Kapitel 28. Potsdam Hauptbahnhof
Teil 1. Himmelblau
Teil 1. Himmelblau
Potsdam Hauptbahnhof (Потсдамский вокзал) — главный вокзал немецкого города Потсдам, столицы земли Бранденбург. Он расположен на железной дороге Берлин-Магдебург, основан в 1838 году. Станция является конечной станцией линии S7 берлинской городской железной дороги, идущей из Аренсфельде.
Himmelblau (нем.) - небесно-голубой
- Это пятнадцать лет. Пятнадцать лет тюрьмы, Белла.
Он дает мне попробовать эти цифры на вкус. Оценить их горечь.
Я смотрю только на Эдварда, когда он мне признается. Откровенно, честно, без утайки. Каллен обещал мне, он выдержит любые мои эмоции и настолько же любой меня примет. Это взаимно. Сегодня, сейчас, каким бы темным не было его откровение, я здесь. И даже если мир не будет прежним, мы будем. Все, что у нас с ним есть.
И все же, когда я заглядываю Эдварду в глаза, то вижу там руины. Тревога, горечь, отчаянье – все это наносное, лишь едкий дымок разгорающегося костра. Даже самые крупные поленья запылают и рассыплются в пепел, если пламя не загаснет, этого не миновать. И Эдвард, как бы не храбрился... догорает. Мы готовили себя к такому варианту развития событий и Каллен лично упоминал его. Но масштаб... и срок... такого мы предвидеть не могли.
- Но это же бред!
Эдвард, хотя и не удивляется слишком сильно, ждет более яркого моего отрицания. Накрывает ладонью правую сторону лица, проведя пальцами вдоль брови, будто надеясь смыть с себя это признание. Совсем нетипичный для него жест.
- Это то, с чем нам придется считаться, - спокойным, но хриплым голосом говорит мне. И выдыхает.
- Этого не случится.
Упрямлюсь едва ли не по-детски, с дрожью тона. Крепко, наверняка почти до боли пожимаю его руку в своей. Кожа просто ледяная. Ни в североатлантическом Портленде перед Рождеством, ни в промерзлом февральском Берлине с Эдвардом такого не случалось. Он наше солнце – жаркое, негасимое, самое светлое. С заходом солнца воцаряется беспросветная мгла. И, рано или поздно, все живое в этой мгле погибает.
Falke чуть хмурится, будто предвидя такую фразу. Заметнее становится каждая из морщинок на его лице. В носогубном треугольнике залегают глубокие тени.
- Мне жаль, Schönheit.
Он похлопывает мою ладонь, прежде чем отпустить ее. Кожа тут же начинает саднить.
Каллен поднимается с кресла, на ходу одернув полы рубашки. Обходит меня, останавливается у самого окна. Среди серости берлинских туч слабо, а проглядывают лучи солнца. Зимнего и, уже перед самым закатом, будто бы прощального. Эдвард складывает руки на груди, став в прямоугольник света. Закатное солнце освещает лишь половину его лица – напряженного и бескрайне мрачного.
- Я понимаю, что все зашло слишком далеко. Но ведь это не конец.
- Это эпилог моих жизненных просчетов.
Я тоже встаю на ноги и тоже скрещиваю руки на груди. Заземляю себя.
- Falke.
Он реагирует. Это маленькое прозвище, наш секрет – как подтверждение близости. Надежность. Тепло. Я знаю это чувство. И я знаю, как нужно оно сейчас Эдварду. Я вижу.
- Falke, - тихонько повторяю, поймав его бескрайне синий, ускользающий взгляд, – это еще не приговор. Это лишь возможность.
- Я и не говорю, что сажусь в тюрьму завтра, Изза.
- Я понимаю. И я рада, что ты делишься со мной.
Не сокращаю между нами расстояние. Ему нужно дать немного времени. И время у нас пока еще есть.
- Давай начнем с самого начала.
Каллен передергивает плечами.
- Два года назад и ночной клуб?
Я смотрю на него очень нежно. И мягко, и просительно, и тепло, но больше всего – нежно. Я слишком хорошо знаю Эдварда – как себя. И этот его взгляд, и воинственный, и пораженный одновременно. И сорванное, частое дыхание, что насилу старается успокоить. И характерное выражение лица, угрюмое и горесное. Эдвард весь мой и я чувствую его – вплоть до эмоций. Хочу считать эту связь нашим благословением.
- Я с тобой.
Солнце, опускаясь все ниже к горизонту, освещает уже весь его силуэт. Летят авто по проспекту вдоль Тиргартена – по четыре полосы в каждую сторону. Будний день, среда. И Эдвард, занявший почти оборонительную позицию возле этого окна.
- Ты сказала, что все хочешь узнавать первой. От меня.
- Так и есть.
Переспрашивает едва ли не с вызовом:
- Так и осталось?
- Конечно.
Эдвард испытующе, но коротко смотрит мне в глаза. И медленно, но верно дозревает его решимость. Тон больше не хриплый, он ровный. А вот глаза горят.
- Поэтому я говорю тебе это сам, Изза. Срок реален. Как и обвинение.
Я стараюсь как можно спокойнее принять эту новость. Чувствую, что на эмоции будет время позже. Пока Эдвард всеми силами старается добиться моего внимания – в духе своего собственного, собранного и жесткого. Это сложно.
- Откуда ты знаешь про?..
