- Ты… любишь?

- Разве это не очевидно? - не для меня. Внутри всё переворачивается и закручивается в некий узел, настолько тут нет ничего однозначного.

- Ты ни разу этого не говорила...

- А должна была? - с некоторой вспыльчивостью задаётся вопросом Белла, но приходит в более привычное мне расположение духа так же скоро, как, по своему мнению, возможно, и позволила себе лишнего, но мне это понятно. Её желание выговориться после всего мною сказанного и содеянного. - Лично мне вполне хватало твоих поступков. Знаешь, они… они ведь были громче всех твоих слов о любви. А тебе… тебе непременно нужно слышать?

- Да, нужно… - если осложнения с выражением чувств всё ещё здесь, то я не должен был этого говорить, но разве честность не лучшая в мире политика?

- Можем… можем мы это отложить? Прости, но мне действительно надо бежать.

- Безусловно, девочка.

Она вешает сумку на плечо. Длинный ремень обеспечивает её нахождение у бедра так, что для извлечения содержимого на ходу будет достаточно погружения ладони вовнутрь, и, бросив ручку к тетради и книжке, обувшись, и сняв куртку с крючка на вешалке, Белла поднимает свой взор на меня:

- Я вернусь меньше, чем через два часа. Эйден не голодный, я его кормила, но, если что, баночки с детским пюре в верхнем ящике у самого холодильника. Только не давай прямо из банки, хорошо? Отложи немного в тарелку или чашку. При необходимости добавь ещё, - вдруг запнувшись, Белла беззащитно умолкает, хватаясь за сумку, будто в поиске поддержки в мгновение эмоциональной слабости, и я ловлю на себя мысли, что мне остро не нравится то, как моё присутствие заставляет её себя чувствовать.

- Ты в порядке? - она сказала нечто непривычное для нас обоих, и я не думаю, что мне достаточно одного раза, чтобы поверить, я хочу слышать это снова и снова, а пока всё кажется каким-то нереальным и далёким, но ей пора, и я не хочу её задерживать. Меня и так не должно было здесь быть. Не стоит становиться уж совсем отвлекающим фактором. Будь добр, имей совесть.

- Да, просто... Просто это выглядит так, как будто я тебя поучаю.

- Ни в коей мере, - я ведь совсем не против и даже наоборот. Потому что кто, если не она, предоставит мне необходимые инструкции перед уходом в их кратчайшей интерпретации? - Давай ты просто пойдёшь на занятия, пока не опоздала, а мы останемся здесь и будем тебя ждать. Как ты на это смотришь? И, может быть, позже мы договорим?

- Ну, тогда пока?

- Пожалуй, да... Я буду тут, когда ты вернёшься.

- Хорошо. У меня два электронных ключа. Я на всякий случай оставлю тебе один. Если вдруг захочешь выйти, вещи Эйдена в комоде, - Белла прикрывает за собой дверь, и, говоря себе, что это никак не может быть страшнее службы и погони с оружием за преступниками, делая поворот на сто восемьдесят градусов, я поднимаю ребёнка с пола и тут же прижимаю его к себе. Руки за мгновение отмечают прибавку в весе и то, насколько ощутимо тяжелее он стал:

- Ого, да ты у нас богатырь. Ну что, малыш, вот мы и остались с тобой вдвоём. Чем займёмся? Сначала помашем маме, да? - я прохожу мимо кровати у левой стены к почти панорамному окну и, скользнув взглядом вниз на три этажа, как раз замечаю выходящую на улицу Беллу. Будто почувствовав, что за ней наблюдают, она поднимает голову, и Эйден прикасается ладошкой к стеклу, но я чуть отхожу назад, потому что не уверен, что он не начнёт колотить по нему ручками, а вскоре Белла и вовсе исчезает из поля зрения, и я присаживаюсь на самый край кровати.

