- Эдвард? Вот ты где... Я проснулась, а тебя нет. Ты... ты здесь давно? Что-то... с Джаспером?

Я сижу на веранде, опустив босые ноги на ступеньки, уже не знаю, какой по счёту час, в кромешной тьме посреди очередной глубокой ночи, такой же тихой и безлунной, как и все ей предшествующие, когда позади меня открывается пластиковая дверь со стеклом во всю высоту, ведущая сюда прямо из моей спальни. Едва слышный, голос Беллы, тем не менее, застаёт меня врасплох, ведь она не должна быть здесь, а я словно пойман на месте преступления. Последняя почти неделя... она изменила меня буквально до неузнаваемости. Если бы я мог оставаться в больнице после наступления темноты, ночевать прямо в палате, куда Джаспера перевели из реанимации дня три назад, или ещё где-нибудь в больнице, то, наверное, вообще не возвращался бы домой. Теперь это место служит исключительно для того, чтобы дождаться утра, когда можно будет снова поехать с больницу, и только. Что-то вроде перевалочного пункта, где каждый день похож на предыдущий, понимаете?

- Нет. Довольно-таки, - так звучит единый ответ буквально на всё и сразу. Я взял все остававшиеся в моём распоряжении немногочисленные отгулы, которые вообще-то уже скоро подойдут к концу, не хожу на работу, и казалось бы, благодаря этому у меня должна была освободиться масса времени, и возникнуть возможность изучить Беллу вдоль и поперёк, узнать её до конца, обговорить с ней всё, что связано с колледжем, учёбой, всё приближающимся отъездом и тем, как мы будем поддерживать связь, и стать родным для Эйдена, чтобы на уровне чувств, запахов и инстинктов он воспринимал меня, как второго родителя и близкого человека, но я фактически их не вижу.

Я уезжаю с утра пораньше и возвращаюсь лишь затемно, в основном исключительно после того, как медсёстры буквально выпроваживают меня вон, и сказать, что между нами возникла обширная пропасть, настолько непомерная, что взглядом её не охватить, это ничего не сказать. То, чему до Беллы я толком и не придавал значения, внезапно стало невероятно важным и первостепенным, и в связи с новыми обстоятельствами теперь я особенно не могу от этого отмахнуться. С недавних пор мой мир официально, не на словах, а на деле наполнен болезнью, кровью и нависшей вероятностью потери, и, возможно, я не просто более не уверен, что хочу, чтобы Белла по-настоящему стала его частью с браком и прочими формальностями, но и откровенно против такого исхода. Не хочу, чтобы когда-либо в случае чего ей пришлось скорбеть и горевать. Любовь — это одновременно самая прекрасная и самая ужасающая вещь на свете. Поначалу она оживляет, а потом может и испепелить, превратив тебя в прах и ничто. Наверное, именно это и происходит со мной всё последнее время. - Возвращайся обратно в кровать, ладно?

Я встаю и поворачиваюсь кругом, чтобы, откровенно говоря, отослать Беллу, но она стискивает мою распахнутую рубашку, накинутую чисто символически, в своих кулаках и загораживает проход миниатюрным телом, но я не смотрю на неё.

- Нет, не ладно. Пожалуйста... давай вернёмся в постель вместе.

- Я… я приду чуть позже.

- Ты не придёшь, - говорит Белла со скребущим мою душу отчаянием, - по крайней мере, до тех пор, пока я не усну, - это, вероятно, истина, но что она вообще знает? Да ничего. От заката до рассвета она, разумеется, не спит, просыпаясь каждый раз, когда Эйден начинает беспокойно ворочаться и плакать, даже если, иногда пересилив себя, я успеваю подойти к кроватке первым, но в остальном Белла слепа. У неё нет ни малейшего понятия, что всё это время мне просто везло, и что, далеко не впервые ускользая на внутренний двор, каждый раз я каким-то образом вновь оказывался в собственной комнате, притворяясь спящим, до того, как правда могла бы выплыть наружу, но сегодня удача мне изменила.

- А какая тебя разница?

- Ты это… ты сейчас серьёзно? Я сделала всё, что ты хотел. На эмоциях или нет, но ты попросил меня перебраться в твою комнату, и я не задала ни одного вопроса. А теперь ты даже на меня не смотришь.

