вечность протянет ладошки – брысь
не отпущу, дураки умирают вместе
а за окном темнота, елки-палки. жизнь
если погибну, буду твоим созвездием*

/Уходи отсюда/

Я стою на втором этаже, прижавшись спиной к прохладной стене. Нервозность и нетерпеливость перекатываются внутри меня, смешиваются и разрастаются. В здании пусто и тихо – сейчас утро, а значит, никакие лечебно-разрушительные работы ещё не начались. Ожидание Элис затягивается, возможно, получить запасные ключи оказалось не так и просто. Я взвинчен, утрамбован и непривычно жив.

Мышца, отвечающая за движение языка, выполняет сегодня тройную работу. Я снова и снова пересчитываю зубы, стараясь унять тревогу, но плацебо не работает в стрессовых ситуациях, оставляя меня наедине с давящими эмоциями.

Недавнее откровение пульсирует в висках. Я чувствую свою новообретённую влюблённость на поверхности нёба – она намазана там тонким слоем засахарившегося мёда, сластит и вызывает жажду.

Вопрос (с пересохшим горлом): Я теперь всегда буду таким?

– Эдвард! – шёпотом окликает меня Элис. – Быстрее!

Мы тихо поднимаемся на этаж выше. Моё сердце издаёт хаотичные барабанящие звуки, заглушая шум от наших шагов.

– У нас немного времени, – Элис кладёт ключи на пол между нами, даже в такой ситуации помня о моих странностях. – Даже не так – у нас совсем мало времени, – она пытается встретить мой взгляд, но я сосредоточен на блестящей связке ключей у носка ботинка. – Мне пришлось отдать им мой пропуск, – в её голосе слышны страх и агрессия.

Я поднимаю с пола ключи и, благодарно кивнув медсестре, иду к кабинету Аро. Из-за спины до меня доносятся звуки замешательства, выраженные в несвязном бормотании и перетоптывании, а следом за ними – быстрые догоняющие шаги Элис.

– Если нас поймают…

Полёт её мысли я прерываю тем, что поворачиваю ключ в замке и открываю дверь.

Кабинет Аро выглядит так же, как я его помню – беспорядочно и захламленно. Я быстро оглядываюсь – непонятно откуда взявшееся чувство паранойи сверлит затылок, превращаясь в ноющую зубную боль.

/8–8–1–0–8–8/

Шестизначный код на салатовом стикере, который я отдал Белле, всплывает в моей голове. Я медлю ещё пару секунд, пытаясь прийти в себя. Элис выныривает из-за спины и деловито подходит к столу – кажется, весь её страх пропал с видом открывшихся возможностей. Меня, наконец, встряхивает прежней решимостью. Я иду прямо к сейфу, уже наученный тем, что на рабочем столе нет полезных документов.

– Если увидишь что-то про Джаспера Хейла, дай мне знать, – не отрывая взгляда от бумаг, бросает Элис.

/8–8–1–0–8–8/

Я ввожу номер на кодовом замке и замираю, упёршись взглядом в красный огонёк. И только когда он сменяется на тускло-зелёный, сопроводив это действие тихим сигналом, я выдыхаю. Внутри сейфа документы лежат намного организованнее, чем за его пределами. Бумажные папки странного бежевого цвета, словно они вымочены в остывшем чёрном чае, сложены в ровную стопку; всевозможные чеки и расчётные листы собраны в отдельном углу рядом с несколькими старыми, давно вышедшими из использования кнопочными телефонами. Я вытаскиваю из сейфа стопку папок. Они не имеют никаких опознавательных знаков, но одна, та, которая лежит в самом низу стопки, отличается по цвету – она выглядит посеревшей от многократного использования.

/Осторожно/

Паранойя жжёт затылок. Мне постоянно хочется оглянуться, но я заставляю себя сконцентрироваться, уверенный в том, что Элис предупредит об опасности. Я пролистываю выделяющуюся папку: она содержит много цифр, расчетов и чеков, некоторые из них датированы несколькими годами ранее, некоторые совсем свежие. Сопоставив очевидные вводные – местонахождение папки и её скрупулёзное ведение, я решаю, что мне нужна именно она, и прячу её под одежду.

Любопытство колет кончики пальцев. Вдруг в голову приходит мысль, что моя мать была бы рада застать меня в таком положении и насладиться моей очередной ошибкой. Я пытаюсь отбросить эту ненавистную мысль, закрываю глаза на секунду, делаю двенадцать ударов языком по зубам и открываю первую из обычных, ничем не выделяющихся папок в стопке.

На первой странице меня встречает фотография Карлайла. Я вздрагиваю от неожиданности, будто бы увидел его вживую. Неосознанно, словно пытаясь спрятаться от его осуждающего взгляда, я переворачиваю страницу и вижу новый набор фотографий, но теперь не доктора, а какой-то маленькой девочки лет шести. Фото сделаны так, как будто она не имела понятия о проходившей фотосессии, будучи увлеченной игрой на детской площадке. Я преодолеваю порыв позвать Элис и спросить у неё об этом – личная жизнь Карлайла не должна меня волновать, но все же задерживаю свой взгляд на странице на пару секунд, достаточных для того, чтобы заметить в самом низу приписку рукой Аро “дата смерти – 15.07.2019”.

Я захлопываю папку и сразу же беру следующую, стараясь стереть увиденное новой информацией. Моё сердце больно сжимается, неприятные импульсы сдавливают горло и мешают сделать полноценный вдох. Желание оглянуться становится почти невыносимым, взгляд теряет фокус и мутнеет.

