- Я забыла про чай. Сейчас, подожди секунду.

Едва сев, Белла опять вскакивает из-за стола, на котором и так чего только нет, включая сок, омлет, творожную запеканку, консервированные фрукты и гренки, но, приподнявшись, я успеваю коснуться девичьего тела и притянуть его в свои объятия, усаживая к себе на колени:

- Забудь, это неважно. Давай лучше позавтракаем и побудем вместе, пока я не уехал на работу, - говорю я, с удовольствием собираясь довольствоваться персиковым напитком, лишь бы наслаждаться ощущением приятной тяжести в своих руках безотрывно и как можно дольше. До тех пор, пока не настанет время садиться в машину и отправляться в участок. Я и так не уверен, что мне хватит сил не сорваться домой, и в некотором роде то, насколько мы сблизились, меня развращает и лишает правильного настроя, вызывая лишь желание всё время быть рядом, а не размениваться на службу, но так нельзя. Просто счастье ещё никогда не было столь желанным и необходимым для полноценного функционирования... Надо... надо попросить её переехать. Хочу, чтобы она была не просто первым человеком, которого я вижу по утрам каждый день, когда Белла и так им является, а хочу просыпаться рядом с ней в своей кровати, чтобы прикасаться и обнимать, едва открыв глаза. Сделаю это вечером. - Сиди, ладно?

- Я хочу, чтобы ты нормально поел. Со мной это вряд ли получится. Давай ты меня отпустишь?

- Никогда... - отвечаю я, и мне кажется, что Белла улавливает скрытый подтекст. Конечно, он заключается в большем, чем в нежелании дистанцироваться лишь сейчас, и на моих глазах она вся как-то сжимается, напрягается и склоняет голову вниз, тем самым пряча свой взгляд, - знаю, для тебя всё сложно, но ты ни в коем случае не помеха. И ты... ты красивая, - это я произношу, уже глядя в расширившиеся зрачки, и явное расслабление Беллы и то, как она сама подняла лицо обратно, подталкивают меня не останавливаться: - правда, красивая.

- Эдвард...

- Я серьёзно, и я знаю, что не вправе просить об этом, но ты... Можешь ли ты взять академический отпуск и отложить своё обучение? Хотя бы на год? Эйден подрастёт, и, возможно, я смогу заботиться о нём, пока ты будешь учиться? Или мы и вовсе можем... В смысле тебе... тебе же необязательно куда-то ехать, жить там, где скажут, и думать, будет ли он в безопасности с незнакомыми людьми, на которых ты его оставишь... У тебя ведь есть я. Ты сама говорила о вариантах.

- Ни один из вариантов не предполагает, что путём перевода или ещё как-то я окажусь не в том колледже, в который поступила, и при этом сохраню за собой стипендию, - я знал, это огромный риск, заводить вот этот разговор и ставить Беллу в неудобное положение, вроде как принуждая её выбирать, и, смотря на меня потерянно и тревожно, как и ожидалось, она выглядит раздираемой противоречиями, и хотя я подозреваю, что могу сделать только хуже, сострадательные и любящие слова сами срываются с губ:

- Да и плевать на неё. Тебе она не нужна. Я… я покрою все расходы. На всё, что тебе понадобится. Только... - только оставайся?

- Нет, не покроешь, Эдвард. Потому что я не смогу это принять и не приму. Ты... ты, кажется, хотел просто поесть, - предсказуемо отказываясь, Белла не покидает мои объятия, но разговор всё равно что закончен, и единственное, что сохраняет мой аппетит и побуждает меня вернуться к непринуждённому и спокойному завтраку в её обществе, это то, что я не дурак и всё отлично понимаю.

Полноценно не веря в себя, на её месте я бы тоже хотел достичь всего самостоятельно, без подачек, денежных вливаний и материальных взносов со стороны, даже если они продиктованы исключительно щедростью, добротой и нежными чувствами того человека, которому ты небезразлична. Нужно просто настраиваться на отъезд. Сентябрь наступит гораздо раньше, чем кажется. Особенно учитывая, что, когда чего-то совсем не ждёшь, время течёт намного быстрее, чем во всех других случаях нетерпения и ожидания, вместе взятых.

******

- Что это там у тебя?

