- Хочешь... хочешь дотронуться?

Мы с Элис сидим по левую сторону кровати, разделённые ею от родителей Джаспера, расположившихся соответственно справа, и в ожидании, когда произойдёт хоть что-то, не знаю, откроются глаза, или, может, дёрнется рука, я невольно выбрал смотреть на живот с ребёнком внутри, что в конечном итоге не укрылось от его матери.

- Нет... нет, это странно.

- Не глупи, дай мне свою руку, - не дожидаясь этого, Элис сама подтягивает к себе мою левую ладонь и уверенно кладёт ее в верхнюю точку с правого боку, куда спустя секунду как раз и приходится не сильный, но ощутимый удар, вероятно, пяткой или вообще целой ножкой, а следом за ним ещё два. Это всё ещё кажется мне несколько странным и не желает укладываться в голове, то, как маленький человек, даже пока не развитый до конца, может словно избивать тебя изнутри, и видеть и ощущать движение несколько пугает, но, наверное, я был бы несказанно счастлив, если бы на месте Элис была Белла. Это решило бы все наши проблемы... С моим ребёнком под сердцем ей не уехать. Я бы этого не допустил. Но вместе с тем её это вряд ли бы обрадовало.

- Это больно?

- Это стоит того, Эдвард. Хоть мы и решили не узнавать пол, это безусловная любовь с самого первого дня. Когда-нибудь ты поймёшь... - я уже, вероятно, понимаю, и точно по моим пальцам приходится ещё один толчок, когда к почти идиллии этого момента примешивается одно обстоятельство, которого и не хватало для образования полноценной картины совершеннейшего образца:

- Так вот чем вы, двое, занимаетесь, когда думаете, что я не вижу... - а он всё тот же... Ни капли не изменился. Даже сейчас находит в себе ресурсы иронизировать.

- Сынок...

- Джас? - я первым замечаю медленно поднимающиеся веки и, вскочив, нажимаю на кнопку вызова персонала на стене. - Джас, ты меня слышишь? - сердце словно перестаёт биться, но вновь начинает работать в полную силу, как только правая рука, обессиленная и наверняка утратившая мышечные силы, но всё-таки способная бороться, немного приподнимается, согнутая в локте, и отвечает на моё рукопожатие. Это уже гораздо больше того, на что я, будучи настроенным пессимистично, вообще смел рассчитывать в первые мгновения после столь долгожданного пробуждения... День за днём его готовили к этому моменту, с каждым разом временно отключая аппарат искусственной вентиляции на всё большее количество времени, давая Джасперу потихоньку начинать дышать самостоятельно, пока сегодня, спустя трое суток не было решено, что в этом плане ему более не нужна механическая поддержка. Что, несмотря на то, что процесс заживления раны займёт как минимум месяц, а на реабилитацию с целью восстановления сил и нормального психологического фона после ранения могут уйти и все два-три, мой друг достаточно в порядке, чтобы отсоединить его от капельниц и машин.

- Где... где Элис?

- Она здесь. И твои родители тоже, - говорю я, чуть отступая, чтобы позволить ей оказаться на переднем плане. Элис... я никуда её не оттеснял и не прогонял, но ей самой, кажется, понадобилась минутка наедине с собой, но теперь... теперь она сжимает левую руку своего мужа и отца ребёнка без единого следа слёз на лице, если таковые и были, и впервые за все эти дни меня осеняет уверенность, что с такой поддержкой он будет в порядке. Просто обязан быть. У нас у всех всё наладится, ведь так?

******

- Есть что-то такое, чего ты не сказал Элис?

- По поводу Джаспера?

- Да, именно, - отвечаю я, держа в руках пластиковый стаканчик с кофе из автомата, в то время как отец, вздохнув, будто раздумывая, говорить мне или нет, всё-таки кивает, чтобы я проследовал за ним.

