Впервые очутиться с Эдвардом Калленом в одной кровати оказывается тем, что приносит противоречивые эмоции. Он освобождает мне пространство, отодвигаясь влево, и тем самым я занимаю ту же сторону, на которой сплю и дома. Я накрываюсь лёгким пледом, одним на двоих, но между нами будто кто-то проводит чёткую границу, и с одной стороны я ощущаю уют и спокойствие, но в то же время чувствую себя жутко неправильно. Скованной даже больше, чем когда ещё стояла у двери. Дистанция кажется большим дискомфортом по сравнению с тем, который я могу испытать, если некоторые части тела Эдварда Каллена соприкоснутся с моими частями тела, пусть и через одежду. Но возможно, только лишь возможно, что соответствующего факта достаточно, чтобы я предположительно начала желать столь близкого контакта. Объятий, руки вокруг меня, касаний и ощущения того, как мужчина расслабленно прижимается ко мне. Ну или не совсем расслабленно. Из-за этой мысли я опять-таки смущаюсь, но, вероятно, не так уж и сильно, если поворачиваю голову к нему, лёжа на спине:

- Думаю, мне волнительно не настолько, чтобы между ними было столько расстояния.

- Не выключишь свет?

Мы заговариваем одновременно, но Эдварду требуется меньше времени, чтобы озвучить собственную мысль, и когда я заканчиваю со своей, он смотрит на мои руки в состоянии глубокой задумчивости.

- Хочешь, чтобы я тебя обнял? - он поворачивается лицом ко мне, тогда как мои ладони по-прежнему держат плед у груди. Я подтянула его к себе, когда ложилась, и они там так и остались. Вероятно, этот жест производит впечатление оборонительного. Выдаёт то, что я не настолько спокойна, какой хочу казаться. Я убираю руки после пары глубоких вдохов и тоже перемещаюсь на бок.

- Если только ты этого хочешь, и тебе не будет неуютно.

- В каком смысле неуютно?

- В том смысле, делаешь ли ты это или нет. Ну... обнимаешь кого-то просто так, - моё пояснение тихое. Не особо и решительно-смелое. Но зрительный контакт между нами сохраняется, и я горжусь собой. Тем, что не отвожу взгляд, а продолжаю смотреть в глаза Эдварда Каллена. В них вроде бы отражается моё лицо.

- Кого-то это женщин? Своих бывших?

- Да...

- Не все женщины хотят этого, колибри, - Эдвард качает головой, - и к утру всё равно возникает расстояние. Во сне все отодвигаются друг от друга.

Я переворачиваюсь на спину, протягиваю левую руку, чтобы выключить свет, и думаю примерно полминуты. Или минуту. Впрочем, неважно.

- Пусть так, но я хочу этого сейчас.

Какое-то время ничего не происходит. Совсем ничего. Кроме сугубо естественных вещей, к числу которых относится процесс дыхания. Эдвард просто наполняет лёгкие кислородом не слишком громко, но и не тихо, и после выдыхает углекислый газ, так что я не знаю, как воспринимать тишину. Как что-то оптимистичное или же наоборот. Вдруг всё это про женщин лишь объяснение для меня. Ну... отговорка, когда он, быть может, и сам не любит чувствовать эмоционально-физическую близость, не сопровождаемую сексом, и обнимать в ответ. Сердце будто пропускает удар из-за данных мыслей и через мгновение ещё один, но уже связанный с тем, что под пледом Каллен совершенно наплевательски относится к стыку между верхом и низом моей пижамы и нежно-интимным прикосновением ладони обхватывает мой левый бок. Кожа к коже. И даже дыхание мужчины изменяется. Становится каким-то рваным. Словно тоже из-за перебоев с сердцем. Я порывисто вздыхаю, чувствуя потоки тепла, циркулирующие между нами. И безмолвную, осторожную нежность, наполненную отчаянной решимостью. Темноту, которая обостряет ощущения, превращая меня словно в слепую. Я не могу знать мыслей Каллена, что абсолютно нормально, а не возникло вдруг внезапно, но не видеть его, как следует, и потому не иметь возможности предугадать, что он может сделать и как коснуться... это и нервирует, и приводит меня в трепет.