- Где? - вопросом на вопрос отвечаю я, подталкивая ящик рабочего стола, чтобы он скорее закрылся, но, коснувшись пластиковой ручки, Джаспер тянет его обратно на себя, и вот так в поле моего зрения возвращается то, о чём он спрашивал, и что я вроде как надеялся скрыть даже от своего лучшего друга, не говоря уже о коллегах вокруг.

- Ты ведь понимаешь, что, лёжа здесь в течение целого дня, они просто завянут? - конечно, я знаю, что нежно-розовые каллы в количестве девяти штук, купленные мною по дороге на работу, как и любые другие цветы, без воды обречены на скорую смерть, но мне не достать и не поставить их в вазу, не вызвав всеобщих пересудов и обсуждения. Это определённо всех заинтересует и не останется незамеченным, и шеф... здесь всё сложно. Не хочу оказаться в центре нежелательного внимания. - Давай их сюда.

- Что?

- Доставай. Я поставлю цветы на свой стол. Все подумают, что они для Элис. А вечером заберёшь.

- Что я делаю, Джас? - протягивая ему обычный букет, скреплённый лишь белой атласной ленточкой с бусинками на ней вокруг зелёных стеблей, не удерживаюсь от вопроса я, ведь пусть ему, кажется, и не нужны пояснения, мне, пожалуй, необходимо, чтобы хоть кто-нибудь заверил меня, что ничего дурного я не совершаю.

- А что ты делаешь?

- Знаешь, я ведь по-настоящему счастлив.

- Но что не так?

- Просто мне кажется, что и в этот раз меня постигнет неудача.

- И с чего такие мысли, можно узнать?

- Она… она уедет в колледж, Джас, - не ходя вокруг да около, сообщаю я, - как мне справиться с этим, если я уже заранее скучаю?

Джаспер переставляет свой стул напротив моего и с выражением искреннего участия на лице садится рядом:

- Слушай, это всего лишь учёба. Не конец света. Я имею в виду, что… никто же не умирает. Все… все живы, - да, по сравнению с тем, через что я был вынужден пройти в связи с Таней и после, отъезд, преследующий исключительно образовательные цели, это ерунда и совершенно несмертельно, но я… я всё равно боюсь. Может произойти много всего, а меня не будет рядом, и вдруг… вдруг Белле просто настолько там понравится, что она банально не захочет возвращаться? Примет решение остаться в Нью-Хэмпшире, позабыв все свои же слова о том, что не представляет себя живущей где-нибудь ещё, кроме как исключительно здесь?

- Да я знаю, знаю, но…

- Собирайся-ка и ты.

- Это не смешно…

- Разве похоже, что я шучу? Езжай вместе с ними, - просто повторяет Джаспер, сжимая в руке цветы, - если для тебя всё настолько серьёзно, то я думаю, что место ты себе найдёшь. Уверен, шеф будет только рад помочь, - ну, это совершенно не гарантировано, но что-то в этом есть. Вот только вряд ли для меня. Здесь же Джаспер. Друзей и напарников не оставляют.

- А как же ты?

- А что я? Сейчас я найду вазу, а потом стану отцом, и мне бы хотелось, чтобы и у тебя всё было также хорошо. Подумай над этим, Эд. А вообще… - вставая и делая шаг, он вдруг замирает, и в ожидании продолжения я поворачиваю голову к нему, - лучше без этого. Отправляйся домой. Скажи, что поедешь с ней. Только не упускай своё счастье. Думаю, от одного внеочередного выходного твоя карьера не рухнет.

- Но так нельзя. По правилам мы должны… - не сосчитать, сколько раз за последнее время я нарушал эти самые установки, требования и предписания не только у себя на работе, но сейчас… это другое.

- А что может произойти? Я просто займусь бумажной работой и вряд ли освобожусь раньше восьми, а в случае чего возьму Дженсена. Уверен, он будет только рад.

- Ладно. Но сначала я зайду к Свенсону и поставлю его в известность. Не хочу, чтобы у кого-нибудь из нас вдруг возникли проблемы.

- Здравая мысль. Позвони мне позже.

- Непременно. Спасибо… спасибо большое, дружище, - я забираю свой букет и, заглянув к шефу, кажется, говорю ему что-то о годовщине у родителей, используя эту на ходу придуманную легенду в качестве оправдания для того, чтобы уйти. Быть может, он мне и не верит, не знаю, но незапланированный отгул одобряет, и вот так после обеда я уже и оказываюсь снова дома.

