По пробуждении на следующее утро я неспешно открываю глаза. В комнате царит обычный полумрак. Занавески задёрнуты, а дверь закрыта. Но и в полумраке, к которому я ещё только привыкаю, я ясно вижу, что в кресле кто-то сидит. Сидит спиной ко мне. Я не пугаюсь. Нечего пугаться. У человека узнаваемая мною голова. Эдвард уже здесь. Не в кровати, но близко. Как ему удалось? Я и про время. Он говорил, что не приедет рано. Сколько времени? Под креслом я замечаю, как он двигает правой ногой со стопы на носок. В этом нет ничего сексуального, но есть некая интимность, есть что-то личное для меня.

- Эдвард, - тихо произношу я. - Ты тут.

Он разворачивается ко мне в кресле и сразу встаёт, следуя в направлении кровати. Я чуть отвожу одеяло от своего лица, чтобы лучше видеть. Чёрт, я вспотела. И во сне, и за эти несколько секунд. Из-за Эдварда. Когда он садится рядом, я нервно сглатываю, потому что он смотрит не так, как будто хочет просто поцеловать, и этого будет достаточно. Нет, он смотрит так, будто поглотил бы меня всю, заперевшись со мной на целый день. Это чувство ослабевает, лишь когда он неуловимо моргает. Я снова могу дышать почти глубоко.

- Я не мог больше спать. И приехал. Родители разрешили подняться. Если разбудил, то прости.

- Не разбудил. Сколько сейчас времени?

- Что-то около девяти.

- Хорошо.

Я несдержанно прикасаюсь к нему. Его рубашка шершавая на ощупь. Эдвард вдыхает и выдыхает, и поток воздуха проходится по коже моего носа, когда Эдвард склоняется очень низко. Я прикасаюсь губами к его губам. Вот так это происходит. Наш поцелуй. Эдвард отвечает мне, язык проскальзывает в мой рот, и я подаюсь ближе. Почему-то Эдвард не стремится к прикосновениям, не стремится сдвинуть одеяло и пробраться под него. Я бы этого хотела. Я так этого хочу. Эдвард углубляет поцелуй, но мне уже неуютно. Чёртово одеяло. Как же глупо, что я думаю о нём. Я ёрзаю, из меня вырывается выдох прямо в губы Эдварда, столь странный звук, и я слегка выставляю руку между собой и Эдвардом. Он понимает и отстраняется.

- Прости.

- Нет, это ты прости. Мне неуютно. Не из-за тебя, а потому, что ты одет, а я нет, и ещё это одеяло...

- Ты одета, - возражает Эдвард и дотрагивается до костяшек моей руки, начиная с мизинца. Мизинец, безымянный палец, средний, указательный и наконец большой. - Ты точно не голая, колибри. На тебе пижама. Ты нравишься мне и в ней тоже. Сходим погулять, когда ты совсем оденешься и позавтракаешь?

- Думаю, можно. Да.

- Тогда я пока спущусь вниз, чтобы тебя не смущать.

- Необязательно. Я могу уйти в ванную, - Эдвард поднимается с кровати. Я вылезаю из-под одеяла больше, опираясь на локти. - Очевидно, что в чём-то мы уже не те люди, что были прежде, но если ты вернулся и говоришь, что хочешь быть со мной, то есть ещё много вещей, о которых нам надо будет говорить, с которыми мы не сталкивались, и я бы не хотела, чтобы мы оба напрягались, когда до этого дойдёт, и думали, что всё разрешится как-то само собой.

- Много вещей?

- Много, - повторяю я. - Быт, твой быт, мой быт, учёба, работа, другие стороны жизни. Секс, например. И прочее, что с ним связано.

- Мой быт в Такоме. Твой быт в Сиэтле. Но я могу снять там квартиру для нас, место, где мы могли бы быть только вдвоём. Мне вряд ли подойдёт приезжать в общежитие, - Эдвард говорит бескомпромиссно. Вот так здорово. Хорошее начало. Ему не подойдёт. Ну допустим. Но чем ему не подойдёт? - Именно в моей жизни этот этап давно позади.

- Недавно ты говорил другое. Что теоретически мог бы помогать с учёбой и заданиями. Лично ко мне ты ещё не приезжал, не пробовал, а уже даёшь понять, что и не будешь этого делать?

- Нет, я буду. Но находиться подолгу у тебя в комнате вряд ли. Ты там не одна, и людей много, и у нас разница в возрасте. С тобой и с ними. Понимаешь, как это будет выглядеть?

- Как это будет выглядеть, это наше личное дело, Эдвард. Только твоё и моё. Я не собираюсь использовать тебя ради того, чтобы возвыситься в глазах других в университете, преподнося тебя, как трофей.

- Меня не это беспокоит, - поворачиваясь, довольно громко произносит Эдвард и трёт щёку в движении, которое, как я думаю, даже не осознаёт. Его глаза закрываются на несколько секунд, но потом он открывает их и смотрит прямо на меня. - Я попробую объяснить, чтобы ты поняла. Мне тридцать четыре года, не восемнадцать, не двадцать и не двадцать два. Или сколько там тому парню, с кем ты встречалась. Он же всё ещё учится, верно? - я лишь киваю, неспособная сказать что-то большее. Да и зачем, когда достаточно просто кивнуть? - Да, всё это наше личное дело, но я не невидимка, люди будут видеть меня и думать всякое в первую очередь о тебе. Что ты другая, не такая, какой им казалась всё это время, и что ты, возможно, вообще иная.

- Мой друг в университете пару месяцев назад женился на женщине, что старше его на пять лет или что-то около того. Ей двадцать семь, ему как раз двадцать два. И я не стала думать, что он дурак. Я хочу быть с тобой, Эдвард, а не ставить во главу угла то, что подумают или скажут люди. Те, кто любит меня, с кем я дружу... Я надеюсь, они всё поймут. Родители же поняли. У тебя есть внутренние...

- Тараканы.

- Не хочу называть проблемы с самоопределением тараканами. Сомневаюсь, что твой психолог использует данный термин.

- Зря сомневаешься. Иногда он у неё проскальзывает. Как и названия других насекомых.

- И когда?

- Когда она применяет упражнение на ассоциации, чтобы как раз покопаться в моих проблемах с самоопределением, как ты это назвала. Покопаться и понять, насколько там всё хреново. Она повторяет одно и то же упражнение раз за два-три занятия, анализируя, в какую сторону меняются мои ассоциации.

- По-моему, я понимаю.

