но каждый раз, закрывая глаза
я вижу тебя как чистое белое небо
и никогда не забуду наш поцелуй
тот, которого не было*

Сны нелогичны и изматывающи. Моё сознание уже который час борется за то, чтобы проснуться, но меня кидает всё глубже и глубже в эту хаотичность и пасмурность. Я пытаюсь зацепиться хоть за какой-то образ, так как смазанная картинка вызывает тошноту и головокружение, граничащие с пищевым отравлением.

Вопрос (хватаясь пальцами за края своего сознания): Что если это и есть моя настоящая реальность, а всё, что за её пределами, – выдумка больного разума?

Когда меня, наконец, выбрасывает из этого вязкого болезненного сна, я сразу же открываю глаза, опасаясь снова провалиться в зыбучие пески собственной бессознательности. Сонный расфокусированный взгляд встречается с парой тёмных мужских глаз, нависающих в паре десятков сантиметров от моего лица. Я вдруг теряю все зачатки сознания, которые только что обрёл: на страшную мучительную секунду мне кажется, что это глаза моего отца. Безучастные и потухшие, они часто были первым, что я видел, просыпаясь посреди ночи в своей съежившейся комнате.

На протяжении долгих лет у отца была бессонница, но он никогда не казался страдающим от этого. Наоборот, в моменты особо острого её проявления он расцветал, наслаждаясь, даже упиваясь собственными мучениями.

Я всегда спал чутко – в доме, где каждый предмет враждебен и потенциально опасен, нет другого выбора, но его ночные визиты будили меня не шумом, а ощущением надвигающегося ужаса. Он мог смотреть на меня долгими минутами, склонившись прямо над моим лицом, ожидая момента пробуждения и, особенно, появления того самого запечатанного в глазах ужаса, проступающего в моём взгляде.

– Офигеть у тебя выражение лица. Ты что, призрака увидел? – Квин расплывается в улыбке и выпрямляется.

Иллюзия, заполонившая собой мою голову, растворяется, уступая место облегчению и чувству вины.

– Я лекарства принёс, – потряхивая маленьким контейнером, говорит Эммет. – Оставил твою палату напоследок, чтобы дать тебе поспать.

– Эммет, обещай мне, что больше никогда не пропустишь свою смену.

Я принимаю вертикальное положение, садясь на кровати и ставя ноги на пол.

Квин одновременно чешет голову одной рукой и ставит рядом со мной лекарства другой.

– А, у тебя было свидание с Розали? – усмехается он.

– Да, и у меня теперь ещё одна психологическая травма, – я мучительно пытаюсь выдавить из себя шутливый комментарий, отправляя в рот таблетки и отточенным движением прижимая их языком.

– Ничего не могу обещать, дружище, – посмеиваясь, Эммет пожимает плечами и, забрав контейнер, выходит из палаты.

Преисполненный благодарностью к Квину за безалаберность и готовность обменять предписания на дружескую беседу, я выплёвываю пилюли в ладонь и неспешно оглядываюсь. Моим первичным позывом становится желание выбросить их в унитаз, но, немного подумав, я отметаю эту идею как наименее интересную.

Сделав пару кругов по маленькой, хорошо изученной комнате, я, наконец, нахожу решение: одна из половиц ламината всегда была неустойчивой и скользила в своём пазу. Я наступаю на неё ногой и слегка отталкиваю. Половица легко двигается, создавая около двух сантиметров пространства между стеной и полом. Я кладу сохранённые лекарства в бетонную полость и задвигаю ламинат на место.

Вопрос (из тайника): Что я, собственно, собрался с ними делать?

Остаточные химикаты от недавнего коктейля ещё затормаживают мысли, делая их даже удобоваримыми и отдалённо нормальными. Я меланхоличен, засекречен и наполнен всполохами воспоминаний вчерашнего дня. Вымоченной в воде кистью на моей внутренней карте событий рисуются прозрачные неточные картины. Единственным цветным пятном остаётся Белла, но вокруг неё всё настолько смазано, что трудно распознать даже оттенки.

В столовой оживлённо и душно. Воздух напичкан причудливо смешанными запахами. Я, как обычно, не голоден, и в голове, всё еще затуманенной таблетками, не всплывает никаких команд, поэтому я в одинокой растерянности стою перед раздаточным столом, осматривая предложенную еду, будто бы видя её впервые за всю жизнь.

– Советую взять картофель фри, – Пышка загадочно улыбается, делясь со мной особо важными сведениями.

Я киваю головой, всё ещё неуверенный и поглощённый возможностью выбора. Мне сложно вспомнить, когда в последний раз мои мысли были настолько ясными и замедленными до нормальной человеческой скорости. Жаль, что этот эффект невозможно удержать надолго, а продолжение приёма лекарства только вгонит меня в вегетативное состояние.

Взяв поднос, наполненный перечно-золотой картошкой фри, я разворачиваюсь и тут же накалываю себя на острый, режущий взгляд Той-которая-проступает-цветными-пятнами. Я стойко и настырно выдерживаю его, пока приближаюсь к нашему столу. Упорядоченные мысли дают возможность анализировать собственные эмоции и контролировать их, подавляя ненужную панику в зачатке.

