От лица Беллы
Дольф - немецкий карликовый шпиц миссис Бергман, снова больно впился в руку, держащую щетку. Этот малыш панически боялся процесса мытья, даже кошки уступали ему пару очков в этой панике. И как назло, пес был белым, а педантичная хозяйка поручала купать его два раза в неделю.
- Фу! Дольф! – завопила я, вытаскивая пульсирующие пальцы из захвата этого акуленыша.
С намокшей намыленной шерстью, ощерившийся, пес выглядел комичной пародией на собаку. Как знать, может, поэтому он не любил мыться, просто знал, что при этом превращается в живую разновидность швабры: тощее тело и пушистая огромная моська, еще остающаяся сухой, с которой на меня глядели разъяренные черные бусинки-глаза.
- А ты красавчик, малыш, - рассмеялась я, возобновляя процесс намыливания.
Дольф действительно был милым псом, и я прекрасно понимала, почему миссис Бергман так помешана на его чистоте. Кажется, сам мистер Бергман не удостаивался такого количества поцелуев, как эта сверх меры пушистая собачонка. Не удивлюсь, если узнаю, что он и его хозяйка спокойно едят из одной тарелки бесценного севрского фарфора.
Бесспорно, я люблю свою работу! Я люблю ее даже тогда, когда приходится ставить клизмы или ректальные термометры. Но вот мыть подобных избалованных домашних питомцев – сущее наказание.
С тех пор, как мне стукнуло пятнадцать, я помогала отцу в его непростой работе врача-ветеринара. Именно тогда он открыл свою первую ветеринарную клинику. Я рада, что решила остаться с отцом после развода родителей, без меня Чарли совсем пропал бы. Боже, как же беспомощны мужчины! Хуже маленьких детей!
Чарли – ветеринар от бога. Ради выздоровления питомца он пройдет огонь и воду, сунет руку под собственный скальпель и ухитрится перепутать шовный материал. Папе нужен жесткий контроль и компетентный помощник. К счастью, он родил себе такого.
Я пошла в отца, с раннего несознательного детства затискивая кошек, собак, морских свинок до смерти, а затем реанимируя их своими мизерными силами, подсовывая кусочек котлетки из гамбургера, или курицы, или морковки. Я и не заикалась о том, чтоб родители завели какого-нибудь пушистого друга для меня, все четвероногие посетители клиники являлись таковыми.
Лет с пяти я стала проявлять живейший интерес к профессии отца, а к двенадцати уже знала, кем стану. Мои школьные подружки фанатели от Бритни Спирс, а я фанатела от старых отцовских книг по ветеринарии и зоохирургии.
Когда мне было 17 лет, мама хлопнула дверью, заявив, что в ее жизни было достаточно тявканья, мяуканья, визга и скулежа страдающих животных. Помню, мы с отцом как раз накладывали шину на сломанную кость ротвейлера Гектора и недоуменно переглянулись, мол, очередной кризис. Был поздний осенний вечер, Рене ушла и не вернулась. Бракоразводный процесс не затянулся надолго, я закатила истерику, не желая уезжать с матерью в Финикс. Рене, обреченно махнув рукой, забрала с собой только Анжелу, младшую сестренку, с которой на тот момент мы дрались чаще, чем мирились.
Впрочем, год назад Анж вернулась. Мама снова вышла замуж, и сестра почувствовала себя пятым колесом в отлично слаженной телеге под названием «новая мамина семья».
Почти сразу же после развода родителей, клиника переехала сюда на Саммер-стрит, в старую часть Бостона, в одном из домов которой отец арендовал помещение, гораздо больше того, каким владел прежде. Тут мы все организовали по старинке: наверху – наши комнаты и гостиная, внизу – приемная, царство секретаря отца, миссис Коуп, операционная и смотровая. Чарли расширил бизнес и через год, когда я уже стала студенткой колледжа, получая специальность врача-ветеринара, наработал отличную клиентуру, впрочем, довольно разнообразную в социальном смысле. К нам приходили все: от заносчивых богатых снобов до бедных уборщиков. Отец никогда не был придирчив и не встречал по одежке. Наоборот, он был готов помочь любому четвероногому страдальцу вне зависимости от того, приехал ли его хозяин на дорогущем авто или же пришел пешком в изношенных ботинках.
Бизнесмен, невесть каким образом сидевший во мне, говорил, что обслуживание с огромной скидкой, в долг или в рассрочку, а, случалось, и бесплатно сказывается на хорошем доходе, а вот открытое сердце ветеринара давало подзатыльник, утверждая, что наши победы и вознаграждения – это прежде всего выздоровевшие питомцы и неописуемо счастливые лица их хозяев.
И вот уже два года, с момента моего поступления в колледж, я официальный ассистент Чарльза Свона. Я помогаю ему во всем: на осмотрах, перевязках, операциях, не давая неудачливости и рассеяности отца открыть счет. И я с огромным счастьем варюсь в этом котле помощи-спасения мяучащих, лающих, пищащих, кусающихся, царапающихся и ни на йоту не ценящих работу ветеринара пациентов.
Но что касается мытья, сушки, расчесывания и «педикюра», то здесь Чарли кинул меня, полностью повесив на мои плечи эту обязанность. Ну, еще и на плечи Анжелы. И, черт побери, поскольку она мыла Дольфа в минувший вторник, кстати, продемонстрировав мне после этого браслетик из укусов, то сегодня моя очередь обзавестись таким же.
- Теперь, мальчик, помоем твои замечательные лисьи ушки, - предупредила я пса, отложила щетку, за щетину которой уже не цеплялась пена от шампуня для собак, и дотянулась до тампона, приготовленного для этого процесса.