- Так хорошо?

Я киваю, хотя Каллен, может быть, и не видит, а потом поворачиваюсь и... целую его. Сама. Впервые сама. Инициатива наполняет меня странным могуществом, но я чувствую и власть, которая исходит от Эдварда. В том, как он притягивает ближе. Как моё тело подходит ему. Как он позволяет мне оказаться сверху и... управлять. Его руки сжимают мне попу почти больно. Почти жестоко. Но это ошеломительно. Сексуально. Он переходит с поцелуями от губ к шее. Кончики мужских волос задевают кожу моего подбородка. Я обхватываю шею Эдварда правой рукой, когда он целует меня в левое плечо рядом с бретелькой. Незримое, молчаливое отстранение становится неожиданным фактом. Моя неготовность к нему очевидно проистекает в вопрос:

- Что-то не так?

- Нет, колибри. Совсем наоборот. Всё так. Просто лучше остановиться, ладно?

Я соглашаюсь, и после Эдвард обнимает ещё более раскованно. Подсознательно я, пожалуй, жду, что ему вот-вот станет некомфортно быть со мной столь близко, что мне самой захочется отодвинуться по тем же причинам, по которым я вроде бы захотела узнать ощущения от полноценного контакта с мужчиной, пусть и не выходящего за рамки целомудренности, но мы засыпаем так, как есть. Я осознаю это лишь при пробуждении утром, хотя, когда мои глаза открываются, становится очевидно и то, что в каких-то вещах Эдвард был абсолютно прав. В течение ночи мы действительно оказались на разных половинах кровати. Из своего положения мне видно лишь его спину, левую руку, шею и голову. Остальное скрыто тем, что он тоже спит на правом боку, и пледом. Удивительно, что я не перетянула всю ткань на себя, учитывая возникшее расстояние между нашими телами.

Снятую, возможно, из-за жары футболку я замечаю даже в тусклом освещении, причиной которого являются плотные непроницаемые занавески. Она висит на мягком изголовье кровати близ головы Эдварда над его подушкой и становится моей соучастницей, пока уже ничто не может встать между мной и созерцанием обнажённой теперь спины. Она... рельефная. Умеренно мощная. Длинная. С широкими, чётко очерченными плечами. Наверняка гладкая, но я не прикасаюсь из опасения разбудить. Даже со спины Эдвард Каллен кажется умиротворённым, когда спит. Я смотрю на него ещё сколько-то минут, обнаруживая на коже родинки поменьше и побольше, но впоследствии тихо покидаю комнату с необходимыми мне вещами и прикрываю дверь. Проверив телефон и не увидев ни единого пропущенного звонка или сообщения, я оставляю сотовый внизу, чтобы не думать, куда положить его близ озера. Вскоре я уже заплываю достаточно глубоко и, зависнув в воде для отдыха перед возвращением обратно, смотрю на дом, на пирс, немного нависающий над поверхностью водоёма, и слушаю звуки первозданной природы. Тело окончательно привыкает к слегка прохладной температуре, и мне уже не хочется вылезать так скоро. Я ложусь на спину и смотрю на кристально-чистое голубое небо почти без облаков. Солнце ещё не настолько яркое, чтобы жмуриться от него, и своим щадящим свечением располагает к растворению в моменте. Я возвращаюсь на берег, лишь когда налетает ветерок, от которого становится слегка зябко, и максимально оборачиваюсь полотенцем, завязывая его над грудью. С мокрых волос на плечи стекает вода, а ноги остаются чуть влажными, но я решаю, что мокрые следы на полу высохнут сами по себе, и прохожу на кухню без задержки в дверях. Именно там я и сталкиваюсь с Калленом. Точнее чуть не врезаюсь в него и ещё не успеваю прийти в себя от понимания того, что он уже не спит, как громкий голос пугает фактически больше, чем всё ему предшествующее:

