солнце виснет над домом – саднит, а должно бы радовать
видно, метку тоски не стереть да не выбрать заново
я прошел сквозь все девять кругов неподдельных, адовых
и последний из них ( вот же черт ) оказался замкнутым*

На сегодняшний день у меня грандиозные планы: составить список дел, которые нужно разрешить с Эсме, и прокрастинировать до последнего. А также подготовить набор вопросов, которые я бы хотел задать Белле. Мне кажется, что наши разговоры дрейфуют в сторону выворачивания меня наизнанку, в то время как я едва ли знаю о ней больше, чем имя и фамилию. В великие планы сегодняшнего дня входят минимальное количество самобичевания и упорные попытки не сваливаться в уныние. Но что туда точно не вносилось, так это вечно раздражённая Леди, перешагивающая порог моей палаты.

– Пей таблетки! 

Она ставит пластиковый контейнер на стол, вызывая совершенно необязательный грохот.

– А где Эммет?

Я не помню, чтобы за весь прошедший год утренние лекарства мне приносил кто-либо, кроме него и Элис, за редким исключением. 

– Хрен его знает! Видать, слишком сильно вчера напился, что не смог выйти на смену, – Розали складывает руки на груди и хмурится. – Одна я работаю в этом чертовом месте!

В моём мысленном планировщике нет пункта «насмехаться над плохим настроением окружающих», поэтому я проглатываю усмешку и беру со стола контейнер с лекарством. Непривычный звук бьющихся друг о друга пилюль мгновенно настораживает: уже долгое время мой курс лечения состоит только из одного успокоительного.

/Не пей это/

– Это не мои таблетки, – слегка севшим голосом начинаю я, – здесь слишком много.

– Мэйсен, ты что, меня за дуру держишь? Я подтираю задницы таким, как ты, в этой больнице уже шесть лет. Уж поверь, я могу прочитать предписание врача и насыпать лекарство в контейнер!

– Розали… – я делаю голос максимально мягким и смотрю ей точно в переносицу, – это не могут быть мои таблетки, ещё вчера Квин приносил другое.

– Значит, твой курс поменялся. Что я могу сделать, Мэйсен? Жуй и радуйся, что не уколы.

Леди достаёт из кармана одноразовую деревянную палочку, запечатанную в прозрачную пластиковую упаковку. Я знаю, для чего она нужна: в прошлой больнице так проверяли, что ты действительно проглотил лекарства. 

На текущую неделю не было запланировано медикаментозных ком и пребывания в измененном сознании, но реальность всегда вносит корректировки, поэтому я опрокидываю пахнущий химией коктейль в рот и глотаю. Пока Розали проходится деревянной палочкой по дёснам и обратной стороне языка, я пытаюсь усмирить невероятно разогнавшиеся мысли, подпитываемые неврозом и непониманием. Неприятное липкое предчувствие сковывает лёгкие, затормаживая подачу кислорода в хаотично работающий мозг.

– Умница, – медсестра кидает использованную палочку в мусорное ведро у стола и выходит из палаты.

Я не знаю, какие именно препараты я только что принял, но по опыту и внутренним ощущениям у меня осталось не больше часа полной осознанности. Я поставлен в тупик, раздражён и рассыпан мелкими кусками пазла. 

До административного корпуса я добираюсь максимально быстро, не тратя ни минуты оставшегося времени. На то чтобы уговорить новенькую дежурную пропустить меня на внеочередной приём к доктору, уходит ещё примерно семьдесят секунд.

Вопрос (поглядывая на часы): Время всегда ощущается так выматывающе, когда его мало? 

/быстрее/

Я делаю пару коротких ударов по двери кабинета Карлайла и одновременно с ними нажимаю на ручку.

– Почему ты изменил мой лекарственный план? – слова переступают порог кабинета быстрее меня самого.

– Эдвард… – Карлайл на секунду теряется, но почти сразу же берёт себя в руки, – присаживайся.

В безуспешной попытке замедлить время я отсчитываю зубы в верхнем ряду, но цифры сменяют друг друга слишком быстро, только усиливая тревогу. 

– Карлайл, – я выдыхаю в злом отчаянии, – какого чёрта? Мы же договаривались, что я буду привыкать жить без таблеток!

Доктор встаёт со своего места, не добившись того, чтобы сел я, но желая находиться на одном уровне. Чёртова психология с её глупыми приёмами.

– Послушай, Эдвард, – он опускает глаза в стол, – я не могу ничего сделать с этим, так решил докторский совет.

– В котором состоишь ты?