Ответом мне послужило угрожающее краткое «гав» и рычание.
Отвернув низко закрепленную душевую лейку, я с заверяющей улыбкой на лице приблизилась к шпицу. Тот попятился.
- Ну же, Дольф, ничего страшного. Это просто влажный тампон, - уговаривала я, демонстрируя собаке кусочек смоченной очищающим маслом салфетки.
Да, не надо было мне выпускать его из рук. Плохо эта помывка закончится.
Шпиц отодвинулся, рычание стало громче. Вода из лейки попала на его худющую попу с поджатым мокрым крысиным хвостом. Дольф заскулил и внезапно прыгнул на меня, видимо, желая сию же минуту закончить ненавистную процедуру. Я поймала его, но не удержала равновесия. Будь кафель сухим, все бы сложилось неплохо, а так я вписалась в него пятой точкой. Дольф же, почуяв прохладное веяние свободы и приближение долгожданной сухости, начал отряхиваться.
- Нет, Дольф! Нельзя! – завопила в ужасе я, прикрывая ладонями лицо, пока каскад капель окатывал все вокруг, в том числе и мою одежду.
Проклятая шерсть шпица с богатым подшерстком! Как вообще люди додумались вывести эту породу!
К тому моменту, когда Дольф превратился в пушистый комок с торчащими волнистыми шерстинками, похожий на жертву удара электрическим током, в душевой не осталось сухого местечка, - все было покрыто каплями воды.
- Я все равно вычищу тебе уши, трус! – твердо произнесла я, не мигая глядя в блестящие черные глаза пса, расположившегося на моих бедрах. Дольф гавкнул, явно беря меня на слабо.
***
… Вероятно, наибольшим злом в этой жизни все же являются младшие сестры. Даже обнаглевшие трусоватые шпицы с ними не сравнятся…
- Анжела, где мои старые джинсы? – крикнула я, перерывая содержимое моего гардероба. К счастью, я была минималисткой, поэтому перегружен он не был.
Конечно, после купания Дольфа мне срочно требовалось сменить даже нижнее белье, молчу уже о джинсах и майке, промокших насквозь, хоть выжимай. С какой-то дури я додумалась пойти мыть этот комок шерсти в том, в чем намеревалась посетить дополнительную лекцию по фитотерапии. До выхода оставалось пять минут, а я стою все еще в трусиках и в футболке.
- Анжела Свон, черт тебя дери! – я надрывала легкие.
- Эй, я не глухая, - донеслось со стороны дверного проема.
- Где мои старые…
Тут мой взгляд упал на милые светло-голубые джинсовые шортики сестры со знакомой цветной вышивкой на левом кармане, и слова умерли на языке.
- М-м-м? – промычала Анжела, продолжая лопать мороженое, по-гурмански неторопливо облизывая ложечку, совершенно не обращая внимания на мой бешеный взгляд и сжатые в кулаки руки, которые с удовольствием бы стерли ее в порошок.
- Что ты сделала с моими старыми джинсами? – мой голос дрожал от справедливого гнева. Уверена: если я сейчас сверну шею этой девчонке, меня оправдает любой суд.
- Ты же сама говорила, что … э-э-э… потеряла к ним интерес, - Анжела равнодушно пожала плечами и положила в рот очередную ложечку мороженого.
- Я говорила, что собираюсь купить новую пару, - прошипела я, сузив глаза, еле сдерживая себя напоминаниями, что пятнадцать лет – бестолковый и абсолютно непробиваемый для нотаций возраст.
- Вот! – Анж поправила очки, съехавшие на кончик носа. – Раз собиралась купить, следовательно, к этим потеряла интерес. А мне они нравились всегда.
- Ах ты, коза! Снимай их живо! – я подпрыгнула к воровке, та отклонилась, увернулась и за секунду оказалась рядом с моей кроватью, на которой отдыхал разноцветный клубок шмоток.
Бесись не бесись, а обрезанных этой ушлой девчонкой штанин уже не вернешь. На глаза навернулись слезы злости, нарастающей в астрономической прогрессии.
Сестра опустила ложку в уже опустевший стаканчик и показала мне язык.
- Снять могу, но фактически это уже не твои джинсы, а мои шорты.
И спокойной деловой походкой мерзавка вышла из моей комнаты.
- Не суйся больше в мой гардероб, если хочешь жить, Анжела Свон, - проорала я ей вслед перед тем, как захлопнуть дверь.
Драться с ней не было времени, я уже опаздывала.
- Тьфу ты! – скрипнула я зубами и достала короткую джинсовую юбку. Делать нечего, придется идти в этом убожестве. А Анжела еще поплатится за свою выходку. Есть у нее замечательная блуза, с которой было бы здорово срезать рукава…
…По лестнице я буквально скатилась. Просто летела корпусом вперед, зацепившись носком конверса еще за верхнюю ступеньку. В самом низу из рук выскользнула сумка, а поскольку замок сломался еще позавчера и не было ни времени, ни желания совершить вояж по магазинам с целью приобрести новую, книги и тетради с шумом и огромным энтузиазмом рассыпались по всему холлу.
- Твою маму, - сквозь зубы выругалась я и начала в лихорадочной спешке их собирать. Что ж, когда опаздываешь, то все против тебя: мокрая одежда, вероломная сестра, лестница, сумка, книги, пробки на дорогах и т.д.
- Сэм, как ты мог сделать это? – из смотровой донесся странно дребежащий голос Чарли. Папа был чем-то сильно расстроен.
