это – штука, которую все боятся
потому что в ней вакуум информации
потому что не знаешь, плакать или смеяться
потому что не знаешь, кто здесь вообще дурак
она может по-разному называться
но обычно любовь
или как-то так*

/Если ты простоишь под ледяным душем десять минут, она ответит взаимностью/

Я распахнут, воспалён и высушен. Несмотря на потоки холодной воды, медными иглами жалящие мою бледную кожу, мне жутко хочется пить и действовать. Кафельные плитки ванной цвета забродившего йогурта покрыты тысячами капель; я пытаюсь сосчитать их количество на одной плитке, но несколько раз сбиваюсь, потому что они то и дело стекают и соединяются. Сколько ещё осталось?

/Шесть минут/

Кажется, я заболел. Набор таблеток в тайнике достиг размера небольшой горсти, но это не те лекарства, что помогают от моей новой болезни. Меня знобит, потряхивает и норовит стошнить чем-то честным.

Вопрос (не чувствуя ног от холода): Это ведь не лечится?

В центре груди что-то колет и царапается. Мои губы заметно трясутся, хотя я и пытаюсь сжать челюсть как можно сильнее. Через зубы проходит стреляющая боль.

/Три минуты/

Я довольно много знаю о боли. Не то чтобы я оканчивал университеты или онлайн курсы, но у меня довольно обширный опыт. Мне нравится классифицировать её, окрашивать в разные цвета, раскладывать по полочкам и иногда сдувать пыль. Я знаю наверняка, что боль не может быть одинаковой: она, словно калейдоскоп, непредсказуема и многогранна. Иногда – скулящая, щиплющая, острая или тупая. Часто – жалящая, колющая или ударяющая наотмашь. Ослепляющая, взбудораживающая и откровенная. Неожиданная и ожидаемая. Но никогда не обезличенная.

/Всё/

Я нерешительно делаю шаг вперед, вытаскивая своё онемевшее тело из-под ледяной воды. В крошечной безопасной зеркальной наклейке на кафельной стене я вижу себя: измученного и посиневшего. Снова отросшие волосы тёмными паклями прилипли ко лбу, зрачки набрали воды и посветлели на пару тонов, щетина, покрывающая всю нижнюю половину лица, встала дыбом.

Вопрос (укладывая волосы, используя пальцы вместо расчески): С каких пор меня стала заботить собственная внешность?

Кажется, я повзрослел. Психические расстройства часто вынуждают тебя оставаться ребёнком, вечно боящимся и замкнутым. Они отметают всё рациональное и взращивают болезненность. Я редко ощущал ответственность за что-либо в своей жизни, меня передавали из рук в руки – от родителей к врачам.

Но сейчас я вдруг чувствую себя быть способным на это. Взять ответственность за себя и за Ту-которую-нужно-спасать.

/Спаси её от самого себя для начала/

Я встряхиваю головой, орошая пустое пространство вокруг мелкими брызгами. В моей палате пасмурно и утро. Я встаю ровно на ту половицу, под которой располагается тайник, и слегка покачиваюсь с носка на пятку. Непонятно откуда взявшееся ощущение свободы выбора ударяется в грудь, и я шумно втягиваю его носом.

Сегодня будет интересный день. К Белле приедет Джейкоб, поэтому я планирую ещё раз пробраться в кабинет Аро, чтобы найти необходимые документы. Она не просила меня это делать, более того, она даже не знает о моих планах, но так лучше и безопаснее. Я ничего не стою, я пластмассовый и игрушечный, но её спокойствие дороже всех затраченных усилий.

В последний раз ощупав рельефный пол босыми ступнями, я обуваю ботинки и выхожу из палаты. Первый пункт плана, как всегда, – найти Элис, моего единственного союзника и друга. Я не знаю, как буду уговаривать её на авантюру, не имею понятия о том, что буду делать, если она откажется, но излучающаяся от влажной головы нездоровая уверенность уже несёт моё тело по длинным, наполненным депрессией коридорам, а привычно хаотично носящиеся в голове мысли не дают возможности отказаться от задуманного.

– Элис, – я окликаю её в спину, согнувшуюся над кроватью в одной из пустых палат, – мне нужна твоя помощь.

Медсестра выглядит бледной и уставшей. Её глаза, обычно наполненные блеском и озорством, сейчас кажутся остывшими.