- Габриэль, мой адвокат. Он написал сегодня в пять утра, просил срочно с ним связаться.
Вот почему он ушел ни свет ни заря.
- В Портленде был вечер.
Мой мирный, тихий тон подначивает Эдварда говорить также спокойно. Он старается с собой справиться.
- Временной континиум и часовые пояса, да уж. Но поговорить нужно было безотлагательно.
- Габриэль считает, что дело получит ход?
- Зависит от показаний Маккензи.
Вот тут голос его подводит. Эдвард поджимает губы, шумно выдохнув. Бессильно сжимает руки в кулаки, отвернувшись на пару секунд к стене и проспекту.
- Какова вероятность, что она подтвердит обвинение?
- Ты у меня спрашиваешь?
- Может быть, у тебя есть мнение на этот счет.
В идеальной тишине гостиной слышно, как капает на подоконник мокрый снег. У Эдварда излишне прямая поза. Когда он снова говорит, тон его почти трескается:
- Я не видел ее два года. Это было условием Кэтрин. Я понятия не имею, чего от нее можно ожидать.
- Ты говорил, вы с Кэтрин заключили договор. Какой именно?
- Естественно, не заверенный нотариально. На словах.
- Я понимаю. Но какой, Эдвард?
- Полное содержание Маккензи.
- Учеба и карманные расходы?..
- А еще «Porsche Macan», квартира в 80 квадратов в трехгодичную аренду и страхование жизни.
- Страхование жизни?..
- Для Кэтрин, - ее имя он произносит как ругательство, - как знала, что ей понадобится.
Я искренне стараюсь принять весь перечень «материальной помощи». В моей прошлой жизни само понимание этой суммы оставалось за гранью возможного.
- Но разве о таком можно просто договориться?..
- На кону стояло мое право опеки над детьми. Не мне было торговаться.
- А возраст согласия? Ей же было семнадцать.
- Не все так просто, Белла. Смотря как обставить случившееся.
Хватит этого немого противостояния в ходе беседы. Я разрываю дистанцию между нами, не спрашивая Эдварда. Подхожу к нему, становлюсь рядом – прямо в этот маленький прямоугольник света. Приникаю к плечу, тепло его погладив.
Он весь как на ладони, весь в зоне досягаемости. И позволяет мне видеть... чуть больше. Может быть, даже чуть больше, чем хотел бы показать. Лицо у него совсем белое.
- Но ведь Габриэль – лучший адвокат, - мягко убеждаю, стараясь говорить на языке фактов, - все вместе мы найдем выход. Ты же начал против Кэтрин процесс с Фабианом. Ее шаг можно расценить как месть.
- Если бы дело касалось только ее, все было бы куда проще.
- Почему?..
Взгляд у него отдает толикой безумия. Совсем не мимолетной.
- Все снова окажется под вопросом, Белла. И мои родительские права, и свобода, и карьера. Если обвинение будет предъявлено – с должностью точно можно попрощаться. Да и совращению малолетней вряд ли можно что-то противопоставить.
- Но ты ведь не совращал эту девочку!
Мое восклицание не находит в нем отклик. Эдвард как-то сдавленно, хмуро улыбается уголками губ. Едва ли не заупокойно. Синие глаза его темнеют.
- Я видел заключение гинеколога. На ней была моя сперма.
Качает сам себе головой. Чертыхается и смотрит на меня с раскаянием.
- Извини. Это не то, что... об этом даже говорить не стоит.
В других обстоятельствах я бы согласилась. Но сейчас с собственными чувствами я как-нибудь справлюсь.
- Ты никогда мне не говорил, помнишь ли все досконально, - продолжаю, не заостряя внимание на его ремарке, - были ли камеры, свидетели, какие-нибудь зацепки? Хоть что-то?
- Я слишком много выпил, чтобы помнить это в подробностях, Изза. Больше, чем две бутылки водки.
- И Маккензи все время была рядом?
- Она была за баром, как и я. Думаю, я сам подсел к ней... сел к ней ближе.
Он смущается этого разговора. Но рано или поздно нам пришлось бы поговорить.
- Нужно восстановить картину случившегося. Не всегда все так, как мы помним. Там были камеры?
- В ту ночь лег сервер записи.
- Точно? Это нужно выяснить. И как она оказалась в клубе? Кто-то должен был ее провести!
Эдвард немного приободряется.
- Может ты и права. Я поговорю с Габриэлем. У него могут быть идеи.
- Ну вот!
Он вздыхает, коснувшись моих волос. Будто действие для него запретное, едва-едва гладит у самых кончиков прядей. Теперь его взгляд мерцает печалью.
- Послушай меня, пожалуйста.
Я заново нахожу его руку, чтобы пожать в своей. Эдвард от меня как будто бы на расстоянии в тысячу световых лет, точно не рядом.
- Я всегда тебя слушаю.
Он медленно кивает.
- Я полечу в Портленд в субботу. Хочу все выяснить на месте и постараюсь решить что-то как можно скорее. Мальчики будут в Берлине. Я не могу сорвать их со школы, да и не стоит им пока знать, что происходит.
- Ты хочешь, чтобы я осталась с ними?
- Я прошу тебя остаться с ними.
Эдвард говорит серьезно и так же невесомо, как и волос, касается моей талии. Придерживает рядом, посмотрев в глаза. В его собственных – сорванное движение и едва приметная дрожь ресниц. Я разравниваю крошечные складочки на ткани его рубашки.