Я вскинула голову, прекратив осуществлять бурную деятельность по опаздыванию на лекцию.
Прием давно закончился. Значит, если Сэм, то только Сэм Юли, владелец этого дома, половину которого арендуем мы.
- Чарли, ты ведь можешь перебить цену и выкупить эту половину. Тебе не обязательно съезжать. Ради тебя я откажу Каллену, - голос мистера Юли звучал вполне дружелюбно и даже расслаблено.
- Ты прекрасно знаешь, что мне не по карману такая сумма! – отец почти выкрикнул эти слова, выдавая свое отчаяние. – Ты издеваешься? Нельзя перебить такую огромную цену. А заем в моем случае равносилен самоубийству. У меня две дочери, которых надо выучить.
Я навострила уши. Книги были забыты совершенно. Я поднялась с колен и на цыпочках двинулась к приоткрытой двери смотровой, где и происходила эта беспрецедентная беседа.
Нервно сжимая и разжимая пальцы, я прислушалась к звучанию двух голосов: густого баса домовладельца и слабого, но раздраженного баритона отца. Я поняла, что между Сэмом и Чарли произошло что-то бесповоротное и … гадкое.
- Твои дочери достаточно взрослые, чтобы материально помочь тебе.
- Белла итак уже мой ассистент. Благодаря ее помощи я могу не нанимать на эту должность. А Анжеле только в позапрошлом месяце исполнилось пятнадцать, у нее слабое зрение, которое доктор велел беречь.
Чарли умолк на долгую минуту, Сэм Юли тоже молчал.
- Сэм, я полагал всегда, что мы с тобой друзья…
- Слушай, - Сэм засопел, кажется, ему было не по себе. – Знаю, что в твоих глазах я сейчас хуже свирепого волка. Но скажи, что я мог? Я давно мечтаю продать эту развалюху, а ты не намерен ее покупать. Тут позвонил юрист Эдварда Каллена и сказал, что это здание понравилось его боссу и он хочет купить его в качестве свадебного подарка для своей невесты. Она откроет тут магазин модной одежды. Мужик назвал заоблачную сумму, а ведь чердак нуждается в ремонте, и с одной несущей стеной ты сам знаешь, что творится… В общем, разве я тот глупый человек, что скажет «нет» на крайне выгодное предложение? Я всегда мечтал убраться из этого города, и теперь…
- Ладно! – отец резко перебил Сэма. – Пусть так, пусть деньги решают все, но ты даже не посоветовался со мной!
- Чарли, опомнись. Между нами всего лишь договор аренды с правом прерывания в любое время.
- С этого и надо было начинать, - глухо, похоронным тоном отозвался папа.
Боженька всемогущий! Зажав себе рот ладонью, чтобы не заорать или громко не выругаться вслух, я глубоко дышала через нос, пытаясь осмыслить сказанное Сэмом Юли. Но шок, замешанный на тошнотворном ощущении того, будто мне врезали в солнечное сплетение, мешал прогрессу рациональной мысли. Поэтому беспомощным мешочком костей я прильнула к стенке. Из всех органов чувств работал только слух.
- Без обид. И я говорю тебе: это можно исправить, - последовали слова Сэма с толикой сочувствия в них. – Просто перебей цену, и я откажу Каллену.
- Откажешь… Я влезу в долги ради своего дела, но буду выплачивать тебе сумму по частям в течение полугода, - был слышен слабый шум шагов, кто-то из собеседников передвигался по помещению.
- Нет, все надо выплатить единоразово. Отсрочка максимум на неделю.
- Сэм, - снова вскрикнул Чарли. – Ты серьезно? Почти пять лет мы с тобой знаем друг друга. Пять лет я уже здесь. За это время я сработался с клиентами, они доверяют мне, а мне они так близки, точно родственники. И вот появляется какой-то толстосум, который желает выставить меня за дверь ради тряпок своей наречённой. Невероятно!
Я ясно могла себе представить ту бурю эмоций, которая свирепствовала внутри отца. Такая же бушевала сейчас во мне. А еще желчь и горечь от сложившегося положения вещей, от обиды за предательство Сэма.
- Полтора миллиона, Чарли, в течение двух недель, или же ты можешь подыскать другое место, где начнешь все сначала, - теперь голос мистера Юли казался мне бездушным и предельно деловым.
Клиника – вся жизнь отца и моя тоже. Начать с нуля в другом месте можно, но будет так же тяжело, как было здесь четыре с лишним года назад, когда мы только переехали. Расходы на ремонт, переделку помещений на первом этаже, затем - на рекламу, бесплатную вакцинацию и первичные осмотры съели львиную долю бюджета. Я помнила еще, что, случалось, мы ложились спать после ужина, состоящего из скромных сэндвичей, или неделями сидели без газа и воды.
А если деньги… Да к черту деньги! В этот бизнес вложены силы и душа. Это даже не просто бизнес, это – миссия. Сначала – моего отца, а теперь и моя.
Закрыв глаза, стиснув челюсти, я вела счет до десяти и обратно. Снова и снова. Тело онемело и ныло в желании ворваться сейчас в смотровую и разъяснить мистеру Юли всю низость его поступка, вцепившись ему в горло. Плевать на миссис Юли, пышнотелую создательницу умопомрачительных яблочных шарлоток, которыми она снабжала каждый наш субботний обед. К черту Карен Юли, мою первую школьную подругу, чья объемная грудь четвертого размера совсем недавно служила мне жилеткой при очередном остром приступе жалости к себе.