Руки запирают дверь тише некуда, чтобы не потревожить Эйдена, если он как раз спит, обувь также неслышно отправляется в шкаф, а глаза обнаруживают спицы и клубок пряжи, из которого рождается белый кардиган, оставленные на диване. Как по мне, так светлые вещи совершенно непрактичны, они часто и быстро загрязняются, а любые пятна при этом буквально бросаются в глаза, но таковы пожелания заказчика, а они есть закон. Белле же, наверное, и вовсе непринципиально, из чего вязать. Самое главное, чтобы за проделанную работу ей непременно заплатили. Очевидно, что деньги для неё очень и очень важны, учитывая неимоверное желание сохранить стипендию, и теперь я не так уж и уверен в целесообразности траты материальных средств на цветы, что завянут меньше, чем через неделю, но делать нечего, и я иду в гостевую комнату, собираясь спросить Беллу обо всём и сразу. Но оказываюсь не совсем ко двору и молча разворачиваюсь обратно в дверях, потому что она кормит ребёнка грудью, а я никогда… никогда до этого момента не заставал её в таком положении. Интимно… мы уже разделили многое, но я не знаю… Вдруг от этого ей ещё более неловко?

- Эдвард? У тебя что-то случилось?

- Прости, пожалуйста… Обещаю, я не смотрю.

- Всё в порядке. Ты можешь… - могу что? Повернуться и наблюдать? Но нет, я не могу. Не хочу рисковать смутить её… Мы ведь пока ещё не в тех отношениях, так? - Я закончила. Ты действительно можешь, - я слышу звук поправляемой одежды, шаги, вероятно, в направлении кроватки, тихое кряхтение Эйдена и шуршание, думаю, укрывающего его одеяльца, но по-прежнему не оборачиваюсь, и слова срываются с губ сами по себе:

- Я поеду с вами, - они нерешительно робкие, и потому я даже не уверен, понятен ли смысл, и слышит ли их вообще Белла, но по ощущениям она уже явно за моей спиной, терзаемая вопросами, недоумением и отсутствием ясности.

- В смысле поедешь с нами?

- Когда тебе придёт время уезжать в колледж. Я отправлюсь с тобой, - повернувшись и преодолев значительную долю странной неуверенности, я позволяю своим рукам, одна из которых до сих пор держит букет, сжать стройные бока, борясь с возникшим желанием прижать Беллу к дверному проёму и, поддавшись соблазну, заставить её забыть обо всех вероятных возражениях, только способных обнаружиться в голове. Но это совершенно неприемлемо. Просто потому, что я не смогу пользоваться таким методом всегда и постоянно. Мы должны общаться и разговаривать. Лишь так и больше никак можно построить прочные и стабильные отношения, основанные на незыблемом доверии и подлинной честности.

- Что ты говоришь? - её рот приоткрывается в крайнем удивлении, но я всё навсегда для себя решил и скажу это только один единственный раз.

- Снимем уютную квартиру где-нибудь в шаговой доступности от колледжа, ты будешь учиться, а я составлю свой график таким образом, чтобы оставаться с Эйденом, пока ты на занятиях. Уверен, в Нью-Хэмпшире тоже есть преступность.

- Это… Эдвард, это огромная жертва, которую я не заслуживаю.

- Что, прости? Жертва? Ты достойна всего сполна в этом мире, Белла. Но даже если и так, это то, что делают люди, когда любят. Подстраиваются под потребности и нужды другого, лишь бы быть с ним рядом.

- Но не перекраивают свою жизнь, - вздыхает она, трущими движениями пальцев прикасаясь ко лбу, и, высвободившись из моих объятий, чему я и не препятствую, уходит так с виду легко, что это погружает моё тело в ступор. Но, кое-как преодолев его, я иду за ней, словно домашняя собачонка:

- Думаешь, что я перекраиваю её ради тебя? Но мне здесь особо не за что цепляться.

- Нет, есть, - Белла поворачивается ко мне лицом от кухонной раковины, выглядя остро несогласной, и на основании этого я временно выбираю остаться на расстоянии, - у тебя тут семья, друзья, работа, дом. Не нужно пускать всё под откос из-за меня.