- Я не брошу вас одних, - поспешно добавляет, мрачно глянув на заснеженные верхушки Тиргартена, - Каспиан будет на подхвате, составим расписание – кто отвозит их, кто забирает. И Виттория в твоем распоряжении. Я сделаю все, чтобы вернуться поскорее.
- Falke, я с удовольствием буду с мальчиками. О чем ты говоришь.
Мне не нравится, как он рассказывает все это. Словно бы я могу отказаться. Обнимаю его сама, раз пока не спешит как следует меня касаться. Глажу у затылка, у лопаток, у талии. Сокол вздыхает. Много он вздыхает за последние дни.
- Спасибо тебе.
- Ну что ты. Эдвард, мы же семья.
Каллен натянуто, мимолетно улыбается. А потом обнимает меня обеими руками, развернув к себе.
- Я допускаю, что нам стоит отложить помолвку, Schönheit.
Предвидит мою реакцию. Вздрагиваю, дернувшись назад, а он предупреждает этот порыв. Вот теперь касается как надо. Оставляет меня рядом. Гладит вдоль позвоночника.
- Тише. Я допускаю, Изза, я не хочу. Но прекрасно понимаю, что обстоятельства меняются. Особенно – теперь.
- Меня нервирует эта философия. Что значит «отложить»?
Теперь начинаю злиться я. Он так просто произносит это. Так легко и как будто бы небрежно, выучено. Периодами в Falke просыпается циник. И даже то, что он пытается таким образом вытеснить свою боль не дает ему карт-бланш на подобные заявления. Словно бы и не было нашей Венеции...
- Я не заставлю тебя ждать меня пятнадцать лет, Изабелла. Ни в качестве невесты, ни в качестве жены.
- Еще недели не прошло, как ты предложил, а уже отзываешь?..
- Я знаю. И все не так. Твой ответ был одним из самых счастливых моментов в моей жизни. Как и сама встреча с тобой. Спасибо. Но факт остается фактом.
Эти отрывистые фразы... и их суть. От бессилия мне хочется закричать. Оно накрывает ледяной волной с того канадского озера, где я едва не утонула. И эхом отдается в глубокой синеве глаз Эдварда. Он взгляда от меня не отводит.
- Мне тоже следует сказать «спасибо» за подарки, кольцо и маленький театр семейной жизни? И уйти в закат, если дело получит ход?
- Это тоже нужно будет обдумать. Мы не женаты, будет сложнее оставить тебе содержание. С другой стороны, это хорошо – никто не сможет претендовать на него по букве закона. Габриэль и его команда устроили мой развод. Он решит и наш вопрос.
- Оставить содержание? Эдвард, к чему ты?..
Каллен попадает в свою стихию. Эти темы, это выражение лица, этот тон голоса – так он разговаривает в моменты глубочайшего стресса. Старается рационализировать каждую мысль и не упустить деталей. Даже на краю пропасти.
- Мои счета наверняка заблокируют почти сразу, как станет назначена дата суда. Если он будет. К тому моменту, как это произойдет, все уже должно быть решено. Твой «Порше» на тебе, домик на Мюггельзе на двадцать пять лет, в Берлине будет еще наша квартира в Шарлоттенбурге. И маленькие апартаменты в даунтауне Портленда, если захочешь там жить. С выплатами нужно будет что-то придумать, но это реально. О твоей финансовой безопасности я позабочусь.
- Ты считаешь, все это мне важно?
- Это важно мне.
- Мы не рано говорим об этом?
- В самый раз.
Я больше не злюсь, эта злость растворяется в закатных лучах солнца. Мне тревожно его слушать. Мало того, что несут в себе все эти слова и планы, какую непростую ситуацию, где мы оказались, они подчеркивают... Эдвард выглядит совсем другим. И жестким, и загнанным одновременно. И собранным, и расколотым на части. Безумие в глубине его взгляда меня сильно тревожит. Каллен искренне старается предусмотреть все варианты и это хорошее качество. Но иногда, прежде чем планировать будущее, даже мрачное, неплохо бы разобраться с настоящим. И уделить время собственному эмоциональному фону. Довериться близким людям.
- Иди ко мне, - тихонько зову.
Останавливаю эту тираду и все эти размышления, самостоятельно привлекая Сокола поближе. Обнимаю его мягко и ласково, целую у шеи, у челюсти, придержав рядом. Каллен теряется.
- Подожди, Изз...
- Нет. Тише, Эдвард. Обо всем этом мы поговорим потом.
- Еще завещание! Я давно не редактировал завещание. Нужно его пересмотреть.
Я унимаю себя, не реагирую на его слова слишком бурно. Просто крепче обнимаю. Эдвард на грани, теперь мне это очевидно, и это все – его способ остаться на ногах, предупредить крах собственного мира. Я помогу ему. Я знаю, как ему помочь.
- Хорошо, пересмотришь. А теперь скажи мне, ты уже обедал? Или хотя бы завтракал?
Глажу его спину, унимая самим фактом этих движений, их мерной, медленно продолжительностью. И тем, что все также держу его рядом. Как бы не сопротивлялся Сокол вначале, он сдается. Медленно, но верно. Опускает голову к моим волосам.
- Нет.