Жизнь сложна, спору нет, но самая сложная ее часть – удержать себя от бессмысленных и диких поступков. Именно такой я и собиралась совершить сейчас, проваливая попытки оставаться на месте, в своем укрытии. Правая нога обещающе двинулась вперед, руки напряглись, готовясь распахнуть дверь…
Вдруг послышались стремительные шаги, кто-то вышел из смотровой. Я на миг забыла обо всем, увидев приближающиеся к моему лицу светлые ольховые панели. Чуть выдвинув ладони перед собой, чтобы не выдать свое присутствие, я остановила угрозу для своего лба.
Через пару минут раздалось характерное щелканье замка входной двери. Получается, это ушел Сэм, хотя не исключено, что и отец.
Сделав два глубоких вздоха, утихомирив торнадо эмоций, я рискнула выйти из-за двери и заглянуть в смотровую.
Там, за письменным столом, свесив голову, сложив руки на груди, сидел Чарли. Со стороны могло показаться, что отец вздремнул, лица не было видно, только густая черная шевелюра. Но я знала, что он не просто бодр. Он сбит с ног неожиданно подставленной жизнью подножкой.
- И что ты намерен делать? – я сразу перешла к сути дела, немного пошаркав ногами перед тем, как заговорить: не хотелось пугать отца внезапной фразой.
Чарли даже не потрудился поднять голову – плохой признак. Так же было тогда вечером, когда Рене позвонила сказать, что сняла номер в гостинице, а домой уже не вернется, разве что за вещами. После этого последовала неделя запоя, и только любовь к мохнатым больным вытащила его из болота депрессии и алкогольных паров.
Мужчины они как дети, честное слово!
Я подошла к отцу, намереваясь совершить далеко не дочерний поступок: если не встряхнуть его, то дать подзатыльник точно. Лишь тогда он поднял голову и посмотрел на меня больными глазами человека, потерявшего смысл и цель своей жизни.
- Ты все слышала, - тихо произнес Чарли вместо ответа.
- У меня книги в холле рассыпались и вроде бы я не глухая, - буркнула я, ожидая его слов о том, что все в итоге из «дерьмово» обернется чудесным «хорошо», и с горечью осознавая, что таковых не будет.
- А я думал, что это был за грохот, - равнодушно резюмировал Чарли и устало потер виски.
- Белла, это конец. Ты и я – это уже история.
Я выдохнула с завидным даже для паровоза шумом. И почему дать по мягкому месту имеют право только родители своим отпрыскам? Почему не наоборот? Долой неравенство!
- Папа, я уверена, можно что-то предпринять, - начала я, кусая губы, чтобы не начать обзывать собственного отца слабаком и пораженцем.
Откинувшись в кресле, закрыв лицо широкими ладонями, Чарли Свон наконец-то соизволил мне ответить:
- А зачем? Мы все наладим, начав с нуля, соберем по крупицам наш достаток. Ты забудешь о своем дипломе, закопавшись в работу, Анжела снова удерет от нас к матери, потому что трудности превратят нас обоих в вечно уставших и раздражительных зомби. А потом снова объявится какой-нибудь Каллен, которому приглянулось милое место, очень подходящее для открытия в нем кафе, цветочного магазина, похоронного бюро… Да черт знает еще чего!
Отец замолчал, между нами повисла пауза, мельчайшие грани которой чувствовались крошкой разбитого стекла, проникающей под кожу. Я всматривалась в черный курсив на светло-зеленом фоне его бейджа: «Чарльз Свон, врач-ветеринар». Я очень надеялась, что глаза, занятые прослеживанием букв передумают выпускать слезинки.
Он сдался! Чарли поднял лапки кверху, готовый ко всяческим манипуляциям хирурга, который, собственно, знает и не скрывает того, что пациент безнадежен.
- Я устал, дочка. Уже слишком стар для таких вот бизнес-фокусов. Мне уже 52, милая. Теперь я хочу отдыхать, пить чай на террасе собственного дома, которого у меня уже не будет, и прикрикивать на расшалившихся внуков, до которых, вероятно, не судьба дотянуть.
- Папа! – выкрикнула я, вытирая кулаком мокрые щеки. Это были уже слезы гнева, а не жалости. – Что за бред ты несешь?
- Ты права, - безразлично согласился Чарли и убрал ладони от лица. В ужасе я увидела, что глаза у него покраснели.
Внутри все напряглось и похолодело, будто я наглоталась кусочков льда.
Отец поднялся, неторопливо снял халат, небрежно бросил его на низкую спинку кресла и, не глядя мне в глаза, пошел в маленькую приемную.
Я бросилась за ним, сама не понимая, чего хочу добиться от совсем потерянного и погрязшего в пессимизме человека.
На секунду Чарли замер у выхода в холл.
- Сообщи миссис Коуп, что запись на прием прекращается. За две недели мы выполним последние обязательства и свернем здесь дела.
- Ты куда? – выпалила я, чувствуя себя странно, невесомо, точно воздушный шарик, заполняемый горячим воздухом, готовый то ли разорваться от такого насилия, то ли взмыть в небеса.
- К Гарри Клируотеру. Буду поздно, - бросил отец, и я кивнула.
Все ясно. Слезы снова навернулись на глаза. Конечно, Гарри, владелец бара напротив, осведомлен и профессионально подкован в деле утешения неудачников. Каждый выходной отец ходил к нему «на сеансы», опрокидывал рюмочку-другую, но возвращался на 80% трезвым и немного … обновленным. А сегодня, я это видела, по возвращению процент его трезвости не будет таким высоким. Он будет фатально низким. Сейчас уже нет причин иметь ясную голову. Чарли уже одел на шею камень и готов зайти в море виски, чтобы остаться в нем навсегда.