Я выбираюсь из кровати. Эдвард смотрит, проходится взглядом по моему телу, минуя грудь, и достигает ног. Сильно ли я изменилась в его глазах? Схуднула? Поправилась? Как кажется со стороны? Он отворачивается открыть занавески. Он так тщательно подходит к этому делу, что я понимаю, закончит он как будто не слишком скоро. Я иду в ванную, прикрывая дверь. И что со мной не так? Утром я стала выглядеть хуже по сравнению с тем, какой ему запомнилась? Я протягиваю руку за расчёской и попутно замечаю торчащие под тканью соски. Может, и Эдвард видел. И потому так поспешно отвернулся. Чёрт. Я не хочу начинать всё сначала, а именно снова разбираться с этой неловкостью в его присутствии и в наших отношениях. Я не та Белла. Если вдруг завтра или через неделю, или через месяц мы займёмся любовью, я не хочу нервничать по поводу своего тела или его тела, нервничать перед прикосновениями или волноваться о о том, достаточно ли я этого хочу, или лучше ещё подождать. Он совсем не поможет нам, если продолжит так себя вести. Я слышу его в комнате, движение и шорохи. Что он, интересно, там делает? Я умываюсь и выхожу, и обнаруживаю Эдварда сидящим в кресле, а кровать заправленной. Офигеть. Вот так да. Он застелил мою постель. Мою, не свою. От этого так приятно.

- Тебе не нравится?

- Нравится. Очень нравится.

Я прохожу к комоду за вещами и беру то, что лежит сверху. Штаны и кофту, в которых я ходила и накануне вечером, а из другого ящика лифчик. Можно действительно уйти в ванную, но Эдвард уже видел всю меня, всё моё тело и все его части. Решаясь, я стягиваю майку прямо при нём. Он вздыхает так, что этот звук пробирает насквозь, как вибрация. Я перевожу взгляд на Эдварда. Он смотрит, но не на меня, а не стену слева. Его повторный вздох уже более тихий.

- Не хочу думать о твоей сексуальной жизни после меня, когда она, очевидно, была, но вот так ты вызываешь во мне эти мысли, и я не знаю, что хуже. То, что они у меня всё равно есть независимо от твоих действий, или то, что когда ты смело и без раздумий говоришь о сексе с использованием именно этого слова, мой план не спешить выглядит не таким уж и милым.

- Но я не против этого плана. Посмотришь на меня?

- Оденься, пожалуйста, Белла. Вдруг зайдёт твой отец или твоя мама. Представь, что...

- Без стука не зайдут.

Секунда, и Эдвард поднимается из кресла. Я замираю, когда он подходит ко мне. Между нами в лучшем случае несколько сантиметров. Эдвард опускает руку мне на щёку и смотрит, как я и надеялась, но не ниже лица. Моё желание, чтобы он непременно посмотрел ниже, едва ли логичное. Для этого ещё будет время. Я не хочу на него давить.

- Ты красивая, Белла. Я готов говорить это хоть каждый день, если тебе нужно. Но я думаю, что не нужно.

- Не нужно.

- Хорошо. Тогда ты оденешься?

Да легко. Но не так быстро. Некуда спешить. И Эдвард так близко. Он не знает, и я не уверена, что расскажу, но моя сексуальная жизнь после него была не такой уж и запоминающейся. Удовлетворение желания не было полноценным. Приподнимаясь на носочках, я целую Эдварда в уголок губ, прежде чем отойти. Я одеваюсь, и мы идём на первый этаж. Родителей на кухне нет. Но из гостиной слышно работающий телевизор. Я тихо прикрываю кухонную дверь.

- Что будешь?

- Если только чай. Я завтракал.

- И чем же?

- Тостом, омлетом и булкой с маком. Совместный завтрак в нашей семье это как шведский стол. Элис даже прихватила оставшиеся панкейки для Джаспера, как будто его не кормят. Представляю, как она выдаёт их за свои, хотя на самом деле испекла их Эсми. Но, может, и не выдаёт, а говорит честно, что в этот раз стояла у плиты не она.

Я ставлю подогревать чайник, попутно делая себе яичницу из двух яиц. Больше ничего мне сейчас не хочется. Или просто не хочется долго возиться, когда здесь Эдвард. С теми же панкейками нужно сначала замесить тесто, а потом не отвлекаться от сковородки. Это потребует времени, которое я лучше бы провела в кино или где-то ещё. Я сажусь за стол напротив Эдварда. Он неторопливо пьёт чай и смотрит, как я ем. Это отвлекает. Я опускаю глаза к тарелке. Немного, но становится проще. И тут на кухню открывается дверь. Входит папа. Он минует стол и нас.

- Приятного аппетита, Белла. Я бы хотел, чтобы дверь оставалась открытой. Ты можешь сделать это, Эдвард?

- Да, мистер Свон, как скажете.

- Папа, не Эдвард её закрыл, а я.

- Да? Ну тогда ладно. Я скоро поеду в участок на пару часов, ну знаешь, есть некоторые дела, а у тебя какие планы?

- Просто скажи, что тебя напрягает сидеть дома вот так, и что ничего не происходит. Что все мирно сидят по домам, даже всякие хулиганы.

- Да, было гораздо веселее, когда твои одноклассники чудили всякое совсем по молодости. Увидимся позже. Пока, Эдвард.

- До свидания, мистер Свон.

Папа наливает с собой чай в термос и уходит. Я заканчиваю с завтраком, прежде чем заняться мытьём посуды. Сквозь шум воды едва слышно, что делает Эдвард, и хотя я различаю его шаги, всё равно чуть вздрагиваю от его прикосновения к животу со спины. Но потом по телу распространяется лишь тепло, никакого страха, разве что волнение, от которого даже приятно. Я помню это волнение и даже если бы хотела, то не смогла бы забыть ни его, ни прочие чувства, что вызывала во мне даже платоническая близость Эдварда.

- Можно? - тихо спрашивает он у меня над головой. - Как же вкусно от тебя пахнет.

- Можно ли убраться вместо меня? Можно. Или можно прикасаться?

- Второе.

- Ты уже.

- На этой кухне идеально поместится посудомоечная машина. Вы не думали об этом?

- Думали. Но мама любит мыть посуду. Для неё в этом есть что-то успокаивающее. А я теперь здесь значительно реже.

- Когда-то и вовсе уедешь насовсем.

- Это не случится слишком скоро.

- Как знать, - не очень громко произносит Эдвард, отходя от меня, потому что я двигаюсь, а с посудой уже покончено. О чём он говорит? Я не планирую куда-то съезжать, пока учусь. Мне более чем уютно в общежитии, там есть люди, с которыми я дружу, и мне нравится быть с ними и в этой среде. - Я серьёзно насчёт того, чтобы снять квартиру на несколько месяцев, а потом, когда настанет лето... Ты понимаешь, ты можешь остаться у меня в Такоме. Всё такое же, а сюда будем приезжать.