- Но я не чувствую себя так, как ты, должно быть, думаешь, и…

- Да я не знаю, что мне думать… Не знаю, что ощущает человек, когда его любят и готовы во имя этого на всё. Я… - Белла опускает глаза вниз, явно пряча их от меня, но прямо сейчас я ничего не могу с этим поделать, как бы сильно не хотел, чтобы она не закрывалась, - наверное, когда-то я знала. С родителями… Но это было так давно, что я, кажется, всё забыла.

- Так позволь мне напомнить. Просто позволь быть рядом, и всё. Пожалуйста.

Чуть позже ранним вечером я перебираю её волосы, сидя на диване, в то время как по телевизору транслируется спокойный и оказавшийся слишком умиротворяющим тёплый и семейный фильм. Под его звуковое лирическое сопровождение в какой-то момент мы, кажется, и засыпаем, и я не знаю, сколько длится наш незапланированный отдых, но просыпаюсь от громких сигналов транспорта служб спасения, спросонья ничего не понимая, и, лишь потревожив Беллу трущим прикосновением к собственному лицу, перевожу взгляд на цветной экран. Фильм, очевидно, давно закончился, и теперь перед моими глазами, постепенно привыкающими к всё ещё свету за окном, срочный выпуск новостей, и я просто замираю от ужаса. Вроде бы имела место неудачная попытка ограбления банка, сопровождавшаяся взятием заложников, теперь уже успешно освобождённых, но, едва понимая доскональную суть и всю цепочку событий, я слышу и вижу лишь имена раненых в перестрелке с преступниками сотрудников правопорядка. Одно из них принадлежит человеку, которого я бросил ради разрешения накопившихся дома проблем, и вот так, отыскав ключи и схватив оружие и удостоверение, я буквально вылетаю за дверь, глупо благодарный, что так и не переоделся в домашнюю одежду и остался в повседневных, не в форменных, но всё же в брюках и рубашке.

Вся дорога до места происшествия проходит на бешеной скорости в нарушение всех или, по крайней мере, большинства скоростных режимов и как в тумане, но истинное почти затмение мыслительных процессов настигает меня лишь по прибытии к отделению финансовой организации. Все подступы к ней оцеплены и заблокированы, и, бросив машину где попало, я проникаю за ленту, только предъявив свой значок. На улице около банка царит ужасная неразбериха, меня атакуют обеспокоенные голоса, отдающие распоряжения крики и оглушающие звуки сирен, но мигающие огни лишь одной конкретной машины экстренных служб заставляют подкатывать вызванную ассоциациями, мельтешением и воспоминаниями тошноту прямо к горлу. Неотложки здесь буквально повсюду, а я ненавижу всё, что с ними связано, но заставляю себя не думать об этом и сосредоточиться на обстановке вокруг. Как бы это не было нереально и почти невозможно, я должен найти шефа или Джаспера, хоть кого-то из них, и у меня нет ни малейшего представления, что я буду делать, если Свенсон ещё не приехал, а моего друга уже увезли на скорой в неизвестном направлении, но, безостановочно перемещаясь между носилками, эмоционально и физически травмированными людьми и бригадами медиков, мои глаза тщательно сканируют пространство вокруг, уже почти теряя всякую надежду, когда им наконец удаётся задуманное. Я успел… успел. Но вот только к чему? Пока… пока он ещё жив? Нет, лучше об этом не думать.

- Сэр… Сэр, не подходите. Не мешайте. Нельзя.

- Мне можно. Можно. И вы мне не запретите. Это мой друг и коллега, - словно не слушая и не слыша, меня пытаются оттеснить, но со мной уже никому не справиться. Я вижу посиневшие губы, побледневшее лицо и то, как жизненные ресурсы оставляют Джаспера, но лишь сильнее надавливаю на входное отверстие, вероятно, с застрявшей внутри пулей, чтобы замедлить опасное и обильное кровотечение: - Джас... Джас, ты это что? Ты… ты должен был заниматься лишь бумажной работой. Вставай. Немедленно поднимайся. Она ещё не закончена, - это чушь, всё, что я несу, откровенно бредово, глупо и несвоевременно, и где-то внутри я всё понимаю, но мне нужно, чтобы он встал. В конце октября у него родится ребёнок, и он должен его увидеть, воспитать и вырастить. А для этого ему нужно подняться. - Ты… ты только держись, ладно?