- Вот видишь. Так все кажется хуже. Давай я накормлю тебя. Чего ты бы ты хотел?
- Schönheit, все слишком серьезно, чтобы так...
- Да. Но оно никуда не денется. Как и работа. Ты уже здесь, Эдвард. Мы пообедаем вместе, потом договорим. И, если тебе еще будет нужно, поедешь в офис.
- Еще дети...
- Давай я за ними съезжу.
- По средам у них клубы до половины восьмого. Я успею.
Глажу Эдварда вдоль затылка, неспешно переходя на плечи. Чувствую их напряжение. Эдвард ни раз взваливал на себя непомерный груз, привыкать ли ему.
- Хорошо. Тогда у нас точно есть время.
Каллен смотрит на меня с тихим, сострадательным любованием. Давно не было так много тревоги в его взгляде. Четче становится его линия скул.
- Белла, мне так жаль.
Я поворачиваю голову вслед за его ладонью. Целую кожу, не сдержав улыбки. Он слабо, но улыбается в ответ.
- Это только начало. Далеко не конец.
- Правда в это веришь?..
- И в тебя, - энергично киваю, потянувшись вперед и поцеловав его щеку – сначала правую, потом левую. – Абсолютно. Спасибо, что поделился со мной.
Он снова смущается, как-то пространно глянув вперед.
- Очередной порыв – не смог дождаться вечера. Слишком важно, чтобы... мне важно было поговорить сейчас.
- Все правильно, Эдвард. А теперь я приготовлю тебе поесть. Быстро, обещаю – омлет с овощами и индейкой. Дай мне пятнадцать минут.
- Я мог бы пообедать и в офисе.
- Как здорово, что иногда наши потребности пересиливают наши возможности, - посмеиваюсь, погладив и его ладони, прежде чем отпустить от себя. – И набрось что-то, Falke. У тебя руки как лед.
Он кивает мне с растерянностью, но мрака на его лице становится меньше. Целует мой лоб.
- Сделаю звонок и приду, Sonne. Твоя взяла.
На кухне у меня все схвачено. Я никогда не стремилась стать мастером кулинарии и уж точно некому было меня учить, прививать эту любовь к готовке или выпечке... но все сложилось само собой. Оказавшись с Эдвардом и детьми, впервые за эти годы я поняла, почему училась готовить большую часть сознательной жизни. Чтобы готовить для них. А еще, это отличный способ сбросить напряжение – по мне, даже лучше, чем уборка. В идеальном рассчитанном тайм-менеджменте рецепта мало остается времени на мысли. Я взбиваю яйца. Режу овощи. Натираю сыр. И наскоро обжариваю на второй сковородке тонкие пласты индейки.
К тому моменту, как Эдвард приходит на кухню, все уже готово. Ставлю перед ним тарелку, завариваю чай. И сажусь рядом, наскоро выдвинув себе стул. Тот скрипит, проехавшись по паркету.
Сокол потрясенно поглядывает на наш скорый обед.
- Как ты это делаешь?
- Техника и никакого коварства. Что скажешь?
- Это потрясающе, Белл.
Мне кажется, он не юлит, вышло и правда неплохо. Но важнее всего, что омлет, что наша беседа Эдварда отвлекает. Ему нужно переключиться.
- Я рада. Приятного аппетита.
В умиротворении теплой столовой, будто бы ненадолго отпуская ситуацию, мы не говорим о внезапных новостях. Солнце догорает, мягкими лучами спускаясь все ближе и ближе к полу. Пока не исчезает окончательно, оставшись маленьким красным кругом на горизонте. Едва ли двадцать минут проходит, а в комнате уже мрачновато.
Включаю свет, достав чашки для чая. Эдвард ставит в раковину наши тарелки.
- Фабиан сказал мне, что хочет учить итальянский.
- Правда?
Он опирается руками о столешницу кухонной тумбы.
- В школе много дополнительных занятий, на любой вкус. Я подписал ему разрешение. Теперь у Фаби есть технический клуб, риторика и итальянский. Венеция не прошла даром.
- «Феррари» и «Мазератти» тоже нужны автоконструкторы, - шучу я. – Это отличные новости, Эдвард. Может быть и мне стоит подучить итальянский?
- А как же немецкий?
Я глажу его ладонь невдалеке от своей, бережно придержав пальцы. Эдвард послушал меня, поверх рубашки надел все же легкую кофту-поло. Образ не пострадал, стал еще более стильным, а самому ему явно теплее.
- У меня есть личный переводчик в немецком.
- Я не всегда буду рядом.
Эта фраза рушит едва-едва создавшуюся по крупицам атмосферу. Таймаут окончен. Мы не закроем глаза на проблему, она никуда не денется. И сегодня, в день своего появления, будет ощущаться особенно остро. Я вижу это на лице Эдварда. В его глазах.
- Послушай, но ведь ты говорил мне, что Кэтрин может подать ответное обвинение еще в Портленде. Вы наверняка обсуждали это с Габриэлем. Есть множество разных путей, тебе ли не знать, Эдвард. Это безумно неприятно и довольно пугающе. Но на первый взгляд. А если глубже, если с деталями, если подробно... я уверена, ты сможешь найти решение.
Он пожимает мою ладонь на своем плече. Смотрит из-под ресниц.
- Я ожидал иска. Но не ожидал срока.
- Это максимальные цифры?
