Мама ушла вот уже, кажется, вечность назад, но её слишком самоуверенные слова, словно ей известно что-то, что недоступно мне, как будто поставили на повтор в моей голове сродни кассетной пленке, и в конечном итоге, обжигая мою душу и терзая нервную систему, они не оставляют мне много выбора, кроме как пойти к Белле. Дверь в её комнату не прикрыта, и я вижу контейнеры с пищей на полу, которая после подогревания может стать нашим ужином, ведь под влиянием стресса еда это последнее, о чём ты думаешь, и вряд ли даже Элис отведала хоть что-то, а потом сосредоточиваю весь взор на девочке, у который сегодня был не просто трудный, а ужасный день. Я хочу присоединиться к ней у кроватки Эйдена и видеть то, что открывается её взору, пока она смотрит на сына, но ощущение, что я что-то упускаю, не даёт мне покоя, и в результате я без сожаления ставлю её в известность о своём присутствии стуком костяшек о деревянную дверную коробку.

- Хочу... хочу наглядеться на него, возможно, в последний раз, - кратко обернувшись и увидев, что это я, Белла тут же отворачивается обратно, но в мои намерения не входит её мучить, и я обрываю её едва начавшуюся агонию, в которой нет ровным счётом никакого смысла:

- Вовсе не в последний. Тебя не забирают. Никого из вас на самом деле.

- Это... это правда?

- Да. Я никогда не солгу тебе, Белла, - повернувшись лицом ко мне, она на автомате проводит согнутыми в локтях руками по своим распущенным волосам, громко выдыхая, и вся её поза говорит мне о том, что ей, вероятно, хочется меня обнять и поблагодарить, но, смотря в пол, она смущается, не знает, как это будет расценено, и правильно делает. Не потому, что я не хочу её моральной близости и вызванной ею прикосновений, но потому, что для неё это совсем не то, чем в глубине души те же самые вещи являются для меня, а значит, лучше и не начинать. - А ты?

- Что я?

- Ты мне солжёшь? Солжёшь, глядя мне прямо в глаза? Например, если я сейчас скажу о том, что в самый разгар ожесточённого спора по поводу тебя и Эйдена здесь откуда ни возьмись появилась моя мама, и причиной её внезапного вторжения был отнюдь не я, что в принципе было бы логично, и спрошу, а не знаешь ли ты случайно что-то об этом, что ты мне ответишь? - мною руководит всего лишь странная интуиция, а она либо подводит, либо её оказывается недостаточно для чётких выводов, но я не думаю, что ошибаюсь. Что-то кажется мне не тем, и точка. В моём понимании этого хватает с лихвой, и я явно начинаю давить. - Лично вот я всегда предпочитаю правду, причём из первых уст, какой бы горькой и неприятной она не была. А ты?

- Я... я не понимаю тебя.

- Тогда почему моя мать считает, что всё это выше твоих сил? - контроль мне наконец изменяет, и, обведя комнату руками, я заканчиваю тем, что бросаю на покрывало оставленные юридические гарантии, которые, видимо, ценятся выше простых человеческих отношений и выказываемых расположения и симпатии. - И да, это, кажется, тебе. Желаю всего хорошего.

- Но я... я впервые вижу эти документы. Эдвард, ты...

Я ухожу прочь из спальни, потому как Белла даже не может быть честной со мной, в то время как я все внутренности перед ней наизнанку выворачиваю, но она следует за мной и, нагнав меня на кухне, хватается за мою левую руку, словно за спасательный круг:

- Нет, Эдвард, постой. Подожди, я всё объясню. Только дай мне минутку...

- Что ты объяснишь? Ну что? Как предала меня? - в сжимающем моё сердце гневе устало и беспомощно спрашиваю я, желая вырвать свою ладонь и оттолкнуть Беллу, но она так мила, очаровательна и прекрасна, что ещё больше мне хочется прикоснуться к её губам, узнать, каковы они на ощупь, и поцеловать их. Только этим дело может не ограничиться, потому что Белла права. Всегда есть что-то ещё. То, к чему она не готова и чего не хочет. То, что ей совсем не нужно, как, собственно, и я.

- Я… я не знала, что творю. Твоя мама... она сказала, что я испорчу всю твою жизнь. Просто сломаю её до основания... А ты... ты расстроил меня... тем, что накануне якобы где-то бродил. И, вероятно, одно притянуло за собой другое, и, возможно, я сказала, что задыхаюсь от твоей заботы. Но это не так... Я... я погорячилась.

