я чувствую, как вертится земля
в немытой кружке стынущего чая
я окружен волшебными людьми
которые меня не замечают*

Мне нравится быть таким: взволнованным и строящим планы. Я чувствую себя не так заторможенно, как обычно, хотя количество мыслей внутри меня увеличивается в геометрической прогрессии, замедляя поиск нужных слов.

Мне хочется думать о сегодняшнем вечере, стать чуть более спокойным и, наконец, перестать бояться себя самого.

/С чего бы тебе бояться себя самого? Разве что ты сделал что-то…/

Я встряхиваю головой и отсчитываю девятнадцать ударов языком по передней поверхности зубов. Меня, словно чересчур эмоционально нестабильного подростка с переизбытком гормонов, бросает из одного состояния в другое.

Мне не нравится быть таким: нервозным и боящимся заглянуть в будущее. Я всегда слишком много думаю, добавляю несуществующий смысл, переиначиваю и усложняю.

– Эдвард, заходи. - Карлайл, как обычно, вылавливает меня из тёмных вод моего разума.

Я даже не заметил, как дошёл до нужной аудитории. Мне хочется вернуть то ожидающе-приподнятое настроение, которое я заработал за разговор с Беллой. Но почему-то мне неудобно и неспокойно.

Вопрос (повышенной сложности): Сколько нужно разнашивать новые эмоции, чтобы они стали впору?

Я сажусь на то же самое место, что и в прошлый понедельник. Белла сидит где-то напротив меня, я это знаю, но пока не поднимаю глаза. Мне всё также неуютно и некомфортно, хотя весеннее солнце, струящееся по моей пижаме мёртво-кирпичного цвета, слегка успокаивает.

– Всем добрый день, – начинает Карлайл, когда его верные подопытные занимают свои места. – Как прошли выходные?

Он всегда спрашивает про выходные, как будто нарочно насмехаясь. Я бы хотел ответить, что провёл субботу и воскресенье в загородном доме с семьей и друзьями, жаря барбекю и играя во фрисби, но я никогда не проведу так ни одних выходных в своей жизни.

Фоном с моими мыслями звучат чьи-то отдаленно знакомые голоса, отвечая на бессмысленно-жестокий вопрос. Я снова чувствую, как отдаляюсь от реальности, поэтому пытаюсь покрепче прикрепиться взглядом за носок своих лёгких ботинок.

– Тебя что-то беспокоит, Эдвард? – голос Карлайла спрашивает меня справа.

Меня беспокоит моё неуравновешенное состояние, предстоящий вечер с Беллой, отсутствие у меня близких друзей, странные и иногда пугающие мысли в собственной голове, глобальное потепление, неспособность спрогнозировать своё будущее, большое количество углекислого газа в атмосфере, невозможность вспомнить хоть что-то хорошее из детства, моё неопределенное отношение к Той-которая-сидит-напротив, ощущение бесполезности и непродуктивности лечения, вымирание редких видов животных и, возможно, слишком сильная потребность почувствовать себя нормальным.

/Соври/

– Нет. - Я смотрю в район гладковыбритого подбородка Карлайла и пытаюсь выглядеть так, как будто меня ничто не тревожит.

– У меня есть кое-что, что меня беспокоит… - Настойчивый голос Беллы резонирует внутри моей полой грудной клетки.

– Хочешь этим поделиться с нами?

Карлайл обращает на неё всё внимание, за которое ему здесь платят.

Я отдираю взгляд от носка своего левого ботинка и смотрю на Беллу. Она выглядит спокойно и расслабленно, даже слишком расслабленно, будто не обдумывает нашу встречу через несколько часов.

– Я бы хотела позвонить своим близким людям, но мне не дают этого сделать.

Та-у-которой-есть-близкие-люди смотрит на меня в ответ, слегка приподнимает уголки губ и переводит взгляд на Карлайла.

Мне хочется представить тех, кого я могу назвать близкими людьми. Обычные люди так говорят, например, про родителей. Мои были где-то рядом со мной каждый день вплоть до восемнадцатилетия, но были ли они близкими?

/Нет/

– У нас заведение закрытого типа, Белла. Твои родственники должны запланировать звонок и согласовать его с главным врачом.

