Даже в первый день после летних каникул, когда я впервые в своей жизни заходила в класс полный людей, и среди них не было моих друзей или тех, кто не осуждал меня, мне не было так тяжело сомкнуть пальцы вокруг тонкой прохладной ручки и потянуть на себя дверь.

Мне было страшно. И я знаю, почему.

С того самого момента, как я закончила свой небольшой рассказ Джейн – я испытывала смешанные чувства.

Небольшая доза облегчения, из-за того что я рассказала один жалко-крохотный момент из своей жизни человеку, который никак не был связан со мной в прошлом.

Исчезнувшее волнение из-за пропавшей возможности, что я опоздала с маленьким, но признанием, небольшим, но кусочком своей души.

Не понять, откуда взявшаяся радость, когда девушка, хоть и с поблескивающими от слез глазами, не стала расспрашивать меня об этой истории или вообще хоть как-то заострять внимание на ней, ослепительно улыбнулась, сказав, что безумно счастлива от того, что у меня будет дочка.

И такая перемена темы для меня работала просто замечательно, когда все оставшееся время, сидя на свежем воздухе, мы весело обсуждали планы на нашу следующую встречу и возбужденно представляли совсем недалекое будущее рядом с маленькими ангелочками.

Наверно настоящие подруги и должны быть такими? Они должны знать, когда остановиться или даже не начинать говорить.
Я гордилась тем, что смогла рассказать Джейн эту небольшую часть своей жизни, впоследствии не исчезнувшую в далеких темных уголках моей памяти. Я гордилась тем, что рассказала произошедшее событие именно в том свете, в каком оно было на самом деле. А не так как тогда своим подругам, то ли по глупости, то ли по наивности, а скорей всего из-за неопытности, описала все в сладких красках и в конце подкрепила обещанием, потом будет лучше.

Лучше было. И было так хорошо, что сейчас не хочется вспоминать.

Нет, мне не хочется вспоминать не из-за того, что это причинит боль. Совсем из-за другого. Одно воспоминание о нем потянет за собой и другие…

Проблема только лишь в том, что лучше было физически и, конечно же, эмоционально для меня, а для него…Он всегда оставался таким, как и в первый раз.

Холодный, отдаленный, но удовлетворенный.

И я долго не осознавала, что это не должно быть так. И узнала я это совершенно случайно.

Вы в недоумении, в наше время, и она не знала, что такого не должно быть?

Да, конечно же, я знала! Просто притворялась, мне не хотелось знать этого.

И вы ведь знаете меня как девушку, любящую придумывать глупые оправдания. Хотите услышать отговорку к этой ситуации?

Я знаю, что вы хотите хотя бы посмеяться. И я дам вам такую возможность.

У всех парней разные реакции. И если у тебя пару раз был оральный секс со случайными знакомыми, и они были полной противоположностью Эдварда, это не значит, что все должны быть таким же.

И любимая часть.

К тому же Эдвард – особенный.

Боже!

Откуда взялось последнее - загадка даже для меня. В какой это момент он стал особенным?

Самое интересное ни Розали, ни Элис не поправили меня и не сказали, что это было неправильно.

Может девочки тоже правильного никогда не испытывали и пока что не могут понять всю мерзость происходящего с нами?
В таком случае мне их жалко.

Но жалко не так, как какого-то беднягу, над которым сейчас издевается моя бывшая компания, а…К ним у меня совсем другой вид жалости…

И этот вид жалости - самое страшное чувство для человека, к которому ее испытываешь.

Я стояла в пяти шагах от кабинета, в котором была слегка приоткрыта дверь, и смотрела на безобразно покрашенный коричневой краской пол коридора.

Звонок прозвенел, наверно, уже минут десять назад, а я все не заходила в классную комнату. Сегодня я немного припозднилась и не успела придти пораньше.

Мне давно перестало нравиться одной заходить в помещения полные людей.

Сделав глубокий вдох, я попыталась убедить себя в том, что все-таки пока еще не очень поздно - надо появиться на уроке.
А из кабинета доносился мягкий голос молодой учительницы. Она была из категории тех преподавателей, кто вел себя с учениками как с друзьями. Она смеялась над нашими шутками на уроках, прикалывалась над нами, прощала редко несделанные домашние задания, но как не странно, а посещаемость ее урока была стопроцентной, и все по нему успевали.
Она умела заинтересовать и разговорить любого.Может это смешно, но наши девушки ненавидели ее…Потому что считали соперницей. Стыдно признать, но и я была в этой группе. Только я ненавидела ее не потому, что считала соперницей…Это была личная неприязнь. И неприязнь взаимная…

Уверенна, если бы первым уроком сегодня у меня был любой другой предмет, где не этот учитель и поддерживается нормальная дисциплина, я бы не страдала оттого, что никак не могу решиться войти в класс.

Белла, ты такая слабая! – Это помогает последнее время…

На счет три…

Я подошла ближе к двери.

Раз…

Заглянула в небольшую щелку, чтобы узнать может ли кто-то видеть, что я стою в коридоре. Нет.