- Эдвард… Ты тут?

- Да, тут. Конечно, тут. Где же мне ещё быть?

- Как… как хорошо, что я увижу тебя на… на… напоследок.

- Прекрати это. Ты не умрёшь, слышишь? Считай, что я тебе запрещаю...

- Нет, скажи... скажи Элис... что я...

- Не глупи, ты скажешь всё сам.

- По... позаботься о ней, ладно? И о ре... ребёнке тоже.

- Ничего не говори... Не трать силы, - мои руки все в крови, которая, кажется, всё сочится и сочится сквозь мои пальцы, неудержимая, горячая и жидкая, но тут мы наконец подходим к машине, и я немного отдаляюсь, чтобы позволить людям в спецодежде сделать свою работу и погрузить носилки на колёсиках в машину, но не сильно далеко, - осторожнее с ним. Я еду с вами. Куда… куда вы его повезёте?

- Мы пока не знаем, - это неправильный ответ, потому что он меня не устраивает. Надо ехать туда, где Джаспера точно спасут, проведут успешную операцию, сделают всё ради его скорейшего выздоровления и позаботятся в период восстановления. Нам нужен… Нам нужен мой отец.

Мои руки пачкают телефон красными разводами, и он чуть ли не выскальзывает из правой ладони, пока левой я ищу номер в списке вызовов, но гудки всё-таки возникают в динамике, пока моё плечо поддерживает устройство у уха:

- Давай же, папа, отвечай. Скорее.

- Да, Эдвард?

- Пожалуйста, скажи мне, что ты на работе.

- Эдвард?

- Это Джаспер… Ты должен… ты должен его прооперировать, - голос срывается, я запинаюсь на отдельных буквах, дыхание учащено, сердце проваливается вниз, и мне страшно думать, что будет, когда придётся звонить беременной девушке, чьего мужа я не уберёг своим банальным отсутствием рядом, и рисковать наступлением преждевременных родов, когда многое может пойти не так, - ты обязан. У него пуля в животе. Может, не одна. Я не знаю. Кто-то пытался ограбить банк. Была стрельба. Скажи… скажи им, чтобы везли его к вам. Я передам телефон.

- Эдвард.

- Я доверяю лишь тебе… И больше никому.

- Эдвард…

- Всё плохо. Очень плохо.

- А с тобой? Ты… ты не ранен?

- Я, чёрт, в порядке! - я всё слышу и догадываюсь, что если бы мой ребёнок просил меня о помощи в таком отчаянном и несдержанном тоне, если бы Эйден был близок к морально-психологическому падению, я бы тоже пытался узнать, всё ли у него хорошо, и не пострадал ли и он, но Джаспер… вот кто сейчас в приоритете. Поэтому мой голос снова орущий и истощённый крик: - А он… умирает. Он умрёт? - вокруг множество различных и сбивающих с толку шумов, и все они давят на голову, угрожая её раздавить и заставляя жалеть, что при них нет выключателя, и мне кажется, что я падаю в бездну, а конца и края ей не видно.

- Эдвард? Эдвард… - не знаю, откуда именно здесь Свенсон, и был ли он рядом на протяжении всех последних мгновений или подъехал и подошёл только что, но я смутно осознаю, как из моих рук забирают влажный телефон и заканчивают начатое за меня. Единственное, что доносится до меня словно сквозь толщу морской воды, это требовательное распоряжение вроде бы о Пресвитерианской больнице, где и работает мой отец, но отданное однозначно не его голосом, и писк приборов, регистрирующих пока ещё сохраняющуюся жизнедеятельность, но приводит меня в чувство лишь забившаяся внутри мысль, что я нужен. Что сейчас у Джаспера есть только я один, а он не должен пребывать в одиночестве.

Мне хочется крушить всё вокруг и проклинать себя, но в эту самую минуту… в данный момент времени я забираюсь внутрь машины экстренной помощи и всю дорогу до больницы молюсь непонятно кому лишь о том, чтобы Джаспер выжил. Он позволил мне заняться своей личной жизнью, потому что без его советов я недостаточно решителен и слишком задумчиво сентиментален, и если он… если его не станет, это навсегда будет моей виной.