Мы заходим в первую попавшуюся пустующую палату, и лишь там, присев на подоконник, человек, которого я, пожалуй, впервые вижу таким нерешительным в том, что касается работы, подбирая выражения, чего тоже за ним никогда прежде не наблюдалось, высказывает мне свои опасения:

- Динамика вполне положительная, и в том, что касается физической составляющей, я не вижу значительных причин для беспокойства. Единственное, что меня тревожит, это то, что весомых предпосылок не выписать его в относительно ближайшее время нет ни одной, и да, это ожидаемо, учитывая, что в кому его погрузили мы сами, а не, допустим, инсульт и поражение головного мозга, но Джаспер... кажется, он не из тех, кто жалуется. Он рвётся домой и явно захочет восстановиться до конца как можно скорее, а значит, вполне способен игнорировать всё равно присутствующую слабость, для устранения которой нужны лишь время и продуманные нагрузки, и тем самым себя загнать.

- Значит, всё, что я должен делать, это наблюдать за ним после выписки и придерживать его, чтобы он не переутомлялся?

- В целом да.

- Хорошо, - киваю я, ведь для меня в этом нет ничего экстраординарного или невыполнимого. Я так и так собирался не спускать глаз с Джаспера, поэтому в случае чего будет не так уж и сложно сказать ему, когда лучше остановиться в выполнении упражнений и немного отдохнуть, чтобы не допустить какой-либо травмы или расхождения операционных швов.

- Хорошо. Ты сейчас обратно в палату?

- Нет, Элис сказала, что вскоре подъедут и её родители, и я подумал, что буду уже слегка мешаться.

- Так ты домой?

- Кажется, да. Ты наверняка знаешь, что...

- Что тебя буквально выставляли вон?

- Да, об этом. Я просто... просто хочу сказать Белле лично, - вернуться неожиданно и внезапно, без звонка, чтобы она даже не знала, что я уже в пути, и, сбросив маску, извиниться за доставленные ей переживания, стресс и нервы, и открыто объяснить, что, хотя у меня и не выйдет поехать с ней вот прям так сразу, это не значит, что я её не люблю. Что возьму и забуду о них с Эйденом и не стану помогать материально с приобретением билета или со всеми остальными нуждами. По ощущениям я целую вечность не говорил о главном, но всегда есть возможность исправиться. Это и входит в мои ближайшие намерения.

- Любишь её?

- Вряд ли когда-нибудь перестану...

- Тогда говори об этом каждый день. Думаю, ей это особенно нужно, сын. Такие, как она, нуждаются в этих словах больше, чем все остальные.

Так я и собираюсь поступить, но по приезду домой не обнаруживаю внутри ни Беллу, ни Эйдена. Все вещи на своих местах, телефон включён и находится в зоне действия сети, но не отвечает, и, увидев, что коляски также нигде нет, я понимаю, что они наверняка просто гуляют, и, сев за руль, решаю проехать вдоль обычного маршрута, ставшему традиционным и для меня. Мои глаза внимательно осматривают тротуарные дорожки по обеим сторонам проезжей части, и через километра два-три мне наконец удаётся увидеть пропажу, но она... она не одна, и дело тут не только в коляске. Белла вполне дружелюбно и учтиво общается с мужчиной, которого я вижу впервые в жизни, улыбаясь ему со всей сердечностью и добротой, а уже спустя мгновение он даёт ей какие-то деньги и уезжает, и, убедившись в безопасности манёвра, я разворачиваюсь прямо через двойную сплошную, и останавливаюсь на другой стороне дороги буквально в шаге от Беллы, склонившейся к Эйдену и одновременно возобновившей движение вперёд. Для неё я вырастаю как из-под земли, взвинченный тем, чему стал свидетелем, но ничего не понял, и нуждающийся в объяснениях. Передо мной только что предстал отец ребёнка? Иначе зачем ещё кому бы то ни делиться с ней финансами?

- Кто это был?

- Эдвард, о, Боже, ты меня напугал. Как ты вообще здесь оказался? И о ком говоришь? - снова замерев, она хватается за сердце, вскинув руку вверх, но я не даю никакой передышки и, приблизившись вплотную, повторяю свой вопрос:

- Человек, который с минуту назад за что-то тебе заплатил прежде, чем сесть в машину... кто он?