Бессонная ночь даёт о себе знать, и моё тело явно не возражает против того, чтобы опуститься прямо поверх красного покрывала и заснуть, но на мне Эйден, уползающий к обоям, к которым своей правой стороной и примыкает мебель, и так его передвижения дают моему плохо соображающему сейчас мозгу внушительную подсказку. Да они же наверняка спят вместе. Белла с краю, а сына укладывает у стенки, чтобы он никуда не делся и не свалился, и тем самым этот ежедневно повторяющийся ритуал уже наверняка достаточно отложился в его голове. Если честно, я всё-таки хочу занять вертикальное положение на мягком и тёплом материале, переместиться к Эйдену и полежать с ним хотя бы некоторое время, но мне хватает ума понять, чем всё закончится, если я прилягу хотя бы на минуту. Только голова коснётся подушки, тело наверняка сразу же провалится в сон, а этого никак нельзя допустить. За детьми нужен глаз да глаз. Особенно за такими маленькими, с одним из которых я как раз и имею дело. Чуть зазеваешься, он не только отправит телефон плавать, что не так уж и критично, но и сам попадёт в беду, а вот этого уже никак нельзя допустить. Всё, решено. Надо срочно выбираться на свежий воздух. Где твоя тёплая одежда, малыш? Надеюсь, ты позволишь себя одеть, и это не окажется сильно сложнее, чем в случае с новорождённым Майлзом, за сборами которого мне доводилось несколько раз наблюдать.

******

Снять шорты и носки, надеть плотные колготки и свитер с горловиной, завязать шапочку под подбородком и, наконец, просунув ручки и ножки в рукава и штанины, застегнуть голубой комбинезон. Я уже почти окончательно выдыхаюсь к тому моменту, когда всё это остаётся позади, но всё-таки, захватив ключ-карту, мы с Эйденом выходим наружу, и мне как-то сразу становится легче. Порывы ветра и просто прохладный воздух постепенно вытесняют всю сонливость, заменяя её бодростью, и, идя, куда глаза глядят, по территории кампуса, где студенты уже не сидят прямо на газоне, что характерно для тёплых времён года, но всё равно то и дело попадаются мне по пути, я стараюсь ничего не упустить. Так я обнаруживаю тут и библиотеку, и здание внутренней радиостанции, и даже небольшой магазин. Моя правая рука держит ребёнка, и я не уверен, нужно ли что-то Белле, но всё равно захожу внутрь и, пристроив Эйдена в тележке, решаю пройтись по рядам и немного пополнить холодильник. Может быть, даже купить что-то особенное, из чего впоследствии мне удастся сообразить ужин. Не то чтобы я сильно в этом хорош, но, наверное, нарезать салат, разложить фрукты на тарелке и сварить пасту уж как-нибудь сумею.

- Тебе ведь понравится такое пюре? Срок годности вполне себе приемлемый. Оно с кабачком. Ты любишь кабачок? - Эйден лишь озирается вокруг, пока всё-таки не обращает внимания на мой голос, но и тут всё ограничивается тем, что его ладошки просто сжимают пальцы на моей правой руке в своих кулачках, изучая её и рассматривая, в то время как в левой кисти я держу стеклянную баночку. В остальном он, разумеется, тих и неразговорчив, если, конечно, не считать речью производимый детский лепет и прочие младенческие звуки, - ладно, возьму тебе разные вкусы. Что у нас тут? Кабачок, яблоко, цветная капуста, персик без сахара и тыква. Это чтобы ты вёл себя хорошо и позволил мне побыть с твоей мамочкой. А как ты думаешь, она любит вино? - я развязываю и снимаю шапочку, чтобы Эйден не сильно вспотел, а он издаёт громкий возглас, словно бы испытывая негодование по поводу моего вопроса, но никаких грязных и непотребных мыслей у меня, клянусь, и в помине нет. Я никого не собираюсь спаивать. Это просто бокал за ужином, и только, но, если она по-прежнему кормит грудью или откажется по какой-либо другой причине, например, из-за своего прошлого, я безоговорочно это приму. - Красное или белое? Белое или красное? Нет, это не тебе. Тебе только пюре, - говорю я, но Эйден уже бьёт ладошкой по бутылке с бордовым содержимым, будто разрешая мои сомнения и настаивая на нём, и так она отправляется в корзину в дополнение к ранее взятым с полок овощам, зелени, растительному маслу, сыру и спагетти.

