Утро – моё самое нелюбимое время дня. Просто ужасно, когда тебя отрывают от сна, где всё возможно и красиво, и возвращают в суровую реальность, где ты спишь на хлопчатобумажном матрасе и продаёшь таблетки для похудения, которые по утрам всегда вызывают у меня тошноту. И вероятно не поможет, что этим утром я чувствую себя так, будто моя голова сделана из свинца. Особо тяжёлого свинца, который погружали в сталь.

Уткнувшись лицом в подушку, я пытаюсь защитить глаза от света, который каждое утро безжалостно заливает комнату. Видимо мой мозг всё ещё спит, потому что моя подушка неестественно послушна и слишком хорошо пахнет, для наволочки, постиранной обычным Тайдом.

Тяжесть и боль в голове вынудили мой сон остановиться и загнали его в угол. Я пытаюсь вытащить из своего сознания всё, что произошло вчера вечером, но всё что могу вспомнить, как я пришла в бар и пила розовый напиток, а после этого... ничего. Видимо дала о себе знать невзрачность моей жизни, и я вновь уклонилась от любого возможного волнения.

Как раз в тот момент, когда я решаюсь повернуться лицом к свету, что-то мокрое и холодное утыкается мне в подколенную ямку. Мои голосовые связки замирают от этого ощущения. Мой разум пытается найти любое возможное логическое объяснение. Но ничего даже отдалённо утешительного на ум не приходит. Я делаю несколько глубоких вдохов и выдыхаю в подушку, в полной решимости пока не паниковать.

После этого влажность поднимается по задней части моего бедра, оставляя за собой липкий след. И все логические объяснения меня просто покидают. Крик назревает в груди, когда влажность ползёт по моей голой шее и, оторвав лицо от подушки, я ору. Возможно, меня услышит кто-то из соседей и придет на помощь, несмотря на то, что ни с кем из них я незнакома. Это намекало бы на общение за пределами моей зоны комфорта, а это совсем не то, что я обычно делаю.

Мои глаза затуманены после розового напитка, когда я взглядом обвожу комнату. Я жду, когда в фокус попадут знакомые безделушки, но этого не происходит. Предметы вокруг меня простые, в минималистическом стиле и, чёрт побери, не мои. Всё мужское, металлическое и... игрушки? Влажность неумолима и в настоящее время сосредоточилась на открытых участках кожи моего лица.

Я сжимаю губы, чтобы не позволить влажности попасть в мой рот. Я не знаю, что это, но не хочу, чтобы это оказалось у меня во рту. Теперь передо мной что-то большое и я уверена, что до сих пор сплю, и мне снится какой-то кошмар. Я нахожусь в незнакомом месте с монстром, который пытается заглотить мою голову. Я открываю рот, чтобы снова закричать, но к губам прижимается чья-то рука. Такое простое действие вызывает у меня ещё большую панику, но затем я слышу смех.

– Белла. Белла, заткнись.

Я смотрю в ухмыляющиеся глаза, и паника немного отступает. Я знаю его. Ну, похоже, что я его знаю. Совсем немного. Он держит мой взгляд, и я вижу, как монстр, т.е. собака, уносится к миске с кормом в дальнем углу. Я снова осматриваюсь по сторонам, теперь понимая, что эта комната, вполне возможно, принадлежит ему.

Я несколько раз с дрожью выдыхаю через нос, затем смотрю на бармена и на его руку, которая всё ещё крепко зажимает мне рот. Я откидываю голову назад, и он убирает свою руку.

– Почему я здесь? Ты что-то подсыпал в мой напиток? Я знала, что он слишком приятен на вкус. Все ли наркотики для изнасилования настолько вкусны? – Я знаю, слова, срывающиеся с моих губ, не имеют никакого смысла, и я должна быть более обеспокоена по поводу того, что была изнасилована, но что-то глубоко во мне, что видимо сильно влияет на мои мысли, кажется совсем не против того, чтобы быть изнасилованной им.

Смеясь и качая головой, он падает спиной на кровать. Я подтягиваю под себя ноги и пытаюсь найти что-то обнадёживающее в том факте, что всё ещё одета в одежду, в которой была вчера вечером. Это хороший знак, верно?