- Когда?

- Что когда?

- Когда она была здесь? - сжав зубы почти до скрежета, прямо сейчас я вспоминаю родного человека недобрым словом, ведь всё только что рухнуло. Я до последнего не хотел верить, а что же касается мамы... ну, она, скорее всего, полагала, что достаточно задавила Беллу своим авторитетом после того, как и я когда-то делал ровно то же самое, и что та скорее уйдёт глубоко в себя, напуганная, растерянная и ошеломлённая, чем откроется мне, но всё сложилось совершенно иначе. Весь вопрос заключается в том, почему. Почему Белла призналась? У неё могли бы появиться работа, собственные деньги и жильё только для них двоих, а что здесь? Коп, которого часто не бывает дома, и которого в любой момент могут застрелить, после чего всё вернётся к началу?

- Два... два дня назад.

- Пока я был на работе?

- Да, тогда... Мне... мне жаль.

- Знаешь, это неважно. Неважно, что моя мать сказала или собиралась сделать, она хороший человек. И я думаю, что для тебя это лучший вариант. Её фонды реально помогают людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, находят им работу и жильё и тем самым гарантируют уверенность в завтрашнем дне. Ты сможешь взять с собой все вещи, принадлежности и игрушки, так у тебя ещё и появится возможность купить всего вдвое больше. Мне кажется, тебе надо согласиться, - я отрываю её от сердца, сам не знаю, зачем, но, с другой стороны, мама абсолютно права. Я не смотрю на Беллу, как на друга, а она не видит во мне то, что чувствую по отношению к ней я, и рано или поздно это разрушит нас. Как людей, всё ещё пытающихся сохранить связь и остаться друзьями. Но когда что-то меняется, игнорировать это бесконечно долго никогда не выходит. Ни у кого. Узы рвутся, отношения прекращаются, а пути расходятся, и если уж этому всё равно суждено произойти, то лучше обойтись без лишней боли. Если её можно избежать, то надо действовать.

- Может быть, это и не лишено смысла... Всё равно никто не хочет видеть меня в твоей жизни. Я... я пойду собирать вещи, - Белла освобождает мою руку, но, ощущаясь как что-то противоположное, а именно как потеря, это побуждает меня удержать её за левое запястье.

- Что? Что ты только что сказала?

- Что пойду собирать вещи…

- Нет, другое.

- Что никто не хочет видеть меня в твоей жизни? Это?

- Да. Меня не удивляет, что ты так считаешь, но почему... почему никому и в голову не приходит спросить, а чего хочу я сам? - почему мнение остальных, тех, кого ты почти не видишь и не знаешь, тебе важнее моего? Почему я настолько безразличен? Почему ты всё никак не передумываешь? Я вообще когда-нибудь дождусь наступления этого момента?

- А ты...

- А я хочу человека, который будет ждать меня вечерами, чтобы мне больше не приходилось возвращаться в пустой дом, - на самом деле я хочу гораздо больше, чем просто того, кто своей компанией и присутствием спасает от одиночества, но никогда не скажу об этом, потому что боюсь тебя спугнуть и потерять в том смысле, в каком ты у меня есть. Из двух зол всегда выбирайте меньшее. Большее враг хорошего. - Я... я так от этого устал, ты просто себе не представляешь. Пожалуйста, не покидай меня, ладно?

- Если ты не хочешь, то я не стану, - просто отвечает Белла, но, понимая, что для неё всё это вряд ли столько легко, как выглядит, я еле сдерживаюсь от того, чтобы не упасть перед ней на колени и не начать её слезно благодарить. Таким образом, это ещё большой вопрос, кто из нас двоих действительно способен испортить другому жизнь. Она мою глубоким уважением без намёка на необходимые мне чувства? Или я её своим особым расположением, не знающим взаимности и потому неспособным найти эмоциональный выход?

******

Руководствуясь содержанием записки, оставленной для меня на шкафу, почти сразу после её обнаружения, задержавшись только для того, чтобы вымыть руки и переодеться в более комфортную и свободную одежду, я босиком выхожу на собственную террасу, ожидая найти здесь Беллу и Эйдена, но, помимо них, обнаруживая и одну из двух соседок, встреченных тогда мною в магазине. Конкретно ту, что замужем, а сейчас пришедшей ко мне с внезапным визитом. Ну, это сюрприз из всех сюрпризов. Интересно, а она уже дала как-то понять Белле, что считает её моей женой? Или это ещё только впереди?

