уже не вспомню, в какой момент
всё стало тесным, кривым и смазанным
быть мной — это значит сидеть в тюрьме
больного разума*
Тяжёлые фиолетово-черные тучи смотрят на меня из каждого окна, мимо которого я иду по длинному, заполненному разноцветными ходячими больничными пижамами коридору. Небо сегодня рекордно низко: будь я на улице, я мог бы коснуться его кончиками дыбом стоящих волос. Воздух очень влажный и липучий, даже здесь, внутри здания, всё покрыто испариной.
Дождливая погода – мой давнишний враг. В детстве это означало, что я не могу делать свою привычную работу в поле или на нашей домашней ферме, и мне придётся находиться запертым в одном помещении с родителями. Обычно такое стечение обстоятельств ни к чему хорошему не приводило.
/Однажды всё же привело к удовлетворительному результату/
Я хочу встряхнуть головой, чтобы взболтать неприятные мысли, но исходящий импульс настолько велик, что непроизвольно всё тело пробирает крупной дрожью.
Бывают дни, когда мне особенно трудно контролировать самого себя и не выпадать из реальности. Я всё еще чувствую какую-то детскую обиду на Ту-которая-вчера-не-пришла, и это совсем не помогает моей эмоциональной стабильности.
Быстрый, почти неконтролируемый взгляд на наш пустой стол не приносит ничего неожиданного, но внутри всё равно что-то срывается с бесконечной высоты и падает на дно желудка.
Я беру какую-то случайную еду, особо не вникая в предложенное меню, а также абсолютно пропуская мимо себя ежедневно повторяющиеся вопросы Пышки, сажусь за стол и начинаю рутинное деление по цветам. Мои мысли слишком перепутаны между собой, и на то, чтобы отсортировать жёлто-белый вареный рис от светло-жёлтой кукурузы, у меня уходит колоссальное количество времени.
Где-то под конец этого бесполезного, но вместе с тем жизненно важного процесса за стол садится Белла. Я слежу за её действиями периферическим зрением, по-настоящему не поднимая глаз от своей вилки и находясь в ступоре от неожиданности и одновременно чересчур сильного ожидания этого момента.
Та-которая-снова-существует молчит и почти не двигается, склонившись над своей едой, поэтому я немного приподнимаю голову, чтобы рассмотреть её.
От вида содержимого её подноса в совокупности с распущенными плотной стеной волосами и осунувшимся лицом меня немного передёргивает, словно от лёгкого удара током. Липкое, забирающееся в горло, знакомое чувство холодом прокатывается по коже, приподнимая волосы на теле. Я уже видел Беллу такой: совершенно отстранённой, тихой и замкнутой. Она выглядит точно так же, как и раньше, только совершенно по-другому.
– Я никогда отсюда не выберусь, - её взгляд направлен куда-то над моим левым плечом, лицо выглядит острым и серым.
Я проскальзываю глазами по напряженным, слегка приподнятым плечам, по резким отчетливым скулам и нахмуренной в расстройстве переносице. Мой язык азбукой Морзе стучит в зубы ритм ускоряющегося сердцебиения. В горле стоит ком из горько-сладкой смеси ощущений.
Мне радостно видеть Беллу: эгоистичное, собственническое желание вобрать в себя как можно больше приятных чувств и переживаний скручивает низ живота и прокатывается волнующей лавиной по коже.
Мне больно видеть Беллу такой: потерянной и опустившей руки. Её голос бесцветен и вымочен в равнодушии. Бесконтрольно, полностью автоматически и без разрешений у меня появляется желание защитить её от этого смоляно-чёрного отчаяния, в котором я плавал всю свою жизнь, как рыба в воде. В котором продолжаю плавать.
Вопрос (дуальный): Чёрное или белое?
Я снова слишком долго затягиваю с ответной репликой, унёсшись глубоко в собственные мысли, но сегодня это не заботит Ту-которую-хочется-спасти. Белла накалывает на вилку по одной зелёной горошине за раз и медленно опускает себе в рот, блуждая взглядом по поверхности стола. Я снова начинаю отзеркаливать её действия, синхронизируя движения вилкой и глотание.
– Я вчера принёс нам ещё одну фигуру на шахматное поле, - мой голос хрипит на первых за сегодняшний день звуках. Слова щекочут воспалённое предвкушением и тревогой горло.
На короткое мгновение взгляд Беллы оживает и проясняется, словно я произнёс нужное заклинание. Она смотрит в мои глаза, заставляя всё внутри меня сжаться и скрутиться в жёсткую пружину, готовую вот-вот взорваться либо кусающим удовольствием, либо скулящей досадой.