Я пытаюсь успокоить колотящееся сердце сразу по двум причинам: во-первых, у меня начинается гипервентиляция, а во-вторых, так быстрее разнесётся лекарство по кровеносной системе. 

– Не только я. Если бы там был только я… 

Карлайл говорит что-то ещё, но у меня больше нет на него времени.

/еертсыб/

Что? Неожиданно для самого себя я оказываюсь на улице. Небо нависает своими пасмурными развалинами над моей головой, цепляясь за плечи и делая передвижения тяжелее. Мне кажется, я прибавил в росте: асфальт отдалился, а ноги вытянулись. Это хорошо, так я смогу потратить меньше времени на то, чтобы дойти… Куда я шёл?

/б т р е/

Я моргаю и оказываюсь сидящим на траве. Телепортация – лучший способ путешествовать, но в мои планы на сегодня входило быть более осознанным в своих перемещениях. Спина упирается в шершавый ствол дерева, в нос бьёт приятный сладко-хвойный аромат – в целом, не самое плохое место, чтобы отключиться. Мысли, отвыкшие от насильственного медикаментозного вмешательства, размазываются и затихают. 

– Я еле тебя нашла! – Та-которая-так-же-освоила-телепортацию с громким выдохом садится рядом со мной. – Ты в порядке?

Я перечёркнут, вытравлен и перемолот через десятки жерновов.

– Я в порядке, только могу начать отключаться из-за лекарственного коктейля, который меня заставили выпить с утра.

Мои глаза встречаются с тревожным взглядом цвета поздней осени, и я слышу только неизмеримо малые отголоски привычных нервных фейерверков в голове. 

– Можешь отвлечь меня каким-нибудь разговором?

Белла начинает что-то говорить, но у меня не получается сконцентрироваться на словах, я понимаю только мелодию голоса и мимику лица. Её образ занимает всё место внутри головы, и я представляю, как она плавает в моих вязких мыслях, одетая в спортивный купальник и смешную резиновую шапочку. Отталкиваясь ногами от стенки черепной коробки, она разрезает волны моего оставшегося сознания широкими гребками.

Вопрос (по технике плавания): Какой стиль эффективней в данном контексте, кроль или брасс?

– Эдвард? – Белла щёлкает пальцами перед моим лицом. – Думаю, тебе стоит вернуться в палату. Я помогу.

/н т/

Она подлезает под мою руку и кладёт её к себе на плечи, бурча что-то под нос. Мне удаётся принять вертикальное положение и даже сделать первые шаги, опираясь на Беллу и только догадываясь, откуда в ней столько силы. Её правая рука крепко держит меня где-то под рёбрами, впиваясь в кожу оголёнными и неприкрытыми касаниями. Она то и дело поглядывает на меня, оценивая обстановку, и эти короткие секретные взгляды вызывают во мне улыбку, которая перерастает в настоящий смех.

– Что такого смешного? 

– Ты очень смешная, – язык прилипает к нёбу, поэтому слова даются нелегко.

– О, я рада, что кажусь смешной для накаченного транквилизаторами человека, – тяжело дыша, отвечает Белла. – И я бы на твоём месте не смеялась над тем, от кого физически зависит, доберешься ты до палаты или нет.

– Мне нравится, когда ты на меня смотришь, – вся полость рта начинает неметь, отчего слова выходят исковерканными. – Это – восхитительно приятно, хотя и больно. 

– Больно? – Та-которая-не-понимает-концепт приподнимает брови. – Это тебе так твой голос говорит?

Я прислушиваюсь к себе, но слышу только шарканье моих потяжелевших ног об асфальт. До больницы остаётся всего несколько метров, я вижу это огромное сгорбленное здание через полуприкрытые глаза.

– Нет, уже никакого голоса. Слишком сильные лекарства, я сам еле-еле в сознании.

Я моргаю и невольно телепортируюсь в ту несбыточную параллельную вселенную, где Белла дотрагивается до моей ладони, свисающей с её плеча, своими тёплыми пальцами. Я чувствую, как линия её касания спотыкается о щедро разбросанные мелкие шрамы. В заторможенной голове возникает идея о страхе, но она не находит поддержки. Прикосновение щекочет и искрит, вызывая в онемевшем теле последние всполохи жизни.

– Видишь, не так уж это и страшно, – поглядывая на меня, говорит она.

В следующий раз я приоткрываю глаза уже один, лёжа в своей постели под вращающимся потолком. В списке дел не было сказано ничего о том, чтобы проваливаться в бредовые состояния, но я всё равно делаю это, перешагивая через своё сознание в долгий изматывающий сон. 

*Автор эпиграфа - Эванс