- Где ты, чёрт побери, была? - я вздрагиваю от высоких нот, но это ощущается не плохо, хотя и не хорошо. Это что-то среднее. Сторона Эдварда Каллена, которую я прежде никогда не видела, его злость или гнев... нравятся мне в нём не меньше того, какой он рядом со мной обычно. - Хотя не отвечай. Я уже и сам понял, - его тон, взгляд, облик смягчаются за одно мгновение. И Эдвард проводит рукой по моим волосам, совершенно игнорируя то, что они все мокрые из-за озёрной воды, в которой наверняка плавает всякое, что могло остаться у меня на голове. Палки, листва, травинки, какой-нибудь мелкий мусор. Но Эдварду, кажется, решительно плевать.

- Ты спал, и я...

- Не надо, не объясняй. Я не хочу это слышать, - предостерегает он, обрывает на полуслове, и его руки, его сильные руки быстро оказываются на моём полотенце и усаживают меня на кухонный стол. - Я не сделаю ничего дурного, но мне дико хочется тебя поцеловать. Ты такая сексуальная сейчас. Просто от одной мысли, что скрывается под этим полотенцем, я могу сойти с ума.

Передо мной обнажённые грудь и живот. Мускулистые, но не слишком. Штаны сидят чуть выше, чем ночью, и трусы мне уже не видны. Но его тело... Его туловище атлетически сложенное. Подтянутое. Влекущее к себе мощью и чувственностью. Я знаю, Эдвард смотрит лишь на меня, пока я смотрю на его прекрасное тело прежде, чем возвращаю взгляд к мужскому лицу, и тогда Каллен наконец целует меня. Мои необдуманные прикосновения к нему такие же несдержанные, как и движение его губ. Смутное осознание того, что моё полотенце развязалось и соскользнуло вниз, открыло меня так, как никогда, не возводится внутри на первое место. И не затмевает желание и дальше чувствовать упоительные поцелуи. Наверное... наверное, если бы Эдвард пошёл на обман, чтобы я расслабилась и, застигнутая врасплох, не смогла себя защитить, он бы уже что-то сделал. Сразу же, как ощутил, что напряжение из-за полотенца ко мне так и не приходит, а раз так, то, значит, я не сомневаюсь и верю.

- Жаль, что ты не видишь себя и своё тело в соответствии с тем, что думаю о нём я, - шепчет Каллен после ещё одного поцелуя и, чуть сжав мой подбородок, не позволяет, чтобы я отвела взгляд. Не скрою, ранее, когда мужская рука задела застёжку купальника на спине, мне стало несколько тревожно, но ничего, ассоциирующегося с возможным расстёгиванием, так и не последовало. В тот момент Эдвард просто провёл рукой по моей коже дальше и остановился на шее. - Твоя грудь наверняка идеально поместится в моей ладони. Я так рад, что мы здесь вдвоём, Белла, - то, как он смотрит на меня... то, как и что говорит.... Не знаю, как точно объяснить, как охарактеризовать его взгляд, но, наверное, это невозможно подделать. Невозможно смотреть столь чувственно и при этом не ощущать того, о чём говоришь. - Но мне бы не хотелось, чтобы ты снова ходила на озеро, не говоря мне. Я не знал, где ты, и это... Это не то, что я хочу испытать ещё хотя бы раз, понимаешь?

Я не спрашиваю, волновался ли он или, может быть, даже испугался. Я бы ощутила именно страх, если бы при пробуждении не увидела его рядом. Наверное, не стоило думать, что для него будет что-то иначе, потому что он старше. Хотя не то чтобы у меня были такие мысли, но, возможно, в том, что я встала и ушла, не оставив записки, есть что-то... эгоистичное.

- Прости.

- Не извиняйся. Просто не делай так больше, колибри, - это звучит, как просьба, но не думаю, что является ею. Не из-за отсутствия слова «пожалуйста», нет. Просто Эдвард смотрит на меня несколько строго. И тяжело. Я киваю, неспособная прямо сейчас облечь мысли в слова. У него же такой проблемы явно нет. - Позавтракаем, когда переоденешься?