– Мне не нужно было ничего подсыпать, даже если бы я этого хотел. Ты всегда такая слабая? Ведь тебе, чтобы полностью отключиться, нужно совсем немного, – смеётся он. Затем подмигивает и это выводит меня из себя. Я складываю руки на груди и впиваюсь в него взглядом. Это не смешно. Я не делаю ничего подобного. Может, для него нормально иметь в своей постели странных женщин, но это не про меня. Хоть, возможно, ничего страшного не случилось.

– Только потому, что я худая и не могу пить литрами, вовсе не значит, что я слабая. И что ты имел в виду, сказав, что тебе не нужно было ничего мне подсыпать? Думаешь, я хочу переспать с тобой? А не слишком ли ты самонадеянный? – даю отпор я. Да, возможно, у меня нет богатого опыта по части алкоголя и мужчин, но он-то об этом не знает. Он должен думать, что у меня есть любимый парень и что я выпиваю каждый вечер.

– Девочка, ты безумно хочешь меня, – ухмыляется он. Мой рот в шоке открывается. Но это, кажется, развлекает его ещё больше. Я качаю головой и пытаюсь снова взять себя в руки. Глубоко вздохнув, я чувствую, как меня переполняет ярость. О, Святые Небеса. Я прижимаю руку к своему рту и быстро осматриваюсь. Моя сумка лежит на кресле в углу и, впившись взглядом в парня, я выползаю с кровати. Это огромная кровать. И, очевидно, более комфортная, чем моя, но – перейдём к делу. Пнув ногой плюшевого медведя, я вновь смотрю на самонадеянного придурка, но он пожимает плечами, не предлагая мне никаких объяснений.

– Ты такой... такой... – копаясь в своей сумке, я не могу найти нужных слов. Моя рука натыкается на зубную щётку и, вытащив, я прижимаю её к груди. Я смотрю на смеющегося парня на кровати, и он указывает мне на дверь. Я демонстративно выхожу через неё и для эффекта захлопываю за собой.

Оказавшись внутри, чувствую, что моё сердце бьётся с бешеной силой. Что происходит? Это не является частью моей истории. У меня всегда всё происходит медленно, постепенно – не так, что это приводит в шок. Подобных скачков я пытаюсь избегать. Но когда ты заходишь в незнакомый бар, чтобы увидеть мужчину, который не должен тебя привлекать, видимо, всё идёт к чёрту. Я включаю кран и опускаю под воду свою зубную щётку. Я долго не решаюсь использовать его зубную пасту, но гигиена полости рта побеждает.

Обдумывая всё произошедшее со мной, я начинаю с энтузиазмом чистить зубы. Мой разум противоречит сам себе. Я хочу быть подавленной, испуганной тем, где нахожусь. Я должна быть. Этого хотел бы от меня мой отец, но понимаю, что не могу ненавидеть эту ситуацию так, как должна.

Именно этого я так сильно желала. Что-то иное, повод пересмотреть мою, к настоящему времени, жалкую историю. Я чувствую, как через меня проходит покалывание, когда думаю о парне за дверью. В очередной раз я пытаюсь вспомнить, как оказалась здесь. Я помню розовый напиток, непритязательные вопросы, а затем небольшое откровение. Эдвард. Очевидно, в какой-то момент своего прекрасного затмения в мозгу я на самом деле узнала его имя.

Я чищу язык усерднее и дольше, чем обычно и полощу рот два раза. Я смотрю на себя в зеркало и с сарказмом думаю, что возможно, выгляжу сегодня немного более интригующе. Не так сильно сливаюсь с тем, что меня окружает. Мой взгляд осматривает ванную. Всё здесь просто кричит о мужчине. Всё, кроме пены для ванны «Mr. Bubbles», бутылочка которой стоит на краю и ведёрке с игрушками для купания, скрытом под раковиной. Почувствовав себя виноватой, я закрываю шкафчик. Я сую нос в то, что меня не касается. Вовсе ничего не значит, если ему нравятся детские вещи. Он и правда, немного похож на переросшего ребёнка.

Я медленно открываю дверь, почти ожидая увидеть свою унылую комнату, но нет, ничего не изменилось. Огромный пёс теперь устроился на середине кровати, и Эдвард, лёжа с ним, почёсывает ему уши. Когда я вхожу в комнату, его голова поворачивается мою сторону.

– Ты там ходила по большому? – спрашивает он. Я замираю, и мой рот вновь широко открывается. Клянусь Богом, из-за этого парня рано или поздно я проглочу муху. Всё ещё сжимая зубную щётку, я кладу руки себе на бёдра. Затем стискиваю зубы и качаю головой.

