мы вернулись к началу, души у нас пусты
кто же первым падёт на землю, разбит и наг?
мне дороже покой, чем сотни таких, как ты —
но такая, к несчастью, ты для меня одна*

Аро медленно проплывает мимо меня и замирает, остановившись у противоположной стороны стола. Меня всегда восхищала его способность передвигаться плавно, будто крейсер, скользя по полу бесшумными шагами. Возможно, это профессиональная деформация – доктор должен быть как можно незаметнее, чтобы сливаться со стенами и наблюдать за подопытными. 

Аро быстрым, шныряющим взглядом пробегается по поверхности стола, справедливо подозревая меня в шпионаже, но, не найдя ничего необычного, поднимает глаза и широко улыбается:

– Чем могу быть полезен? 

Его улыбка, абсолютно ненатуральная и вычурно показательная, горит красной рваной раной на бледном худом лице. Врачебный, выбеленный до потери идентичности халат придаёт коже прозрачность, делая это лицо ещё холоднее. Я четыре раза щёлкаю языком по зубам, справляясь с волнением, и поднимаю глаза на переносицу Аро, кажущуюся ещё белее на контрасте с чёрными бровями.

/Начни говорить/

– Я хотел обсудить кое-что, – начинаю придумывать историю заплетающимся от невроза языком.

– Присаживайся, – Аро взмахивает руками, как цирковой волшебник, и указывает на кресло, стоящее рядом со мной. – Я слышал о недавнем инциденте. Надеюсь, Карлайл помог тебе справиться с последствиями?

– Инциденте? А… – я сажусь, запинаюсь на полуслове и кашляю, – всё в порядке. 

– Великолепно! – он плавно садится в собственное кресло, не отрывая от меня своего пристального взгляда. – Так чем я могу тебе помочь?

– Я хочу назначить визит моего доверенного лица, Эсме, – быстро проговариваю я, боясь, что из-за медлительности могу упустить подходящую для Аро историю. 

– Прекрасно! – снова вскидывает руки он, хотя я полностью уверен в его неприязни к Эсме, которая приезжала сюда лишь пару раз за всё время. – Надеюсь, ты не собираешься покидать нашу любящую семью?

Аналогия с семьёй вызывает тошноту и рвотный позыв. Я сглатываю кислоту, заполнившую рот, и резко мотаю головой из стороны в сторону, не готовый произносить что-то вслух.

– Чудесно! – красная открытая рана на лице Аро, служащая улыбкой, становится шире. – Я займусь этим, но не могу обещать быстрого течения процесса. Мы завалены важными делами, – наивно-извиняющимся тоном говорит он. – Это всё, о чем ты хотел поговорить, Эдвард?

Я встаю, но не делаю ни одного шага, приклеившись к блестящему ламинированному полу. Меня тянет и подначивает, но я не могу решиться, а нервный момент не даёт взвесить ситуацию и всё обдумать. 

– Белла… – произношу имя Той-которая-заслуживает-упоминания, ещё не зная, как продолжить. – Изабелла Свон. Её жених должен приехать в больницу, – уродливое дребезжащее слово вываливается из моего рта, но я осознанно позволяю этому случиться. – Готовы ли разрешения для его визита?

Безобразно широкий разрез исчезает с его лица, будто бы заклеенный молочно-белым пластырем. Вся наигранность и добродушие смываются неприязнью и усталостью, но всего лишь на мгновение, чтобы затем заиграть с удвоенной силой. 

– Изабелла… да… конечно... –  Аро пробегает взглядом по бумагам, имитируя деятельность. – Вся бюрократия почти пройдена, и Джейкоб скоро сможет навестить её. Надеюсь, его присутствие и поддержка помогут несчастной девушке нащупать обратную дорогу в реальность из её бредовых фантазий, – он вздыхает и переводит взгляд на дверь, недвусмысленно намекая на мой скорейший уход.

/Джейкоб?/

– У тебя прекрасная память, Аро, – я говорю это уже в дверях, только слегка повернув голову в сторону. – Помнишь имена всех родственников пациентов больницы?

– Такова работа врача, – ни секунды не медля, парирует он. – И, Эдвард... в следующий раз планируй свой визит заранее.

Я покидаю административное крыло, не оборачиваясь и не задумываясь, сполна наглотавшись тревоги и волнения. Кровь уже растворила весь имеющийся адреналин, мои ноги заплетаются одна за другую. Я добираюсь до палаты, падаю на кровать лицом в подушку и засыпаю.

Когда я снова прихожу в себя, всё так же разбитый и расклеенный, но теперь с приятной добавкой в виде головной боли, мою комнату заполняет пасмурный летний вечер. Воздух перенасыщен усталостью и духотой. Я вдыхаю эту концентрированную сухость – она царапает лёгкие. 

