Я ведь не рабской масти - будь начеку.
Я отвечаю требованиям и ГОСТам.
Просто в твоем присутствии - по щелчку -
Я становлюсь глупее и ниже ростом.

В Полозкова

Блядь.

Только это слово и полнейшее отсутствие мыслей в голове.

Бляяядь. Почти тоскливо, протяжно и, наверняка, вслух.

И ещё раз. Для закрепления эффекта. Мнения о себе. Скороговоркой: блядь-блядь-блядь.

- Похоже на то, да, - он подтверждает свои слова улыбкой. Говорит и улыбается, когда меня буквально трясёт от нервного перенапряжения. И от страха тоже. И от всего того, что моё воображение уже заботливо успело нарисовать. Картина будущего печальна. Если не сказать - трагична. И дело тут вовсе не в моей склонности к драматизму. - Ну что? Пиф-пав?

Он откровенно веселится. Забавляется всем этим дерьмом: сложившейся ситуацией и мною. Хотя... Будь я на его месте, наверное, тоже оценила бы шутку юмора. Но сейчас вовсе не я стою посередине нескончаемой гостиной и держу в руках пистолет. Чёрный и массивный. С глушителем.

- Опустите пушку, мебель забрызгаете, - наконец, выдавливаю я. Тихо-тихо. Шершавым языком по пересохшим губам. - Я не убегу.

После озвучивания этого и так всем понятного факта, мне бы надо заткнуться. Затолкнуть в себя невысказанное, словно кляп. Так, знаете ли, смиренно опустить глаза долу и продемонстрировать прочие располагающие к сочувствию вещи. К примеру, кротость. Или раскаяние.

Изобразить из себя ручную девочку.

Явить чудо перевоплощения.

Но я окончательно теряю чувство самосохранения и храбро выдаю ещё несколько фееричных, неподконтрольных и совершенных в своей несуразности фраз, абсолютно не имеющих смысловую нагрузку, и, полагаю, не особо приятных тому, в чьей адрес они направлены.

Серые глаза быстро утрачивают насмешливое выражение. На смену им приходит холодная решительность и то, в чём я совершенно не стремлюсь разбираться.
Произнесённые слова, рассекая заиндевевший воздух, стегают, словно плети:
- Рот закрой, ясно? Иначе вызову полицию.

Да уж лучше бы её. Была бы менее уверена в существовании нехилого шанса оказаться застреленной и закопанной тут же - на садовом участке этого грёбаного особняка. Куда меня дёрнуло залезть.

Майк, ублюдок... Его обещания истаяли апрельским снегом. Все эти клятвенные уверения в том, что в доме не окажется хозяев. Что камеры слежения будут отключены. Что он держит руку на пульсе. И в курсе какой код у сейфа...

Последнее я не успела проверить. А по остальным пунктам - полнейший и широкомасштабный облом.

Я перестаю пятиться назад только тогда, когда чувствую, что за моей спиной тупик. Стена. В самом прямом смысле слова. Привалившись к ней, опускаю голову и медленно закатываю повыше рукава куртки, сосредотачивая внимание на собственных запястьях. Начинаю рассматривать их, трогая кожу кончиками пальцев. Осторожно, вдумчиво и, даже может показаться, заинтересовано. Пытаясь занять себя простыми действиями, я, таким образом, стараюсь перестать дрожать.

Хотя бы для того, чтобы достойно проводить в последний путь мою скоропостижно почившую свободу.

Не отставая от общей атмосферы вечера, проведённый осмотр не радует. Наверняка будут синяки после слишком крепкого захвата. Перестарался охранник. Хорошо, что ударить не успел. Остановили. Приказом. Негромким, но властным: "Прекрати!". Голосом, в котором странным образом искрились и переливались острые, как нож и мягкие, как бархат, нотки. Не сочетаемые понятия, видимо прекрасно уживающиеся в одном человеке.

- Как твоё имя? - вот, снова его голос. Низкий и на этот раз в благосклонных тонах.

- А?

- Имя у тебя есть? Кличка? Прозвище? - уже с налётом нетерпения. Немного отрывисто.

В ярком свете, изливаемом внушительной, раскидистой люстрой я вновь бесстрашно встречаюсь с ним взглядом. Чтобы подтвердить своё мнение о нём. Окончательно укрепиться в его правильности.