- А ты останешься прямо так?

- А ты хотела бы, чтобы я не надевал майку? - вопросом на вопрос отвечает он, и в невольно-естественном смущении, лишь теперь осознав, что вырвалось из меня, я склоняю голову немного вниз. Но снова вижу обнажённую кожу, которая буквально повсюду, и более не уверена, что меня нервирует больше. Смотреть на неё или смотреть в глаза Эдварда Каллена, пока мы говорим о его теле.

- Не надевай, - шепчу я, всё-таки поднимая взгляд вверх. В этот раз Эдвард целует меня мягко и неторопливо.

После завтрака тостами с джемом и скольки-то часов, проведённых за чтением книги, пока Эдвард читал своё, я опускаю её на живот обложкой верх и смотрю на мужчину, сидящего на другом конце дивана в одних лишь шортах. Мои ноги вытянуты в ту сторону, почти касаясь левого бедра Каллена, но всё-таки я расслабилась не настолько, чтобы сделать что-то подобное.

- Когда ты, как тебе кажется, её дочитаешь?

- Думаю, что завтра, колибри, - отвечает он, не отвлекаясь от страницы. Его глаза перемещаются по ней, а потом рука переворачивает лист, и всё начинается сначала. Я наблюдаю до следующего перелистывания и говорю:

- Видимо, я тоже закончу завтра. Я собираюсь прочесть ещё один детектив этого же автора, но ты ведь дашь мне свою книгу на будущее?

- Если ты всё ещё хочешь её, то конечно.

Я смотрю на Эдварда, на его сосредоточенный вид, осознаю, что он, даже будучи увлечённым чтением, слушает и слышит меня, а не просто отвечает односложными фразами, и одновременно внезапно и не очень внезапно совокупность того, как он красив, умён, добр, уважителен и почти всегда спокоен, складывается в понимание того, что я счастлива с ним. Что бы там ни было дальше, сейчас это не имеет значения. Попросту неважно.

- Я хочу всё, что связано с тобой, Эдвард. Не только книгу, но и всё остальное. Быть вместе как можно больше. Поговорить о твоей маме. Чтобы ты рассказал мне, какая она, та женщина, которая дала тебе жизнь. Стала ли она другой после развода. И как вы справлялись вдвоём после. Пришлось ли переехать, или Карлайл оставил вам дом, - когда я прерываюсь, Эдвард уже не читает. Он смотрит прямо перед собой и, не знаю, осознанно или не совсем, дотрагивается до моей правой ступни, и прижимает руку плотно к ней. С щемящей теплотой и болезненной нежностью. - Это может быть трудным для тебя, и я... Я не жду откровений от тебя вот прямо сейчас, но мне достаточно знать, что однажды ты расскажешь мне.

- Тебе не кажется, что здесь стало душно? - вставая и отпуская мою ногу, он говорит не о том, о чём я хотела, но я догадываюсь, почему. Мне уже очевидно, что там не всё было гладко. В его эмоциональных взаимоотношениях с мамой. Она спала с кем-то в соседней комнате. Устраивала личную жизнь. Может быть, делала и ещё какие-то вещи. А он не смог сказать отцу. Я надеюсь, что не выгляжу так, будто вот-вот расклеюсь.

- На улице, я уверена, свежее. Давай побудем у озера.

Моё предложение тихое. Будто я не хочу, чтобы Эдвард услышал. Но он сразу же приближается и садится рядом:

- Отец оставил дом. А мама... она любит меня по-своему. Просто она более эмоциональна в работе, колибри, нежели в жизни.

- В работе?

- Она психотерапевт, Белла, - Эдвард обхватывает моё левое колено, сопровождая это поглаживанием кожи чуть выше большим пальцем. Я сажусь прямее и размышляю над только что услышанным. Из того, что мне известно о психотерапевтах на основании фильмов, они просто сидят напротив и уделяют клиенту час в неделю, заканчивая словами, что на сегодня время вышло. Это не всегда оказывается действенным даже в рамках художественного вымысла. Кто-то просто не идёт на контакт, или проблемы сидят слишком глубоко, но в любом случае длительное посещение психотерапевта, согласно всё тем же сюжетам, удовольствие не из дешёвых. Думаю, надо быть чуть ли не состоятельным, чтобы позволить себе прорабатывать какие-то вещи в более-менее тесном общении со специалистом. Быть как... ну, как Эдвард.