- Я… я смотрю, - но всё это ложь. Я могу знать, во что Белла одета, что она ест в те редкие моменты, когда я вижу её за завтраком, чем занимается в миг моего возвращения из больницы, но глаза... В глаза в последний раз я смотрел, кажется, целую жизнь назад, ещё тогда, в ванной, а с тех пор словно отрезало. Но это не потому, что я пытаюсь переложить часть вины на неё, считаю её причастной и по этой причине не желаю видеть, а потому, что всё совсем наоборот. Это на меня не надо глазеть. Не хочу ненароком вызвать жалость и не думаю, что смогу её вынести.

- Нет, не смотришь.

- Да потому, что не могу, Белла, - наконец подняв свой взгляд вверх, громким шёпотом сдаю сам себя я, - я и хочу спать, и не хочу. И желание, чтобы ты всегда была рядом, даже если это означает просыпаться из-за необходимости позаботиться о ребёнке, было искренним... но мне не удаётся сомкнуть глаз даже на миг. Ты засыпаешь, а я смотрю на тебя, но рано или поздно всё заканчивается тем, что я выбираюсь сюда...

- Как... как часто? - уже порядочно расстроенная, спрашивает Белла, чтобы, вероятно, понять весь масштаб и размах моей проблемы, и я знаю, что мне лучше солгать, чтобы не доставлять ещё большего уныния и дополнительной печали, но глубоко в душе ложь именно ей кажется морально непереносимой вещью. Я же обещал не обманывать и вряд ли когда-либо смогу провернуть это с Беллой. Даже ради её блага не справлюсь с этой с виду простой задачкой.

- Каждую ночь с того самого дня, девочка.

- Выходит... ты мне лгал? - её руки опускаются, думаю, во всех смыслах, и, отступив, Белла ускользает обратно в дом. Она списывает меня со счётов, да? Что ж, это исключительно моя вина, и мне противно за себя, но сейчас всё только что усложнилось. Я не могу взять и оставить Джаспера, и в то же самое время это в равной степени относится и к Белле. Меня разрывает на части между преданностью верному другу и любовью, сразившей впервые за долгое время, долг и чувства граничат друг с другом, и, вероятно, когда-нибудь мне придётся сделать выбор, но пока я к этому не готов и в некотором роде хочу усидеть на двух стульях одновременно.

- Белла...

- Ты сказал, что с тобой всё в порядке. Что да, Джаспер в коме, и никто не берётся делать прогноз, будут ли какие-то функции требовать восстановления, или всё обойдётся, но ты заверил меня, что справляешься... Это звучало так убедительно, и я поверила тебе. Я поверила, Эдвард, - словно раненый голос делает мне больно лишь одним своим неприглядно тоскливым звучанием, как только я оказываюсь близ Беллы, опустившись на пол у её ног, и я ненавижу себя за всю доставляемую боль, но это ведь ещё не конец? Она же не бросит меня?

- Я знаю. Правда, знаю. Но не надо... Не надо, пожалуйста, видеть всё в таком свете.

- А как, по-твоему, я должна это воспринимать? Что мне теперь чувствовать? Ты и так почти не ешь, мы едва ли видимся, и я всё понимаю, осознаю, что сейчас у тебя тяжелый период... Но ты... Почему ты ничего мне не сказал? - я беру её за левую руку, хмуро, несчастно и разбито глядя исключительно на тонкие пальцы, на одном из которых, наверное, прекрасно бы смотрелось кольцо, но сейчас из меня не выйдет хорошего мужа. Может, и вовсе никогда, но в данный момент и подавно не получится.

Не получится его до тех пор, пока Джаспер не придёт в себя, не поправится и не встанет на ноги, но случится ли это вообще когда-нибудь? В любом случае предложение делать не время. Вряд ли ей нужен мужчина, который забыл обо всём остальном мире и готов двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю проводить у больничной койки пострадавшего друга. Никому такой не нужен. Ведь... это ненормальное сумасшествие. Можно не говорить об этом прямо и всячески этого избегать, но, скорее всего, именно такое определение и крутится у Беллы в голове. Мысль о том, что и мне самому нужна некоторая помощь не физического, но психологического характера. По поводу всего, что сейчас творится, и, возможно, насчёт прошлого заодно тоже.

- Просто потому, что не хочу видеть жалость в твоих глазах. Мне не вынести сочувствия, Белла. Только не твоего...

- Думаешь, я тебя жалею?

- Знаю, что жалеешь, - говорю я, переводя взгляд на её лицо, скрытое, как и всё остальное, во мраке и едва различимое в темноте, твёрдо уверенный в собственных словах, ведь Белла так и ходит вокруг меня словно на цыпочках, с недавних пор вечно напряжённая, пребывающая в состоянии тревоги и осторожная, но она качает головой:

- Да, я сопереживаю и волнуюсь за тебя, а чего ты ещё хотел? Разве на моём месте ты бы этого не испытывал?