Наглый.

Волевой.

Самоуверенный.

Привыкший повелевать и ждущий беспрекословного подчинения. Богатенький Буратино...

И красивый, мать его. Себя-то чего дурить? А потому откровенно: дико сексуальный в этих синих джинсах, - узких, низкой посадки, - подчёркивающих подкаченную фигуру, насколько смогла заметить. Уцепить мазком взгляда из-под ресниц.
Глаза светлые, непонятные. Вроде бы холодные, но приманивают, ловят. То ли запутывают. То ли, наоборот, слишком откровенно намекают. Лет? Сложно сказать... Чуть за тридцать, я думаю. Густые тёмные волосы, волевые черты лица. Высокий, плечи широкие, белоснежная рубашка, расстёгнутая на несколько пуговиц...
Небрежно так, эффЭктно. Словно специально. С целью вышибить из колеи.

В других обстоятельствах, мог бы снести голову одним своим запахом - тонким ароматом, который присущ очень дорогому парфюму. А теперь, похоже, снесёт голову иным способом. Потому как последствия грядут.

Я успела повидать таких. Издалека. Умудряясь избегать их интереса. До сегодняшнего дня. Не попадаясь на глаза. Не вторгаясь в их личное пространство. Потому что понимала: такой сотрёт тебя в порошок парочкой неуловимых движений. Особенно, если посмеешь перейти ему дорогу. Потому что одна рука у них всегда сжимает пистолет. Даже во сне. В переносном смысле, конечно. Или аллегоричном. Короче, с ними ни хрена не знаешь как себя вести. Как реагировать и с какой стороны ждать подвоха. Отбивать подачи и держать оборону.

С ними нельзя расслабляться. И связываться тоже нельзя. Смертельно противопоказано. А меня вот угораздило. Но кто же знал всей глубины правды...

- Имя для моей эпитафии, что ли?

- Возможно, - чувственные губы изгибаются в усмешке. - Как вариант.

Не спешу отвести взгляд, буквально сцепляясь, переплетаясь с пронзительным - его. Тоже усмехнувшись, прячу в карманы ладони. Сжатые в кулаки.

- Изабелла. Начинать молиться?

- Эдвард. Рад знакомству. Бог вряд ли поможет. А вот я - могу, - завораживающе ослепительная улыбка в противовес холодным льдинкам в глазах. И бесит. Бесит от этой невозможности заставить его перестать изводить меня загадочностью. Запутывать. В паутине не слишком радужных предчувствий.

- Садись на диван, ты ведь не думаешь, что разговор окончен?

Да что, что вы! Как можно...

Покосившись на массивную дверь, занавешенные тяжёлыми портьерами окна и, ни на секунду не забывая о наличии здоровенного охранника, который и обнаружил моё присутствие в доме, в районе сейфа, я послушно отлепляюсь от стены. Делаю несколько шагов и опускаюсь на подвернувшуюся бежевую мягкость.
Эдвард располагается в кресле. Поигрывая пистолетом. Поигрывая моим терпением и нервами.

Собственно, вот так мы и сидим какое-то время. Друг против друга. В колкой тишине, под прицелом обоюдного изучения. Анализа и вынесения вердикта. Границы моих ощущений размыты. Они смыты практически осязаемой заинтересованностью, идущей с кресла напротив. Когда, не выдержав, я уже готова совершить нечто безумное - стукнуться головой об стену, пуститься в бега или нарушить молчание,- слышу вопрос.

- Сколько тебе лет, и который я по счёту?

Откликаюсь тут же:
- Восемнадцать. Вы - не первый.

- Было хорошо? - поднятая бровь и неопределённый жест рукой в воздухе. Чуть наклонившись ко мне: - С остальными. Понравилось?

Мы, блядь, о чём сейчас говорим? Холодок предчувствия глубже окапывается у меня под рёбрами.

- Удачливей, чем сегодня.

- Вечер ещё в разгаре. Не будь столь категоричной.

- Неужели отпустите? - настороженно и недоверчиво интересуюсь я, потому что не из тех, кто свято верит в людей. Или в то, что проблему со мной можно разрешить словами, типа: "Разойдёмся с миром" или "А-та-та, но я тебя прощаю".

- Обязательно, - он охотно кивает. И расслаблено откинувшись на спинку кресла, добавляет доверительным тоном, с ровными, поясняющими интонациями: - Отпущу. В ванную. От тебя разит, как от портового грузчика.