- Я считала, они все рациональны и не всегда что-то отвечают, пока человек говорит.

- Я не знаю, колибри. Я не ходил с мамой на работу. Она у неё, как ты понимаешь, не такая, куда можно было бы взять ребёнка и позволить ему сидеть в том же кабинете, и всё слышать. Но мне всегда казалось, что мама продолжает работать, даже когда приходит домой. Вот что я имел в виду, говоря о её эмоциях. То, чему и кому она отдаёт себя больше, - Каллен перемещает руку в район моего лица и поправляет рубашку у меня на правом плече, откуда она немного сползла, но и такое простое прикосновение говорит мне о многом. О том, что он способен проявлять заботу, видимо, лучше своей матери и видит больше, чем Карлайл, который был так рад предстоящему через несколько месяцев пополнению, что не заметил, как его первенец ощутил себя ненужным. Я люблю Элис, и винить её, находящуюся в животе, было бы признаком шизофрении, но, может быть, я всё равно более не смогу смотреть на неё так же, как ещё позавчера.

- Извини, если я заставила тебя говорить.

- Ты не заставила, Белла. Если бы я не хотел, ты бы не услышала от меня даже этого. Ну что, прогуляемся?

- Да.

Я надеваю купальник, который успел высохнуть, захватывая с собой полотенце и телефон. Обе эти вещи я несу в правой руке, потому что... ну, потому что мне менее неловко, чем было. Эдвард уже видел меня без привычного количества одежды, и начинать вновь прятаться... даже я не поняла бы саму себя.

- Скажи, озеро очень грязное?

- Я так не думаю, - подо мной умеренно нагретые доски пирса, от воды исходит приятная прохлада, и наслаждение природой является всем, что занимает мои мысли. Ну, почти всем. Наверное... наверное, невозможно не смотреть на какие-то вещи, если они находятся прямо перед глазами. Даже если это первое мужское тело, которое ты видишь в своей жизни и чувствуешь почти постоянное смущение. Уверена, мой взгляд более чем ощутим, но Эдвард ничего об этом не говорит. Просто продолжает лежать на спине, и его левая рука ко мне столь близко, что я могла бы сесть и без проблем до неё дотянуться. Но почти обнаруженную решимость сбивает до нуля словно отрезвляющий звонок моего телефона. На дисплее фото Элис.

- Позволь угадаю, это моя сестра.

- Тише, - я сажусь, хотя уже не с целью прикосновений к Эдварду Каллену, и опускаю ноги в воду. - Привет, Элис.

- Привет. Как твои дела сегодня?

- Нормально, - теперь он за моей спиной, а у меня нет глаз на затылке, но и так понятно, что Эдвард вслушивается в разговор самым тщательным образом, будто вонзив взгляд в моё тело. - А как у тебя?

- Тоже хорошо, - Элис ненадолго замолкает, что не особо ей и свойственно, прежде чем я слышу слова, насквозь пропитанные обидой и непониманием. - Ты ведь не дома, а с ним, верно? С тем парнем, о котором ничего мне не рассказываешь? Я не шпионю за тобой, не думай, но вчера мы с Джаспером случайно проезжали по твоей улице, и, хотя уже было затемно, но не настолько поздно, чтобы ты уже спала, у тебя не горел свет ни в одном окне, Белла. И зачем тебе тогда Джейк?

- Элис.

- Мне казалось, мы лучшие подруги и можем довериться друг другу во всём, но я больше не чувствую этого, - я перестаю двигать ногами в воде, оглядываюсь на Эдварда, который уже тоже сидит, но глаза его скрывают солнцезащитные очки, и впервые за всё это время, хоть и прошло всего лишь две недели, как я знаю Каллена, мне становится реально тяжело балансировать между ним и его сестрой. Если бы это не был он, я бы рассказала ей всё немедленно. Пусть не всё, но значительную часть так точно. Теперь же я хочу лишь обороняться и защищать нас.