- О, девочка. Я просто хочу оградить тебя от всего. И от... от себя, вероятно, тоже, - всё определённо так. Мне жизненно необходимо, чтобы она осталась, сейчас как никогда прежде, и я хочу думать, что, если только заикнусь об этом, она выберет меня, скрепя сердце, но откажется от своих устремлений, но это жестоко, неправильно и преступно, и есть ещё и другая сторона. Если я покажу своё истинное нутро, неспособное взять себя в руки, то это может лишь наоборот отвадить её, а я никак не могу этого допустить. Расстояние убийственно, но расставание заведомо хуже. Быть брошенным физически и эмоционально это не одно и то же...

- Просто ложись сюда.

- Я... я не думаю, что усну, Белла.

- Мы разберёмся с этим, хорошо? Только иди ко мне, - Белла отодвигается на мою половину кровати, и я весь колеблюсь, сомневаюсь и дрожу, но желание почувствовать просто её тепло, согревающие объятия и внимание перебарывает неуверенность и страх показать себя настоящего, и я позволяю успокаивающей и нежной левой руке скользнуть по моему обнажённому туловищу. Пожалуйста, кто-нибудь, мне бы поспать хотя бы один лишь час...

******

Это всегда казалось мне дурацким чтивом. Свежие газеты, которые Джаспер приобретал каждое утро по дороге на работу и читал урывками в течение дня. Ты платишь немалые деньги, скупая бесполезную в дальнейшем фактически макулатуру, в то время как в век информационных технологий всё можно найти и прочесть в интернете, а потом не знаешь, куда бы её деть. Как по мне, он зря тратил время на зачастую глупые статьи, смысл которых можно было обрисовать в двух словах, а не уделять им как минимум треть страницы, но вот теперь, сидя у больничной кровати, оснащённой пультом управления, я делаю ровно то же самое, когда зачитываю последние новости вслух. Я не знаю, верю ли в то, что находящиеся в коме люди слышат тех, кто находится рядом с ними, и слова, что при этом произносятся, но для Джаспера читать печатную корреспонденцию это своего рода традиция и неотъемлемый ритуал, и я не могу и не стану этим пренебрегать. Если он физически не способен её соблюдать, то я буду делать это за него. За исключением этого мне всё равно особо нечем заняться. Только разговаривать и находиться подле друга.

- Мой отец сказал мне, что завтра... что завтра тебя постепенно начнут выводить из состояния комы. Медленно и осторожно, поэтапно давая тебе дышать самостоятельно всё дольше с каждым разом. Не знаю, насколько в совокупности это растянется, и когда ты... когда ты проснёшься, но... Тебе же, надеюсь, ясно, что у тебя нет другого выхода, кроме как очнуться, потому что скоро у вас с Элис будет ребёнок? Я уже представляю, как приношу ему сладости, а ты ругаешь в первую очередь меня, ведь он не знает меры, но, как взрослому, ему ничего не объяснить, и потому тебе только и остаётся, что пытаться делать что-то со мной и как-то влиять на мой разум. Учти, что отныне ты от меня не избавишься. Хоть я и хочу поехать с Беллой, этого не случится. Я… я просто не смогу. Даже если ты попросишь, и очень сильно, я не соглашусь и не подчинюсь, потому что однажды я тебя послушал, и вот чем это уже закончилось... Я скорее расстанусь с ней и с любой другой тоже, чем брошу тебя когда-либо снова, - я безжалостно отбрасываю газету прочь на тумбу и, ненавистным взглядом смотря на медицинскую аппаратуру, трубочки и провода, опутавшие Джаспера, кажется, всего целиком, словно змеи, проглатываю приступ накатывающей истерики. Он полностью обездвижен препаратами, отключившими все рефлексы, за него дышит машина искусственной вентиляции лёгких, фиксирующую все функции жизнедеятельности аппаратуру регулярно контролируют реаниматолог и анестезиолог, и при ухудшении показателей и отказе органов Джаспера немедленно выведут из этого положения раньше запланированного срока, но его вообще не должно было здесь быть. Я снова начинаю размышлять об ответственности, что на мне лежит, когда слышу отчётливый шорох за дверью, как будто её начали открывать, но, вдруг передумав, потянули обратно на себя, и мгновенно оборачиваюсь на звук, но позади меня никого не обнаруживается. Я по-прежнему один, и лишь спустя непродолжительное время в палату входит медсестра. - Вы меня несколько напугали.