– Нет. Ни за что я бы не сделала это здесь. Я даже не знаю тебя, и нет, я бы просто не смогла. Я чистила зубы, ты – грубый гадкий человек, – заявляю я. После чего иду к своей сумке и начинаю запихивать в неё зубную щётку, даже не став надевать на неё пластиковый колпачок.

– На то, чтобы почистить зубы, тебе нужно десять минут? – спрашивает он, вскинув бровь. Я провожу языком по зубам и губам и смотрю на него. Я вижу татуировки, выглядывающие из-под белой футболки. Я встряхиваю головой, пытаясь перестать мысленно отслеживать их.

– Мне нравится не спешить. После этого мне кажется, что мои зубы отполированы, – признаюсь я. На самом деле ощущение, что твои зубы под языком чистые, по крайней мере, гладкие – одно из лучших. К тому же, у меня никогда не было кариеса и когда мой стоматолог хвалит меня, я чувствую себя так, словно достигла какого-то огромного успеха.

Эдвард приподнимается на руках и оценивающе смотрит на меня. Я же смущённо поёживаюсь под его пристальным взглядом.

– И на что же похоже это ощущение? – спрашивает он. Мой язык сразу же находит зубы, наслаждаясь их гладкой поверхностью. Мятный привкус зубной пасты лишь добавляет к ощущениям. Он что, никогда не чистил зубы? Разве не все этим наслаждаются? Я вздыхаю, пытаясь найти подходящие слова.

– Они скользкие, влажные и даже сладкие. Всё это отлично гармонирует между собой и можно даже почувствовать их белизну, – выдыхаю я. Я никогда не говорила, что у меня способность к писательству или что я просто могу красиво говорить. Я отвожу от него взгляд и смотрю в сторону. Чёрт, и что это было? Я что здесь обмениваюсь прозой о своих недавно почищенных зубах? К тому же с парнем, который кажется, думает, что я хочу заняться с ним сексом?

– Скользкие, влажные и сладкие? Похоже на киску, – улыбается он. Мой рот снова в шоке открывается, но я тут же закрываю его, пытаясь сглотнуть и собрать свои мысли в кучу. Если честно я никогда не слышала, чтобы кто-то так свободно говорил о подобном. Только в книгах или в фильмах, где все подряд повторяют такие слова. Но у него это получается так небрежно. Словно он говорит о молоке или о хлебе или о чем-то ещё столь же невинном.

Он встаёт с кровати и делает несколько шагов по направлению ко мне. Я пячусь назад и чувствую стену за своей стеной. Он наклоняется надо мной и вдыхает моё дыхание.

– Я хочу почувствовать, – говорит он. Прежде чем я успеваю ответить, его губы оказываются на моих. Мой рот, верный своей ужасной привычке, снова в шоке раскрывается и, словно это было приглашением, его язык скользит внутрь. Он проводит им по моим зубам и поглаживает язык. Я не могу двигаться, я ничего не могу сделать.

Его поцелуй такой нежный. Не знаю, почему я думала, что он будет грубым или властным. Может, из-за татуировок, которые так обильно украшают его руки. Я позволяю ему продолжать. Но когда начинаю отвечать на поцелуй, он отстраняется и, облизывая свои губы, смотрит на меня сверху вниз и ухмыляется. Его улыбка совсем не порочная и не оскорбляет – она согревает моё тело и заставляет смутиться.

– Теперь я понял, что ты имела в виду... по ощущениям это намного лучше, чем у меня, – утверждает он. Он поворачивается и снова идёт к кровати, словно только что не запоминал мой рот. Лишившись его близости и одновременно странного покалывания, я начинаю чувствовать, как во мне зарождается паника. От того, что я до их пор не на своём месте, от незнания что я, чёрт возьми, тут делаю, и что всё это значит для моей истории.

Я плетусь к стулу, где лежит моя сумка и, повесив её на плечо, сую заклеенный пластырем ноготь в рот. Затем осматриваю комнату, пытаясь понять, осталось ли здесь что-то ещё из моих вещей.

– Я, э-э, не хочу быть грубой, потому что с твоей стороны было невероятно мило позволить мне остаться. Я даже не знаю, почему это произошло, и что я, возможно, сказала или сделала, но спасибо, думаю. Мы всё уладили – и шишку на голове и твою извращенную собаку, и... я должна идти. Я не буду занимать место в твоей постели, да... – я разворачиваюсь и направляюсь, как надеюсь, к выходу. В гостиной две двери я чувствую себя мышью в лабиринте.