- Я завидую Каллену, - проронил папа, направляясь к входной двери. Я скептически фыркнула, следуя за отцом, не решаясь остановить его, путаясь в пространных возможных предложениях альтернатив пьянству.
- Хорошо быть богатым засранцем и не думать о завтрашнем дне. Хорошо иметь шикарные тачки и дома. И никогда не думать о том, что кто-то нуждается, мечется и трясется над каждым заработанным долларом.
- Папа, - оборвала его я, но дверь уже захлопнулась, отгораживая меня от продолжающего бухтеть отца. Некоторое время я бессмысленно смотрела на нее, тревожась о наскакивающих, вплетающихся одна в другую и совершенно неопределяемых мыслях в моей голове.
Положив на твердую древесно-теплую поверхность ладони, прислонившись к ней лбом, я на секунду, всего на секунду, позволила себе поддаться хватающему за горло мраку отчаяния.
Мне не понравилось.
И тогда вспышка разрушительной злости заставила меня вскрикнуть и подскочить на месте, точно от укола булавки.
Я знала, что буду делать.
***
От лица Эдварда
- Анализируя акции Hewlett-Packard Company на текущий момент, видно, что перспективы нисходящего движения пока что сохраняются, несмотря на текущую коррекцию. «Мертвый крест» является сильным, так как курс находится ниже облака Ишимоку, каналы линейной регрессии направлены в сторону продаж, поэтому короткие позиции сейчас можно рассматривать…
Бубнящий голос профессора Баннера и его суетливые перебежки от одного конца рассматриваемых схем и графиков до другого уже не действовали на нервы, вызывая желание изолировать этого сумасшедшего в каком-нибудь подземном бункере. Теперь ученая речь и пляски у кафедры срабатывали как исключительно действенное снотворное. Моя голова все ниже опускалась в груди, глазам хотелось моргать все чаще и медленнее.
- Мистер Каллен, а какой выход предложили бы вы руководству Hewlett-Packard Company?
Внезапно оглушенный звучанием своего имени и тишиной, последовавшей после, я подскочил с места, ошеломленно хлопая глазами.
- А?- по-идиотски глубокомысленно ответил я.
Баннер осуждающе покачал головой, мол, совершенно безнадежен, раздались смешки, пополз шепот.
Ха! Тоже мне, умник, в сбившемся на сторону измятом галстуке и гнездом на лысеющей голове вместо прически.
- Присаживайтесь, мистер Каллен, - с усталым вздохом произнес преподаватель. – Большая просьба быть внимательным и …
Я сел и, не собираясь далее слушать сетования этого старого засранца, учащего меня жизни, прикрыл уши ладонями.
Хреновая это была идея спрятаться от разговора с Карлайлом на лекциях. За два часа я устал так, как не уставал за всю бессонную ночь в клубе, причем с обязательным продолжением часов до восьми утра в объятиях какой-нибудь красотки.
Ужас! У студентов мозг, должно быть, устроен с удобным доступом для препарирования. Мой же не заточен под знания, это очевидно, о чем я всегда говорил отцу, что без конца доказывал, проваливая экзамен за экзаменом. Хотя эти провалы он объяснял моим «паразитарным» образом жизни и гулянками.
Но ведь даже ребенку понятно: бесконечный поток информации от преподавателей – это мэйнстрим шизофрении. Я прямо чувствую, как мои извилины завязываются в узлы, для распутывания которых снова придется отправиться в Лас-Вегас, в стрип-клуб «Тонус», чтобы развлекаться там до утра две или даже три ночи подряд. Вот где место, где все приходит в норму. А норма – это когда легко, весело и приятно.
- Десять лет назад повышение спроса на рынке рассматривалось нежелательным побочным эффектом…
Твою мать! Жуткое впечатление производит наличие подобных слов в словарном запасе.
Я взглянул на неспешащие золотые стрелки своих часов: прошло только тридцать минут с начала лекции. Тридцать минут, за которые я успел вспомнить подробности позавчерашней ночи (недурные, кстати, но было бы лучше, если бы я пил меньше), вздремнуть и превратиться в капризного ворчуна.
Скучающе оглядываясь по сторонам, я брезгливо поджимал губы, отмечая, что все усердно пишут или потихоньку копаются в своих планшетах. О! Не все! Вон та полногубая шатенка флиртующе мне улыбается и обстреливает призывными взглядами. Она мила, но недостаточно, чтобы не продолжать ненавидеть стены этого учебного заведения.
- Если рассматривать ситуацию в комплексе возникающих факторов, то нельзя сбросить со счетов традиционные августовские обвалы рынков, когда под влиянием негативных влияний начинает падать рынок акций…
Боже! Избавьте меня от этого!
Баннер наконец успокоился и, небрежно облокотясь о доску, вещал не хуже любого проповедника в церкви. Своим тоскливо серым костюмом, высоким ростом, худощавостью и бледностью он напоминал живой труп, вытащенный из какого-нибудь семейного склепа и воскрешенный для того, чтобы трахать мой мозг курсами акций и тенденциями фондовых рынков. Я словно очутился в ужастике: стерегущий меня за дверями отец, додалбливающий скучшейшей лекцией профессор и еще эта шатенка, понятное дело, стремящаяся быть прижатой моим телом к ближайшей же укромной стене и не понимающая того, что неприятности как стервятники уже слетелись на мои кости с тех пор, как Карлайл объявил о том, что решил меня женить.