- А? - я снова включаю режим непонимания. На этот раз вполне искренне.

Взгляд серых глаз на секунду соскальзывает с моего лица и переносится на наручные часы. Коротким марш-броском.
Судя по всему, мой перебор с непонятками его слегка раздражает.

- На газон упала? Смой грязь с лица и сними хлам, который на тебе.

- Сбавьте обороты, нормальные вещи. Чем не угодили?

- Не дерзи. Нормальные - в твоём мире. В моём - нет.

- В вашем мире я вообще отсутствую. По всем статьям,- не могу удержаться от того, чтобы не фыркнуть.

- Давно отсутствуешь? Если хочешь там быть, я могу устроить.

И снова молчание. Переваривание его слов. С моей стороны - простое парирование. Бездумное. С его стороны - игра. Сложная. Не осилить навскидку.

- Зачем? - наконец, выдыхаю я. Я вообще начинаю потихоньку дышать. Слегка отпустило. Должно быть, начала привыкать. К мысли. О том, что сухой из воды мне не выйти.
И это что угодно, только не банальная фигура речи.

- Смерть родителей, приют со всеми вытекающими, оступилась, благодетель, по наклонной, так, Девочка-с-улицы? - он будто бы не слышит моего вопроса. Игнорирует его с лёгкостью, мастерски.

Больно. Реально становится больно. Задета. Особенно словами про благодетеля Майка. Хреновый юмор. Хоть и правда. В какой-то мере.

Этот брендовый холёный мужчина, с неясными мотивами, но предельно чёткими планами, только что перечислил возможные этапы моей жизни спокойно и непринуждённо. Словно пункты из меню огласил. И если его цель - вызвать меня на эмоцию, пригласить к парированию, то эта блядская идея просто обязана закончиться провалом.

Безразлично повожу плечами. Откидываю падающую на глаза прядь волос. Задумчиво качаю головой. Небрежно замечаю:
- В общих чертах. Ты прав. Но есть детали.

Я с лёгкостью перепрыгиваю на новый уровень общения с ним. Перехожу на "ты". И даже кладу ногу на ногу. Пожалев, что не в юбке. Короткой. Тогда бы могли помериться... обаянием, например. Обнажили бы все "нюансы". Потому что единственное в чём я уверена - это в силе воздействия на мужиков собственных ног. Длинных и стройных. Не раз проверено.

Ведутся. На них.

А потом заводятся. Куда нужно.

И тогда уже в "диалог" вступает Майк.

Жаль, что сейчас его нет рядом. И скорее всего, он уже никогда не нарисуется поблизости со мной. Полтора совместных года, если округлить. В двух его совмещённых захламленных комнатах. Хоть какая-то уверенность в завтрашнем дне. И сильно напрягаться-то не надо. Вроде как. Если только ночами. Когда под ним. Когда безысходно. Когда бывает больно, резко и на сухую. И можно не просить остановиться. Не услышит. Лишь ладонь на рот, как в тот - наш первый раз на ледяном полу подвального помещения самого центра североамериканского дна. В той моей почти позабытой реальности, из которой в последствие он меня вытащил. Как и обещал.

Вытащил, чтобы втащить туда, где обратный ход заколочен. Выход и свет в конце туннеля в виде тюремной камеры. Вполне допускаю, что когда-нибудь я приму её за данность и стану к ней готова. Но не сейчас.

- Картина шикарна и без деталей, Изабелла. Или паршива. Тебе решать, - светлые глаза, медленно пробежавшись по мне, вновь задерживаются на груди. А поскольку одета я не только в мешковатую футболку, но и объёмную ветровку, то в моих покрасневших щеках отсутствует смысл.

Похоже, что сегодня во всём без исключения отсутствует смысл. Какая-то, пусть небольшая, но ладная скроенная толковость.

Ожидать великого просветления ни к чему. Меня им не одарят, тут никаких сомнений и открытий Колумба. Но вместе с тем, я отлично понимаю ещё одну занятную вещь, моделирующую моё поведение: растекись я безвольной лужицей, распадись на отдельные молекулы - сразу же стану неинтересна. Пресна и скучна, как овсянка.