- Ты права, Элис. Я уехала с ним до возвращения родителей. Но всё это длится не так уж и долго, и я и он... мы точно не будем на выпускном вместе, что бы ты ни думала о том, почему я иду с Джейком, а не отказываюсь от этого в последний момент. В плане дружбы у меня нет и не будет никого ближе тебя, но это не даёт тебя права давить в том числе и на мою совесть или чувство вины. В моей жизни и так полно всего, что я не могу преодолеть, и ты знаешь это, как никто.

- Что ж, извини, что я просто перестала тебя узнавать. Желаю счастливо провести время, где бы ты ни была. Пока.

- Подожди, я...

Но в трубке уже идут гудки, вызванные разъединением связи. Я кладу телефон на свёрнутое полотенце экраном вниз и зажмуриваю глаза в намерении удержать слёзы, если таковые начнут щипать глаза. Но моя психика... справляется. Хоть это и в принципе первая для нас с Элис ссора.

- Колибри.

- Всё в порядке, - но это самая большая ложь в истории человечества. Прикрытие, маска самоуспокоения, когда ты по какой-то причине делаешь вид, что всё в твоей жизни хорошо, и тебе достаточно иметь крышу над головой, здоровье, пропитание и определённую сумму денег. Конечно, это тоже немаловажно, но если что-то рушится, например, взаимоотношения с людьми, ты забываешь о прочих составляющих счастья фактически за секунду. Столько всего становится безразлично в одно мгновение, и так просто оказывается не учитывать, не принимать во внимание, что в мире есть полно тех, кому было и будет хуже, чем тебе. Кому действительно не повезло. Голодающих, испытывающих жажду или инвалидов.

- Я не могу быть полностью уверен, что понял всё верно, но не всё в порядке, Белла, - чуткий голос, такое же чувствительное прикосновение к моему правому колену, и снятые солнечные очки. Эдвард смотрит на меня уже без них, и в его облике есть что-то, что, как мне кажется, он показывает не всем подряд. Мне неведомо, какой он с Эсми и матерью, лишь то, что с Элис он словно теряется на её фоне, не желая намеренно перетягивать внимание на себя в её присутствии, а с Карлайлом держится на равных, но со мной он очевидно не сомневается, имеет ли право быть... настоящим, говоря всё, что приходит на ум.

- Но почти в порядке. Сносно. Хотя она наверняка ненавидит меня.

- Нет, колибри, не ненавидит, - хмурясь, Эдвард убедительно качает головой, и возникшие продольные складки на коже его лба я связываю с возможным неодобрением того, что в моей голове в принципе возникли такие мысли. Но я другая. И не могу относиться к подобным ситуациям столь просто, как отнёсся бы к ним он. Для меня они болезненны. Может быть, лишь пока, и дальше будет становиться всё проще, но это мой первый раз. Первое расхождение во взглядах. И не с кем-то чужим, а с подругой. Прежде я никогда не думала ни о том, что такое вообще произойдёт, ни о причине, способной нас рассорить, и уж тем более ни о том, что она будет сидеть рядом, пока я осознаю, насколько жалко и плохо можно чувствовать себя из-за другого человека. - Тебя невозможно ненавидеть. Ты добрая и не способна реально нагрубить, даже если человек того заслуживает. Наверняка ты думаешь, что нагрубила сейчас с моей сестрой, но это не так. Озвучить свои истинные мысли это смело, а не жестоко. Хотя другая сторона вполне может думать иначе, ты не должна ставить её на первое место превыше себя.

Немного помедлив, в молчаливой благодарности я прислоняюсь к плечу Эдварда и, смотря на наши ноги, открываю для себя, что его кожа не сильно, но чуть темнее моей. Мы сидим без слов, возможно, очень долгое время. До шумного выдоха, который принадлежит не мне, но побуждает меня чуть отстраниться с чувством взаимного волнения внутри.