Я заскрипел зубами, когда подумал о той, кого объявили моей невестой в жирных кавычках. И, как обычно за последние 12 дней, мысли пошли проторенной дорогой: как быть, если тебя так крепко ухватили за яйца?
Голос профессора Баннера уже служил фоном для моих траурных размышлений. В них я зашел уже довольно далеко, представляя себя вылезающим в окно одной из скрытых келий церкви, затем - воровато оглядывающимся, садящимся в свой «Астон Мартин», вдавливающим педаль газа в пол и плюющим на скандал в прессе и в семье. Примерно на середине воображаемой мною тирады от Карлайла «Ах ты, избалованный мальчишка!» в аудиторию внезапно зашел декан нашего факультета, мистер Хендерсон, и, извинившись перед Баннером, стал рыскать по рядам студентов. Я похолодел. Только одного человека мог искать Хендерсон здесь и сейчас, не опасаясь прервать лекцию уважаемого профессора, только ради одного мецената университета он всегда соглашался играть роль мальчика на побегушках.
- Мистер Каллен! – улыбнулся декан, отыскав меня глазами как раз в тот момент, когда я намеревался нырнуть под стол.
- Простите, что отрываю вас от интересной лекции, - на этих словах профессор Баннер скривился так, будто отведал кислющего лимона, показывая весь свой скептицизм относительно существования моего внимания. – Но будьте добры, пройдемте-ка со мной.
Вот ведь какой вежливый, гад!
Лениво потянувшись, навесив на лицо ослепительную улыбку беззаботного человека, но внутренне собравшись для предстоящего мне кульбита «pro» и «contra» с отцом, я поднялся с места. Книги и тетради мне собирать не надо было, одним делом меньше. Хотя жаль, можно было бы эффектно потянуть время, действуя на нервы троим людям: Баннеру, декану и Карлайлу, без сомнения, сейчас ожидающему меня в лимузине прямо напротив входа в альма-матер.
Оказавшись внизу, приближаясь к Хендерсону, продолжающего по-клоунски заученно улыбаться мне, я попрощался с профессором, нарочито растягивая слова:
- До свидания, профессор. Благодарю за эту панихиду по здравомыслию, то есть я хотел сказать, за эту лекцию.
Уже на пороге, провожаемый короткими смешками других студентов, я подмигнул томно улыбнувшейся мне той самой шатенке.
***
Том, охранник отца, любезно открыл мне заднюю дверь лимузина, отполированную до режущего блеска.
- Привет, пап, - я наклонился, чтобы увидеть бесстрастное лицо Карлайла.
- Садись немедленно, - отрывисто ответил отец, хлопнув крышкой своего макбука.
Ой-ой! Дурной знак! Нечего надеяться на снисхождение.
Я инстинктивно сдал назад и наткнулся на твердое тело Тома, с бесхитростными эмоциями гардероба на лице.
Отступать мне было некуда, и я сел в лимузин. Том закрыл за мной дверь, и я будто очутился прямо в кадре голливудского блокбастера про мафию, когда супер-пупер честный герой попадает в лапы бессердечного и кровожадного крестного отца, шантажом сманивающего его на неправедный путь денег и крови. Я улыбнулся своей ассоциации. Да, сейчас бы галон пива, Джаспера и пару блондинок под бок, развалиться бы перед экраном домашнего кинотеатра в своей квартире… Как давно мы так собирались в последний раз! Еще с нами был Эммет, мой безбашенный кузен… Когда-то был. А теперь он меня ненавидит, за что спасибо папочке Карлайлу.
- Чему ты улыбаешься? – голос отца был холоден как арктический лед, глаза смотрели враждебно и ожидающе. – Наверное, тому, что я прервал важное совещание как только узнал о том, что ты прячешься от меня здесь?
Ага, «важное совещание». Сколько себя помню, «важной» для отца была каждая минута, а я вечно его отвлекал как шалостями, так и успехами.
И кто меня мог сдать? Кто мог узнать? Потертые джинсы, мятая футболка, трехдневная щетина, кепка на голове, - у кого такой глаз-алмаз, читающий маскировку? Вряд ли у Хендерсона.
- Я не прячусь, - я вытянулся на широком сиденье, нагло забросив на него ноги, придав своему телу обманчиво расслабленную позу.
- Да-да, тебя вдруг одолела жажда знаний, - притворно усмехнулся отец.
- Эдвард, не играй роль удалого кретина. Все твои выверты я просчитываю наперед. Я знаю, где ты был и где будешь. Я знаю всех твоих девок, собутыльников, а также названия тех милых заведений, где ты просаживаешь мои деньги.
- Да ну? Ты серьезно? – саркастично отозвался я, сложил руки под головой, закрыл глаза. – Вот она - отцовская любовь!
- Ты бездельник и позор семьи! И не смей даже порицать меня за то, что слежу за тобой и за количеством спущенных тобою сумм! – гневно загремел отец.
О да! Этот стальной тон, - от него дрожали директора и менеджеры управляющих компаний. Вот только у меня он вызывал приступ зевоты.
- Мне уже двадцать три, и я живу так, как считаю нужным, - я безмятежно почесывал подбородок, игнорируя закипающего рядом отца.
Плевать на его мнение! Почему я не могу жить в свое удовольствие, когда удовольствие – это привилегия, с которой я родился? Я должен трудиться как раб? Должен являться домой за полночь еле живым? Должен по утрам трясти перед чашкой кофе разными финансовыми страницами и постоянно муторно подсчитывать в голове прибыли и убытки, которые может мне принести наступающий день? Да ради чего мне это делать? Ради денег, которые я могу в тарелки накладывать и есть при желании? Нет, ни за что на свете. Никакого смысла в миллионных счетах, если их не обнулять ради своего развлечения.