Мне нужно быть дома, перед своим ноутбуком, где разместив всё это на стену, я надеюсь, произошедшее обретёт какой-то смысл. Там я позволю друзьям сказать мне, что они думают по этому поводу и как мне дальше поступить. Я осматриваю гостиную и, увидев входную дверь, понимаю, что снова близка к своей обычной жизни.

– Останься немного дольше, Белла. Мы с Уолтом хотим с тобой позажиматься, – кричит он мне вслед. Я поворачиваю голову и, увидев, что он выходит из спальни и идёт ко мне, мчусь к двери. Я хватаюсь за ручку и оглядываюсь ещё раз, даже не зная, позволю ли я себе снова такую ошибку.

– Я не могу. Это не я. Ты даже не представляешь, насколько это не является частью плана, частью моей истории. Да. Спасибо, – выбалтываю я, а затем открываю дверь и с грохотом бегу по лестнице. Тёмный коридор вызывает во мне ещё большую панику и переполняет нестерпимым желанием вернуться к своей обычной жизни. Дверь внизу ведёт в пустой бар и у меня появляются ответы хоть на какие-то вопросы.

Я опускаю голову и скрещиваю руки на груди. Никогда прежде я не тащилась утром домой, напившись так, чтоб даже не помнить, что со мной произошло. Эта мысль вызывает у меня лёгкую улыбку, но здравый смысл её быстро стирает. Я иду быстро и когда прислоняюсь к запертой двери своей квартирки, мои плечи, наконец, опускаются под тяжестью обуревавших мыслей. Я сразу иду к своему ноутбуку и начинаю просить ответов.



Мой телефон звонит минут пять. Может и есть вероятность того, что игнорируя его, у меня возникнут проблемы, но я просто не могу оторваться от окна и своей необъяснимой бессменной вахты. Стена и мои друзья ничем мне не помогли.

Элис сказала, что я должна забыть об Эдварде. Что он, видимо, какой-то извращенец с фетишем игрушек, а я достойна лучшего.

Трент сказал, что мужчины, которые ведут к себе пьяных женщин, хотят только одного, а я не такая девушка.

У всех моих друзей, кажется, один и тот же ход мыслей. И я должна быть счастлива, должна обрести уверенность благодаря тому, что они пришли к единому мнению. Единственная проблема в том, что я с ними не согласна. Вообще. Я понимаю, что если рассказать обо всём, Эдвард может показаться мудаком, но дело в том, что я просто не могу выразить словами то покалывание, которое ощущаю, находясь рядом с ним. Невозможно передать это чувство через компьютер или объяснить, что, несмотря на слова, срывающиеся с его губ, выражение его глаз всё меняет.

Я зажмуриваюсь и откидываюсь на спинку своего кресла, подальше от окна. Подальше от притяжения, которое чувствую от бара через улицу.

– Свон, если ты не ответишь на звонок, то я возьму на себя твоих клиентов, – усмехается Майк. Я хочу послать его и сказать, что мне плевать, получат или нет клиенты свои дерьмовые дорогостоящие сладкие таблетки. Я поворачиваюсь к нему во всей своей невзрачной красе, и тут меня посещает фантастическая идея.

– Майк... я могу спросить тебя кое о чём? – начинаю я. Он снимает наушники и на самом деле выглядит заинтересованным. Я придвигаю к нему своё кресло.

– Скажи, парень может считаться блядуном, если он всего лишь позволил пьяной девушке спать в своей постели? – спрашиваю я. Голова Майка откидывается назад, и он смеётся. Я наклоняюсь вперёд, желая, чтобы кто-то оправдал моё любопытство, мою странную необходимость.

– Такое тебе могли сказать только девушки. Может, он просто хороший парень. Я имею в виду, ведь ничего не было? – спрашивает Майк. Я решительно качаю головой, пытаясь снять с Эдварда все обвинения. Майк откидывается назад, наверняка, как он думает в сексуальной позе, и кладёт руки себе на затылок.

– Всё хорошо, что хорошо кончается. И я с этим согласен, – решает он. Торжествуя, я буквально подпрыгиваю на месте. Я начинаю двигаться обратно к своему столу, но рука хватается за подлокотник моего кресла.