- Наверное, могу, но сейчас даже близко не лето и даже не весна. Скорее всего, нам лучше поговорить об этом где-нибудь в июне. А по поводу квартиры... Я совсем не возражаю встречаться в отеле, - я подхожу к Эдварду и беру его за руку. Выходит сильнее, чем я собиралась, но он принимает это, не стремясь вытащить свою ладонь. Он дотягивается другой рукой до моего тела, придвигает меня ближе и сам тоже делает шаг. Я смотрю на него, и, по-моему, если бы всё зависело лишь от меня, я бы сделала ему предложение жениться на мне. Я качаю головой, потому что так не делается. О чём я там говорила? Об отеле. Точно. - Мне кажется, мне может понравиться. Я хотела бы испытать этот опыт. Электронная карта-ключ, красивый вид из окна, завтрак в номер, или спуститься вниз в ресторан. И это наверняка дешевле, чем платить за квартиру, но бывать в ней не всегда.

- Это зависит от множества факторов. То, где дешевле. Но мне нравится ход твоих мыслей. Давно они у тебя возникли?

- Нет. Скорее вот только что. Я пойду собираться.

- Давай. Подожду внизу.

Я поднимаюсь в комнату и одеваю тёплую одежду. Не быстро, но и не медленно, в нормальном темпе. Ещё я подкрашиваю губы увлажняющей помадой, чтобы не обветрило, а также наношу немного крема на щёки с той же самой целью. Вот теперь можно и идти гулять. Эдвард выходит ко мне из гостиной, а за ним мама. О чём они говорили? Судя по их лицам, ни о чём таком, о чём бы мне стоило беспокоиться. Мама не грустная, и Эдвард выглядит так же, как и тогда, когда я ушла с первого этажа наверх. Я спрошу их отдельно друг от друга. Не здесь и не сейчас. Эдвард одевается, кивая моей маме, прежде чем выйти на крыльцо.

- Пока, мам.

- Пока, детка. Далеко не заплывай.

- Пока не собираюсь.

Я понимаю, это как метафора, и на самом деле разговор не буквальный, а о сексе. Чтобы я не исчезла куда-то на несколько часов, уединившись где-то с Эдвардом. Он не готов, так что я действительно не намерена склонять его к нежеланным вещам. Эдвард ожидает у машины.

- Поедем или всё-таки пойдём пешком?

- Пойдём пешком.

- Ладно. Куда?

- Можно просто прямо.

Мы проходим около пары метров по заснеженной дорожке, когда Эдвард берёт меня за руку. Перчатки на нас обоих не дают прочувствовать прикосновение сполна, но оно всё равно потрясающее. Хотя скорее мохнатое, чем тёплое, как было бы при касании кожа к коже. Я обхватываю рукой сильнее и смотрю на Эдварда. Он тоже смотрит на меня.

- Тебе нравится?

- На самом деле это не так, как прежде, да? Начать с того, что сейчас не лето, и всё белое, а что не белое, то голое. Я о деревьях, конечно.

- Конечно.

- Вот если реально, то через сколько мы замерзнём и повернём обратно?

- Обычно я гуляю не дольше часа. Но спустя этот самый час мы можем пойти в кино. Если ты хочешь сидеть со мной в кинозале и смотреть что-то, что там, возможно, просто крутят по второму кругу, а первый был в дни премьеры приблизительно летом.

- Да хоть по десятому, - откликается Эдвард, думая в лучшем случае пару секунд. - Я не хожу в кино, это раз. Но самое главное это то, что я буду смотреть фильм с тобой, и даже если ты его уже видела, в первый раз это было без меня, а сейчас... Ну это может стать нашим совместным воспоминанием.

- Хорошо. Но почему ты не ходишь в кино? Ты мог бы ходить и один. Если дело лишь в этом. В том, чтобы ходить одному, есть особенная прелесть. Можно погрузиться полностью.

- Иногда я думал об этом, но мало кто ходит один. В зале, наполненном семьями или парочками, я вряд ли бы чувствовал себя очень уж уютно. Другое дело, когда я был с тобой, пусть тогда мы и не встречались в открытую.

Есть в словах Эдварда что-то горько-сладкое. Что-то, что отзывается словно холодом внутри. И это без учёта колючего ветра, налетающего порывами и покалывающего кожу. Я поворачиваю голову к Эдварду. Он же смотрит лишь вперёд и идёт, подстраиваясь под мой темп. Мой шаг правой ногой ненадолго запаздывает по сравнению с мгновением, когда эту же ногу переставляет Эдвард. Я замедляюсь, и Эдвард тоже.

- Ты не скучаешь по тому, как именно это было.

- По тому, что мы не встречались в открытую?

- Да.

- Ты не права, - Эдвард останавливается прямо посреди шага, и снова его слова кажутся горькими на вкус, как самый кислый лимон на свете. Как сигареты, которые я никогда не пробовала курить. Или как отчаяние, что на существенный срок словно лишило меня возможности понимать и видеть, что мир по-прежнему прекрасен, что в нём всё ещё остаются красивые вещи, как и свет в жизни. - В открытую или нет, мы были вдвоём, вместе. Без исключения всё, что мы разделили, имело и имеет значение. Сколько ночей... Столько ночей я подолгу лежал без сна, вспоминая, пытаясь воскресить что-то точь-в-точь так, как ты это произносила. Твои слова и интонацию, и твой голос. Или то, как ты реагировала на меня или на то, что я говорил. Мгновения после тебя тоже моя жизнь, но в них уже не могло быть того ощущения полноценной жизни, которое я чувствовал с тобой. Ты можешь верить мне в этом, Белла.

Эдвард склоняется ко мне. Он вытягивает свою руку из моей с нежным покорством, только чтобы обхватить меня за талию. И это то, что как раз лишено всякой горечи или тоски. Это прикосновение, наполненное надеждой, но никак не болью. Он дарит мне эту надежду, и я готова дарить её ему в ответ. Только бы он меня не подвёл. Только не снова.

- Я стараюсь верить тебе. Это пока непросто. Посмотрим, как всё будет через несколько дней. И потом, когда я уеду на учёбу.

- Звучит разумно, - мы возобновляем неспешный ход. - Ты стала ещё мудрее. К сожалению, думаю, к этому причастен не только университет.