- Ты будешь жить так, чтобы закрепить честь семьи Каллен, а не смешать ее с дерьмом, - в подтверждение слов отец хлопнул по закрытому макбуку на своих коленях.
- Бла-бла-бла! – засмеялся я, стараясь делать это естественно, раззадоривая противника. – Уже двести раз слышал семейные байки. Мой прадед начинал с продажи поддержанных машин, деду удалось владеть половиной акций концерна «Мерседес», а отец пошел еще дальше, уже в двадцать пять владея контрольными пакетами акций двух автомобильных концертов. Страшно подумать, какая участь уготована мне! Скупить все Штаты?
- Бесстыжий наглец! – в ярости прошипел Карлайл, придвинувшись ко мне, испепеляя взглядом. – Я сегодня же закрою все твои счета. Эта выходка в Майами с разгромлением бара стала последней каплей!
А, да, клуб «Сокровенное» в Майами… Собственно, причина моей сегодняшней игры в прятки. Дорогущее элитное заведение с ограниченным правом входа, потому что кое-что там противозаконно. Всем там заправляет дочка известного продюссера по имени Джейн... Да и ничего в ней не было такого, чтобы кинуться за нее в драку с такими же пьяными придурками, как я сам: маленькая, щупленькая, коротконогая, с пристрастием к стилю эмо.
- Ага, - меланхолично выдохнул я. – Какая это по счету последняя капля? Кажется, четвертая.
Карлайл и раньше предпринимал попытки лишить меня содержания. В первый раз я сделал так, чтобы об этом событии раструбила вся пресса, и через неделю отец не выдержал давления. Во второй раз я демонстративно дневал и ночевал на диване в его офисе, шокируя сотрудников и руководителей своим бомжеватым видом и вызывающим поведением. Карлайл продержался две недели. А в третий раз я прямо сказал ему, что намерен делать, чтобы заработать себе на жизнь. Разумеется, отец не раскусил мой блеф со съемками в порно-фильме, и на следующий же день вернул мне все кредитки, машину и ключи от квартиры.
Да, безусловно, я умею отстаивать свою независимость. А Карлайл точно собака: лает, да не кусает. Не кусает, исключая это «постановление» о женитьбе на Розали Хейл…
Я буквально чувствовал, как атмосфера в салоне потрескивает электричеством злости Карлайла. Кожу пощипывало от возбуждения, голова шумела от адреналина.
Стычки с отцом – одно из моих самых любимых времяпровождений. Будет грустно поставить в них точку.
- Прекрасно! – отец вновь хлопнул ладонью по детищу компьютерного прогресса. Мне даже стало жаль его, на месте этого куска интеллектуального пластика должна, по идее, быть моя задница, я честно это признаю.
- Хорошо, я не стану лишать тебя денег за месяц до свадьбы…
- Месяц? – вскричал я.
Что за дерьмо такое? Почему так скоро? Думал, в запасе у меня как минимум год.
Теперь настала моя очередь терять почву под ногами.
- Да, 32 дня, если быть точным, - Карлайл немного расслабился, видимо, почувствовав возвращения контроля над ситуацией.
- И тебе не жаль собственного племянника, о себе вообще молчу, и так понятно, что нет, - я бросился в атаку, в принципе, уже проигранную. Карлайл отличался упорством барана и мертвой хваткой бульдога.
В голове снова заиграл траурный марш, и замелькали мысли о своих яйцах, конкретно попавших в тиски, находящиеся в руках заботливого папы.
- Эммет сам виноват ,что Роуз его бросила, - отец откинулся на спинку сиденья. – Упустил прекрасную партию, ведь Хэйлы – отличная семья с репутацией и финансами. И влиянием, кстати: один из дядей Роуз – сенатор, если ты не знал.
Сенатор! Ух ты! На этом месте я должен в благоговении выдохнуть, должно быть Карлайл ждет от меня именно этого.
- Я не женюсь на Розали хотя бы из-за Эммета! – нервно выпалил я, обнаруживая, что трусливо вспотел.
- Розали, не Розали. Мне абсолютно все равно, на ком ты женишься, но ты женишься! Я в этом уверен. В противном случае будет очень забавно продать тот банк, что кредитует тебя, а потом вычеркнуть твое имя из завещания. Его легко заменить, например, на имя Эммет Каллен…
Вот и все: я у него на крючке.
Изумительная хрень! Отец раньше никогда не играл такими грязными методами.
С Розали Хейл и Эмметом вообще произошла дикая история.
У них была любовь лет с семнадцати. Безумная до такой степени, что оба ничего не видели кроме друг друга и витающих сердечек перед глазами. Ну, а год назад дурная кровь Калленов бросилась Эмму в голову. И все бы ничего, но как раз на ту вечеринку, именно в тот момент, когда перебравший кузен запихивал свой язык в рот какой-то девицы, случайным ветром занесло Роуз. Результат: сотрясение мозга у Эммета и сломанный нос посягнувшей на ее собственность распутницы. Да, Розали Хейл – опасная штучка! Злить ее – совет для самоубийцы. И даже дядя сенатор не сгладит этот факт.
Я говорил Эммету, что все к лучшему. К черту женщин, если они не легкодоступны. Но тот приуныл, перестал кутить, выходить со мной и Джаспером, зато не перестал бомбардировать бывшую подружку мольбами о прощении, букетами и подарками. Но Розали гордо держала нос кверху и забила на него.