- Да. И она сделала все, чтобы они и остались максимальными. Год, другой, но... Белла. Через пятнадцать лет у них троих уже давно будут свои семьи. Зачем им я?.. Вся жизнь в пустоту, в бездну. Мне почти шестьдесят. И ты... и то, что могло быть у нас с тобой...
Он накрывает лицо ладонями, с силой потерев переносицу, линию бровей, скулы. Словно бы маску хочет сорвать, сбросить с себя все это. Чувствую его отчаянье кожей. Обреченное в слова, оно звучит еще страшнее. Это не только его, это и мое будущее, оно у нас общее.
Я не решаюсь такое представлять. Блокирую на корню картинки, что тут же подкидывает сознание. Нет. Это не наша история. Нет.
Становлюсь перед ним. Мягко убираю его руки от лица. Кожа у него мягкая, чуть влажная. Парфюм смешивается с отдушкой геля для стирки и диффузорами квартиры. Это запах нашего дома. И в нашем же доме мы сейчас находимся. Это главное.
- Falke.
Я целую каждую из его ладоней, придержав в своей. Пронимаю Эдварда этим жестом. Глаза у него красные, но слез еще нет. Мелкая дрожь проходит по лицу.
- Послушай, ты прав. Ты абсолютно прав. Это ужасно, страшно и неправильно. Это прямая угроза нашему миру и нашим планам на будущее. Да. Вот оно, все так, как и есть. Вот такое. Но мы не исправим ситуацию, если не примем ее. Ты столько сложного решал прежде... ты никогда не сдавался и я знаю, что не сдашься и сейчас. Мальчики знают, Террен. Вся твоя семья. Если даже дойдет до суда, хотя я не была бы так уверена, многие смогут сказать свое слово, да и твои поступки дадут ясное представление о ситуации. Эдвард. Они выставили ловушки, но не загнали тебя в угол. У них это никогда не получится. Все будет хорошо. Мы будем делать все, что возможно и невозможно, мы приложим максимум усилий, но все будет хорошо. Честно.
Сперва он слушает меня недоверчиво. А потом – внимательно, не перебивая. Проникается каждым словом. И все же плачет. Так строго и неприметно, как только Эдвард и умеет. Узкие слезные дорожки касаются его бледной кожи. Я бережно вытираю их, погладив и скулу. Касаюсь большими пальцами уголков его губ. Эдвард судорожно вздыхает.
- Ты не понимаешь. Это сделал я. Своими руками, поддавшись черт пойми чему, сломал жизнь детям, себе и вот теперь тебе... одним безрассудным поступком в нетрезвом виде. Я допустил это сам, а расплачиваться... расплачиваться за мои ошибки нам всем. Чего тогда стоит мой контроль? И я сам.
Боже мой.
- Это звучит страшнее, чем было на самом деле. Ты не мог знать.
- Недостаток контроля и незнание не освобождают от ответственности.
- Нет. И контроля у тебя порой и так слишком много, Эдвард. Но ты раскаиваешься. И ты сполна за все заплатил.
Взгляд у него почти безумный на долю секунды. Сломленный.
- Я думал, это кончится с ее абортом. Я был готов на все, лишь бы не допускать промахов. Оградить мальчиков. Держать на виду Элли. Посадить тебя не на авто, а на бронепоезд... Белла... как же я старался все предотвратить.
Обнимаю его, приникнув так близко, как позволяет нам кухонное пространство. Эдвард кусает губы, совсем как Фаби однажды, и я отвлекаю его, поцеловав у щеки. И у скул. И у подбородка.
- Разве этот вишневый «Порше» не бронепоезд? Зная тебя.
- Самая надежная машина, к которой я прикладывал руку. У тебя даже стекла пуленепробиваемые, Schönheit. Вот ты и знаешь.
- Ну, Эдвард.
Я вытираю его скупые, горячие слезы. Глажу по контуру челюсти, чрезмерно напряженной.
- Ты сделал все, что от тебя зависело. Больше не было глобальных ошибок. Но ошибаются все! И ты тоже. Но дети в порядке. Они в порядке исключительно благодаря тебе. Ты знаешь, часто ударяясь в материальные блага и контроль, родители забывают о внимании и любви. Ты дал мальчикам и Элис все и сразу. Как и мне. Хватит, Эдвард. Твоя вина исчерпана, даже если она и была. Прими это. Прими и будем идти дальше.
- Если нам будет, куда идти.
- Даже если так. Но мы не отложим помолвку. Мы поженимся. Можем завтра же пойти в мэрию. Ты был прав, бумажную работу лучше сделать быстро и вовремя. А вечеринка будет потом.
Он изумленно выдыхает, недоверчиво посмотрев на меня сверху-вниз. Чувствую, как кратко, но вздрагивают его руки на моей талии. И все же, огонек этот быстро затухает. В здравом разуме.
- Ты не станешь ждать меня столько лет.
- Я буду ждать тебя и дольше, если придется. Но давай будем концентрироваться на позитивном исходе. Ты ведь хотел ускорить свадьбу. Есть повод.
Он упрямо поджимает губы. Я знаю этот жест.
- Не так, - отрезает, - я теперь даже рад, что ты просила отнести ее на сентябрь. Как и с «Порше» перед той аварией... подождать. Ты куда умнее меня, Изза.