Та-которая-зажигает-фитиль приоткрывает губы и делает резкий быстрый вдох, готовясь сказать что-то в ответ, но затем будто передумывает и вместо звуков вкладывает в рот ещё одну горошину.
/Она издевается над тобой/
Белла снова смотрит куда-то в сторону, потеряв интерес или вовсе забыв о моём присутствии. Мне, словно маленькому капризному ребёнку с дефицитом внимания, жизненно необходимо включить в ней ту искру, что плавила её шоколадные глаза ещё только один день назад. Но я слишком не уверен, зажат и сломан.
Вопрос (для особо одарённых): Как помочь кому-то, если не в состоянии помочь себе?
– Тут нечем дышать, – тихо, но одновременно с непонятно откуда взявшейся злостью говорит Белла.
Может ли быть, что она злится на меня сейчас так же, как и я злюсь на себя каждую секунду каждого дня? Я сжимаю руки так сильно, что коротко подстриженные ногти впиваются в ладони. Мои глаза напряженно высматривают на лице Той-которая-хмурит-брови признаки других отрицательных эмоций, направленных в мою сторону.
– Мне нечем дышать.
Она делает вымученный акцент на последнем слове и медленно встаёт. Её лицо вдобавок к земельно-серому цвету прибавило бледный.
Я тоже поднимаюсь со своего стула, чувствуя острую, почти невыносимо впивающуюся в грудную клетку потребность помочь Белле, но также прекрасно ощущая полнейшую собственную неспособность сделать что-то правильно.
– Я не могу здесь дышать, – еще раз говорит она почти беззвучно.
Я читаю это по её побелевшим и высохшим губам.
– Сможешь дойти до выхода?
Я физически чувствую, что мои зрачки максимально расширены в панике и беспомощности, словно у оленя, которого вот-вот собьёт грузовик на трассе.
Белла дышит так быстро и часто, что почти обгоняет по скорости стук моего колотящегося на кончике языка сердца. Она вдруг делает резкое, совершенно неожиданное для моего онемевшего тела движение рукой по направлению ко мне. Моя голова настолько перегружена паническими мыслями, переживаниями за Ту-которая-нуждается-в-моей-помощи, отвращением к собственной несостоятельности и застилающим глаза спектром разношёрстных эмоций, что я только на самом базово-подсознательном уровне отстраняюсь от грядущего прикосновения, но недостаточно сильно, и Белла хватается за рукав моей больничной куртки. Она плотно сжимает грубую ткань в своём кулачке и смотрит мне в глаза, все еще продолжая побивать любые рекорды по скорости вдохов и выдохов. И хотя фактического прикосновения не произошло, я отчётливо и слишком реально чувствую тепло её руки где-то чуть выше собственного запястья.
/НЕ трогай меня/
Паника, очень сильно по ощущениям отличающаяся от той, что уже сжимала мои лёгкие, заставляет меня полностью замереть на полувдохе, раздирая мою грудную клетку изнутри острыми стальными когтями.
Я все ещё вижу Беллу: её щёки больше не блещут румянцем, на них словно осела белая больничная пыль. Волосы прилипли ко лбу, покрытому испариной. Губы, иссушенные частыми выдохами, приоткрыты. Она смотрит точно в мои глаза, и я вижу в отражении её иссиня-чёрных расширенных зрачков самого себя: оторопевшего, испуганного и взволнованного.
Вид собственного лица, замершего в ужасе и тревоге, вгрызается в мой мозг, встряхивая всё внутри. Жалящая, сдавливающая всё тело паника по-прежнему скручивает вокруг меня свои сжимающиеся кольца, но теперь я снова способен рационально думать.
Мне хватает пары секунд, чтобы быстро осмотреться вокруг и понять, что никто из малочисленных посетителей столовой не обращает на нас внимания. Ещё одна секунда, чтобы оценить не предвещающее ничего хорошего состояние Беллы, особенно если медлить дальше.
Я начинаю движение в сторону двери, моё тело буксует и сопротивляется, будто оно состоит из старого ссохшегося дерева. Белла идёт следом, продолжая сжимать ткань рукава моей куртки. Мне трудно дышать из-за пугающего ощущения близости её руки к моей ладони. Меня ломает, перемалывает и сжирает живьём хаос, в котором сейчас пребывают все мои чувства и ощущения.
Но мы выходим из душного, испещрённого искусственным светом помещения больницы на свежий, пропитанный дождём и надеждами воздух, которым жадно напивается Белла, возвращая своему лицу живой цвет, а щекам – розовый бархатный румянец.
И мне становится лучше.
----
* Автор эпиграфа - Ананасова
P.S. С Беллой явно что-то не так, но что?
Источник: http://robsten.ru/forum/67-3199-1