Живот завязывает предвкушением: спустя невозможно долгий перерыв мы снова встречаемся с Беллой в нашем тихом замкнутом мире. Сегодня. Сейчас.

Вопрос (сиюминутный): Почему мне стало так легко отпускать негативные эмоции?

Я ополаскиваю лицо холодной водой, смывая сухой трескающийся воздух, маской застывший на коже, одергиваю блёклую, цвета переваренной травы больничную кофту и выхожу из палаты, направляясь в библиотеку. 

Дверь в читальный зал привычно не издаёт никаких звуков. Я делаю пару шагов к центру комнаты, погружаясь в книжную атмосферу и прислушиваясь. По просачивающемуся сквозь щели в деревянных полках тихому дыханию становится понятно, что Белла уже здесь, и я несу своё пружинящее, эмоционально натянутое тело к шахматному столу. 

Та-которая-высекает-искры сидит на своём кресле, поджав колени к груди и положив на них подбородок. Она всё так же бледна и невразумительна: падающий сверху искусственный свет углубляет синие разводы под глазами, резко обводит выпячивающие скулы и добавляет краски в искусанные губы. Её взгляд провожает меня до моего места, контролирует правильность движений и исключает погрешности. 

Между нами всё натянуто: атмосфера, тишина, взаимные обвинения. Я чувствую, как горько-кислый осадок оставшейся обиды на то, что Белла пряталась от меня несколько дней, растворяется на кончике языка. Её присутствие вытесняет всё плохое, её вымученный, осунувшийся вид завязывает радостные узлы у меня в животе, её готовность к переговорам вспарывает лопатки и выпускает оттуда крылья. 

– Я не знаю, что делать. Честно, – она начинает игру, присваивая себе невидимые белые фигуры. – Ты единственный человек, которому я здесь доверяю.

/Но/

– После такого рода заявлений обычно идёт «но», обесценивающее все предыдущие слова.

Я скольжу взглядом по линии её измученных губ, ожидая новой порции звуков. 

– Но ты иногда пугаешь меня, – Белла подтверждает проверенный сотнями лет алгоритм. – Бывает, ты говоришь туманными многозначительными фразами, будто бы намекая на нечто, что знаешь только ты и чего мне стоило бы опасаться. 

/Бинго/

Та-которая-понимает-слишком-многое отводит взгляд в сторону, стесняясь всплеска эмоций. На её обескровленном лице, наконец, проступает лёгкий, едва розовый румянец. Я считаю зубы в верхнем ряду, не отвечая и не провоцируя. Напряжённость воздуха давит на плечи. Я мысленно накалываю кусок тишины на вилку и засовываю её в рот. Освежающе.

– Из-за этих экстремальных нечеловеческих условий я чувствую, что приобретаю какую-то нездоровую зависимость от наших… – она показывает ладонью сначала на меня, потом на себя, нащупывая правильное слово, – …встреч. Я пыталась отгородиться и разорвать странный паттерн, но за эти несколько дней я почти полностью свалилась в депрессию от одиночества и отсутствия обратной связи. 

Вопрос (смотря со стороны): Какая шахматная стратегия сейчас вернее: защита или нападение?

– Эдвард, – Та-которая-просчитывает-ходы-наперёд опускает ноги на пол и садится ровно, – ты должен говорить вслух. 

Я достаю из кармана ярко-салатовый листок с набором цифр, держу его в ладони какое-то время, будто бы согревая, и, осторожно пересекая половину игрового поля, наклеиваю стикер на стол. По какой-то нелепой перфекционистской случайности он удачно совпадает с разлинованными границами шахматной клетки.

– Это что? – на лице Беллы приподнятыми бровями проступает удивление. – Ты решил привнести элементы «Судоку» в нашу и без того безупречную партию?

Меня слегка встряхивает усмешкой. Я нахожусь в туманно-натянутом состоянии от нависших надо мной вопросов, на которые придётся в скором времени дать хоть какие-то ответы, иначе Белла просто перестанет мне доверять. 

– Это – код от сейфа в кабинете Аро, – я, наконец, делаю ответный ход, запоздавший и недальновидный. – Думаю, в нём он держит все личные данные пациентов, а также важные бумаги по приходу и уходу денежных средств.

Зрачки в уставших покрасневших глазах Беллы расширяются, будто от точечного взрыва. Она слегка подпрыгивает на месте, пружиня, накрывает маленькой бледной ладонью салатовый листок с ценными данными и впервые за долгое время по-настоящему широко улыбается.

Я подставляю под эту улыбку всех своих королей и пешек, признавая полнейшее поражение в начатой партии, но всё равно выходя из неё с главным призом.  

*Автор эпиграфа - Ёсими