Вопрос (пытаясь прийти в себя): Что здесь происходит?

Наполнение следующей чайно-бежевой папки пугает меня ещё больше. Фотография Беллы занимает четверть первой страницы, она очень похожа на ту, что я видел в газете, кажется, несколько жизней назад, но имеет какой-то мрачный налёт. Что-то не сходится в выражении её лица, почти неотличимо, но в то же время так сильно заметно, что мне на секунду кажется, будто я обознался и это не Белла вовсе. Краткая анкета, занимающая всё остальное место, убеждает меня в обратном – это она.

Я переворачиваю страницу и пробегаюсь взглядом по находящейся на ней информации: отчету о выписке из неизвестной мне больницы, датированному двумя годами ранее. Я делаю отчаянную попытку глубоко вдохнуть и окончательно замираю, позволяя двигаться только болезненно расширенным зрачкам. Выхваченные из пожелтевшего листа слова отпечатываются на внутренней поверхности моей черепной коробки, не прекращаясь, повторяясь и зацикливаясь: “депрессия”, “навязчивые мысли”, “попытка самоубийства”.

/Что и требовалось доказать/

– Эдвард, – шёпот Элис вторгается в мои мысли, разбавляя невыносимую концентрацию. – что с тобой?

Она делает шаг в мою сторону.

– Нам надо уходить.

Я захлопываю папку, мои руки дрожат и плохо слушаются.

– Ты нашел, что хотел?

Я быстро киваю и стараюсь унять пробирающую до костей дрожь, чтобы оставить документы в том же видимом порядке, в котором они лежали в сейфе до моего вмешательства.

Попытка самоубийства. Мысль о том, что Белле было так плохо, что она не хотела продолжать жить, выцарапывает изнутри грудную клетку. Глаза горят и наполняются солью. Моя свежераспустившаяся любовь раздирает горло. Всё, что мне сейчас нужно, всё, что вообще имеет смысл, – это увидеть Ту-которая-имеет-со-мной-слишком-много-общего.

Дорога из кабинета Аро до улицы проскальзывает мимо меня статической картинкой. Мне кажется, что я так и не начал дышать – лёгкие рвёт от недостатка кислорода. Пока я добираюсь до своего корпуса, Элис куда-то исчезает. В моей голове всё ещё проигрываются слова из больничной карты Беллы, когда я, наконец, снова прихожу в себя.

От общей гостиной, в которой принимают посетителей, хотя это и случается чрезвычайно редко, меня отделяет только один поворот. Я останавливаюсь, привалившись к углу стены спиной, дыша, словно после десятикилометрового марафона, достаю из-под резинки штанов нужную папку, сжимаю её в руках и быстро просчитываю зубы в верхнем ряду, морально готовясь сделать шаг из своего укрытия и увидеть Беллу вместе с Джейкобом.

– Тебе тогда лучше уйти, – очень холодный, резко контрастирующий с температурой дня голос Той-которая-должна-жить доносится до меня из гостиной.

– Я приеду в следующем месяце. Вот увидишь, тебе станет лучше, – незнакомый мужской голос, очевидно, принадлежащий Джейкобу, наполнен чем-то вроде жалости.

– Мне станет лучше, если ты, наконец, прислушаешься ко мне и сделаешь, что я прошу! – Белла почти шипит, выходя из себя.

Я представляю себе её лицо прямо сейчас: сильно суженные глаза, злой румянец на щеках, острые вытянутые скулы. Живот скручивает от желания увидеть её, пальцы, сжимающие папку, начинает покалывать разрядами электричества. Моя свежеиспечёная любовь не разменивается по мелочам, не обращает внимания на шероховатости и несостыковки. Она необратима и невозвратна.

– Я не буду выполнять твои сумасшедшие просьбы, – Джейкоб отвечает с усмешкой в голосе. – Эй, я же шучу! – почти сразу добавляет он.

/Идиот/

Моя голова разрывается от непрекращающегося сигнала тревоги, и я, ещё не осознавая принятого решения, засовываю с таким трудом добытые документы обратно за пазуху. Из гостиной доносится шум шагов и сдавленного дыхания.

– Отпусти!

Раздраженное шипение становится последней каплей, и я делаю этот шаг из своего укрытия, хотя теперь уже совсем по другой причине.

– Белла?

Её имя, выходящее из пересохшего горла, получается сжатым и скомканным.

В гостиной никого нет, кроме Джейкоба, Беллы, меня и напряжения. Мой взгляд сразу же цепляется за его руки, сдавливающие плечи Беллы, хотя он почти сразу отступает, когда я нарушаю их уединение.

Я успеваю сделать шесть ударов языком по зубам, пока Та-которая-рушит-стены не разбивает тишину, повисшую лохмотьями на наших плечах.

– Уходи, – она смотрит на Джейкоба и отступает назад.

– Я приеду в следующем месяце, – он переводит взгляд с меня на неё и обратно.

– Можешь не утруждаться, – Белла устало вздыхает, отворачивается и впервые смотрит на меня.

Разряды фейерверков, наполняющие голову при соприкосновении наших взглядов, теперь не вызывают ничего, кроме улыбки. Я невесомый, теплопроводящий и головокружительно влюблённый.

Вопрос (ощущая кожей живота важность украденных документов): И какой теперь план?

*Автор эпиграфа - Саша Птица