- Я? - удивлённо спрашивает она, занося актуальные показатели в карту, и в подтверждение я незамедлительно киваю:

- Да, именно. Это же ведь вы собирались зайти сюда пару минут назад, но в последний момент вас что-то отвлекло?

- А, вы об этом, сэр. Нет, это была не я. Одна девушка искала своего друга, но перепутала палаты.

Я хочу сказать что-то ещё, но тут у меня внезапно и резко начинает звонить телефон, громкость которого стоило бы убавить или и вовсе отключить устройство, и, извинившись, я выбираюсь в коридор. Первой моей мыслью является проигнорировать вызов и не отвечать, но это шеф, знающий, где я живу и за исключением ночных часов провожу почти всё своё время в последние полторы недели, а значит, так или иначе он меня отыщет. Либо по домашнему адресу, либо здесь, в больнице, и, следовательно, прятаться не к чему. Говоря узкоспециализированными терминами, надо просто взять и оторвать пластырь, и покончить с этим. Так мои душа с разумом и остаются рядом с Джаспером, а тело против воли оказывается в кабинете Свенсона.

Здесь будто ничего не изменилось, в участке по-прежнему звонят телефоны, входят и выходят люди в форме и в гражданской одежде, но мою жизнь словно установили на паузу. Я не хочу быть ни здесь, ни где-либо ещё, кроме как в лечебном учреждении. Отлучавшаяся пообедать Элис, наверное, уже и не знает, что думать относительно того, куда я внезапно пропал… В отличие от меня она периодически выходит на улицу, чтобы прогуляться, подышать свежим воздухом и подкрепиться, понимая, что в противном случае преждевременно выгорит и сломается, но всегда возвращается с едой на вынос, даже если в дальнейшем я к ней и не притрагиваюсь.

- У меня мало времени, шеф… - беременным девушкам нельзя волноваться. Я говорил, что никуда не отлучусь, и рассиживаться мне некогда. Возможно, в моих силах ещё успеть вернуться обратно прежде, чем обычно занимаемое мною кресло предстанет перед Элис пустым.

- Так больше не может продолжаться, Эдвард. Ты исчерпал весь имеющийся у тебя отпуск, но на работу, как я понимаю, выходить не собираешься…

- До тех пор, пока Джаспер не придёт в себя… Завтра… завтра его должны начать выводить из комы.

- А если что-то пойдёт не по плану? Что, если у него отёк лёгких из-за того, что он вот уже больше недели не дышит сам? Или и вовсе обнаружится что-то посерьёзнее вроде скачков давления или сердечно-сосудистой недостаточности?

- Не смейте, - даже если так, то ему назначат лечение и реабилитационные мероприятия, без которых в любом случае не обойдётся, и мы пройдём через всё это вместе. Но нет, не притягивай дурное. Мысли многое определяют…

- Эдвард, в этом мире жизнь бьёт ключом, а вы лишь её составляющие. Ты сможешь навещать его в выходные или же после работы… - так многие и поступают, приходят с визитом к своим болеющим родным и близким лишь в свободное от приносящей доход деятельности время, ведь в затруднительном положении деньги особенно нужны, и на счету каждый цент, но я… я так не смогу. Всё, о чём я думаю, когда выталкиваю прочь из головы любые мысли о Белле, так это об Элис и Джаспере, о Джаспере и Элис, и так по кругу. Замкнутому и тупиковому. Мы с ней стали проводить значительно и весомо больше времени вместе, а когда люди встречаются друг с другом каждый день, то они вряд ли замечают, кто похудел, а кто наоборот поправился, но от меня не укрылось, как подрос её животик, порядочно увеличившись в размере и округлившись ещё сильнее. Вероятно, это путь к самоуничтожению и окончательному эмоциональному падению в бездну, но иначе ничего не будет. Не в моём случае. - Что ты делаешь, Эдвард?

- А на что это, по-вашему, похоже? - мною руководят лишь исключительный импульс и инстинкт, а эмоции, как известно, не лучшие советчики, и в некотором роде всё случившееся с Джаспером это уже отлично доказало и по идее должно служить наглядным примером, как не надо поступать, но к чёрту всё. Поднявшись, я оставляю значок и пистолет шефу, и меня посещает некоторое чувство дежавю, но, в отличие от прошлого раза, сегодня это сугубо моё личное решение. - Вы только что фактически сказали, что мы лишь расходный материал, и каждый из нас легко взаимозаменяем, и в том числе и поэтому я пришёл к пониманию того, что не могу продолжать исполнять свои обязанности со всей необходимой для этого более не присущей мне ответственностью. Заявление я вышлю по электронной почте.