард теперь тренируется там. Он лично говорил мне об этом, о желании попробовать с новым наставником, и периодически я видела снимки Эшли, которые она размещала в инстаграме с геолокацией именно Детройта. На многих из них есть и Эдвард в разном настроении. Когда улыбающийся, а когда хмурый и не смотрящий в камеру. Кроме того, я видела и сторис с тренировок, на которых Эдвард и Эшли либо катались вдвоём или по одному, либо она снимала себя и переводила камеру на него, сидящего рядом, и рассказывала, чем они сегодня заняты. Как правило, он просто кивал и соглашался с ней. Он никогда не был любителем социальных сетей, да и я в принципе тоже, хотя у меня всё-таки есть свой инстаграм. Без него я бы и знать не знала, что этим двоим, судя всё по тем же сторис, иногда случалось бывать и в барах. Я бы сказала, что чаще, чем следует, если отмечать на самом деле нечего, но я наверняка просто завидую. Ведь это у нас с Эдвардом были такие снимки прежде, а теперь он спокойно построил в той или иной степени дружеские отношения с Эшли, а я стала прошлым, которое находится за бортом и в буквальном, и в переносном смысле.

- Да, наверное, мне стоило быть там. Я уже уезжал туда после Нового года. Но вот снова приехал. Решил погостить у родителей ещё пару дней. Неважно. Со мной-то уже давно всё ясно, - качает головой Эдвард. - Всё это словно не мы, да? И это место... Чёрт, я думал, что приеду сюда и почувствую что-то, что ощущал прежде, когда мы были тут вдвоём, приезжая рано утром и уезжая порой последними, но всё изменилось, верно? - Эдвард умолкает, опустив голову вниз. Умолкает так же внезапно, как и начал говорить всё это. Я чувствую смятение. Острую тревогу. И понимаю его ностальгию, которая должна приносить исключительно тепло, но вместо этого может отзываться болью от желания всё повторить и вернуть. Я смирилась с тем, что находится вне моего контроля. С мыслями, которые всё равно остаются. С сокровенными воспоминаниями, засевшими в голове навсегда. С десятками одиноких вечеров, когда ты ложишься рано, ведь тебе некуда и не с кем пойти, но вместо этого думаешь и стараешься уговорить себя не проверять инстаграм «соперницы» в очередной раз за последние часа полтора.

- Да, всё изменилось, но это нормально. Это... жизнь.

- Жизнь, да... Как думаешь, ты можешь вспомнить хотя бы ту короткую программу? Наверняка нет. Вот сколько раз мы её исполнили? Один? Два?

- Два, и мне не нужно вспоминать. Я и не забывала.

Эдвард подъезжает к бортику за несколько секунд. Я переминаюсь на коньках. Теперь Эдвард не просто близко, а фактически рядом, и его взгляд не сходит с моего лица. Вопрошающий, пристальный, серьёзный. Я чувствую себя... противоречиво. Но с Эдвардом Калленом и в его присутствии мне всегда было иначе, чем с другими людьми. Его не стало рядом, и так я словно перестала быть полноценной.

- Тогда, возможно, мы могли бы исполнить её? Если ты не против, и твоя нога в порядке.

- Эдвард...  

- Извини. Забудь, я сейчас уйду.

- Нет, ты не должен уходить. Я в порядке, и я не против.

Я снимаю защитные накладки с лезвий коньков, прежде чем ступить на лёд через открытую ещё Эдвардом дверь. Он наблюдает за мной на расстоянии. Я и сама пытаюсь себя понять. То, что мной движет, если я столько времени не в состоянии решиться даже на самый простой прыжковый элемент. Но это Эдвард. Если не с ним, то... ни с кем.

- Хочешь выбрать музыку?

- Не особо. Выбери на своё усмотрение. Но только ничего вроде того, что у тебя тут играло. И я... Можем помедленнее?

- Да, Белла.

