- Ты не можешь быть настолько занята, как говоришь, Белла. Знаешь, даже у моего брата есть выходные. Или то время, на которое он позволяет себе задерживаться, если у него нет назначенных встреч.

Конечно, я знаю, Элис. Как мне не знать о таком, если восемь дней и шесть часов тому назад он специально внёс коррективы в свой рабочий график, чтобы провести досуг, занимаясь сексом с любовницей в моём лице? Не то чтобы я считала, сколько времени прошло с того дня или с нашей последующей встречи в прошлый четверг, но…

- В любом случае сейчас у меня, и правда, съёмка.

- Которая уже должна была закончиться. Твой агент любезно поделилась со мной этой информацией. Да, честно говоря, я воспользовалась своей прежней фамилией, чтобы установить, кто представляет твои интересы, и узнать нужный номер. Более того, я уже подъезжаю к тому отелю, где проходила твоя фотосессия. Если ты всё ещё у бассейна, то приходи в ресторан. Что-нибудь поедим. Как раз подходящее время для ланча. Я обещаю, что не задержу тебя надолго.

Я провожу левой рукой по лбу, всё ещё сидя на шезлонге, на котором собирала свои вещи, и подавляю тяжёлый вздох. Это не иначе как ловушка. Всё это с Элис. В течение двух недель я всеми правдами и неправдами избегала встречаться с ней лицом к лицу, и вот теперь она воспользовалась связями, чтобы меня подловить. Для того, кто как бы не гордится родством с братом, она похожа на него гораздо больше, чем думает.

Когда я прихожу в назначенное место, то сразу же замечаю Элис за одним из столиков в углу помещения. Она говорит, что уже заказала себе салат, кофе и тирамису, так что подошедший через несколько мгновений официант держит ручку наготове лишь в ожидании моего выбора. Я останавливаюсь на вафлях со сливками и ягодами и апельсиновом соке и позволяю унести меню.

- Ты ведь не сильно злишься, что я так поступила?

- Думаю, это у вас семейное, - необдуманно произношу я в ответ, но быстро отыскиваю выход из потенциально проблематичного положения, - в смысле твой брат наверняка тоже использует разные обходные пути, чтобы узнать разную интересующую его информацию. Будь то про конкурентов или о ком-нибудь ещё. У него ведь есть отдел, отвечающий за безопасность? - я знаю, что есть, но Элис и понятия не имеет, что я в курсе. Меня успокаивает то, что она не выглядит подозрительно настроенной, за последнюю минуту в выражении её лица ничего не изменилось, а значит, всё в порядке. Просто в дальнейшем прежде, чем что-то говорить, мне стоит взвесить это как минимум дважды.

- Скажи мне честно, Белла, ты что, больше не хочешь со мной общаться?

К моменту этого вопроса нам уже приносят столовые приборы и непосредственно еду с напитками, и я рада, что благодаря пище время, которое могло бы быть проведено за разговором, значительно уменьшится. Помимо всего прочего, это ещё и избавит меня от необходимости смотреть на Элис уж слишком часто. При общении с человеком признаком вежливости является возникающий хотя бы иногда зрительный контакт, но если мы обе будем заняты каждая содержимым своей тарелки и обмениваться репликами исключительно по минимуму, то не сводить друг с друга взгляда для следования различным нормам станет не так уж и обязательно.

- Вовсе нет. Я хочу и дальше с тобой дружить, просто… - просто мне трудно находиться с тобой в одном пространстве, дышать одним воздухом, сидеть напротив тебя и поддерживать беседу или гулять вместе, и одновременно фактически лгать. Притворяться, что я не знаю твоего брата-миллиардера с той же стороны, что и его жена, не имею допуска к его телу, и что он как был, так и остаётся тем человеком, которого я видела лишь раз, да и то исключительно недолго.

Этот обман не прекращается ни на одну чёртову секунду. Но когда в него вовлечены только мы двое, только Каллен и я, когда я не нахожусь в ситуации подобно нынешней, я совершенно не думаю о том, что совершаю нечто ужасное. Я просто живу и вдыхаю полной грудью. Во всю силу своих лёгких. Я понимаю, что однажды это закончится. Просто возьмёт и прекратится. Потому что являться чьей-то любовницей исключительно временная вещь. Для того, что всегда и навечно, у Эдварда Каллена есть жена и дети. Семья, дело всей жизни и деньги, которых даже больше, чем нужно ему самому и будущим внукам вместе с правнуками. Меня не удивили те его слова. О том, что он порвёт со мной, как только насытится. Они были вполне ожидаемыми. И всё равно всколыхнули внутри меня что-то, что я даже не могу описать.