Карлайл отвечает быстро и лаконично, словно зачитывает четверостишье, выученное еще в школе, но почему-то застрявшее в памяти.

– Конечно.

Белла легко пожимает плечами, не показывая ни малейшего признака расстройства. Она снова смотрит на меня и повторно приподнимает уголки губ, будто мы разделяем между собой какую-то общую тайну.

Вопрос (с приподнятыми уголками губ): Почему так сложно нервничать, когда тебе улыбаются?

Мои лёгкие будто наполняются гелием, когда я быстро, так, чтобы не застрять, смотрю Белле прямо в глаза, чтобы почти сразу же, спустя сотую долю мгновения, отвести взгляд на нейтральную гладкость стен.

Вокруг меня опять проплывают чужие голоса, белым шумом оттеняя весенний день. Групповая сессия подходит к концу, а тени за окном удлиняются, сигнализируя о том, что скоро вечер.

Я не знаю, чем себя занять в тот час между собой сейчас и собой будущим в компании Беллы, поэтому я иду в библиотеку, набираю различной макулатуры, которая, скорее всего, предназначается на выброс, и начинаю переписывать первый попавшийся на глаза набор слов.

В пустом читальном зале очень тихо, прохладно и монотонно. Я концентрируюсь на переписываемых словах ровно настолько, чтобы несильно вникать в текст, но и не свалиться в вечный самоанализ. Мне жутко хочется постоянно смотреть на часы в ожидании приближения стрелки к цифре шесть, но незнание покалывает приятным волнением, и я выбираю его.

Я разыгрываю в голове сцены нашего сегодняшнего разговора с Той-которую-я-очень-жду. Воспоминания легко жужжат внутри головы, не давая другим, более неудобным мыслям занять это место.

Я вдруг останавливаюсь, не дописав слово «политическое» до конца, но еще спокойно и ровно дышу, не осознавая наступившей перемены. Зубы плотно сжимаются между собой, успокаивающее жужжание в голове умолкает и сменяется тревожным гулом.

Неожиданно, как будто по чьему-то щелчку пальцев, я понимаю, что смотрю прямо на Беллу. Точнее, на её фото, напечатанное на одном из кусков макулатуры, из которого я еще недавно переписывал слова.

Я склоняюсь над газетой, не дотрагиваясь, будто боясь разрушить эту магию. Моё дыхание слегка касается маленького цветного фото Той-которая-вот-вот-должна-прийти. Я провожу взглядом по знакомым чертам, но сейчас они воспринимаются по-другому. Белла выглядит абсолютно так же, как сегодня за завтраком, но в то же время я вижу её совсем иначе. На крошечном фото она не принадлежит этому месту – она из того, недоступного и нормального мира, в который я уже почти не верю.

Я тщательно изучаю каждый пиксель на слегка пожелтевшей и отсыревшей бумаге. Сейчас, когда я вижу её не как пациента психиатрической клиники, она кажется мне очень красивой.

Её скулы, по которым я часто пробегался взглядом, симпатично выделяются на мраморной коже. Ликёрно-вишнёвого цвета губы сложены в знакомую полуулыбку. Тёмные волосы распущены, но не служат защитным барьером от окружения, а только мягко обрамляют лицо.

Я заношу руку над снимком, еще не осознавая, что именно хочу сделать, но через пару секунд кладу её под фотографией и провожу пальцами по напечатанным словам, будто читая шрифт Брайля. «Автор текста – Изабелла Свон».

Я пробегаю глазами по статье, не преследуя цели что-то понять, а просто отвлекая себя от рассматривания снимка. Мозг выхватывает много незнакомых имён и политических терминов. Я не интересуюсь политикой, у меня нет даже права голоса, но я интересуюсь этим напечатанным в маленьком квадрате лицом и всем, что с ним связано.

Глаза цепляются за дату в верхней части газеты – прошлый год. Это может означать как всё, так и ничего.

Я начинаю отсчитывать удары языком по зубам в поисках чего-то привычного. Мне не хочется делать никаких выводов, но они сами выстраиваются шаткими каскадами внутри моей головы.

– Привет, – выстреливает в мою оцепеневшую спину тихий голос Беллы.

----

*Автор эпиграфа - Джимми Колфилд

P.S. Ауттейк от лица Беллы будет после следующей (8й) главы