Я неспешно перемещаюсь примерно в центр площадки. Эдвард поворачивается, чтобы взять телефон, и вскоре надо льдом разносится лиричная и спокойная мелодия. Эдвард встаёт у меня за спиной. Без прикосновений, просто нахождение позади. Так мы тогда решили. Вместе с тренером и хореографом. Пара секунд, в течение которых мы стоим неподвижно, прежде чем сдвинуться с места. Я красиво приподнимаю руки, и вот тогда, ровно секунда в секунду, Эдвард нежно скользит мне по талии правой рукой. Я не забыла его всегда бережных прикосновений, разве что за исключением мгновений, когда он должен был проявлять силу, чтобы удержать и не дать упасть с высоты, но телесные ощущения другое дело. Движение ладони, чтобы вместе совершить оборот против часовой стрелки, а потом обратно. Левая рука, ненадолго соприкасающаяся с моей. Посмотреть друг на друга и разъехаться в противоположные стороны для самостоятельного, но синхронного скольжения по льду. Вращения вокруг оси, дорожки шагов, движения руками. Эдвард настигает меня позади, дотягивается левой рукой до моей правой руки и надёжно обхватывает её. Мы проезжаем так пару метров, а потом меняемся, и уже я становлюсь ведомой, а он ведущим. Он везёт меня за собой, крепко держит обе мои ладони, неотрывно смотря мне в глаза, и я отрываю левую ногу ото льда, поднимая её, насколько необходимо. Ещё несколько перестроений, и я снова двигаюсь за Эдвардом в самостоятельном выполнении элементов, пока мы не встречаемся лицом к лицу, одновременно с чем он протягивает руки ко мне. Я хочу вновь ощутить их тепло, то, как они прикасаются с трепетом и силой одновременно, но меня словно прошибает током изнутри. Наверное, прошло уже достаточно времени. Минута или, быть может, даже больше. Наша программа не отличалась поддержками или выбросами в самом начале, но после определённого момента сложные элементы начинали идти почти друг за другом. Тогда они были просто сложными, дарующими большее количество баллов, а теперь... теперь они опасны. И здесь даже нет судей. Для чего и кого ради мне рисковать? Я не замедляюсь, пока ещё нет. Просто отталкиваю руки Эдварда. Я не могу позволить себя поднять. Нет... нет. Он пытается снова, не понимая произошедшей во мне перемены, и тогда я толкаю сильнее. Он отшатывается, и всё наконец подходит к концу. Хотя музыка по-прежнему струится вокруг нас, я уже переступаю через порог в двери, на ходу хватая куртку. Как глупо было думать, что я смогу просто потому, что это Эдвард. Эдвард, который через пару дней поедет к своей нынешней партнёрше и вместе с ней отправится в Канзас-Сити на чемпионат страны. А дальше... Кто знает. Может, они копили силы именно ко второй половине сезона и покажут высший класс. Так, что Джейк уже не сможет сказать ничего обидного.

- Белла.

Эдвард зовёт меня, перекрикивая музыку, но я продолжаю идти по направлению к раздевалке. Я не собираюсь именно сбегать, я максимально спокойно снимаю коньки, опустившись на лавку. Защитных накладок нет. Видимо, остались на катке. Ну и ладно. Дома есть другие. Я складываю коньки в сумку, когда слышу стук по дверной коробке. Дверь и так открыта. Эдвард стоит в проёме с моими накладками.

- Можем поговорить о том, что произошло? Ты не доверяешь мне после того, что я тебе сделал?

- Ты ничего не сделал, Эдвард.

- Вот именно, что ничего. Я столько тебе говорил, что помогу найти партнёра, и что ты обязательно поправишься, но не помог, а другое произошло совсем не благодаря мне.

- Я не держу на тебя зла, - отвечаю я, вытаскивая пуховик из шкафчика. - Мы оба уже взрослые. Ты не обязан опекать меня или что-то в этом роде. Наши пути разошлись, Эдвард. Да, в юности мы не могли себе этого представить, и я бы со многими вещами не справилась без тебя, но нам больше не тринадцать и даже не двадцать.

Я наклоняюсь, чтобы застегнуть сумку с коньками, после чего, едва выпрямившись, понимаю, как близко находится Эдвард. Расстояние между нами стремительно становится совсем ничтожным, потому что он обнимает меня обеими руками, обхватывая туловище прямо поверх моих рук. Думала я о подобном или нет и хотела ли внезапно почувствовать Эдварда столь близко, теперь это словно уже не имеет значения, потому что прямо перед моими глазами его затылок, волосы и часть спины. Я ощущаю странную дрожь, но она точно не моя.