- Вот ты о ком. Он приезжал за кардиганом. Я даже не знаю его имени...

- Разве ты вязала не для девушки?

- Верно, для его подруги. Она должна была приехать лично, но у неё изменились планы, и она прислала его.

- А в колледже... в колледже ты тоже будешь контактировать с парнями? - это не отец и вообще посторонний человек, и по идее я могу выдохнуть, но в голове тут же рождается другой сценарий, сопровождающийся пагубными мыслями, а поскольку с обдумыванием последующих слов до их произношения, а не после, у меня были и остаются проблемы, мой мозг словно переклинивает.

- Знаешь, Эдвард, вероятно, да, буду... - непонимающе смотря на меня, отвечает Белла, правой рукой качая коляску туда-сюда, и я и сам догадываюсь, что этот разговор принимает нежелательный оборот, совсем не такой, каким я хотел, чтобы он был, но ничего не могу с собой поделать, в равной степени раздражаясь и от однотипных движений, сопровождающихся скрипом колёс, и от ответа, согласно которому она уезжает, возможно, не только для того, чтобы учиться.

Колледж – это поздние вечеринки, праздные развлечения и льющийся алкоголь, и, невзирая на наличие ребёнка, у неё вполне подходящий возраст для погружения в атмосферу безудержного веселья и хаоса. Что помешает ей вернуться к прежним привычкам и бросить его на целую ночь или хотя бы на несколько часов, чтобы оставить домашнее задание нерешённым и отправиться в соседнюю комнату или куда-нибудь ещё? Соблазнам противостоять трудно... Так, выходит, я этого боюсь? Своего возраста и того, как негативно могут повлиять на неё новые и одновременно старые впечатления, когда меня, возможно, сдерживающего и контролирующего субъекта, не будет рядом?

- Тогда ты никуда не едешь.

- Что, прости?

- Ты остаёшься со мной, Белла, вот что. Всё, поехали домой, - жёстко говорю я, грубо и бездумно останавливая коляску, лишь спустя мгновение понимая, каким отвратительнейшим образом мог напугать Эйдена, но он продолжает спать, в то время как она закрывает ребёнка своим телом:

- Остаюсь с тобой? С каким тобой, можно узнать? С тем человеком, который любил меня? Или с тем, кто вычеркнул? - на глазах меняясь в лице и относительно взгляда тоже, мгновенно становящемся пасмурным и потухшим, словно я разбил сердце ещё до этого мгновения и даже сам не заметил, она явно опасается за здоровье и безопасность собственного ребёнка, видит во мне нестабильного человека, не отвечающего за свои действия и способного натворить ужасные вещи, но я ведь не такой? Почему она считает, что изгнана и отсеяна?

- Я не... мне жаль, если какие-то мои действия заставили тебя так подумать, но я не... - я же здесь, и, несмотря на всю борьбу с самим собой, ставшую одержимой возведённую в абсолют верность Джасперу и то, что в ближайшее время я, вероятно, сменю свою дислокацию с больничных стен на их с Элис небольшой дом, мой день начинается и заканчивается с мыслями о Белле, обнимающей меня или спящей по соседству, или ждущей, как я проснусь и снова рвану в больницу, даже не поев.

Знаю, это беспокоит её до тёмных кругов под глазами, но скоро станет легче. Всё самое тяжелое уже позади. Я вернусь к заботе о себе без напоминаний о том, что надо бы почистить зубы или побриться, или не надевать футболку с пятнами, а брюки с помятыми складками, образовавшимися из-за небрежного хранения, и стану прежним человеком. Даже лучшей его версией. Я заглажу вину, и мы снова будем счастливы. Всё вернётся на круги своя. Белле только нужно подождать ещё буквально самую малость...

- Ты именно это и сделал, Эдвард. Элис звонила несколько часов назад. Я рада, что теперь Джаспер пойдёт на поправку. Хотя и было больно узнать это не от тебя. Но ты в любом случае не можешь решать за меня, что мне делать, а что нет.