- Но и он тоже. Как и моя соседка, - я не хочу обвинять в своей мудрости исключительно то, что меня бросили и как бросили. Это никому не нужно. И у меня нет стремления помнить об этом всю дальнейшую жизнь. - У Рэйчел иногда трудности с тем, чтобы вставать по утрам, и я не позволяю ей снова засыпать. Жестоко, да?

- Не так чтобы очень. Относись к этому так, что ты делаешь для неё доброе дело. Если она выпустится, то это можно будет посчитать и твоей заслугой.ерн Вытащить кого-то из кровати, пусть и лишь словами, наверняка тоже энергозатратное дело.

- Пожалуй, можно и так сказать. На первом курсе меня это напрягало больше, чем теперь. Необходимость возиться с кем-то по утрам. Но она тоже многое делает для меня. Просто не утром.

- Например?

- С ней можно поговорить о многом. Она не бесчувственная.

- С Элис ты больше не говоришь?

- С Элис... - я беру паузу сделать вдох. При упоминании её имени я чувствую некую пустоту внутри. Ощущение, что я что-то потеряла, а приобрести взамен мне не удаётся. Потому что мы дружили сильно, а буду ли я общаться с Рэйчел и после выпуска, предсказать трудно. - С Элис всё стало сложнее. Не обо всём она желает или желала слушать. Я понимаю, почему, и понимаю, какая тема была ей неугодна.

- Что ты с кем-то другим?

- Да. Но я понимаю. Ты её брат.

- Что не давало ей права так вести себя с тобой. Я бы поговорил с Элис, но полагаю, ты будешь против, чтобы я...

- Я против. Что было, то прошло, Эдвард. И всё, что она так не принимала, тоже. Давай поговорим о чём-нибудь другом, пожалуйста.

- Можно. Как твоя бабушка?

- О, она в полном порядке, - Эдвард пропустил ещё и это. Как бы он воспринял, зная всё по факту из моего рассказа? Что пожилые тоже ещё могут находить себе пару, или что это просто смешно, а значит, и моя бабушка смешна? - То есть мне так кажется. Бабушка теперь не одна. Переехала к соседу, с которым у неё роман. Если всё станет серьёзно, то мой папа уже заочно в ужасе. Ведь это возможный отчим. Отчим в сорок три.

- Не так и пугающе, как мачеха в десять. Я не пытаюсь перевести всё на себя. Просто что тут для него ужасного? Твоя бабушка живёт в другом городе. Они не видятся слишком часто. Можно сказать, непосредственно на нём данные изменения не отразятся. Он не...

- Не ребёнок, каким был ты, Эдвард. Прости, я... - дополнительно я обхватываю руку Эдварда и второй рукой. Конечно, переживания моего отца это фактически ерунда. Он сам уже взрослый мужчина. Никто не заставит его общаться, мотивируя это тем, что для близкого человека это важно, как возможно делал Карлайл. Или не делал, но подразумевал, что Эсми для него не чужой человек, и как ему бы хотелось, чтобы Эдвард дал ей шанс и постарался принять в своей жизни. - Ты всё верно говоришь. Это не то же самое, что с тобой. Моему отцу не десять. Уже давно не десять.

- Но я не говорю, что его переживания совсем странные. Просто в его случае, если твоя бабушка дойдёт до алтаря, это всё скорее лишь формальности для твоего отца. В его дом не придёт какой-то мужчина и не будет сыпать заявлениями, что теперь он как отец, и что его тоже надо слушаться. При всём том, что было в моей жизни тогда, я осознавал, что мне же самому будет противно вести себя с Эсми как-то невежливо или грубо. Её вины ни в чём не было. И я старался помнить об этом.

- Уверена, Эсми понимала тебя, даже если было что не так.

- Наверное.

На следующем шаге Эдвард пинает снег. Лёгкий, он поднимается в воздух подобно сахарной пудре и так же стремительно оседает обратно к тысячам таких же снежинок. В молчании мы проходим мимо двух или трёх дорожных фонарей, в свете которых мерцает снежный покров, и мимо домов в моём квартале, чьи подъездные дорожки в основном пустуют, если не считать одной машины, припаркованной снаружи. Следы протектора её шин тянутся от самой дороги, и я заглядываюсь на них, когда Эдвард вдруг замирает и разворачивается ко мне.

- Давай повернём.

- Почему?

Я перевожу взгляд от снега к Эдварду. Всё вроде нормально. Вокруг ни единой души. Некого опасаться, и не из-за кого нервничать. Что с ним? Отчего он словно поёживается? Если уже начинает замерзать, то почему не сказать прямо?

- Потому что впереди чёрная кошка, и мы не успеем пройти раньше, чем она перебежит.

- Чёрная кошка? Где?

И, сказав, я тут же замечаю животное впереди, выскальзывающее из-под снега. Чёрная кошка Стивенсонов. Но она не совсем чёрная. Только по бокам. А если мордочка повёрнута в другую сторону, как сейчас, то впечатление именно такое, какое возникло у Эдварда. Я стараюсь расслабить его, проводя рукой по пальто в передней части.

- Я её знаю. У неё на мордочке есть участки белой шерсти и белые носочки. Она не чисто чёрная. Но ты боишься чёрных кошек и котов?

- В некоторых странах считается, что если они перебегают дорогу, то быть беде. Но раз она не чёрная, то пойдём дальше.

Кошка действительно заканчивает пересекать дорожку раньше, чем мы приближаемся к тому участку пути, и во всю прыть своих лапок бежит в сторону дома, туда, где тепло, ждут любимые хозяева, и есть корм. Пушистый хвост так и мелькает среди белого снега тёмным пятном, пока кошка не пропадает из виду. От Эдварда через моё тело словно проходит вибрация, когда он расслабляется, выдыхая.

- Я поняла. Ты вообще не любишь кошек.

- Вообще нет. Собаки лучше. Я собачник в душе. Нет, я не имею ничего против людей, что обожают и заводят кошек, но они бывают своевольными и гордыми, а я бы хотел, чтобы моё животное принимало, если я хочу его погладить или полежать с ним, или поиграть, и тоже хотело внимания. Давай у нас никогда не будет котов дома, ладно? Можешь подкармливать кого-то, если что, но ты же вроде тоже хотела собаку.

- Хотела. Но лично мне её заводить негде. Я больше хотела этого для тебя.

- Я помню.

- Ты ясно дал понять, что это не входит в твои ближайшие планы и внесёт хаос в твою привычную жизнь. Зачем мы говорим об этом?

