Я не спешила, на часах было уже за полночь. Совсем недавно мое рабочее время перенесли с шести часов на восемь и теперь, к сожалению или несчастью, я могла не вставать слишком рано.
Ключевое слово в этой цепочке «могла». Я бы и могла, да не могу. Меня беспощадно выкидывало из сна, как хрупкую рыбку на берег. Воздуха не хватает, пока я барахталась, пытаясь добиться чего-нибудь.
Устало закрыв глаза, я попыталась предаться сну, но все попытки были жалки. Сейчас, уставшая не от нагрузок, а от эмоционального давления, я впускала в голову разнообразные мысли, что исчезая, уносили с собой по кусочку моего спокойствия. По истечении пары минут я была изрядно потрепана и напряжена, но все таки чудодейственный эффект влитого в желудок алкоголя начинал действовать на меня.
Сопровождаемая диким воем ветра за окном, я потихоньку начала падать в сон. Холодная симфония одинокого ветра разливалась по комнате и, немного успокоенная, я все-таки заснула.
На этот раз ничто меня не беспокоило, ни кошмары, ни красочные сны о заоблачном счастье, ни мысли о любимом человеке. Не было ничего, всего лишь пустое черное полотно, испещренное тонкими матовыми нитями. Весьма странное изображение, раздражающее не только глаз, но и душу.
Это утро, в прочем, как и любое другое в последнее время, встретило меня холодом и серостью. С каждой секундой распахнутых глаз тонкие щупальца одиночества наступали на меня, сковывая все тело. Так привычно и ненавистно.
Унылая и недовольная, я встала с кровати и, даже не глядя на часы, направилась в ванную комнату. Я не смотрела на время, уверенность и знание того, что еще и близко нет семи, весьма облегчало жизнь. Отчасти.
Шлепая босыми ногами по холодному полу, я дошла до ванной и, включив воду, разделась. Холодный ветерок обдувал кожу, вызывая сотню мурашек совершить сумасшедшие гонки по коже. Никогда не любила это чувство.
Отрегулировав температуру воды, я встала под душ и, с безразличием приведя себя в порядок, вернулась в комнату.
Погода за окном была весьма «радужной». Признаться, я смело могла назвать ее отражением моей души – потемки, серость, сырость. Пусто и тихо.
Так хочется вручить ему краски и нарисовать в ней свет и тепло.
Покинув ванную, я вернулась в свою спальню. Свободное перемещение, признаться, меня немного расстраивало – я хотела, чтобы он смотрел на меня, хотела что-то для него значить.
Как это глупо, сначала прогонять, а потом гнаться за ним. Что там писал Шекспир?
«Любовь бежит от тех, кто гонится, за нею, а тем, кто убегает прочь, кидается на шею».
Да, Шекспир, как ты был прав, черт возьми.
Почему всегда найдется что-то, что будет играть в команде противника? Будь то гордость, будь то страх. Они никогда не были на моей стороне.
Отыскав в шкафу теплую водолазку и брюки, я медленно одела их и, накинув на плечи куртку, вышла в коридор. Я не боялась увидеть его, я просто знала, что не увижу. Это жестокая игра, из которой победителем выйду не я.
Захлопнув дверь, я вошла в лифт и, вызвав первый этаж, отправилась навстречу очередному серому дню.
***
На работе меня встретили, как и ранее. «Доброе утро», «Отвратительно выглядишь», «У тебя явно проблемы»! Благо, все это было произнесено мысленно, передаваясь через недоумевающие взгляды.
– Страшное преступление было совершено вчера ночью в пригороде Клифтона, сотрудник риэлтерской конторы Мартин Брук напал на свою жену, тридцати трех летнюю Кирстен Брук, нанеся ей более десяти ударов острым предметом. – Я вздрогнула, прочитав текст с суфлера. Нужно было передать слова Мишель, нашему корреспонденту, но я застыла, не зная, что делать дальше. Голова шла кругом, мысли в ней путались, превращаясь в кашу.
Элис в недоумении глядела на меня, качая головой.
– Что ты делаешь? – произнесла она одними губами.
– Передаем слово Мишель Милфорд. – сглотнув, выдавила я.
Щелкнула хлопушка и я, опустив голову, закрыла глаза.
Черт возьми! Как так можно вообще? Убить свою жену? За что?
Мысли в голове на бешеной скорости врезались друг в друга, создавая настоящее безумное месиво.