– Хочешь, пойдём куда-нибудь выпьем и, опьянев, ты переночуешь у меня? – Улыбается Майк, но это больше похоже на гримасу. Вот его улыбка кажется оскорбительной. Я отстраняюсь от него и закатываю глаза. Даже не собираюсь отвечать на этот вопрос. Мой телефон снова звонит, и я тянусь к трубке, радуясь отвлечению.

Я быстро произношу заготовленную речь, чувствуя, как на моём лице расплывается улыбка, несмотря на то, что абонент вскоре вешает трубку. Теперь я могу отдаться этой силе притяжения, могу позволить притягивать себя. Оставшуюся часть дня работа даётся мне легко, мой ум разрабатывает детали нового плана. Небольшой крюк может быть оправдан, если я уйду не слишком далеко.



В продуктовом магазине продают просто смешное количество печенья. Я обвожу взглядом полки и чувствую себя потерянной. Откуда мне знать, какое из них говорит «спасибо, что позволил мне остаться в своей постели и прости, что всё так идиотски закончилось»? Я беру несколько пачек и пытаюсь побороть желание перевернуть их и прочесть состав. Глупые родители и тактика пищевой промывки мозгов.

Если бы мама позволяла мне употреблять переработанный сахар, сейчас у меня не было бы такой проблемы.

Входит подросток, и я чувствую себя спасённой.

– Привет! – кричу я ему. Он замирает и поворачивается ко мне лицом. Я сразу же краснею, пытаясь сообразить, как именно попросить его помощи. Он выжидающе смотрит на меня, и я поднимаю две пачки с печеньем.

– Какие? – спрашиваю я. На его лице появляется странное выражение. Видимо он думает, что я сумасшедшая. Он протягивает руку и показывает на шоколадные, после чего разворачивается и уходит. Я с благодарностью улыбаюсь, но его уже и след простыл. Гордясь своей покупкой, я покидаю магазин и, раскачивая в руках пакет, иду в бар.

Светится знак «открыто», но по опыту я знаю, что там скорей всего никого нет. Я открываю тяжёлую дверь и в течение минуты позволяю своим глазам привыкнуть к темноте. Ритм моего сердца становится более быстрым, словно только сейчас я понимаю, что вновь отклонилась от курса, но делаю это так, словно прокладываю новый маршрут. Осознание этого придаёт мне смелости подойти к барной стойке.

Я склоняюсь над гладкой поверхностью и осматриваюсь, пытаясь найти его. Я опускаюсь на пятки и сжимаю губы. Почему его здесь нет?

Дверь, ведущая в квартиру, стучит о стену, заставив меня сильно вздрогнуть, и я вижу его. Проходит лишь миг, после чего его глаза смотрят на меня поверх огромной коробки, которую он несёт, а затем губы расплываются в улыбке.

– Передумала? Хочешь пойти наверх и позажиматься? – дразнит он. Он заходит за стойку бара, опускает коробку и встаёт передо мной. Он слегка наклоняет голову в сторону и ждёт. Я понимаю, что теперь – моя очередь, но отвлечена им и его беспечностью.

– Я бы хотела ещё раз поблагодарить тебя. Было довольно мило с твоей стороны позволить мне остаться, а я, проснувшись, вела себя как последняя идиотка. Поэтому я решила, что должна тебе что-то принести, но цветы дарят девушкам... Я подумала о выпечке, но у меня не было времени. Поэтому... – я кладу на прилавок пакет и жду. Он открывает его и смотрит на печенье. Дожидаясь его ответа, я немного нервничаю. Может, я выбрала совсем не то.

– «Oreos»? Вау, девочка, я польщён. На то, чтобы добыть их, у тебя, наверное, не ушло и минуты? – шутит он. Мой рот вспоминает, что ему нужно делать в его присутствии и широко открывается. Я тянусь к нему и пытаюсь забрать печенье назад, но он убирает пачку вне зоны моей досягаемости.

– Я не знала, что тебе нравится и что можно подарить парню, который работает в баре и держит монстра в своей постели. Мне потребовалось примерно десять минут, и я даже обратилась за помощью, но если ты не хочешь печенье, уверена, найду кого-то, кому оно понравится, – говорю я и снова тянусь к пакету.