- Просто что?

- Просто слишком много дел в последнее время. После них хочется лишь лежать и ничего не делать. Извини, Элис, но я не могу пообещать, что перестану пропадать, - особенно если продолжу трахаться с твоим братом. И как будто поняв, что я думаю о нём, он присылает мне сообщение. Дисплей телефона, лежащего около моей правой руки экраном вверх, реагирует включением подсветки, и я торопливо сжимаю устройство в своей ладони почти сразу после звукового оповещения.

Ты не дома.

Всё, что я успеваю, это разблокировать телефон и зайти в диалог, готовясь ответить, но ещё один сигнал опережает мои намерения.

Где бы ты ни была, я даю тебе полчаса на то, чтобы приехать.

Ты не предупреждал об этом заранее. Я сейчас занята. К слову сказать, моя жизнь не крутится вокруг тебя. Я не могу бросать какие-то вещи по твоему первому зову.

Но мерзавца это не удовлетворяет. Он… звонит мне. И я знаю, он, вероятно, будет делать это снова и снова, пока я не возьму трубку. И в итоге станет лишь злее. При любом раскладе. И если я отвечу, и в том случае, когда впоследствии просто увижусь с ним после игнорирования его внезапного желания встретиться.

- Прости, Элис. Я отлучусь на пару минут. Это по работе.

- Конечно, без проблем.

Я встаю из-за стола и иду в сторону уборной, и только уже внутри, заперев основную дверь, принимаю вызов. Не первый. Второй. Первый сбросился автоматически, ещё когда я была на полпути сюда.

- Я в твоём подъезде, Изабелла, и никуда не уйду. Выезжай немедленно.

- Я с твоей сестрой. Она приехала в отель, где у меня была съёмка.

- Так избавься от этой занозы, - он буквально рычит. Я хочу сказать ему отвалить. Осудить то, что он говорит так о близком человеке. И дать понять, что мною не выйдет помыкать. Но вместо этого, прикоснувшись к мраморной столешнице, в которую встроены раковины, я оказываюсь в ситуации, когда не верю в свои же собственные слова:

- Что с тобой?

- Ничего. Просто хочу тебя увидеть, - он бросает трубку, едва договорив. Я возвращаюсь к Элис в полном смятении и растерянности, только чтобы попрощаться.

- Мне, кстати, уже тоже пора. Но я могу тебя подвезти.

- Спасибо, но я вызвала такси.

Несмотря на мои возражения, она оплачивает счёт в полном объёме, а чуть позже, на улице, обнимает меня так крепко, что становится немного больно. И скверно внутри. Душу словно раздирает. В этот момент я думаю, что ненавижу себя. Или Каллена с его манящей аурой, однажды прикоснувшись к которой, ты уже не можешь не хотеть ощутить этот огонь снова. Я бы хотела знать, как его предыдущим женщинам удавалось оторвать себя от него. Просто чтобы позаботиться о себе заранее. Не дожидаясь сгорания.

Когда спустя двадцать четыре минуты я отпираю дверь квартиры, Эдвард Каллен захлопывает её за собой гораздо громче, чем было необходимо. Он… мрачнее тучи. Это выражается в том числе и том, что его пиджак, швыряемый на комод, уже совершенно измят. Наверняка это напрямую связано со слишком горячим воздухом в подъезде, заставившим Каллена снять часть одежды и потом держать её в руках. Приблизившись к нему после выхода из лифта, я не могла не заметить, как ладони перемещаются по ткани, вероятно, уже не зная, как взять её, чтобы чувствовать меньше усталости. Если честно, видеть это доставило мне мстительное удовольствие. Хотя главным образом меня занимает тот факт, что он всё ещё здесь. Дождавшийся, когда я приеду. Сидя на заднем сидении такси, я предполагала совсем другое. Ведь это Эдвард Каллен. У него дел побольше моего.

- Знаешь, нам надо поговорить о том, чтобы ты не приравнивал то, что я в Нью-Йорке, к моему постоянному нахождению дома. Некоторым из нас действительно нужно работать, чтобы прокормить себя. Не всем повезло являться начальниками самим себе.

Он ничего мне не отвечает. Лишь смотрит так, будто видит впервые в жизни. А потом задаёт совершенно бессмысленный вопрос, учитывая, что ответ и так находится прямо перед глазами. Им являются мои веки и губы. Моё лицо, над которым для создания нужного образа поработали визажисты.

- Ты накрасилась?

- Не сама. Это было нужно для фотосессии.

