Глава 4.
Выводы.

Мне повезло, я успел к началу. Хроники как всегда немного отдавали зеленью. Странным все-таки было изображение, немые фигурки быстро передвигавшихся людей, такие неестественные перемещения, все сильно ускоренно. Я не ошибся, оказывается, недавно закончилось второе масштабное сражение во Франции близ реки Марна. Антанта снова выиграла, а немцы все не сдаются. На что они еще надеются? Кажется, война скоро закончится, и, по всей видимости, Антанта победит. Новости с полей сражений быстро переместились на встречу, возвращавшихся домой с войны соотечественников. Я видел эти улыбающиеся лица в мундирах и завидовал. Однако, присмотревшись, я заметил, что среди них много калек, и их вид заставил меня задуматься над тем, что я обычно не учитывал в своих мечтах о службе в армии. Я мог быть ранен или даже убит.

Тут на экране повисли списки погибших за эту неделю. Я не удивился возросшим потерям. Хотя их явно было больше, чем на прошлой неделе, но ведь недавно закончилась крупная военная операция, это должно быть нормально, нести такие потери. И опять я подумал, что в этих списках мог быть и я. Холодок прошел по спине, не хочу умирать, не хочу умирать сейчас, не хочу умирать молодым.

Я так крепко задумался, что пропустил какие-то новости про царскую семью из России, я не интересовался революцией, мне надоела эта тема еще полгода назад. Другое дело было обсуждать выход России из войны, но это тоже уже произошло, и видимо не помешает Антанте победить.

Последний блок хроник был посвящен больничной теме. Говорили про распространение нового вида гриппа, который атаковал Европу, все сильнее. Старый свет лихорадило уже несколько месяцев, началось все в Испании, поэтому грипп прозвали «испанка». Это показалось мне немного забавным, так безобидно звучит. Однако сюжет еще не закончился. С больничных палат английских госпиталей камера переместилась на Аляску. Говорилось, что заболевание пересекло океан, и активно атакует Штаты. Дальше шла череда врачебных рекомендаций, в духе «что сделать, чтобы не заболеть» и «какие симптомы у гриппа».

Я мысленно сопоставил два сюжета и пришел к заключению, что военные потери могут быть связаны не столько с ведением боев, сколько с распространением болезни. Я представил, что мог быть ранен, и лежа в полевом госпитале, подхватить к тому же и эту гадость. Остался бы я жив? Снова отчетливо понял, что не хочу умирать. Я начал размышлять, что возможно родители и правы и военная слава не совсем то, чему стоит посвящать свою жизнь. Раньше мне не приходила в голову мысль, что я просто могу умереть, и буду похоронен в окопе, без всяких почестей, без наград, просто брошен в землю и предан забвению.
Мое представление о войне базировалось скорее на книгах по истории и художественных произведениях. Это были давние истории, относящиеся к прошлым столетиям. Но эта война была другой, она была огромной по своим потерям, по числу участников, по масштабам применяемой техники, по количеству жертв, ее называли «мировая война». Неужели такое еще когда-нибудь может повториться? Мать очень это пугало. Она боялась войны, хотела, чтобы все закончилось, как можно скорее, ей совсем не нравились мои идеи пойти добровольцем, и вообще все, что могло бы связать меня с военной службой, воспринималось ею в штыки. И, кажется, я начал понимать почему. Отец просто высказал свое категоричное «нет», а когда я интересовался новостями с полей сражений, предлагал мне поискать их в прессе. Его волновало только то, что сказывалось на его делах, и когда война их касалась, он думал о ней, а когда нет, забывал.

Кстати, это он первым предложил мне идею смотреть военные хроники. Это было захватывающе, но иногда я был шокирован увиденным, и потому все же предпочитал читать, а не смотреть. Газетные статьи всегда были пронизаны геройским пафосом и подробностями о планах, стратегиях и составе войск, а кинохроники оживляли эти картинки, хотя и были краткими. Я редко ходил в кино. Забытые жуткие кадры о разрывающихся снарядах, от которых во все стороны летели земля и человеческие останки, о полях после газовой атаки, усеянных трупами, снова всплыли в сознании. И только сейчас я отчетливо понял, что был шокирован ими не потому, что мне было жаль всех этих несчастных, оказавшихся там, не потому, что я был поражен жестокостью такого способа убийства, а потому что боялся умереть.

Убийство, а ведь это значило больше, чем я думал. Серьезно собираясь делать карьеру военного, я в глубине души стыдился признаться себе, что не могу однозначно ответить на один волнующий вопрос до сих пор. Смог бы я убить человека? Неважно знакомого или нет, с оружием или без. Просто вот так, как эти вернувшиеся участники, идти в атаку и убивать противников, таких же, как я, просто бывших слабее. Это было какое-то зверство.

Снова передо мной встала жуткая картинка из сна, как я убил незнакомую девушку. Я не помнил ее лица, но прекрасно осознавал, что во сне мысль об убийстве не казалось мне чем-то ужасным. Я был каким-то зверем, каким-то вампиром, что ли! Чувствовать себя убийцей было омерзительно. Теперь стало ясно, что именно было таким неприятным в этом кошмаре. Я не хотел умирать, но и убивать не был готов. Может быть, на это и рассчитывал отец, когда предлагал мне ходить в кино? Я был уверен в положительном ответе, а этот вопрос. Даже был благодарен. Теперь я точно знал, что Эдвард Мейсон никогда не станет хладнокровным убийцей.

Спасибо всем читателям! Жду на форуме. :-)

Источник: http://robsten.ru/forum/20-452-1