И пусть! Я против ничего не имел, вот только Эмма было жаль. Точнее, жаль того, что он потерян для холостяцкого общества. Веселый был парень!
А потом настала моя очередь приуныть и забиться в щель. Дело в том, что Розали Хейл открыла охоту за новой зазнобой (кажется, это то, что постоянно делают девушки, имеющие намерения рано или поздно выйти замуж). И объектом этой охоты по какому-то ужасному недосмотру судьбы стал я.
Да я бы это пережил, ведь я гуляю сам по себе по счастливой жизни независимого сынули богатого папочки, о чем Роуз прекрасно знала, ведь мы с Джаспером, ее братом, не разлей вода еще со школы. Но на беду об этой охоте узнал Карлайл.
Конечно, отец еще тот стратег. Он не сумел бы выстроить, поддержать и расширить свою империю, если бы не извращался просчитыванием каждой закавыки. Женитьба на моей матери двадцать пять лет назад вправила ему мозги, хотя он был безнадежен так же, как я сейчас. Если не хуже. До сих пор в Бостоне ходят легенды о его вечеринках с кинозвездами, кокаином и девчонками по вызову. Полагаясь на полученный опыт, Карлайл рассудил, что брак будет тем самым шахом и матом моей «младенческой несознательности» - так он называет мое жизненное кредо «живу как хочу, а хочу я все».
Семейный ужин с Хейлами не заставил себя ждать, а после него, то есть 12 дней назад, было объявлено о нашей с Розали помолвке.
Помолвки хороши тем, что иногда расторгаются…
Нет, все шло шикарно! Действительно шикарно! Я обозвал отца мудаком, довел до слез мать. Эммет меня возненавидел, мы продуктивно побеседовали, столкнувшись в одном из клубов. Он здорово так разъяснил свою позицию, подбив мне глаз.
Не забудем еще про лучшего друга Джаспера, который стал косо поглядывать на меня. И не верил, когда я божился, что между мной и Розали никогда ничего не было и что я лучше буду год мастурбировать, чем займусь сексом с ней. Да, она привлекательна, но у меня не стоит на женщин с матримониальными планами.
В общем, с Джаспером мы почти уладили проблему. Почти, потому что он отказался лететь со мной в Вегас, а затем в Майами, чтобы удачно глушить тоску по прелестям жизни, которым скоро грозит скоропостижный конец.
Я подозревал, что у него появился кое-кто… Оказалось, это Элис Брендон, дочь нового управляющего «Бостон-Палас», развлекательного центра, открытого другом в прошлом году.
И этот оказался предателем!
Впрочем, все замечательно. Вот сейчас я сижу напротив отца, зыркая на него круглыми от испуга глазами, точно загнанный в умело расставленную ловушку зверь, а тот мне довольно улыбается, чувствуя, что добыча уже в руках, теперь с нее надо снять шкуру и освежевать.
Магическое слово «наследство», до этого не произносимое ни разу, заставило меня замереть и взглянуть правде в глаза: в своем позерстве я далеко зашел, надо сбавить обороты.
Я заставил себя скопировать спокойную широкую улыбку отца:
- Убедительно, пап, - я кивнул и медленно сел.
Разумеется, я не собираюсь жениться на этой блондинистой кукле. Усыпим бдительность Карлайла и выиграем время, чтобы найти новый выход из ситуации. Хотя и старый был неплох: проиграть в Лас-Вегасе пятьдесят тысяч и десять тысяч пропить в Майами.
- Я знаю, - Карлайл провел рукой по волосам, зачесывая их назад. – На твое имя куплено здание в одном из старых кварталов. Конечно же, ты не в курсе, что твоя будущая жена давно мечтает открыть салон модной одежды, только вот Генри Хейл очень консервативен относительно женщин в бизнесе…
Я кивал с нелепой фальшивой улыбкой. За эту неделю, что я отдавал дань богемному образу жизни в чужих городах, дьяволица Розали успела охмурить моих родителей до такой степени, что они покупают ей магазины. Да и наверняка едят с ее рук!
Я похолодел от ужаса.
- В общем, это будет твоим свадебным подарком. А невеста принесет тебе долю акций гостиничного бизнеса Хейлов. Эсми и Роуз уладят все организационные вопросы, связанные со свадьбой. Как видишь, дело на мази!
Карлайл едва не потирал руки от удовольствия. Я прямо видел, как его ладони тянутся друг к другу, а глаза блестят в восторге, как у фанатика.
Мой отец маньяк! Он безнадежно серьезен в этом вопросе со свадьбой! Надежды нет. Пристрелите меня кто-нибудь…
- Тридцать два дня, говоришь, - я облизал пересохшие губы. – Солидный срок. Невеста может и передумать.
- Не передумает! – отец махнул рукой. – Я рад, что мы все уладили, сын. Наверное, тебе не терпится вернуться на лекцию.
Да, не терпится. Не терпится удрать отсюда к чертовой матери и начать биться головой об стену. Слышал, что она твердая, ну да моя голова еще тверже.
На прощание разыграв перед отцом свой главный козырь – самоуверенную улыбку «А не пойти ли тебе в зад», я вылез из лимузина.
Солнце как раз удрало за тучи, не желая светить такому неудачнику как я. Я потер лоб, на котором, казалось, горела надпись: «Попался!»
Прогремел гром в ознаменование черной полосы, в которую превратилась моя жизнь. И, понятно, до машины я не успел добежать, ливень хлынул раньше.
… Я совершенно не знал, что мне делать.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-1552-1
0
, столько проблем!!!! дайте, дайте мне богатства, хочу такие же заморочки 