- Сотри всё. Прямо сейчас.

- Я не хочу. Я собираюсь выглядеть так до самого вечера. Мне нравится, - вообще-то я чувствую, что моя кожа не может дышать. Фактически задыхается под слоем из тональных средств, пудры и румян. А макияж глаз слишком яркий, когда мне ближе что-то едва заметное и нежное. Это ещё хорошо, что в этот раз обошлось без искусственных ресниц, хотя у меня бывало и такое. В процессе ты ими восхищаешься, но, когда приходит время возвращать лицу естественный вид, ты начинаешь проклинать эти дурацкие пучки, не желающие поддаваться прилагаемым усилиям.

Так что я не в восторге от того, как выгляжу в данный момент. Это словно не я. И мне доставит огромную радость стереть тени, тушь и всё остальное, что было использовано, но только не на условиях Эдварда Каллена. И не тогда, когда его претензии лишены всякого смысла. Учитывая то семейное фото, на котором его жена точно не выглядела, как женщина, проявляющая экономию в вопросе использования косметики, всё это просто смешно. Смотреть на меня со словно ненавистью и при этом одобрять аналогичный внешний вид супруги, выходя с ней в свет… это не иначе, как двойные стандарты. Вот только я не могу сказать об этом. И, тем не менее, жду, когда он повторит приказ. Поскольку это то, что всегда происходит, когда в его голове поселяется навязчивая мысль. Неважно, понимаю я её или нет, это не входит в перечень забот мерзавца. Он просто стоит на своём, пока не получает желаемое. Но сейчас… сейчас к моему невероятному по силе удивлению он скрывается в моей спальне без продолжения своей риторики. И тем самым впервые изменяет самому себе. Неужели хочет трахаться больше, чем спорить?

Войдя в комнату вскоре после него, я обнаруживаю его сидящим в моём светло-зелёном кресле сбоку от шкафа. Чувствую некоторую враждебность и гнев и вижу их в том, как вытянутые руки сжимают подлокотники до побелевших костяшек пальцев. Мне страшно пытаться так или иначе достучаться до души, которой у Эдварда Каллена, возможно, и нет, или спрашивать, что мне делать, и зачем он тут, если вопреки обыкновению не срывает с меня одежду, и я просто сажусь в изножье кровати. Тишина заставляет думать, что в ней и заключается ключ к пониманию всего происходящего. Что миллиардеры иногда, наверное, тоже хотят не слышать ничего, кроме неё. Давая ему это, моё дыхание становится совсем бесшумным, и, если бы не движение грудной клетки, я бы посчитала, что вообще перестала вдыхать и выдыхать.

- Я надеюсь, что больше никогда не увижу тебя такой. Ты поняла меня, Изабелла? - к тому моменту, когда холодный, ожесточённый голос называет моё имя, я, конечно, не забываю, что в одном пространстве со мной находится Эдвард Каллен, но вроде как чувствую притупление вызываемых его близостью эмоций и ощущений. Но они мгновенно возвращаются обратно, и я храбро встречаю взгляд, который заставляет мои соски напрячься.

- Да, поняла.

- Но здесь и сейчас мне нравятся твои красные губы. Я хочу увидеть их на своём члене. Подойди сюда и опустись на колени.

Я делаю так, как он говорит. От него ко мне будто протянулась невидимая нить, за которую он дёргает, словно кукловод. В моих волосах моментально оказывается правая рука. Уже сжимающая так, что у меня не остаётся ни единого сомнения, что Эдвард Каллен будет управлять, и это вряд ли окажется чем-то ласковым и нежным. Наверное, я должна испугаться, но страх так и не приходит.

- Расстегни мои брюки, - и снова я подчиняюсь. Ремень, пуговица, застёжка. Приспустить штаны и боксеры. Дыхание Каллена учащается, и это заставляет меня чувствовать… ликование. Наверное, выражение мужского лица вполне может быть умоляющим. Но я не хочу знать об этом. Я хочу думать, что у меня нет выбора. Что я не буду наслаждаться ощущением того, что он, вероятно, полностью в моей власти. Что, когда он захочет порвать со мной, я не буду по нему скучать.

Я обхватываю его возбуждённый член обеими руками. Совершаю несколько движений по всей длине, поглаживая, лаская и почти сжимая. Но всё исключительно медленно, и потому меня не застаёт врасплох то, как Эдвард фактически принуждает мой рот раскрыться и позволить ему проскользнуть между моими губами.