К возвращению Беллы уже всё готово, и когда она заходит, выглядя всё ещё сосредоточенной, переваривающей полученные знания и, возможно, думающей о домашнем задании, которое надо непременно выполнить, я почти уверен, что её размышления затрагивают ещё и то, а не ошиблась ли она случайно дверью.

- Ты приготовил мне ужин? - вполне обыденно спрашивает Белла, но по тому, как она словно боится снять сумку с плеча, застыв у стола с двумя тарелками, салфетками, столовыми приборами и едой на нём, я догадываюсь, что в голове у неё все гораздо и гораздо сложнее. Перемещающиеся между салатницей с аккуратно нарезанными и заправленными маслом помидорами, огурцами и зеленью, блюдом с яблоками и апельсинами и готовым гарниром глаза лишь подтверждают это.

- Да... Что-то вроде того.

- Но это ведь не просто ужин, так?

- Это будет тем, чем ты только захочешь, - на данный момент это самое сильное сближение между нами за весь этот день после всех последних месяцев. Оно даёт мне возможность рассмотреть полузабытый цвет глаз в деталях и мельчайших подробностях, увидеть, что тени на веках синего, но не тёмного и яркого, а спокойного оттенка, почувствовать тепло и вдохнуть непосредственный запах Беллы, но мне всё равно мало. Но я делаю над собой усилие и не сокращаю существующее расстояние ещё больше. Полметра или даже меньше это и так уже ничтожно. - Мы можем поговорить, а можем просто помолчать. В любом случае после я всё уберу.

- Ладно. Я только вымою руки и переоденусь.

- Расскажешь мне про учёбу? - спрашиваю я, когда чуть погодя мы уже сидим за столом друг напротив друга, а Эйден тем временем ползает кругами вокруг нас. Мне хочется знать всё.

- Что именно?

- Да всё подряд, что посчитаешь нужным. Что угодно. Может, ты что-то не понимаешь, и тебе нужна помощь? И нравится ли тебе вообще здесь?

- Я справляюсь. У меня всё в порядке, - её ответ максимально нейтральный и сдержанный, и в некоторой степени мне это претит и выводит меня из себя, но я не хочу ругаться. Хочу обойтись без повышенных тонов.

- Но даже если бы что-то было не так, ты бы не сказала, верно?

- Хочешь правду? Да, иногда мне непросто, и я устаю, но периодически вынуждена засиживаться допоздна, пока меня, наконец, не осеняет, и ещё, находясь на занятиях, я всё время думаю, как там Эйден, хотя и знаю, что он в надёжных руках, но я не собираюсь жаловаться. Особенно тебе. Мне не нужно снисхождение. Это… это был мой выбор. И, наверное, даже будь я в курсе, что ты звонишь… я бы не ответила, - ну, слышать это больно, и в груди возникает стесняющая резь, но полагаю, я это заслужил. Что же до Беллы, вопреки своему оговорённому в самом начале отказу она тянется за своим полным фужером с вином, делая небольшой глоток, и меня это глубоко настораживает.

- Девочка… - что она делает? - Ты же сказала...

- Что мне нельзя? Мне уже всё можно, Эдвард. Когда не кормишь грудью, следить за тем, что употребляешь, смысла больше нет.

- Ты... бросила? - понятно, что она уже ввела прикорм, но разве не рано отлучать ребёнка, если ему нет ещё и года?

- Нет. Просто оно пропало, вот и всё, - сильная духом, Белла само спокойствие и выдержка, но она не смотрит на меня, передвигая вилкой кусочки помидоры среди спагетти, и моё сердце пронзает самобичевание. Это из-за стресса... и из-за меня. Можно даже не спрашивать. Ответ лежит на поверхности. Но как... как мне всё исправить, если это вообще, быть может, невозможно?

- Скажи, что всё восстановимо, - фактически требую я, - что можно что-то сделать.

- Теоретически да.

- Что для этого нужно? - я не знаю физиологию организма кормящей матери, но она мне ответит.

- От тебя ничего. Просто перестать нервничать... и чаще прикладывать ребёнка к груди.

- Прости меня.

- Я не испытываю такой потребности. Мне не за что тебя прощать...