- Я так по тебе скучаю. Я запрещал себе об этом думать, но мне так тебя не хватает, Белла, - приглушённо шепчет Эдвард, потому что его губы где-то рядом с моей головой или одеждой. - Мы с тобой были так близки... Накричи на меня, если хочешь, или снова ударь. Я согласен на всё, лишь бы ты меня обняла.

Ощущение того, как его голос словно ломается под натиском эмоций, проходит через всё мое тело. Я застываю на месте, хотя и так не двигалась уже минуту или около того, но мои руки живут собственной жизнью. Они поднимаются, дотрагиваясь до спины Эдварда, и, вдохнув, он обнимает меня ещё сильнее. В голове столько много всего, потому что я не ожидала ничего из этого, когда садилась за руль машины, чтобы поехать на каток. Проходит словно вечность до того, как Эдвард отстраняется. Однако он не убирает руки, смотря на меня, немного нахмурившись.

- Итак. Теперь ты меня ударишь?

- Вряд ли Эшли оценит, если её партнёр будет кататься с болезненной гримасой из-за крохотного синяка.

- Как смешно.

- Ну да, как будто я не помню, как поначалу ты прятал лицо после падений. Не хотел, чтобы кто-то видел, как тебе больно.

- В отличие от тебя, Эшли и не заметит. С не очень давних пор нам, как бы это сказать, всё равно друг на друга. Вот если я приду на костылях, да, наверное, будет понятно, что я не в самой оптимальной физической форме, а так... Ну разве что ещё кашель прокатит. Извини, не стоило так говорить про костыли.

- Всё нормально, - я аккуратно отодвигаюсь от Эдварда, не уверенная, как воспринимать его откровения. Да, на основании опять-таки инстаграма Эшли от меня не укрылось, что ещё месяца два назад она почти перестала выкладывать сторис с тренировок, да и Эдвард фактически исчез из поля зрения, не говоря уже о том, что она и в бары будто бы перестала ходить. Наверное, именно так в современном мире и можно понять, когда между двумя людьми что-то портится. Отписаться друг от друга, перестать выкладывать совместные снимки, которые раньше появлялись если и не регулярно, то довольно часто, и поневоле начать замечать плохие вещи. - Сочувствую по поводу Эшли. Но впереди чемпионат. Вам всё равно нужно... объединиться. Вы всё ещё пара.

- Не самая лучшая. А ты не хотела бы попробовать вновь...

- Что попробовать?

- Ты не хотела бы попробовать вновь встать в пару со мной? - несколько тихим голосом спрашивает Эдвард. Я смотрю на него, пришедшего в раздевалку прямо в коньках, что делает его выше меня, хотя без них мы были бы примерно одинакового роста, и всё это не просто неожиданно. Скорее невероятно, как что-то, чего втайне хочется, но ты уверена, что никогда этого не обретёшь и не получишь. Сердце словно дёргается внутри. Я ведь не ослышалась?

- Эдвард. Ты же сам всё видел. Там, на катке. Я... боюсь.

- Теперь я знаю, Белла, и мы можем совсем не торопиться. Просто кататься в своё удовольствие, а когда ты будешь готова, встретимся с Френком и убедим его взять нас снова. Приготовим новые программы или слегка переработаем те, что были у нас тогда. Они ведь не успели примелькаться.  

- Мне кажется, ты уже торопишься. Ты не знаешь, как всё будет с Эшли на чемпионате. Лучше отложить этот разговор.

- Почему отложить?

- Потому что у тебя может не оказаться свободного времени, чтобы просто кататься со мной. Вот пройдёте отбор на Чемпионат мира, и мысли будут о другом.

- Даже если так, я не хочу продолжать кататься с Эшли после этого сезона, - убеждающим голосом продолжает Эдвард. - Впереди чемпионат, ты права, но для тебя это время подумать. Если будет необходимо, я смогу всё успевать.

- А Эшли об этом знает? Что ты больше не хочешь быть с ней в паре?

- Я скажу в правильное время. Сейчас оно кажется неподходящим. Я поговорю с ней после чемпионата.

- Ладно, - отвечаю я, немного опустив голову. - Мой номер не изменился, так что ты можешь написать или позвонить мне, если или когда что-то станет яснее.

- А я могу просто писать и звонить тебе? - с кривоватой улыбкой спрашивает Эдвард. - Знаешь, просто так, без повода.