- Привет. Не знал, что у нас гости. Здравствуйте, - они сидят за столом с, очевидно, домашним пирогом, чайником и чашками на нём из моего любимого сервиза, в то время как Эйден спит в натянутом в тени деревьев гамаке, и, вроде как чувствуя себя тут лишним, ведь моё общение с соседями ограничивается сугубо приветствиями при редких встречах на улице, а сейчас я ещё и слишком устал, чтобы быть хорошей компанией, я уже подумываю о том, чтобы скрыться обратно в доме, когда соседка встаёт с кресла и обращается напрямую ко мне:

- Эдвард, вы уж простите меня за те слова и за свой неожиданный визит, но я не удержалась и пришла познакомиться с вашей женой, - а вот и этот момент. Если Белла и не была в курсе, то теперь она однозначно осведомлена, но даже переведённый на её лицо взгляд не даёт мне ни малейшего понятия, о чём она думает и что чувствует. Злится? Испытывает недовольство? Слегка сердится? Или в ожидании моих объяснений воспринимает всё без надрыва? - Мы же соседи. Кстати, попробуйте пирог. Я его сама испекла. Он с яблоками. Но мне на самом деле уже пора. Я и так что-то засиделась.

- Ну что вы? Может, побудете ещё немного? - спрашивает Белла, тоже поднимаясь, и по идее я не должен быть в восторге от того, что эти посиделки могут и затянуться, но я скорее рад, что они вообще имеют место быть, чем раздосадован этим фактом. Всё-таки ей нужно общение и контакты с внешним миром, а все соответствующие потребности я вряд ли могу полноценно удовлетворить, потому как моя жизнь преимущественно состоит из работы, и за теми днями, когда у меня есть желание и время проводить их вместе, всегда неизбежно следуют несколько суток, при приближении которых к вечеру я мечтаю лишь о том, чтобы отдохнуть и выспаться. В принципе я и сейчас уже порядочно утомлён, но стараюсь не подавать и вида, потому что перед посторонним человеком это будет выглядеть некрасиво и невежливо.

- Нет, Белла, но спасибо большое, что уделили время. И всё-таки по возможности приходите в библиотеку, на наши встречи книжного клуба. Если соберётесь, все будут только рады познакомиться.

- Ещё раз спасибо. Я непременно подумаю, - Белла уходит провожать больше свою гостью, чем мою, в то время как я остаюсь во дворе и, подойдя к гамаку, аккуратно, чтобы не разбудить, поднимаю Эйдена на руки, после чего возвращаюсь в дом. Малыш слегка кряхтит, но я бережно опускаю столь бесценный груз в кроватку как раз тогда, когда ощущение движения за спиной предсказывает мне скорое появление Беллы, спустя всего одно короткое мгновение занимающей пространство с правого боку от меня. - Значит, жена... Почему? - вопросительно выдыхает она с руками, лежащими на тёмно-коричневых поручнях деревянной детской кроватки, знаю, пристально смотря на меня, чем я в свою очередь похвастаться никак не могу.

Мне неуютно, и, нервно колеблясь и тщательно взвешивая каждую букву, я пытаюсь подобрать слова, что задолжал в качестве оправдания своих действий, но для меня здесь все чётче и яснее некуда.

- Ты знаешь, почему, - звучит крайне сухо, рассудительно и без существенных эмоций, и, пожалуй, именно этого я и неосознанно добивался. Что это? Вопрос самосохранения?

- А всё-таки?

- А что ты хотела, чтобы я сказал или сделал? - поворачиваясь к ней лицом и наконец поднимая глаза вверх, вопрошаю я, недоумевая, что она не осознаёт очевидные истины или же просто не хочет признаваться в них самой себе. - Что ты мне никто, а значит, они и дальше могут перемывать тебе косточки? Или чтобы они вообще подняли крик, что я удерживаю у себя молодую девушку? Спасибо, но такого мнения со стороны службы опеки мне уже хватило. Всё, что я делаю, я делаю как для тебя, так и для себя. Потому что вы с Эйденом мне одинаково дороги, и за последние несколько дней это не изменилось. И вряд ли вообще изменится. Но я хочу немного поспать прежде, чем поесть, поэтому, если ты не возражаешь, я пойду к себе, хорошо?

- Но Эдвард?

- Да?

- Похоже, ты мне тоже очень дорог...