Глава 8 

 

Томное, тягучее чувство поглотило сознание, ослабило контроль и полностью уничтожило все навязанные запреты. Кто сказал, что нельзя целовать бывшую жену? Кто сказал, что нельзя желать бывшую жену? Кто сказал, что нельзя любить свою бывшую жену? 

Теплые, манящие губы, легкий трепет ресниц, дрожащие пальцы, запутавшиеся в его волосах. Теперь только это было центром его существования. Рваное горячее дыхание, смешанное с его собственным - и окружающий мир перестал существовать. Мягкое податливое тело, что так нуждающееся прижималось к нему, что так просит, так умоляет... 

Все вокруг превратилось в размытый безумный вихрь: танцующие люди вокруг, тесное пространство заднего сидения такси, что везло их все дальше и дальше, пока он не ни на минуту не разрывая контакта, боготворил ее губы, шею, ключицы; потом было яркое лобби отеля, изумленный взгляд швейцара, возмутившаяся на их непристойное поведение пожилая леди - все это было задним планом, немного отвлекающим, но не достаточно для того, чтобы оторвать его от Беллы. Стеклянный лифт, коридор, и, наконец, ее номер, а там большая двуспальная кровать. 

Губы не покидали ее губ, руки ни на секунду не оставляли ее тело, увлекая его вниз, за собой на прохладный простыни. Что может быть прекраснее чем любить ее, боготворить ее, заставить ее нуждаться в тебе, в твоей ласке? Что может быть необходимее этого, спустя столько лет... 

Безумие теперь правило балом. Безумие плескалось в их глазах и вырывалось с их рваным дыханием. Оно подчинило их себе, поглотило их разум, отдав их на волю страсти и похоти. Рыча как голодный зверь, Эдвард, оборвав все пуговицы, сорвал с Беллы блузку, освобождая для губ все больше ее обнаженного тела. Следом полетел бюстгальтер. Его язык вырисовывал круги на ее груди, шее, плечах, а потом он двинулся дальше, обдавая жаром дыхания ее плоский живот. 

Именно тогда одна болезненная и неотвязная мысль, вернула Эдварду волю. Он в последний раз прижался губами к ее животу, как будто прося прощение за все, что он наделал, а затем он отстранился. Белла все еще была во власти безумия, откинув голову на подушки и жадно хватая воздух ртом. Вина сжала горло Эдварду: смотри, что ты с ней сделал, смотри, как ты заставил ее нуждаться в тебе, а ведь теперь ты снова ее покинешь. 

- Мне надо в ванную, - хрипло сказал он, и пятясь назад, спотыкаясь о брошенную посреди комнаты обувь, спрятался в уборной. 

- Не задерживайся там, - разочарованно простонала Белла. 

 

***

 

Холодная вода из крана поливала опущенную под нее голову, намочив волосы и ворот футболки. Она остужала его мысли, вытравливая из головы последние нотки жажды и похоти. Когда он снова посмотрел на себя в зеркало его взгляд уже не был так безумен, но теперь там был страх. Что же он наделал? Как он мог поддаться этому безумию? Как мог один поцелуй снести те стены, что он выстраивал годы? И самое главное - что теперь делать с Беллой? 

Приоткрыв дверь, он заглянул в комнату. Там было тихо и единственный светильник, что тускло горел у входа (Эдвард даже не помнил, когда они успели его включить), откидывал мягкие тени на кровать. Белла лежала все так же, и подойдя ближе, Эдвард облегченно вздохнул - она спала. Ее полуобнаженное тело покрылось мурашками на прохладном ночном воздухе, он укрыл ее одеялом. 

Благоразумнее всего было сейчас с уйти, притвориться, что ничего не было, и снова вернуть свою уже устоявшуюся жизнь: работа в дешевом баре, ежедневное похмелье и никакой бывшей жены. Завтра, решил Эдвард, он вернет свою жизнь завтра. А сейчас он еще не мог уйти отсюда. Хотя бы на несколько минут, он хотел украсть это время, которое мог провести с ней. 

Взяв подушку, он устроился в кресле у окна. Белла глубоко вздохнула и, не просыпаясь, глубже укуталась в одеяло. Она казалась такой ранимой и беззащитной, в отличии от той настойчивой девушки, что он видел за последние несколько дней. Еще несколько минут и ее равномерное дыхание загипнотизировало его и унесло в мир Морфея.