- Как... как она узнала твой номер? - словно не слыша последней фразы, глухо и с некоторой циничной ненавистью спрашиваю я, понимая, что меня опередили. Что я хотел, как лучше, но соответствующее промедление сыграло со мной злую шутку. Конечно, Элис не стала ждать. Я же всё делаю не так.

- Мы обменялись телефонами ещё при первой встрече.

- Мне просто хотелось видеть тебя лицом к лицу, вот и всё. А сейчас садись в машину. Я сложу коляску.

- Прости, Эдвард, но я не сяду. И в твой дом мне тоже пока не хочется. Мне нужны пространство и воздух. Я там словно задыхаюсь... - Белла отворачивается, чтобы пойти дальше определённо в полнейшем и непоколебимом одиночестве и без меня, но я хватаю её левое запястье, забыв, что территория общего пользования далеко не лучшее и подходящее место для выяснения отношений:

- Задыхаешься? Думаешь, мне легко? - ей должно быть стыдно такое говорить. Это она ни разу не была в больнице, навещая Джаспера и проверяя меня, и не знает, насколько это убийственно, просто сидеть у постели больного, ждать, что завтра станет лучше, бояться, как бы всё не сложилось совсем иначе, и переживать о собственной неспособности что-либо изменить. Руки словно связаны, стерильные белые стены душат и будто сжимают в тиски, собираясь перемолоть тебя на мелкие кусочки, но ты бессилен и никуда не можешь деться, потому что уже однажды предал.

- Нет, конечно, я так не думаю. Это же твой лучший друг. Но ты мог бы... мог бы не быть таким отстранённым. Мог бы хотя бы постараться сделать над собой усилие, понимаешь?

- Да я не хочу, чтобы ты словно скорбела и проходила через это наравне со мной. И по поводу самого себя я такого для тебя особенно не желаю.

- Значит, не хочешь, чтобы я горевала? - я вижу, как в её глазах скапливается влага, будто ей физически больно, и эти чувства становится всё невыносимее держать внутри, и мне хочется обнять её, чтобы показать, что я рядом, и что вместе мы со всем справимся, главное, чтобы она осталась, но я лишь освобождаю её руку, которая, как мне кажется, и служит источником невысказанной муки из-за моего жестоко удерживающего прикосновения, и в доказательство Белла торопливо прижимает её к складкам своего платья, будто желая спрятать ладонь среди них, пока та не пострадала ещё больше, - ну, тебе стоило сказать это мне до того, как я... - что ты сделала, девочка? Что-то натворила? Или дело совершенно в другом, о чём у меня нет ни малейшего представления?

- До того, как ты что?

- Ничего, - это начало без конца, вопрос без ответа, но я думаю, что вполне могу надавить и получить своё, но это только до того, как запнувшийся голос выбивает почву из-под моих ног вопреки тому, что всё ещё могло бы сложиться иначе, когда мы оба встретились бы дома, неважно, через считанное количество минут или же несколько длинных часов, - и... и, наверное, я... Я не хочу, чтобы ты ехал со мной, даже сохранись у тебя такая возможность.

- Это..? - горло уже заранее болит, неспособное выговорить второе из двух слов, и я осекаюсь, не закончив, примерно как Белла чуть раньше, когда затихла и замкнулась.

- Я, честно, не знаю... - отвечает она с головой, понуро опущенной вниз, к земле, но для меня всё очевидно.

Никто не может вынести жизни со мной. Первая девушка предпочла оборвать свою, лишь бы не становиться моей женой и рожать нашего ребёнка, а вторая вот-вот устремится за образованием, прежде приняв одиночное решение не сохранять отношения, у которых есть и могло бы быть реальное будущее, даже не спросив, что обо всём этом думаю я. Интересно, после какой по счёту связи я сам сделаю с собой что-нибудь? Сейчас? В ближайшие недели? Или всё-таки сначала дождусь третьего провала?