- Не думаю, - успокаиваю свое раздражение этой принципиальностью его тона, даже сейчас, на пороге собственной бездны. Убираю руки от его лица, глажу плечи. – Но мы обсудим это, когда ты вернешься от Габриэля. Не сейчас.
В кухне уже совсем темно. Если бы не свет над вытяжкой, мрак был бы абсолютным. И так тихо... окна с шумоизоляцией, ни толики оживленного проспекта, ни шума деревьев, ни города под нами... ничего. В этой тишине успокаивается и наше дыхание. Сердце Сокола под моими пальцами не стучит больше так неистово. Заканчиваются его краткие слезы. Эдвард верит мне. Проникается моими словами, быть может, повторяет их про себя... но он верит. Смотрит на меня с теплом, пусть и немного грустным, с обещанием. Ну вот. Ему лучше.
Эдвард обнимает меня мягче, забирает в кольцо своих рук, принимая бразды правления над нашей позой. Целует мои волосы, глубоко вдохнув их запах. А потом целует мой лоб. Его дыхание обжигает.
- Я сделаю все, что угодно, чтобы с вами остаться, Белла. Я тебя клянусь.
Прячу голову у него под подбородком. Касаюсь Эдварда всем телом сейчас – он снова теплый. Наша традиционная поза.
- Я знаю.
Несколько минут, никуда друг друга не отпуская, мы просто стоим вот так посереди кухни. Напитываемся друг другом. Чувствуем.
- Я так счастлив, что ты у меня есть.
- Я всегда буду.
Он улыбается уголком губ, уже куда более успокоенно, чем когда вернулся сюда. Эдварду нужен был этот разговор.
- Ты куда мудрее многих моих знакомых. А они куда старше, чем ты, между прочим.
- Твоя мама сказала, что у меня «взрослая душа».
- Правда? Эсми?
- М-м.
Я запрокидываю голову, поймав его взгляд, а Эдвард приглаживает мои волосы, напоследок придержав пару прядей между пальцами.
- Возможно, она права. Так ты и нашла меня.
- Чтобы ни было прежде, Эдвард, сейчас все иначе. Доверься мне.
- Я верю, солнышко. И ich liebe dich.
- Ich auch.
Легко-легко меня целует. Я сама делаю этот поцелуй глубже. Привстаю на цыпочках, обвив его шею, не отпускаю, требуя свое. Эдвард помогает мне, подняв выше. И едва слышно, слабо, но смеется, когда приходится опустить обратно. На щеках его капелька румянца. Ну вот и слава богу.
- Время чая, - как ни в чем не бывало, объявляю я.
Я провожаю Каллена до прихожей. Наставляю, чтобы ехал осторожно и не давал чрезмерной воли мыслям. Жду их с Фабианом и Гийомом вечером – в полном здравии. Эдвард тепло целует меня на прощанье.
- Конечно, meine Königin. Спасибо за обед.
- Не за что, Эдвард.
За остаток дня я дописываю статью для Эммета. Разбираю посудомойку, забрасываю стирку. Ловлю себя на мысли, что занимаю время домашними делами. Но не могу больше сидеть в четырех стенах. Все-таки, наша беседа вышла... опустошающей. Чувствам нужно дать выход – и мне определенно стоит пройтись.
Воздух морозный и ледяной. Но он хорошо отрезвляет, так даже лучше. Снег на улицах вдоль проспекта расчистили полностью. Я прохожу его целиком – от колонны победы до Бранденбур и обратно к нашему дому. Четыре с половиной километра. Яркие желтые фонари и высокие, древние деревья, растерявшие всю листву. Мне легче.
По дороге домой захожу в мясную лавку, а затем – кондитерскую. Немного подумав, покупаю себе капучино. Его терпкий вкус меня успокаивает. Держу горячий стаканчик, не потрудившись надеть перчатку – и он согревает меня. Примерно по тому же принципу действует Эдвард. Уже почти семь. Надо возвращаться.
В начале девятого Гийом своим ключом открывает дверь. Фабиан заходит следом. В коридоре, неизменно в сером пальто, ожидает Каспиан.
- Привет, Белла, - устало салютует Гийомка.
- Привет, малыш. Фаби. А где папа?
- Мистер Каллен задержится, Изабелла, - вежливо поясняет мне Каспиан, передавая мальчикам их рюкзаки. – Он велел узнать, нужно ли вам что-нибудь.
- Нет, Каспиан. Спасибо.
- Хорошего вечера, Изабелла.
- И вам.
Фабиан закрывает дверь, сбрасывая свою куртку.
- Думаю, ужинать мы будем втроем.
Гийомка супится.
- Снова?..
- У папы наверняка есть веская причина, Гийом. Работа.
- Ты так не работаешь.
- Еще не хватало и ей так работать, как мама и папа, Гийом, - фыркает Фабиан, легко похлопав меня по плечу. Забирает вещи с тумбы. – Слава богу.
На ужин у нас паста с красным песто, курицей и овощами. Очередной вечер без мистера Каллена немного скрашивают десерты патиссерии. Тревор в паре слов рассказывает мне о школе. Я улыбаюсь его желанию учить итальянский – и мальчик смущается.
- Папа уже сказал?..
- Языки это всегда прекрасно, Тревви.
- Хочу применить его в Неаполе, - улыбается, поводив вилкой по остаткам овощей на тарелке. – И с Сиб.
- Ты ее точно впечатлишь.