Сейчас, разглядывая черные точки перед глазами, я понимала, что мои проблемы это аленькие цветочки на скудной полянке. Чертовщина!
Отработав этот эфир, я вышла из студии и, поспешно запрыгнув в машину, выехала на дорогу. Мысленно прокрутив в голове список необходимых продуктов, я поймала себя на мысли, что нуждаюсь всего лишь в вине. Черт, я ведь даже и не помню, когда в последний раз нормально кушала! Конечно, ведь в последнее время я ужинала бокалом красного вина, при этом частенько пренебрегая завтраками и обедами.
Не затрудняясь объезжать машины, я медленно ехала по дороге, разглядывая проносящиеся мимо деревья. Ветер играл с ветками, развевая хрупкие листочки, на «плаву» удержались самые стойкие.
Завернув на подъездную дорожку супермаркета, я застегнула куртку и, вынув из бардачка кошелек, вышла на холодный ветер. Он буянил, играя с моими волосами, превращая их в нечто невероятное. Казалось, что с каждой секундой. Проведенной в подобной свистопляске, моя голова становится легче, тяжесть с плеч буквально сдувает жестокими порывами. И было бы весьма хорошо, если бы не ключевое слово «казалось».
Все это казалось. Я слепо верила и надеялась, но напрасно. Минутный порыв, минутная слабость. Наивна и глупа, но что поделать?
Войдя в распахнутые двери я, проигнорировав ряды тележек, уверенными шагами прошла мимо бакалеи и мясного отдела и, завернув за угол, вошла в мой маленький рай. Хотя о каком рае может быть речь? Это всего лишь спиртной отдел, ничего более. Рай для алкоголика, ад для закодированного. Меня в этом списке нет. Практически, как и в любом другом. Хотя я отличилась, список неудачников и начинающих алкоголичек пополнили инициалы ИМС (Изабелла Мари Свон).
– Итак. – Я наклонилась у одного из стеллажей, выискивая усталым взглядом мое любимое «Барбера». Однако глаза, казалось бы, вообще ничего не видели. Словно не успела я наклониться, как кровь прилила к голове, с силой давя на глаза. Туман. Призрачная дымка. Чертова слепота.
Глухо простонав, я обхватила голову рукой и, прикрыв глаза, постаралась прийти в себя. Что со мной происходит? Что за игры подсознания?
– Кхм, кхм, – кто-то откашлялся за спиной, привлекая мое внимание. Замерев, я повернула голову и встретилась взглядом с пронзительными серо-голубыми глазами. Они смотрели как-то озабочено, обеспокоено.
Нахмурившись, я встала с корточек и, сглотнув, спросила:
– Вам чем-то помочь?
Пожилой мужчина ласково улыбнулся и, покачав головой, сказал:
– Я думал, помощь нужна Вам.
– Нет, у меня все хорошо! – резко одернула его я и уже собралась отвернуться, когда он снова заговорил.
– Просто я подумал…
Он подошел ближе ко мне и я, не выдержав, выплюнула:
– Вы слишком много думаете!
По телу прошлась дрожь от осознания того, что я только что нагрубила этому старику. Черт!
– Простите, я не… – начала было я, но мужчина, махнув рукой, ушел, оставив меня наедине с грызущим изнутри чувством стыда.
Шумно вздохнув, я вернулась к поискам. Как там говорят, поздно пить боржоми? Ну нет, никогда не поздно!
Я уже было собралась пройтись взглядом по темным бутылочкам, как чьи-то шаги, столь знакомые и давящие, раздались за спиной. Я поднялась и, набрав в легкие побольше воздуха, повернулась.
И снова он. Такой неуверенный, милый и любимый. Переминаясь с ноги на ногу, смотрит в мои усталые глаза. И я не могу двигаться, взгляд бродит по нему, ища подвох, ища обман.
Слишком больно. Мне слишком больно видеть его и понимать, что он далеко. Духовно, морально. Называйте, как хотите.
Нервы были на пределе. Пока взгляд без устали бегал по его лицу, пытаясь понять, изменилось ли что-нибудь, ноги начинали работать. Сглотнув ком, подступивший к горлу я, так и не купив то за чем пришла, развернулась и пошла прочь.
Глупая иллюзия, очередная игра моего воображения. Все это настолько надоело, что хотелось кричать. Кричать и плакать, биться в истерике.