– Нет, я хочу его. Ты не можешь забрать подарок обратно. Кроме того, я тоже знаю кое-кого, кому оно понравится. Садись, – отвечает он. Он прячет пакет с печеньем под прилавок и, чувствуя себя расстроенной, я сажусь на табурет. Всё прошло не так, как я предполагала. Я думала, он будет очарован моим жестом, но вместо этого он, кажется, выглядит немного оскорблённым, и в той же мере самодовольным. Теперь я чувствую себя глупо и представляю, как он кормит этим печеньем какую-нибудь длинноногую модель. Я смотрю в сторону двери и думаю, что мне лучше уйти и вновь вернуться в свою колею.

– Я могу принести тебе что-то ещё, то, что ты хочешь. Чего бы ты хотел? – пытаюсь я. Ещё есть вероятность, что я могу это исправить, и к этому добавляется странная необходимость понравиться ему, сделать всё, чтобы он меня принял. Я чувствую себя воспитателем в детском саду, который в свой первый рабочий день пытается произвести на детей впечатление.

Я жду ответа, когда его рука опускается под прилавок и вновь появляется с одним из печенья. Он разделяет шоколадные части, раскрывая белый центр. Я, не отрываясь, смотрю на его рот, когда он медленно слизывает все сливки. Неожиданно я понимаю, что тоже очень хочу попробовать это печенье.

– Можешь прийти в воскресенье и помочь мне с покраской, – предлагает он. Я решительно киваю, стремясь хоть как-то пробиться к нему. Мне кажется, что я постоянно у него в долгу и это действует на нервы. Он улыбается моему ответу, и я немного расслабляюсь, но затем выражение его лица меняется, и он долгое время молчит.

– Даже не знаю, что ещё я хочу, – вздыхает он. Тяжесть возвращается, и я смотрю на него, ожидая, когда он освободит меня от неё. Он медленно склоняется над барной стойкой и опирается на неё локтями. Его лицо близко к моему, так близко, что дыхание развевает мои волосы. Я могу чувствовать запах шоколадного печенья, которое он только что съел.

– Что-то одно. И всё. И после этого ты меня прощаешь, – торгуюсь я. Он слегка улыбается и кивает. Я снова чувствую облегчение, но затем он наклоняется ближе. Я немного отстраняюсь назад, но не настолько быстро и не так далеко, чтобы избежать его губ, накрывших мои. Они такие же нежные, как я помню и как рассказывала Элис. Темп медленный, но на этот раз мой рот сотрудничает и остаётся закрытым. Его губы настойчивы и прижимаются к моим снова и снова, пока, чтобы вздохнуть, я не приоткрываю рот. И сразу же чувствую его язык. Какое-то время он исследует мой рот, а затем отстраняется.

Я сижу, закрыв глаза, чувствуя его руки на своём подбородке, которые двигают мою челюсть, снова её соединяя. Мои глаза раскрываются, и я вижу, что он снова ухмыляется мне.

– Спасибо, уже лучше, – говорит он. Я откидываюсь на стуле и жду, когда моё облегчение снова сменится на тяжесть. Но вместо этого чувствую тепло. Тепло и небольшое покалывание. Я соскальзываю со стула и иду к двери.

– Я рада, что мы смогли всё уладить. Мне не нравится думать, что я у кого-то в долгу, а теперь мы квиты. Так что желаю хорошего вечера... – говорю я. Когда я подхожу к двери, мои ноги кажутся неуклюжими и тяжёлыми.

– Снова убегаешь? – кричит он мне вслед. Я могу слышать смех в его голосе. Приоткрыв дверь, я поворачиваюсь и улыбаюсь, но от солнечного света почти ничего не вижу.

– В воскресенье, верно? – Я говорю это только для того, чтобы дать ему знать, что я вернусь, чтобы привязать себя к этому событию. Разумная необходимость всё обосновать и дать гарантию. Не дожидаясь его ответа, я выхожу на залитую солнцем улицу и чувствую себя новой, совсем иной, словно я всё же могу быть кем-то и больше не возвращаться в свою привычную рутину.



Вот мы и узнали, кто разбудил Беллу утром. У Эдварда и Уолта появилось новое любимое занятие – зажиматься с Беллой. Ну а Белла очень ответственно относится к своим обязательствам и не оставляет долгов. И это прекрасный повод для новой встречи. А Вы так же обязательно со своими долгами? С удовольствием послушаем Ваши истории наФОРУМЕ!!!