- А теперь сделай мне хорошо, - требует Каллен, и из-за последовавшего движения бёдер, кажущегося непроизвольным, член почти упирается в заднюю стенку моего горла. Внезапность этого заставляет меня ощутить подступающий кашель, но я проглатываю его и просто начинаю двигать головой. Вверх-вниз, в размеренном ритме, иногда обводя головку языком, пока не чувствую принуждение действовать более активно.

Но этому мужчине, кажется, всё мало. Потому что он опускает мне на затылок и левую руку. Именно она начинает нажимать на мою голову совсем грубо и жёстко и одновременно прижимать меня вниз, в то время как сам Каллен беспорядочно толкает свой член вверх. Из-за сумасшедшего, безумного натиска, чуть ли не граничащего с насилием, мне становится трудно дышать. Несколько секунд я думаю о том, чтобы прикусить солёную кожу. Сменить язык зубами и надеяться на то, что Эдвард ослабит хватку, а не решит, что я хотела сделать ему больно. Но это рискованно. И я просто… позволяю всему этому происходить и дальше. С влажностью в глазах от неспособности делать глубокие вдохи и ощущения кислородного голодания. Почти слёзы значительно затуманивают мне зрение к тому моменту, когда Каллен, наконец, кончает. Я даже не различаю его вкуса и того, приятный ли он или не совсем. Горло проглатывает всё прежде, чем рассудок успевает это понять.

Я осознаю, что представляла себе всё немного, но иначе. И теперь мысленно и морально сталкиваюсь с тем, как была глупа. У меня нет и не будет никакой власти. Мои ноги дрожат, когда я поднимаюсь с пола и поворачиваюсь к мерзавцу спиной. Но он притягивает меня к себе, усаживая на колени, в то время как мысль о нём и его удовлетворении, полученном за мой счёт, зарождает в глубине моей души лишь омерзение. Потому что он в некотором роде причинил мне боль. Заставил почувствовать себя использованной. Но какое Эдварду Каллену до этого дело, если член в его штанах теперь вполне счастлив и расслаблен? Ублюдок. Ненавижу их обоих. И себя за то, что позволила так с собой поступить, тоже.

- Куда ты?

- Что с тобой? - наверное, я схожу с ума, раз спрашиваю об этом уже во второй раз за последний час. И дело не столько в том, что его действия уж точно должно были отбить у меня всякую охоту. Просто мне стоило расширить мысленный список правил ещё в дамской комнате при ресторане. Добавить в перечень негласный, но очевидный пункт. Никогда не спрашивать Эдварда Каллена о жизни за пределами наших отношений и даже не думать о том, чтобы проявить заботу. Реально никогда.

- Да ничего. У меня всё лучше многих, - ну да, конечно. Он ведь миллиардер. Считается, что в соответствующей среде все проблемы решают деньги. Нужно лишь назвать верную сумму, чтобы добиться своих целей. Перебить предложение конкурента. Или просто оплатить сторонние услуги. - А с тобой-то что?

- То, что ты козёл. Вот что со мной.

- То есть тебе не понравилось чувствовать, что при определённом стечении обстоятельств в другой раз я вполне могу постараться держать свои руки при себе? Жаль, если так. Я вот насладился тем, как ты выглядела с моим членом во рту, - его сладострастный голос около правого уха настолько отвлекает меня от всего остального, что я не сразу понимаю, что происходит. А потом уже становится слишком поздно.

- Нет, - инстинктивно я всё равно дёргаюсь, пытаюсь высвободиться, но куда там. На это не стоило и рассчитывать.

- Да, - его ладонь проникает под юбку моего короткого платья из парчи с поясом вокруг талии и прикасается ко мне прямо поверх нижнего белья. - Ты лжёшь сама себе, Изабелла. Несмотря ни на что, ты тоже возбудилась, - я слышу и чувствую, как Каллен прижимается лицом к моим волосам, вдыхая их запах, плотнее вжимая меня в себя, и думаю о том, чтобы наплевать на гордость и просто попросить об ответной услуге, но неожиданно всё прекращается. Ткань возвращается на место, пальцы, больше так и не сдвинувшиеся с места, просто исчезают, а моему телу придают вертикальное положение.

Я поворачиваюсь лицом к Эдварду Каллену. Он выглядит искусителем даже больше, чем когда-либо прежде. И я более чем понимаю, из-за чего в моей голове сформировалось именно такое мнение.

- Ты серьёзно?

- Мне пора на работу, Изабелла. А тебе надо подумать над тем, что самообман это даже хуже, чем ложь другим людям. Они могут и не узнать, что ты им соврала, но ты всегда будешь знать, когда не являешься честной сама с собой. Я позвоню через пару дней.