«Нет, нет и еще раз нет!» – мысленно одернула я себя и, не глядя на свою любимую иллюзию, пошла к выходу из магазина. Очевидно, это временное помешательство, всякие там Эдварды перед глазами, старички обиженные. Это ведь не правда, да?
Однако не успела я сделать и трех шагов, как почувствовала до боли знакомое прикосновение на локте. Тысячи иголочек соприкоснулись с моей кожей, пропуская через себя импульсы. Дрожь охватила меня, но ее удалось проигнорировать. Невероятное чувство тепла медленно кружилось вокруг сердца, словно залечивая раны. И хоть я и понимала, что это тепло исчезнет так же быстро, как и появилось, но я не могла позволить оттолкнуть его.
Опустив голову, я глядела в пол. Мне казалось, что миллионы взглядов сейчас обращены в нашу сторону, словно это какая-то дешевая мыльная опера, что крутят по местному каналу. И я бы рассмеялась сейчас, хотя прекрасно понимала, что чувства и эмоции в этом «кино» вовсе не фальшь. Это истина, это реальность. Это, черт возьми, жизнь!
Я хотела повернуться к нему, но, оступившись на ровном месте, сделала выпад вперед. Эдвард, почувствовав это, немного сильнее сжал мою ладонь и, словно подбирая слова, произнес:
– Погоди.
Я, неуверенно медля, повернулась к нему и, глядя перед собой, шумно выдохнула. Казалось что мое дыхание, совсем недавно коснувшееся его груди, взбудоражило его. Словно он почувствовал меня по настоящему, совсем рядом.
Я ничего не ответила, лишь приподняв голову и посмотрев на него исподлобья. Грустит. Все эмоции отражены на столь прекрасном лице, в этих глубоких глазах. Как же все тяжело.
– Белла, прости, я не хотел напугать или обидеть тебя, – полушепотом произнес Эдвард, осторожно поглаживая подушечкой большого пальца мой локоть. Я не могла полностью почувствовать его руку, ткань куртки притупляла это чувство, но я ощущала острую необходимость в его прикосновениях.
– Пожалуйста, не сердись, – так же тихо добавил он, глубоко вдохнув.
Заглянув в его глаза, я сглотнула:
– Послушай, Эдвард… – Голос немного дрожал, но, к счастью, Эдвард перебил меня. Очевидно, ему было больно слышать то, что я хотела сказать. Возможно, он думал, что я скажу нечто иное.
– Нет, ничего не говори, – он помотал головой. – Просто дай мне шанс. Я не хочу тебя терять. Это слишком больно и я...
– Пойдем. – Я взяла его за руку и, не глядя в глаза, повела в сторону выхода из магазина. Мы беспрепятственно вышли на улицу, благо, у нас с Эдвардом не было продуктов.
Пройдя мимо своей машины, я вышла на тротуар и, устремившись вперед, направилась в кафе.
На протяжении всего пути я держала его за руку, крепкая мужская ладонь, что неистово «обнимала» мою хрупкую, согревала и душу, и сердце.
Было весьма приятно ощущать его руку. Это чувство, похоже, никогда не покидало меня, столь родным оно мне казалось.
Войдя внутрь кафе, я провела нашу пару к самому дальнему столику и, попутно заказав у бегущей навстречу официантки два стакана чая, села на деревянный стул.
Вот и настал тот самый момент, момент, когда мы сможем немного приоткрыть двери, по обе стороны которых прятались. Прятались, скрывая лица, скрывая чувства и эмоции.
– Не сердись на меня, пожалуйста, – в очередной раз сказал Эдвард, глядя мне в глаза. Заглянув в них, я ощутила боль, жгучую, щемящую. Она была невыносима, но привычна.
Мысли в голове никак не смущали и я, сглотнув, осторожно спросила:
– Почему ты делал это? – Голос немного дрожал, но эта дрожь была ничем по сравнению с моим внутренним состоянием. Смятение, страх, недоумение, грусть, радость. Странный коктейль из эмоций играл на нервах.
Он замолчал. Потупив взгляд в пол, и сложив ладони вместе, он начал ломать пальцы, пытаясь собраться с мыслями. Напряжение, повисшее в воздухе, накалялось. Эта истина каждому из нас давалась весьма трудно.
– Это сложно и... – Эдвард сглотнул, – ты посчитаешь меня глупым, но...
Я не дала ему договорить, покачав головой. Вот так всегда – самобичевание, неуверенность, смятение. Вечные спутники.