- Я совсем не против. Помнится, раньше мы обменивались фотками того, как смотрим телевизор на выездных соревнованиях, будучи каждый в своём номере, но по сути нас отделяла только стенка, так что вскоре ты барабанил в дверь и настаивал переключить на то, что смотрел ты. Я даже не сразу тебе открывала, зная, что всё так и будет.

- Но всё-таки открывала.

- Я не хотела, чтобы у нас были проблемы, если ты кого-то разбудишь.

- Но теперь я всё-таки повзрослел. Спокойно сижу себе в номере и никого не беспокою. И знаешь, у меня даже есть водительские права. Могу подвезти тебя домой.

- Заманчиво, но я тоже на машине. И я уже одета, а ты ещё на коньках. И всё равно нам в разные стороны, если ты не переехал никуда из той своей квартиры.

- Нет, не переехал. Так и живу там. Точнее, сейчас не живу, но это временно, - Эдвард ненадолго опускает глаза к своим ногам. - Тогда ты поезжай, наверное, пока не запарилась.

- Ладно, да. Ну тогда пока, наверное.

- Видимо, так.

Мы снова обнимаем друг друга, и в этот раз есть в этом что-то странно неловкое. Я беру сумку, прежде чем обойти Эдварда и покинуть раздевалку. По пути домой я пытаюсь обдумать его слова, понять, нужно ли мне возвращаться к нему, если он не передумает, и что будет потом, но во многом прямо сейчас эти мысли не имеют смысла. Я действительно не намерена встревать между Эдвардом и Эшли. Пусть теперь она нравится мне ещё меньше, чем нравилась изначально, Эдвард был честен со мной, и она заслуживает того же в любом случае. По приезду домой я переодеваюсь в домашнюю одежду и располагаюсь перед телевизором, хотя он включён скорее для фона. Я читаю книгу, когда телефон издаёт сигнал о пришедшем сообщении. Сообщении от Эдварда. Он прикрепил фото экрана телевизора, по которому идёт фильм-катастрофа. Наверное. Смутно видно, что люди бегут вверх по дороге мимо вереницы машин, а сзади надвигается действительно огромная волна цунами. Эдвард всегда любил именно такие фильмы, и я тоже смотрела подобное, но только если он очень настаивал, что хочет посмотреть именно со мной, и тащил меня в кинотеатр, обещая купить мне всё, что я захочу. В принципе я тоже предпочитаю драмы, но, пожалуй, без трагичных смертей.

И что за фильм?

Волна. Думаю, произошло что-то вроде землетрясения. Чем занимаешься?

Читаю. То есть читала до этого момента.

Я, правда, хочу вновь кататься с тобой, Белла.

Мы поговорим об этом. Честно. Но сейчас тебе нужно максимально думать о чемпионате.

Несколько странно вновь поддерживать общение, налаживая утраченную связь, но спустя несколько дней перед перелётом из Детройта в Миссури Эдвард делится со мной видео в ожидании посадки. Вид из окна на взлётно-посадочную полосу и предположительно тот самый самолёт, телескопический трап, стойка завершающей проверки билетов. Только я досматриваю ролик, как Эдвард звонит мне впервые за пять дней обмена исключительно сообщениями.

- Привет.

- Привет. Как настроение? Боевое?

- Не сказать, чтобы прям боевое, но короткая программа только девятнадцатого числа, а произвольная двадцать первого. Может стать лучше, наверное.

По его голосу понятно, что он не особо на это рассчитывает. Мы разговариваем совсем недолго, прежде чем объявляется посадка, и Эдвард говорит, что ему пора. Я желаю благополучного полёта и сижу с телефоном в руке ещё некоторое время после завершения звонка. Я не собиралась сегодня на каток, но отвлечься, пока Эдвард с Эшли в воздухе, неожиданно начинает казаться хорошей мыслью. На протяжении последующих дней я вряд ли ли смогу уделить этому достаточно внимания. Я смотрю все трансляции подряд, а в дни конкретно мужских прокатов ко мне приходит Джейк, чтобы мы посмотрели на его протеже вместе. Честно сказать, друг явно испытывает энтузиазма гораздо больше моего. Не то чтобы Брэндон катается откровенно ужасно, и по итогам всей соревновательной программы у мужчин он с уверенностью входит в семёрку лучших по стране, но я вижу недокруты и смазанные элементы, что едва не приводит к как минимум одному падению. Быть может, если бы я не знала Эдварда столь долго и не могла сравнивать с ним, Брэндон показался бы мне вполне достойным, однако я сомневаюсь, что хотела бы попробовать с ним даже в отсутствие вероятности воссоединиться с Эдвардом.