- Просто это всё равно внесёт хаос, когда бы я не решил завести собаку, если так решу, - отвечает Эдвард, пожимая плечами, что едва уловимо, но всё-таки заметно через его пальто. - Я много думал о той своей реакции. Не стоило реагировать на твоё предложение столь резко и в тех выражениях. Я мог отказать мягче что ли. Сказать, что однажды обязательно, или что-то в этом роде. Прости меня, Белла.

- Уже простила.

- За ту реакцию? - медленно, почти по слогам произносит он. Его рука в моей подрагивает. Как будто он боится того, что я скажу или чего не скажу. - За то, что у меня нет той собаки, к которой ты имела бы самое непосредственное отношение?

- За ту реакцию. За то, что нет собаки. За то, как мы начали встречаться, и как всё развивалось дальше, - перечисляю я. Я желаю сказать ему всё, что на душе. Доверить всё без остатка. И светлые ощущения, и тёмные, и что-то между. - За то, как временами я чувствовала себя рядом с тобой не совсем счастливой. За твою скрытность. За всё то, о чём ты не хотел мне рассказывать, и потому я до сих пор многого не знаю. За то, как ты уехал и не вернулся ни через час, ни через день, неделю или месяц. За то, что тебе потребовалось столько времени. За то, что у меня был другой, потому что я хотела чувствовать хоть что-то. За все мои сообщения, ещё один способ принятия. За то, как ты появился словно из-под земли, как будто так и надо. Как будто не мог иначе.

- А я и не мог. А как ты хотела, чтобы всё было? Чтобы я позвонил? Я знал, просто так ты ко мне не выйдешь и в дом не пригласишь.

- Я не знаю, как хотела бы. Я совсем не представляла себе этот момент. Мне кажется, я тоже должна извиниться. И не перебивай меня, пожалуйста, хорошо? - я делаю глубокий вдох во всю силу лёгких и встречаюсь взглядом с глазами Эдварда. - Ты можешь не соглашаться, но и ты прости, что меня не было достаточно, что я не могла заполнить внутри тебя что-то, что пустовало.

- Нет, Белла, нет, - прикосновение Эдварда укрепляется вокруг моей ладони, а потом он двигает руку выше, обхватывая за локоть не менее сильно, а то и больше. Эдвард взирает на меня так, как умеет только он, и как я не хочу, чтобы смотрел кто-то другой. С нежностью, но и с таящейся внутри него страстью, с которой он неизменно целует, занимается любовью или просто держит за руку. - Тебя было достаточно. Мне недоставало лишь себя. Собственной любви к себе. Я ещё учусь ей. Но могу сказать, что её стало больше во мне, что я чувствую себя лучше в этом плане.

- Я рада. Я хотела бы, чтобы ты любил себя больше. Полностью, - добавляю я. От морозного воздуха распирает лёгкие, и слегка першит в горле, но я хочу поддерживать разговор, хочу общаться, а не идти по улице молча. - И я рада, что мы можем говорить откровенно. Что ты делишься со мной своими нынешними чувствами и доверяешь их мне.

- Я готов доверить тебе себя. Всего себя, колибри, - в словах Эдварда, произносимым хрипловатым голосом, заключена откровенность, от которой у меня учащается сердцебиение. Под всеми слоями одежды на мне по телу проходит волна тепла. Эмоционально она отдаётся наполненностью внутри, преимущественно в низу моего живота, там, где я была бы связана с Эдвардом, будь он во мне. Я помню все те ощущения. Конечно, я помню их. Наш секс, поцелуи, слова, что он шептал, погружаясь в меня глубокими толчками и будучи на пике оргазма. - Мои привычки, общение с моей мамой, если тебе захочется, дом и поддержку, своё время, путешествия. Жизнь, что будет такой, какой ты её заслуживаешь. Домашнего питомца. Когда-нибудь. Всё это.

Это звучит так чертовски прекрасно. Как мечта. Я отгоняю мысли о страхе и о том, что она может не сбыться, и приближаюсь к Эдварду. Рукой в перчатке я обхватываю его шею ниже уха. Мне необязательно ждать, когда он поцелует меня первым. Я могу получить всё сама. Здесь и сейчас. Под крупицами снегами, кружащимися в воздухе. В свете фонаря и на виду у всех, если кто увидит. Мне всё равно. Это более не имеет значения. Я женщина, а не невинная девушка, у которой он был тогда первым, и которая не знала секс, как что-то, что уже испытывала на собственном опыте. Мой кругозор весьма расширил Эдвард. Я прикасаюсь к его рту своими губами. Чувствую, как Эдвард наклоняет голову и неумолимо отвечает мне. Движение его губ наполнено холодом, но притяжением и жаждой. Страстью, что сквозит и в том, как он обнимает вокруг талии, перемещая руку от локтя и прижимаясь ко мне. Между нами столько одежды, но эмоции и ощущения накапливаются внутри меня, любовь, потребность и тоска. Хочу куда-нибудь, где можно будет снять верхнюю одежду. И целоваться ещё и ещё, но уже не думая про холод. В кино. Надо, и правда, пойти в кино. Я медленно отодвигаюсь от Эдварда, нежно прерывая наш потрясающий поцелуй.

- Вернёмся к машине? Я зайду домой за деньгами, и поедем.

- Вернёмся. Но домой заходить не будем. У меня есть деньги.

- Хорошо, не будем.

Кажется, обратно мы, не сговариваясь, идём чуточку быстрее. Эдвард заводит двигатель, дождавшись, пока я защелкну ремень безопасности. Вольво едет по улицам плавно, но быстро, и мы приезжаем как раз незадолго до начала фильма с Жюльет Бинош. Он вышел в июле, и тогда я и видела его здесь в первый раз. Как и я говорила, в маленьком городке не возражают против повторных прокатов спустя полгода или около того. Я возвращаюсь к Эдварду пока без билетов. Вдруг он всё-таки не захочет идти, когда я опишу фильм. Эдвард ждёт чуть в стороне от кассы у квадратной колонны, что подпирает потолок и обклеена обоями в тематике кино. Я рассказываю о сюжете, и спустя несколько секунд Эдвард дотягивается до моей руки, проводя по мизинцу большим и указательным пальцами. Чёрт. Не должно быть ничего сексуального в столь обычном касании, но оно какое угодно, только не обычное. Оно новое для нас. Для меня. Я опускаю глаза вниз, смотрю на то, как они двигаются снова уже по направлению к костяшкам, а не к ногтю. В каждой миллисекунде соблазнительная нежность, настойчивость и будто покорство.

- Мне не так и важно, о чём там речь. Я куплю билеты и попкорн. Тебе сладкий?

- Можно одно среднее ведро на двоих. Я схожу пока в туалет.