- Лучше бы порадовал.
Гийом не слишком быстро засыпает этим вечером. Все так же просит меня немного посидеть в спальне, пожелав доброй ночи Тревору. Но сну упрямо не сдается – его небесно-голубые глаза так и мерцают.
- Я скучаю по папе, Изза, - тихонько, доверительно признается мне, приникнув к подушке. Наволочка у него с белыми облачками-зайчиками.
- Он же с нами, Гийом. Каждую ночь и каждое утро он здесь.
- Я его почти... не вижу. Это как дома. В Портленде. Как будто бы его и нет... я больше так не хочу.
Мне физической болью отдает под в груди крамольная, резкая, запретная мысль: что вполне может случиться, что Гийом долго не увидит папу дома. Но я гоню ее прочь, покачав головой. Успокаиваю мальчика.
- Это временно. Завтра, я думаю, он сам тебя уложит. А раз сегодня здесь я, давай расскажу что-нибудь о китах. Хочешь?
Глазами младшего Каллена загораются яркими звездами. Мой маленький морской биолог.
- Да!
Эдвард приходит домой за пару минут до полуночи. Я жду его в гостиной, редактирую заметки для новой статьи. Выхожу в коридор, услышав, как он раздевается. Весь в черном и, хоть сперва мрачный, при виде меня оттаивает. Выражение лица у него более-менее успокоенное. Только вот уставшее до жути.
- Не спишь?
- Пока держусь.
Он снимает пальто, оставив его на вешалке. Разувается. И почти сразу же обнимает меня, притянув к себе. Парфюм его слишком яркий этой ночью. Я хмурюсь.
- Извини, что я поздно.
- Гийомка запретил мне так много работать, как это делаешь ты.
Он тепло, устало усмехается, пригладив мои волосы.
- Гийомка может. Как у вас дела?
- Все в порядке. А у тебя?
- Я говорил, партия машин отозвана... были вопросы по выхлопным газам. У нас сменился глава конструкторского отдела, не проверил расчеты конструкторов. Был бы скандал, экологи постарались. Хорошо, Дамиано обратил внимание.
Я пораженно замираю на своем месте, подняв глаза на Эдварда. Его лицо непроницаемо. Он явно не хотел этого говорить.
- Дамиано?..
Впрочем, Каллен не таится.
- Я предложил ему пройти собеседование еще в октябре. Он созрел к концу ноября. После Рождества начал свою стажировку. У него впечатляющие познания, Sonne, и отличные баллы. Думаю, по окончанию университета, сможет получить постоянное место.
- в «Порше»?..
- Математических расчетов нам хватает, - кивает Эдвард, как ни в чем не бывало. – Цифры пересмотрены, дадим ему премиальные. Начал он хорошо.
- Эдвард, с каких пор ты предлагаешь работу Дамиано?..
- Мне нужны хорошие кадры. Они всем нужны. А людям иногда стоит показать их возможности. Больше, чем чашка кофе.
Я складываю руки на груди, отстраняясь от Эдварда. Он утомленно приникает плечом к несущей стене коридора.
- Порой ты так удивляешь меня, что не хватает слов. Я рада за Дама. Но ты ведь не делал все эту промоакцию из-за меня? Чтобы держать его под контролем?
Делал. И устроил. Лично позаботился. Я вижу это по его взгляду, чересчур внимательному. И по опустившемуся уголку губ, едва говорю это. Эдвард потрясающей способностью обладает – держать всех на коротком поводке, рядышком. Друзей близко, а врагов – еще ближе. Или потенциальных моих любовников, как он сам когда-то выразился. Почему-то за Дамиано мне неспокойно.
- С контролем последнее время у меня как раз проблемы, - хмуро докладывает Эдвард, расстегнув верхние пуговицы своей рубашки. – Талантливый парень, пусть не зарывает талант в землю. И да, по возможности, подальше от тебя.
- Ты ревнуешь?..
- У меня есть повод?
Не знаю, зачем мы говорим об этом так поздно, еще и в свете всех новоприбывших фактов... но мне горько. Именно это слово. Эдвард раз за разом демонстрирует, ничуть не таясь, что не доверяет мне. Думала, помолвка поможет. Едва ли. Он уже озвучил мысль, что ее можно отложить – хорошо не отменить. И свадьба... свадьба тоже не поможет? Он всегда будет очищать поле для игры? Нет, Изза, стоп. Слишком поздно. Все очень устали. Будет другое время.
Я ничего Эдварду не отвечаю. Качаю головой, возвращаясь в гостиную. Чувствую, как наблюдает за мной из коридора. Забираю ноутбук, зарядку для него. Оставляю все на тумбочке. Иду в спальню. Благо, в спальню за мной Эдвард пока не идет.
Он ложится в постель чуть позже, чем я. Не гашу свет, не зову его, не тороплю. Попросту жду, сложив руки на животе и наполовину укрывшись одеялом. За окнами поднимается метель. Говорят, ни разу прежде не была в Берлине такого снежного года. Охотно верю.
Эдвард возвращается в спальню из ванной. Сперва садится на простыни, а только затем укладывается. С ним бывает такое, если болит спина, я уже приметила – сидячая работа десятками часов не проходит мимо. И все же, пока мне Каллен ничего не говорит.