– Эдвард, я не посчитаю тебя глупым, – поспешила заверить его я. – Устрашающим да, но не глупым.
Мне казалось, что я могла засмеяться. Не знаю, что за чувство настигло меня, но мне захотелось улыбнуться, я говорила Эдварду о том, что он устрашающий.
– Понимаешь, – начал мой… любимый, – мне тяжело. Я боюсь сближаться не с теми людьми. Боюсь потерь, разочарований, – он тяжело выдохнул и, невесело усмехнувшись, поглядел в мои глаза. Смесь из сожаления и ненависти к себе плескались в них, буквально выливаясь через край. Но он держал дистанцию, боясь спугнуть меня. Снова.
– Я следил за тобой, чтобы узнать тебя. Понять, какая ты. – Рука вырисовывала в воздухе незамысловатые фигуры, пока я следила за этой игрой. Эмоции играли на его лице без устали, превращая эта чудесное создание в какую-то напряженную гримасу. Ему тяжело, и я это знаю, я это чувствую.
Но мысли о том, что он пытался понять, какая я, вытеснили все остальные и, обратившись в слух, я спросила:
– И какая я?
– Ты замечательная, Белла. Я видел тебя и понимал, что хочу стать ближе к тебе. – Его хрипловатый голос, пропитанный нежностью и теплом, ласкал слух, а его слова… Я понимала, что это своеобразное признание. Эдварду будет сложно сказать те три заветных слова, но он скажет их. Безмолвно, используя всю нежность, заботу, ласку и доброту, на которую он только способен.
Медленно, но уверенно и настойчиво цепкие пальчики счастья хватались за края моей куртки. Они подбирались все ближе и ближе и, в конечном итоге схватив меня за грудки, начали трясти.
«Вот оно, твое счастье, Свон! Береги его, иначе…»
Я встала со своего стула и, сопровождаемая недоумевающим взглядом Эдварда, подошла к нему. Не прикасаясь, я отодвинула стул, стоявший рядом и, присев на него, повернулась лицом к парню.
«И все-таки я люблю его», – прошелестело что-то внутри меня, а я улыбнулась.
– Как же ты меня пугал, – я усмехнулась и, покачав головой, ударила Эдварда в плечо. На его губах, наконец, заиграла любимая мной улыбка, что всего за один миг сумела пробить стену, что возвышалась между нами.
– Прости, мне очень жаль, – на выдохе произнес Эдвард, а я, нахмурив брови, самодовольно выпалила:
– Конечно жаль, маньяк! – Эта словесная игра, признаться, мне начинала нравиться. Я могла говорить ему это и понимать, что он слышит, что он рядом.
Однако Эдвард пока не мог понять мой настрой. Насупившись, он спросил:
– Разве это смешно?
– О да, очень смешно. – Я начала кивать головой, словно китайский болванчик, пытаясь убедить парня в правдивости моих слов, хотя понимала, что это он не поймет меня. Не сейчас. Ему нужно будет время.
Благо, он не стал препираться. Открыв рот, чтобы что-то сказать, он резко его захлопнул. Очевидно, он не хотел говорить неправильно.
Я просто взяла его за руку и провела большим пальцем по его ладони, вселяя в этот жест всю нежность, доброту, ласку и любовь. Ту, которую я могла дарить, ту, которую я мечтала дарить только ему.
– Так ты простишь меня? – покрепче сжав мою ладонь, он наклонил ко мне голову и, неуверенно улыбнувшись, выдохнул. Я тоже улыбнулась. Не было сил не улыбаться, глядя в его изумрудные глаза – они словно заставляли мое сердце и душу петь, прыгать от счастья и бесконечной радости.
– Более того, – на выдохе произнесла я, уменьшая расстояние между нами. Его лицо изменилось, из веселого оно превратилось в напряженное и озадаченное.
– Что это значит? – полушепотом спросил он, тяжело сглотнув.
Я же, улыбнувшись, ответила:
– Я стану ближе.
– Ты серьезно? – Неуверенность на его лице начала прятаться под довольной улыбкой. Морщинки вокруг глаз свели меня с ума и, умиленная, я положила голову ему на грудь.
– Думаю да. – Вздох облегчение сорвался с губ, заставляя камень упасть с плеч. Окончательно и бесповоротно. Я сумела сказать «прощай» всем невзгодам, сумела избавиться от щемящего чувства в груди. Я сумела сделать это, ведь он держал меня за руку и улыбался.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-831-1