Мне приходится подождать, пока освободится хоть одна из четырёх кабинок. Наконец дверь открывается, и оттуда выходит девушка, а именно Рэйчел, сестра Джейка. Мы здороваемся друг с другом прежде, чем я захожу в кабинку и запираюсь на щеколду. Хлопают и другие двери, пока я здесь. Спустя короткое время становится тихо, так что я думаю, что все ушли. Но Рэйчел всё ещё снаружи, когда я отпираю дверь.

- Как дела?

- У меня?

- Да, у тебя, Белла. Мы тут только вдвоём.

- Ну всё нормально. Пришла вот в кино.

- С парнем? Если это был секрет, то извини, тебе стоило сказать моему брату, чтобы он молчал. А то у нас с ним обычно нет тайн друг от друга.

- Ничего, - я мою руки без мыла, потому что прямо сейчас в дозаторе его нет. Обычная история. Закончилось, и время следующего пополнения неизвестно. - Он покупает билеты.

- Ясно.

Рэйчел постукивает ногой по полу, как вчера, когда забирала Джейка. Это может быть нервным. Она хотела о чём-то с ним поговорить. Поговорила ли? Я не уверена. Но это больше их дело. Однако она не ушла, пока я была в кабинке.

- А у тебя как всё по жизни?

- Слушай, может, и не моё это дело, но вчера я видела твоего парня покупающим кое-что в магазине. Джейка не было со мной именно в тот момент. Он ушёл в другой отдел.

- Ладно. Если он покупал хлеб, то и...

- Он покупал презервативы.

Я моргаю и тут же моргаю ещё раз. Всё происходит инстинктивно. Презервативы. И зачем они ему настолько понадобились, что он покупал их здесь? Согласно его словам, он не особо хочет секса. Или не особо хотел, но мог передумать. Для кого они ему? Он чаще один, чем со мной. Я пытаюсь не думать о том, что он уже использовал часть с кем-то где-нибудь среди ночи. Эдвард не такой. Я не верю, что он всё-таки может оказаться таким. Но сердце простреливает неприятное чувство, напоминающее мышечную боль, но больше фантомную, чем настоящую. Хочется расковырять кожу, чтобы добраться до того места и изгнать её оттуда. Хочется спросить Эдварда напрямую и посмотреть, что будет. Что он ответит и как отреагирует. И долго ли придётся ждать ответа. Но это личное. И я не хочу, чтобы Рэйчел думала или даже обсуждала с Джейком, что мне снова дурят голову.

- Да, я знаю. Ну мы собираемся... Ну ты понимаешь, да?

- О. Ясно. Тогда извини, что я...

- Ты не должна извиняться, Рэйчел. Я пойду. Пока.

- Пока, Белла.

Я нахожу Эдварда стоящим у дверей нужного кинозала с ведёрком попкорна. Эдвард не выглядит, как лжец. Но он и тогда не выглядел, как мужчина, способный порвать со мной за одну чёртову минуту. Я не знаю, что делать. Просто пойти с ним смотреть фильм и пару часов делать вид, что всё нормально? Или спросить прямо сейчас, где упаковка? У Рэйчел нет причин что-то выдумывать. И одновременно я не хочу оскорбить Эдварда. Он беспокоится об Элис. Он мог купить для неё и отдать ей. Эдвард показывает билет девушке-контроллёру, я прохожу вперёд и собираюсь спускаться вниз, когда Эдвард опускает руку мне на плечо сзади с лёгким пожиманием пальцами.

- Белла. Нам сюда. Я оплатил диванчик.

- Ладно.

Я поворачиваю и после двух шагов опускаюсь на диван. Эдвард садится от меня по левую руку, вытягивая свои длинные ноги, насколько позволяет пространство до впереди стоящего кресла. Он ставит ведёрко с попкорном мне на колени. Больше его деть некуда. Подстаканник недостаточно большого диаметра, чтобы ведро могло в него поместиться, как стакан с колой. В зале гаснет свет, когда я подцепляю попкорн и кладу себе в рот. Но мне хочется есть уже меньше, чем десять минут тому назад. Эдвард обнимает меня, скользя рукой вокруг моих плеч и касаясь локтевого сгиба, потирая через рукав. Так интимно. И как же мне тогда спросить? Я тебя люблю, но зачем тебе презервативы, если ты не стремишься переспать со мной? Так что ли? Это не смешно даже на уровне мыслей. Это охуенное недоверие. Узнать что-то и сразу думать всякое дерьмо. Может ли служить мне оправданием то, через что я прошла по его вине? Не уверена. Эдвард иногда комментирует фильм, но очень тихо, фактически больше для себя. Мне не мешает слышать его голос. Да и события фильма ещё свежи в моей памяти. Он напряжённый, и нельзя сказать, что в нём есть что-то располагающее к романтике и поцелуям на заднем ряду. Эдвард только перемещает руку до моей талии где-то на середине фильма, а ближе к концу находит местечко, где у меня задралась кофта. И кончики мужских пальцев соприкасаются с кожей. В полумраке я смотрю на Эдварда, перевожу взгляд к его лицу и не могу справиться с желанием его поцеловать. Я двигаюсь, отставляя почти пустое ведро из-под попкорна на пол у своих ног. Мой поцелуй в чём-то яростный. В чём-то как последний. Я трогаю рукой живот Эдварда. Он словно каменный, его живот. Или дело вообще не в животе. Может, в том, что пониже. Но опустить руку туда я не решаюсь. Я и раньше едва решалась. И то не поверх одежды. Неожиданно Эдвард отодвигается от меня. Он проводит большим пальцем по моей верхней губе, прежде чем откинуться на спинку дивана. И мои мысли возвращаются, пока фильм подходит к концу. Когда в зале снова включают свет, я подхватываю ведро с попкорном. Там ещё осталось, и выкидывать жалко. Но я больше не хочу и, протягивая руку, слегка стискиваю рубашку Эдварда на его спине. Он оглядывается в районе ступеней, в его правой руке уже телефон. Кто-то пишет или оставил голосовое сообщение, потому что не дозвонился?

- Можешь доесть попкорн? Тут немного.

- Доем. Давай.

Эдвард убирает сотовый, прежде чем взять у меня ведёрко. По-моему, он так и не разблокировал экран. Это же хороший знак, верно? Или он просто выберет момент посмотреть всё потом. Эдвард зачерпывает остатки из ведра за один раз и выбрасывает его левой рукой в урну, мимо которой мы проходим прямо перед дверью из зала. Наши вещи в гардеробе, и я направляюсь туда, когда чувствую руку Эдварда, дотягивающуюся до моей ладони, чуть удерживая меня.

- Ты быстро идёшь. Куда торопишься?