Он ставит будильник на айфоне. Жмурится, потирая пальцами переносицу. Надевает сегодня сине-серую пижамную кофту, которой я прежде никогда не видела. Не спит в майке.
- Ты злишься?
- Я не понимаю.
Вздыхаю, повернувшись в его сторону. Эдвард смотрит на меня грустным, но безмерно уставшим взглядом. Это почти преступление, вот теперь с ним об этом говорить.
- Давай лучше утром.
- Нет, давай сейчас, - упрямится. – Тебя все еще тревожит этот парень?
- Эдвард, я пару недель назад приняла твое предложение. Ты правда думаешь, что он меня тревожит?
- Ты не видишь себя со стороны, когда всплывает эта тема. Он что-то значил для тебя.
- Он был добр ко мне. Малое количество мужчин в принципе были ко мне добры, Эдвард. Я почти всех их помню поименно и все они для меня что-то значат. У нас с Дамиано могла быть своя история, он звал меня в кино и... но я встретила тебя. Я с самого начала отказала ему, потому что встретила тебя. И он знает, что я никогда не предпочту тебя кому-то. Это однозначно.
Ему печально слышать, что я говорю. Но печаль – не единственное, что он чувствует.
- Из всех, кто был рядом с тобой... из всех, кто мог бы быть, он – единственное значимое звено. Потому что его реакция была взаимной, Белла.
- И что дальше?
Эдвард грустно улыбается, но глаз улыбка не освещает.
- Ничего. Но мне было важно знать, где он и чем занят. Глупая тираническая прихоть. Прости меня.
- Как мы будем идти дальше, если ты не можешь поверить в самое простое? Всегда будет рядом какой-то Дамиано, разве нет? Ты каждого будешь устраивать на работу к себе? За каждым будешь следить?
- Не так много времени прошло – да и мы вместе всего ничего. Я хочу надеяться, что больше таких вводных не будет.
- В браке ничего не изменится? И если у нас будут дети?..
- Я буду работать над собой. Террен упрекала меня в ревности и не безосновательно. Но с тобой, Изза, с тобой, - он морщится, как от боли, крепко сжав одеяло между нами всей шириной ладони, - это просто невыносимо. Будь моя воля, они бы даже не смотрели на тебя.
Это все звучит тревожно и, честно говоря, пугающе. Но я могу усмотреть в его словах зерно истины. Эдвард чувствует куда больше, чем готов признать, а говорит куда меньше, чем хотел бы.
- Ты настолько во мне не уверен?
- В себе. Я не уверен в себе, Изза. Что смогу дать тебе все, что ты хотела бы. Чтобы ты осталась.
Он не закрывается, не отнекивается, откровенен со мной – уже это дорогого стоит. Да и стресс не оставляет нас ни на минуту, сюрпризы сыплются как из рога изобилия и конца им не видно. Все это влияет. Все и целиком усложняет и без того сложную нашу картину бытия.
Я догадывалась, что совсем уж легко мне с Эдвардом не будет. Легко в главном – уже хорошо. Но в его характере, в его чертах, вот это... собственничество. Он прав, в чем-то почти тираническое. И вряд ли я смогу кардинально что-то изменить – от бессилия опускаются руки, но это факт. Ему сорок три года. Боже. Он всегда будет меня ревновать. Вопрос лишь, насколько сильно и – насколько отчаянно.
Черт.
Я касаюсь его плеча, погладив по хлопку кофты. Эдвард смотрит на меня и с осторожностью, и смущенно.
- Ты здесь – и для меня это главное. Но мы оба устали и вряд ли это хорошее время для разговора. Спасибо, что ты честен со мной, Эдвард. Я тоже буду стараться... принять это. Правда. Но сегодня давай будем спать.
Сама гашу прикроватный светильник со своей стороны. Подвигаю свою подушку ближе к середине постели, не переметываюсь на сторону Эдварда, как делаю обычно. Но даю ему возможность, если захочет, спать совсем рядом. Если еще не чересчур.
Гаснет весь свет в комнате. Мы не закрываем на ночь окно, поэтому тут прохладно – и темнота эта прохладная, приятная. А одеяло тяжелое, согревающее. И Эдвард, что аккуратно, но вполне решительно приникает ко мне со спины. Тепло, чуть сильнее, чем прежде, целует мои волосы.
- Я тебя не заслуживаю, Schönheit.
- Я тебя тоже. Но то, что мы сейчас лежим здесь вместе, говорит об обратном.
Он тихонько, но невесело смеется моей философии. Обнимает со спины всем телом. Эдвард горячий, кажется, даже горячее, чем обычно. И голос у него совсем тихий сегодня.
- Я стану лучше для тебя. Если у меня будет шанс.
Это откровение, очередное и такое пронзительное, больно отдается в сердце. Я пожимаю его ладони на своем животе, переплетаю наши пальцы. Неудержимый, порой невыносимый мой Falke. Как я хочу, чтобы все у нас получилось.
- Я люблю тебя больше всех. И всегда буду. Обещаю.
Эдвард зарывается лицом в мои волосы, близко притянув к себе. Прячет и от холода, и от темноты этой ночи, и почти что от всего мира. Только он так умеет.
- Gute Nacht, - хрипло выдыхает.
Глажу его руку в своей, никуда не отпуская.
- Gute Nacht, geliebt.
Источник: http://robsten.ru/forum/29-3233-1
0
Ситуация мягко говоря не очень(((