– Закрой за собой дверь, – Элис бросает на меня оценивающий взгляд и будто бы всё понимает.

Кажется, я просчитался. Одиночество не было тем, от чего мне становилось легче. Просьба о помощи никогда не означала слабость. Привязанность к кому-либо не должна сбрасывать меня со счетов. Весь мой богатый опыт ошибочен и полон изъянов. Появление в этой вялотекущей жизни Беллы перевернуло всё с ног на голову, вывернуло наизнанку, оголило швы.

Господи, я не могу дождаться любви, чтобы она разрушила меня окончательно.

– Что на этот раз? – глубоко вздыхает Элис. – Научить тебя играть в шахматы? Помочь совершить побег?

– Меня здесь никто не держит, – я пожимаю плечами, отвечая на её усталую попытку пошутить. – Ты выглядишь ужасно.

– Я знаю, – ещё один вздох. – Всю ночь провела с Джаспером, хотя это была даже не моя смена… – она запинается и взволнованно опускает глаза, боясь, что сказала лишнего.

– Всё хорошо, – я заменяю дружеское объятие сочувствующим тоном. – Можешь не скрывать это от меня.

Элис смотрит на меня с удивлением и благодарностью. Её губы слегка подрагивают, то ли в попытке улыбнуться, то ли сдерживая слёзы.

– Мне нужно попасть в кабинет Аро, – я перехожу сразу к делу, не имея больше времени.

– Зачем? – Элис выглядит встревоженно.

– Я должен помочь Белле, – язык успевает сделать три удара по передней поверхности зубов, прежде чем я продолжаю, – и себе.

Мой взгляд сосредоточен точно на её переносице, создавая иллюзию визуального контакта. Я склоняю голову на бок и слегка прикрываю глаза, выражая полную готовность к любому сотрудничеству.

Кажется, я ослеплён. Неестественные приливы сил держат меня в небывалом тонусе, не давая отклониться от цели. Я больше не вижу никаких преград, любое решение кажется исполнимым и, более того, рациональным.

/Только кажется/

– Если нас поймают… – Элис обхватывает себя руками, защищая от плохих мыслей.

– То ты пыталась остановить особо опасного психа, – я искусственно улыбаюсь, – то есть меня.

Медсестра качает головой. Она не боится рисковать своей работой, но переживает за меня. Я не достоин и капли этих порывов, но благодарен за её доброту.

Когда Элис осторожно кивает, вглядываясь в моё застывшее в напряжении лицо, внутри меня с облегчением лопается огромный вибрирующий шар. Я ощущаю заметную слабость в ногах, хотя не сделал ещё ровным счетом ничего из самого важного. Эйфория разгоняет кровь, добавляя больше решимости в уже и без того переполненные ею мысли.

Сегодня, сейчас, в этот пасмурный летний день двадцать первого века я попытаюсь сделать что-то поистине важное, попробую стать полезным и значимым. Причиню самую наибольшую пользу, на которую способен. Я сделаю шаг навстречу Той-которая-сделала-уже-сотни-шагов.

/Смотри не споткнись/

Дорога до административного корпуса проходит в молчании и спешке. Элис идёт немного позади меня, как и полагается персоналу. Мои глаза опущены в землю, а язык просчитывает зубы по четвёртому кругу. Вдохи выходят какими-то особенно полными, мне сложно надышаться этой уверенностью. В воздухе стоит запах перспектив.

Кажется, я одурачен. Подпаленные хмуростью облака скрывают яркое апельсиновое солнце. Бетонные стены корпусов больницы скрывают сотни искорёженных жизней. Ломкие рёбра моей грудной клетки скрывают колотящееся сердце, из которого прорастают рубиново-красные цветы, одновременно доставляя ранее неизвестную боль и ещё более неизвестное счастье. Я развеян, одурманен и заполнен мечтами.

– Напомни-ка ещё раз, какой у тебя план? – приподняв брови, спрашивает Элис, когда мы почти дошли до входа.

Стать лучшей версией себя, оставить нерациональные страхи позади и выбраться отсюда вместе с Беллой. Я не говорю это вслух, бережно оставляя слова при себе, а только слегка улыбаюсь.

Кажется, я влюблён.

/Вот чёрт/

*Автор эпиграфа - Ананасова