- Никуда. Просто иду. Это мой обычный темп.

Эдвард реагирует молчанием. Я получаю свой пуховик и отхожу в сторону, чтобы Эдвард тоже мог одеться. Он не застёгивается, а оставляет пальто нараспашку. Мы выходим на улицу. Вольво припаркован неподалёку. Я сажусь в машину, как только мигают фары, и автомобиль больше не на сигнализации. Мне неспокойно. Я смотрю на приборную панель, на Эдварда, когда он захлопывает свою дверь, и на ключи, что он держит в руках, но не спешит вставлять их в замок зажигания.

- Куда теперь? Домой? Ко мне? Или ты можешь сказать мне, что я сделал, прямо здесь, - Эдвард поворачивается ко мне и протягивает руку к моему телу. Мне некуда деться, чтобы он не мог коснуться. Он касается и касается мгновенно. Моего запястья, обхватывая и словно подчиняя своей воле, своему взгляду и безграничной глубине глаз, в которой так легко увязнуть. - Что бы я ни сделал, а я не думаю, что делал...

- Ты с кем-то спишь? Сестра Джейка видела тебя в магазине. Ты покупал не продукты, а...

- Презервативы. Она тебе позвонила?

- Она была в туалете в кино.

- Вот за это я и ненавижу этот ёбаный городишко, - обжигающе и зло выплёвывает Эдвард. - Правда, ненавижу. Ты и представить не можешь, колибри.

- Думаю, могу.

- Они все дома, нетронутая упаковка. Не веришь, так поехали, и я тебе её покажу. Не спать с тобой и не хотеть торопиться не означает, что мне легко воздерживаться, видя тебя каждый день, прикасаясь к тебе и целуя. Когда мы... Когда у нас дойдёт, я хочу быть готовым, а не приобретать тест на беременность пару месяцев спустя.

Чёрт. Я дура или не совсем? В единственный раз мне нисколько не понравилось делать тест на беременность. Сидеть на унитазе, писать на палочку и ждать результата, а потом выкидывать всё в мусор, заворачивая, чтобы родители не увидели. Тогда ребёнок был бы от человека, которого я не любила. Но Эдварда я люблю. Однако я всё ещё учусь. И одного этого факта вполне достаточно, чтобы чувствовать, как мне приятно от его заботы. Хотел бы, привязал меня к себе сначала беременностью, а потом и ребёнком. Его же слова звучат совсем иначе. Что он не хочет так. Что он намерен сделать всё, чтобы обезопасить меня, и потому, когда мы займёмся сексом снова, ничто не заставит нас ждать. Учитывая, что я перестала пить таблетки, презервативы будут очень даже кстати.

- Я поняла.

- Я надеюсь. Почему ты не поговорила со мной сразу, Белла?

- Ты и так наверняка знаешь, почему. Потому что кое-что остаётся сложным для меня, и я не хочу казаться...

- Собственницей? - произносит Эдвард довольно тихо, но я всё равно слышу. И чувствую, как он усиливает прикосновение, наклоняясь совсем близко, так, что дыхание из его губ ощущается горячим воздухом. - Уверен, мне понравится Белла-собственница. Я не против, чтобы ты казалась ею, если мы будем сразу открыто делиться друг с другом вещами, что нас беспокоят. Ты так и хотела, разве нет? Обсуждать и не напрягаться.

- Хотела. И хочу. Может, мы...

У Эдварда начинает звонить телефон. Телефон находится в правом кармане мужского пальто. Я видела, как Эдвард перекладывал его туда из кармана брюк. Извиняясь, Эдвард отодвигается от меня, чтобы его достать.

- Это недолго. Не теряй свою мысль, колибри, хорошо? - он отвечает на звонок после быстрого взгляда на экран. Мне не видно, кто звонит. Но всё становится ясно по первым же словам. - Да, папа. Что она сделала? - Эдвард слушает и по мере того, как секунды сменяют друг друга, хмурится, поднося левую руку к задней части шеи, потирая кожу над воротником пальто. Инстинктивный нервный жест. Что происходит? Хотела бы я узнать всё по его молчанию, но я не могу. Никто так не может. Заглянуть в мысли других невозможно. Мне остаётся ждать. Эдвард кивает, прежде чем снова открыть рот. - Понял. Я сейчас с Беллой, но думаю, мы доедем и привезём её. Хорошо, сделаю. Ты только не беспокойся. Да. Пока, - Эдвард кладёт трубку и сразу поворачивается ко мне. - Нужно съездить за Элис. Она подвернула ногу, нужно вправлять, а отец на приёме и не может отлучиться. Машина Джаспера не на ходу. Но Элис у него. Он помог ей дойти, когда она поскользнулась.

- Поехали.

Хреново. Не хотела бы я повредить лодыжку на праздниках и за несколько дней до возвращения на учёбу. Карлайл наверняка всё сделает хорошо, я и не сомневаюсь, но могу только представлять, как же больно Элис сейчас, и как будет дальше. Мы доезжаем быстро, и Джаспер, видимо, слышал подъехавшую машину, потому что открывает нам, едва Эдвард с силой жмёт указательным пальцем на кнопку дверного звонка. Эдвард не разувается и проходит в направлении, указанном Джаспером. Когда я тоже вхожу в гостиную, то Элис предстаёт передо мной слегка покрасневшей от мороза или слёз, но скорее слёз, потому что она шмыгает носом. Её правая лодыжка обложена льдом под полотенцем, однако он уже не помощник. Если уж опухло, то всё, а у Элис чертовски опухло. Нога, лежащая на приставленном стуле, раза в полтора больше привычного размера. Я сажусь рядом с подругой, слегка обнимая, тогда как Эдвард убираёт всё на журнальный столик с мрачным выражением лица. Отчего оно у него возникло? От переживаний за сестру? От тревоги за отца? Или потому, что пришлось ехать сюда? Я смотрю на Эдварда, и именно в этот момент его взгляд встречается с моим. Всё хорошо. Успокойся. Вот что я пытаюсь вложить в свой взгляд. Надеюсь, это работает.

- Привет вам двоим. Испортила я вам свидание, да, братец?

- Поговорим об этом в другой раз, - отрезает Эдвард. - Где твой ботинок?

- У двери, - Джаспер нерешительно подаёт голос. - И я могу помочь. Довести Элис до машины.

- Я её отнесу, Джаспер. Я бы сказал, что ты можешь поехать с нами, но места сзади не будет.

- Будет, - Элис смотрит на Джаспера, протирая лицо рукавом кофты. - Я положу ноги ему на колени.

- Ладно. Тогда держись за меня.