Поэтому, несмотря на чёртов румянец и мелкий тремор внутри, интонации в голосе получаются как надо. Удаются на славу: лениво-безразличные.

- Картина моего будущего, я полагаю? - почти прикусываю язык, чтобы не добавить чего-нибудь ещё.

- Приятно, когда женщина не только красива, но и умна.

Я понятия не имею, какого сейчас ему - приятно или отвратительно. Пофиг. Зато чувствую каково мне. Беспросветно. Опять. Без выбора. Но вся ирония состоит в том, что выбор мне предлагается, как наименьшее из двух зол.
Вспомнив Майка и содрогнувшись от слова "полиция", я на мгновенье закрываю глаза.
До истерики хочется впасть в истерику. Так, чтобы стало тошно всем. В том числе, жителям преисподней.
В голове стайкой полудохлых рыбок плавают ошмётки мыслей.
Вляпалась. Влипла. Попалась. И, что интересно, незаслуженной-то кару не назовёшь, принимая во внимание мою жизнь. Индульгенция исключается, сюрприз, сюрприз... Раньше нужно было беспокоиться. Если не полтора года назад, то, по крайней мере, вчера.

А сегодняшний вечер - не наказание. Он - последствия.

- Я не готова сейчас что-то решать, Эдвард, - в моём голосе предельно допустимая концентрация нервозности, и мне это ни капельки не нравится. В параллель успеваю удивиться тому, как... увлекательно перекатываются на языке буквы его имени. Будто леденцы, которые я обожаю с детства.

Э-д-в-а-р-д...

Его взгляд немного теплеет, но становится ещё более пронзительным. Странное сочетание.

- Немного не так, малыш, решаю я, а ты - соглашаешься.

Это его мягкое, на выдохе: "малыш" режет уши, диссонирует своей нелепостью. Никчёмностью по отношению к ситуации в целом и к произнесённой фразе - в частности. Словно насмешка. Из серии: очередная.

Я говорю про себя:"Охренеть!", и дальше этого дело не продвигается. Не могу вытянуть мысль, она буксует, упрямо не въезжая в тему. Приходится переспрашивать. Вслух:
- С чем?

- Ну, на данный момент с ванной, а дальше посмотрим, - он указывает нужное направление кивком головы. Траекторию пути. По которому мне следует отправиться. А потом добавляет, как бы между прочим, но с нажимом, словно это должно что-то объяснять: - И перестань искать тайный смысл там, где его нет.

Прав был тот, кто сказал: "На всё нужно определённое количество времени". На выдумку бесценных по своей значимости манёвров, способных помочь выкрутиться из дерьма, тоже. Отсрочка казни - неплохая идея. Да и в возможности оказаться, наконец-то, в одиночестве я усматриваю только положительные стороны. Оно - насущная потребность. Необходимость. Для того, чтобы выстроить в голове более-менее приемлемый, вразумительный план.
Чтобы, пусть временно, но исключить себя из диалога.
Оказаться вне зоны доступа прожигающих насквозь глаз.
Придумать защиту. Возвести оборону.
Ну, или, на худой конец, отправиться в лапы закона с грязной совестью, зато чистым телом, одетым в длинный махровый халат, висящий на сверкающем хромированном крючке.

Но это всё - чуть позже. А пока же, я бодро шагаю вслед за своим провожатым по лабиринтам дома, не особо заостряя внимание на том, что вокруг меня. Настроение не созерцательное, да и цель несколько иная. Просто иду и радуюсь тому, что наши желания насчёт незамедлительного релакса от сочетания горячей воды и густой ароматной пены совпадают.

Уже почти зайдя в ванну, слышу низкий мужской баритон, произносящий мне в спину негромкие слова. И не могу усмотреть в них ничего, кроме одобрения. И даже, кажется, ободрения. Которое я, естественно, предпочитаю проигнорировать.

-А ты молодец. Хорошо держишься.

Не разуверяю. Не оборачиваюсь. Молча закрыв дверь, щёлкаю задвижкой и только потом прислоняюсь лбом к косяку. Закусываю губу и, наконец-то, разрешаю себе слёзы.

А в голове заезженной пластинкой продолжает крутиться самый главный вопрос: почему Эдвард не поспешил узнать кто меня прислал, что именно мне было нужно, и как я вообще смогла проникнуть к нему в дом.

Источник: http://robsten.ru/forum/71-1768-1