– Ты жив, – констатирует она и подвигает свой поднос, освобождая место.

– У меня ещё остались кое-какие невыполненные дела, – я приподнимаю уголки губ.

– Например? – Белла медленно тянет руку в мою сторону, отчего я невольно напрягаюсь, хотя и пытаюсь не подавать вида. Она хватает ломтик жареной картошки и засовывает себе в рот. – Люблю картофель фри.

– Например…

Я сбиваюсь на середине мысли, наблюдая за её ладонью, путешествующей между нашими подносами. В голове вдруг чётко всплывает что-то похожее на воспоминание, но, скорее, просто яркое чувство – её пальцы исследуют россыпь мелких шрамов на моей ладони. Руки начинает покалывать от сильного прилива крови. Мне становится страшно и, пожалуй, даже страшнее, чем обычно, так как сейчас я могу контролировать свои эмоции, и непонятно, чего там больше: ужаса или возбуждения.

Неопределённость сдавливает виски, сжимает горло и врезается в солнечное сплетение. Я привык чувствовать что-то одно, обычно страх или панику, но сейчас, когда мир не поделен на черное и белое, когда можно находиться в зоне серого или даже разноцветного, мне становится необычайно жутко.

– Как насчёт такого невыполненного дела, – продолжает за меня Белла. – Ты скажешь мне спасибо за то, что я вчера полдня носила тебя на своих плечах.

– Спасибо, – я откашливаюсь нерешительностью.

Та-которая-застаёт-врасплох довольно кивает головой, забирая с моего подноса ещё одну порцию картофеля. Она спокойна и чрезвычайно мила, настолько, что на кончике языка ощущается нечто приторно-медовое.

– Как там твой голос, говорит что-нибудь новенькое? – вопрос звучит буднично, будто бы Белла спрашивает о старом знакомом.

Я молчу некоторое время, аккуратно прощупывая непривычную тишину своих мыслей. Окружающий нас гул служит идеально оттеняющим фоновым шумом, поглощающим любые разговоры и взгляды. Никто не обращает на нас внимания, и я впервые искренне удивляюсь этому: ведь мы прямо здесь, живые и наполненные эмоциями.

– Думаю, настала моя очередь задавать вопросы.

Я смотрю Белле прямо в глаза, почти равнодушно перенося сокрушающие волны, бьющиеся внутри моей головы.

Моё заявление застаёт её врасплох, я вижу это по приподнятым бровям и удивлённому взгляду. Меня вдруг забавляет возможность быть непредсказуемым и трудно просчитываемым, привнося тем самым нечто новое в нашу обычную рутину.

– Э-м-м… – Белла отводит взгляд и сжимает свой поднос, демонстрируя окончание трапезы. – А что ты хочешь знать?

Она не дожидается ответа, встаёт и, всё ещё смотря себе куда-то под ноги, делает шаг назад в направлении места для складирования грязной посуды. Я поднимаюсь следом, намеренный максимально использовать прозрачность собственных мыслей и не отступить хотя бы сейчас. Молча мы выходим из столовой, идём по коридору и заворачиваем за угол, оказываясь около библиотеки. Горящая в потолке лампочка дотлевает свои последние минуты, поэтому эта часть коридора выглядит мрачно и слегка сверхъестественно.

– Ты решила, что будешь делать с кодом от сейфа, который я тебе отдал?

Я склоняю голову к правому плечу, провожу языком по верхним зубам и впечатываюсь взглядом в её глаза, наполненные темнотой и смущением.

– Завтра у меня консультация с Карлайлом, – она шепчет, хотя вокруг нет ни одной живой души, – после неё я попробую попасть в кабинет Аро.

Я нависаю над Беллой тяжело дышащей, застилающей остальной мир пеленой, почти касаясь её лба своим. Внутри меня исступленно громыхает сердце, отдавая колокольным звоном в каждой части тела.

– Тебя поймают, – я тоже перехожу на шёпот. – Мне невероятно повезло в прошлый раз.

– У меня нет других вариантов, – одним лишь движением губ отвечает она.

– Есть, – я склоняюсь ещё ниже, всё-таки касаясь её лба своей раскалённой добела кожей. – Остаться здесь, – небольшая пауза на то, чтобы вдохнуть напичканный электричеством воздух, – со мной.

– Я не могу этого сделать, мне нужно выбраться.

Белла впивается в меня своими огромными глазами цвета заходящего солнца.

– К Джейкобу?

Я проглатываю разъедающую горло кислоту и сжимаю зубы.

Та-которая-режет-по-живому делает резкий вдох, будто бы начиная говорить, но передумывает и лишь закрывает глаза, сдавшись. Её лоб вжимается в мой так сильно, словно она хочет проникнуть внутрь моей головы. Но уже в следующее мгновение она безжалостно разрывает этот контакт и, ещё сильнее зажмурившись, разворачивается спиной ко мне и делает первые несколько шагов.

– Белла, – я выдыхаю отчаянием, – не…

/Уходи/

*Автор эпиграфа - Георгий Финогентов