Эдвард аккуратно подхватывает Элис на руки. Очевидно, поднять и удерживать её небольшой вес даётся ему вполне легко. Джаспер выходит с нами в прихожую и наклоняется за ботинком Элис, но Джаспер ещё не одет. Я сама беру обувь, чтобы он мог одеться и закрыть дом, и иду за Эдвардом. С Элис на руках он не может сам открыть заднюю дверь автомобиль, и это делаю я. Элис не удерживается от всхлипа, когда через другую дверь Эдвард подтягивает сестру по сидению до тех пор, пока ноги не помещаются по длине.

- Нормально?

- Да.

- Я тебя пристегну.

- Если ты настаиваешь.

- Настаиваю.

Джаспер появляется через минуту и, стараясь трогать ноги своей девушки по минимуму, усаживается рядом с ней сзади. Я сажусь на переднее пассажирское сидение, в то время как задние двери поочерёдно закрываются Эдвардом. Он садится за руль несколькими секундами спустя, сначала смахнув снег с лобового стекла прямо перчаткой. После проверки, все ли пристегнуты, Эдвард заводит двигатель, и мы выезжаем в сторону больницы. Дорога не занимает много времени. Эдвард так же берёт Элис на руки и одновременно просит меня вытащить ключи из замка зажигания и поставить машину на сигнализацию.

- Эдвард.

- Не верю, что ты забыла, как вытаскивать ключи. Не бойся, ты не сделаешь ничего неправильно. Всё так же, как в твоём пикапе. Это точно. Люблю тебя, - Эдвард говорит это так просто, хотя мы не одни. Но присутствие Элис с Джаспером, кажется, ничуть его не волнует. Вот совсем нисколько. - Догонишь нас?

- Да, идите.

Ладно. Нужно забрать ключи и закрыть вольво. Я открываю водительскую дверь и дотягиваюсь до них с опаской, но тяну на себя. Они легко вылезают. И ничего я не повредила. После включения сигнализации я медленно иду в больницу. Не хватало ещё и самой упасть. В приёмной не видно ни нашей пострадавшей, ни Джаспера, но почти сразу я натыкаюсь на Эдварда. Он как будто хочет выйти из здания, потому что двигается в сторону входных дверей.

- Хей. Ты куда? Где Элис?

- С медсестрой. Ей делают обезболивающее. Сказали, что отец скоро будет. А я никуда. Просто хотел тебя встретить. Пойдём.

Мы приходим к Элис. Она полулежит на кровати среди других кроватей в общем пространстве, но здесь есть индивидуальные шторки и стулья, чтобы сидеть. Эдвард задвигает занавески и пододвигает мне стул, а сам остаётся стоять. Джаспер сидит рядом с Элис. Предполагаю, что обезболивающее действует, потому что она слегка улыбается, когда Джаспер показывает ей некое видео в телефоне. Я всё смотрю на Эдварда. Ему однозначно тут не нравится. Больницы вообще мало кому нравятся, поэтому я скорее о том, что он ненавидит ждать. Или ненавидит, что отца так и нет. По-моему, я понимаю это чувство невольной злости, но и Карлайла понимаю тоже. Как врач, он не может вот так резко бросить своих пациентов. Эдвард проходит к шторе, бросая взгляд наружу.

- Если хочешь, можешь уйти. Необязательно ждать вместе со мной, - подаёт голос Элис. - Вернёшься позже.

- Нет.

Эдвард отходит от шторы. Через пару мгновений она приходит в движение, и появляется Карлайл. Он оставляет её открытой и сразу направляется к Элис.

- Здравствуй, Эдвард. Белла, Джаспер.

- Здравствуй, отец.

- Спасибо за помощь. Можешь ехать, если хочешь. Дальше я справлюсь сам. Меня ненадолго подменят, и я отвезу твою сестру домой, а Эсми уже на пути из Сиэтла. Тем более что...

- Я никуда не тороплюсь. Но тем более что это что именно? Напрягает присутствие Беллы?

- Нет. Это совершенно не так. Я хотел сказать, что здесь Джаспер, и думаю, Элис достаточно поддержки. Вас много, а мне нужно сосредоточиться, - тактично объясняет Карлайл. - Если ты будешь так стоять...

- Хорошо, я тебя понял. Побуду где-нибудь там.

Эдвард уходит за шторку. Без него я тоже не хочу тут оставаться. Да и что приятного в том, чтобы наблюдать, как вправляют ногу твоей лучшей подруге? Джаспера, правда, достаточно, и судя по их взаимодействию только он Элис сейчас и нужен. Ну и ещё отец с его профессиональными знаниями. А мы с Эдвардом ничем не можем помочь. Я извиняюсь и встаю, уходя. Эдвард борется с кофейным автоматом в приёмной учреждения. Не ударяет ногой, а просто нажимает на одну и ту же кнопку ещё пару раз.

- Что ты хотел?

- Латте для тебя. А он или зажевал купюру, или просто там всё закончилось.

Я понимаю, что автомат снова барахлит. Я лично сталкивалась с подобным, когда приходила навещать папу в его послеоперационный период несколько лет назад. Я не могу вытащить деньги обратно, но могу сделать кое-что не менее полезное. Сбоку под крышкой указан номер телефона владельца автомата. Я открываю отсек и ввожу цифры в сотовом, нажимая на кнопку звонка.

- Скажешь мне данные своей карты? Лучше написать. Чтобы я могла продиктовать. И тебе вернут деньги.

Эдвард достаёт свой телефон и принимается искать, нажимая пальцем на экран. Одновременно я уже дозваниваюсь и разъясняю ситуацию кратко, но последовательно. Владелец отвечает, что ему нужна минута проверить информацию. Я жду, прежде чем услышать о его готовности перевести нужную сумму либо на телефон, либо на карту. Эдвард протягивает мне сотовый, на котором открыт снимок его карты. Я диктую данные, и меня уверяют в возврате денежных средств. Телефон Эдварда издаёт сигнал. Оповещение о поступлении денег. Прощаясь, я кладу трубку. Эдвард смотрит на меня с выражением, которое я не помню, видела ли на его лице хоть однажды.

- Что?

- Я восхищаюсь тобой, Белла. Ты же поедешь со мной отвезти Элис?

- Да.

- А в гости зайдёшь?

- Да, зайду.

- Я очень рад, - кивает Эдвард, делая единственный разделяющий нас шаг и опуская руку на моё плечо. - Я, правда, рад. Вернёмся к Элис?

- Давай подождём ещё немного. Не хочу видеть, если они пока не закончили.

- Я тоже, колибри. Я тоже.