- Ну что думаешь? Седьмое место из двадцати одного не так уж и плохо.

- Да, наверное. Но тут всё равно много работы.

- Как и с любым одиночником. Многое с нуля. Но ты представь, сколько у тебя времени, и мы знаем, что трудности тебя никогда не пугали. С его седьмым местом его точно не отправят на международные соревнования, так что в феврале точно сможете начать. Уверен, Френк тебя возьмёт.

- Но не факт, что и Брэндона тоже, - отвечаю я, чтобы налить нам с Джейком ещё по чашке чая. На экране тем временем начинается подготовка к церемонии награждения. Ковровая дорожка, подиум, официальные лица, девушки, которые будут подносить медали и цветы.

Я помню ту атмосферу триумфа. Особенно когда ты побеждаешь на мировом первенстве в завершение сезона, и на ледовой арене исполняется гимн твоей страны. Всё было не зря. Вот какое чувство тогда посещает. Ты не зря вставал в несусветную рань вчера и многие годы до того, чтобы тренироваться, падать и снова вставать для продолжения тренировки. Всё это окупается с лихвой, а медаль на шее придаёт сил и мотивации доказать, что это не было случайностью, потому что более сильным соперникам повезло меньше. Что ты заслужил награду по праву колоссальными усилиями. И я хочу испытать это снова.

- Ты можешь и уговорить его, и вместе вы сделаете из парня классного партнёра.

Я отвечаю на это что-то неопределённое, а после завершения трансляции начинаются спортивные новости, в сюжет которых внезапно попадает и Эдвард. Как я понимаю, это репортаж с открытой тренировки, и ведущая передаёт слово корреспонденту в Миссури, который рассказывает о результатах у мужчин более детально, а также напоминает о старте соревнований среди пар, до которых остаётся меньше суток. Эдвард проезжает прямо перед камерой, уперев руки в бока, и на время скрывается из поля зрения. Но потом я различаю Эдварда за спиной корреспондента. Вместе с Эшли они осуществляют выброс, и после оборотов в воздухе она уверенно приземляется на правую ногу, согнутую в колене, вытягивая левую назад. Эдвард подъезжает к Эшли и что-то ей говорит. Репортаж заканчивается тем, что корреспондент передаёт слово обратно студии новостей.

- Однако это было довольно прилично, - замечает Джейк, - хотя вместе с тобой выброс был бы наверняка сложнее. И вообще...

Он смотрит на меня, и я тоже смотрю на него в ответ:

- Что вообще?

- Может, прозвучит бредово, но вас отличала не только совершенная техника. Вы были... Вы излучали словно магию. А у них с Эшли её нет. Я на полном серьёзе. И всё-таки мне не хочется думать, что ты так и будешь сидеть на этом диване, пока Каллен катается с ней. Встреться с Брэндоном, когда он позвонит, ладно?

Джейк собирается домой ещё до окончания новостного выпуска. Домой к невесте и будущему ребёнку. Я готовлю себе ужин, думая о магии с Эдвардом и про Брэндона. Парень может позвонить мне если и не завтра, то уже послезавтра. Ведь для одиночников соревнования официально окончены, и по идее оставаться дольше там просто незачем. Если только он не дружит с кем-то из пар и останется до конца, чтобы поддержать их. Исходя из слов Джейка, парню очень нужно и важно встретиться со мной. А я так и не определилась, нужно ли это мне. И внутри царит ощущение, что Эдвард и встреча с ним тут совсем ни при чём. Что я в принципе не хочу побеждать ни с кем, кроме него.

Я только-только заканчиваю с едой, сидя за столом на кухне, когда начинает звонить телефон. На экране высвечивается имя Эдварда вместе с его снимком, который я сама же и сделала. В один из летних дней полтора года назад. Уехав из Бостона, чтобы отдохнуть, мы проводили время на пляже в Санта-Монике. В лёгкой светлой майке с коротким рукавом и бежевых шортах Эдвард стоял между мною и кромкой воды, смотря куда-то вдаль, когда я его запечатлела. Одни из последних счастливых дней до падения и травмы.