Два…

Дотягиваюсь до ручки и прикасаюсь пальцами к холодному материалу.

Три…

Моя решительность пропадает, и я уже не та.

Но уже слишком поздно для того, чтобы не сделать то, что начато.

Я открыла двери и сделала совсем маленький и такой робкий шаг в класс.

Я не смотрю вглубь кабинета, туда, где сидят мои одноклассники, хоть боковым зрением мне и видно, что внимание каждого, хоть немного, но сосредоточено на мне. Но я смотрю прямо перед собой, прямо в глаза учительнице, кто сейчас в ответ смотрит на меня с легкой улыбкой на губах. И она ничего не говорит. А стою тут как полная дура.

- Извините за опоздание. - Прочистив горло, негромко начала я – Можно пройти на место?

И в тот момент, когда я задаю свой вопрос, в кабинете раздается еще один голос.

- Можно выйти?

Розали…

Проигнорировав мою просьбу, учительница поворачивается к девушке.

- Конечно. – И так, будто ее и не прерывали, начинает рассказывать скучный материал, каким-то образом делая его интересным.

Я вижу, что Розали приближается ко мне, и делаю шаг в сторону, чтобы она могла выйти в коридор, не задев меня.
Это не помогло, и бывшая подруга бросает на меня презрительный взгляд, по пути специально задев плечом.

Я поправляю соскользнувшую сумку и потираю, вроде бы не сильно задетое, но почему-то достаточно ощутимо ушибленное место на предплечье.

Мне так хочется что-то сказать Розали. Все колкости так и вертятся на кончике языка. Да и она приостановилась, будто чувствуя, что я хочу от нее чего-то, в ее взгляде читается вызов.

А я уже чувствую то давно забытое, но до сих пор приятное чувство, которое ты испытываешь после того, как делаешь кому-то больно, унижаешь кого-то.

Мы все в этом есть мастера, и редко уступали друг другу, постоянно, будто борясь между собой в большей….жестокости?

- Белла, - учительница со вздохом повернула голову в мою сторону. – Ты еще долго будешь там стоять?

Это только мне показалось или у нее на губах играла ехидная улыбка, а выражение лица поощряло действия Розали?
Так низко…

Ладно, все-равно я благодарна ей, за своего рода, «влезание» в этот наш момент с Розали и невольную помощь мне в том, чтобы вновь не опуститься до их уровня…

И с каким-то странным чувством внутри себя после этих мыслей, я бросаю в сторону учительского стола улыбку и прохожу к своему месту.

Какая странная, противная, интересная и классная эта штука-судьба.

А это ведь судьба? Или это…предначертание? Но предначертание - значит, уготовлено судьбой? Тогда это судьба…
Это было назначено судьбой…

Думаю, что обычно это что-то большое, грандиозное, значимое…Какое-нибудь выдающиеся событие…Но это может быть и что-то другое…

Например, маленькое, легкое, еле ощутимое прикосновение.

Если я скажу, что слова, слетевшие с губ учительницы, прозвучали для меня как приговор, я буду самой большой лгуньей на свете. Но и если я скажу, что мне от них стало радостно, то тоже окажусь грязной врушкой.

Тогда как же они заставили меня чувствовать? Как-то странно. Больше я ничего не могу сказать.

Я не смела поднять головы, я не смела изменить положения рук, я не смела оторвать глаз от закрытой тетради, лежащей на моей парте. Я просто не могла…

Мне кажется, что обстановка в классе такая накаленная, все в таком напряжении. Но вот именно то что, мне кажется.
Расслабься, Белла. Просто дыши. – Слова таким непривычно нежным голосом.

Кажется, что он с таким трудом выдвигает этот стул. Садится на него, будто ему больно это сделать. А потом, он разбивает все мои предположения о том, что ему тяжело это делать, тем, что расслабленно откидывается на спинку стула, чуть ли не закинув руки за голову.

И вот происходит это.

Может, он не понял, что мы находимся так близко друг к другу? Может, ему в голову даже не приходила мысль о том, вообще на каком расстоянии мы находимся и это я, кто прикидывает короткие сантиметры между нами?

Конечно же, случайно, но его нога касается моей. На миг, на короткое мгновение.

Я этого не ожидала. Хоть в тот момент, когда чувствую прикосновение, понимаю, что хотела этого. Но это было слишком неожиданно. И я, слегка подпрыгнув на стуле, отдергиваю ногу.

Тут же, меня будто бросает в жар, я чувствую, как странно быстро нагреваются щеки. Правая рука поднимается к верху плотно застегнутой кофточке, и пальчики быстро расстегивают одну пуговицу.

Мысленно начинаю ругать себя за то, что показала на этот случай какую-то реакцию и за то, что прекратила наш с ним контакт…

Я чувствую обиду, грусть и жалость из-за потери чего-то такого маленького, но значащего для меня.

Сначала сделала, потом подумала…

А через секунду я снова чувствую ногу Эдварда против своей. И на этот раз приветствую этот контакт всеми клеточками своего тела.

Лишь только на мгновение…Сейчас мне хорошо. Плохо будет позже…