- Всё хорошо?

- Я хотел бы спросить одну вещь. Точнее две, - взгляд, который упирается в мои глаза, серьёзно-напряжённый. Кроме того, он кажется несколько строгим. Но если в этом я не особо уверена, то осмысленность в выражении глаз бесспорно очевидна, и тон голоса безупречно вторит ей. Наверное, подобный был у древних ораторов на заре сотворения мира. - Кто такой Джейк, и что является тем, что ты хотела бы преодолеть больше всего в своей жизни? Это, и правда, много разных обстоятельств, или есть ещё что-то, что тебе важнее остального?

- Джейк друг детства. Наши отцы дружили ещё до нашего рождения. Это к нему я ездила тогда в резервацию, - я отвечаю на первый вопрос, думая совсем недолго. По ощущениям вторая часть сложнее, эмоциональнее, требует от меня большей открытости, тогда как я не сильно хочу говорить о чём-то, что на данный момент очень болит, но Эдвард Каллен разговаривает со мной. Так или иначе раскрывается передо мной. Думаю, что доверяет. И со своей стороны я не могу и не хочу поступать по-другому. Обходиться с ним в некотором роде плохо. - Что же касается остального, то я... я хотела бы вырваться. Иметь возможность пойти в университет Сиэтла. Как бы громко не звучало, это моя мечта, но мы... Мои родители и я не потянем образовательный кредит и жизнь там, так что... В общем-то я стараюсь забыть про всё это, - и в соответствии со сказанным, вставая, я сама меняю тему разговора, - прозвучит странно, но что ты думаешь насчёт панкейков на обед?

Солнце всё ещё яркое, слепит глаза, и, неспособный больше этого выносить, Эдвард надевает очки обратно. Он смотрит на меня снизу вверх по причине того, что я встала, и сидит, ссутулившись. Закрытая поза, согнутые в коленях ноги, руки на них. Среди всего этого движение плеч ощущается скованным.

- Что бы ты не приготовила, будет здорово.

- Хорошо.

Облачившись в вязаное белое платье, я нахожу все необходимые мне продукты и приступаю к замешиванию теста. Отделить белки от желтков, взбить последние добела, добавив кефир, в отдельной ёмкости соединить муку с остальными сухими ингредиентами, а потом по очереди влить туда кефирно-яичную смесь и белки. И наконец смешать всё до однородного состояния. Эдвард входит на кухню, в то время как я очищаю лопаточку над формой с готовым тестом для блинчиков. И, минуя расстояние до разделочного островка в центре помещения, упирается в стол правой ладонью и просто говорит:

- Я тоже хочу, чтобы ты вырвалась, колибри, - поза олицетворяет спокойствие и раздумья одновременно. - Тебе не место в этой дыре. Когда мы вернёмся в город, я открою для тебя счёт, и я хочу, чтобы ты воспользовалась деньгами, как только придёт время.

- Что?

- Я открою для тебя счёт в банке. Для Сиэтла.

- Я не уверена, что ты имеешь в виду... - я услышала каждое слово ещё в первый раз, но в моих мыслях продолжает царить полная сумятица. Неразбериха. Я так и застываю с венчиком и лопаткой в руках, хотя ещё минуту назад временно собиралась положить их в мойку. - Ты жалеешь меня из-за того, чем я поделилась, или всё дело в Элис? И потом мне надо будет всё тебе вернуть?

- Это здесь совершенно ни при чём. Ничего из этого, Белла. Ни моя сестра, ни другая хрень, которую ты упомянула. И, чёрт побери, мне не нужны эти деньги обратно, - тяжело вдохнув, визуально он становится раздражённым. Или не визуально, а на уровне моих ощущений. Всё это почти трудно выносить психологически. Его слова, мои внутренние эмоции, физический ступор тела. - Я просто не хочу, чтобы ты прозябала где-то поблизости, когда можешь достичь гораздо большего. Неважно, что будет между нами дальше, пообещай, что позволишь мне сделать это.