- Ты бы сознательно проигнорировала мой звонок. Ты выглядишь... совсем другой. Взрослее. Твои волосы и лицо... - ну, вот я это сказал. Первоначально не собираясь акцентировать на этом внимание, теперь я думаю лишь о стереотипе, что если девушка что-то делает с собой, то это способ прийти в себя после неудавшихся отношений путём неких перемен. Вряд ли она вернётся… Очевидно, ей не нужно, чтобы с ней носились, как курица с яйцом. А со мной рядом, скорее всего, всё так и будет. Так и вижу себя, говорящего ей отдохнуть, сделать перерыв и сходить куда-нибудь развеяться.

- Быть может, я просто не хочу сильно выделяться из толпы? Здесь все красятся, а некоторые даже так, будто прямо с учёбы поедут в клуб или бар. Но признаю, мне захотелось что-то в себе поменять, - вот видите, именно об этом я и говорил. - Что же касается остального, я бы просто не знала, что сказать. Ты… по своим собственным словам ты бы расстался с кем угодно ради друга, - этого не может быть. Она не могла слышать этой произнесённой мною фразы. Никак. Если только не приезжала в больницу в тот день и не являлась тем человеком, который хотел войти в палату Джаспера, но передумал якобы потому, что ошибся дверью… Но, вероятно, никто ничего не путал. Это просто Белла искала меня? - и иногда… иногда я всё ещё думаю, что это значит… Наверное, даже чаще, чем иногда. Сейчас ты здесь, но кто я для тебя?

- Ты… Это… это ты тогда?

- Да, это были… мы, Эдвард. Я собрала Эйдена и подумала, что, даже учитывая все обстоятельства, ты нам обрадуешься.

- Так всё и было бы, - не испытывая ни единого сомнения, резко отвечаю я, злой на самого себя, но никак не на неё. Она ведь хотела быть рядом и даже, оказывается, была. Пусть только единожды, и исключительно по моей вине это не вылилось во что-то большее, но находилась в двух шагах от меня, а я лишь испытал глубокое негодование, когда однажды она посмела поделиться тем, как ей тяжело и одиноко в моём доме, в то время как меня в нём нет. Теперь мне многое ясно, и я понимаю, отчего тогда, на улице, Белла посчитала себя выброшенной и не пожелала ехать со мной домой, а предпочла продолжить гулять с Эйденом. Это произошло оттого, что днём ранее она услышала то, что не должна была, но не подала и виду, как уязвлена, задета и расстроена. Хотя наверняка я просто не заметил.

- Ты этого не знаешь… Ты сказал…

- Я отлично помню, что сказал, но это ничего не значит. Точнее не значит ничего, кроме того, что я совершил ошибку, и только. Это было сказано не всерьёз. В смысле на тот момент я, и правда, так думал, но, пожалуйста, забудь об этом. Прошу тебя, пожалуйста.

- Как я уже и сказала, всё в порядке. Да, эти слова обидели меня, но я не держусь за это, - и всё-таки здесь есть вина, которую мне ещё только предстоит загладить, и прощение, что необходимо заслужить. Всё нормально лишь только на словах. В действительности же они заставили её измениться… Внешне так точно. А может, и внутренне тоже, просто пока я об этом ещё не знаю.

- Но теперь... теперь ты будешь выглядеть так всегда?

- Я не знаю, что будет через год или даже через месяц. То есть знаю, что скоро у меня экзамены, а потом каникулы перед началом второго семестра в середине января, но по поводу лично себя я ни в чём не уверена. А тебе... тебе не нравится? - сдвинувшись на своём стуле и наклонившись вперёд, Белла неожиданно для меня накрывает своей ладонью мою левую руку, лежащую на клеёнке тыльной стороной вверх, и, не справившись с чувствами, я переворачиваю её ради большего телесного контакта:

- Иди сюда, - я думаю, что этого не произойдёт, и что Белла лишь откинется обратно, но на ощупь по-прежнему вьющиеся волосы оказываются теми же самыми, что и были, и я убеждаюсь в этом, как только она пересаживается ко мне на колени, пропуская прядь через пальцы. Но почти тут же убираю руку, не зная, что дозволено, а что нет, - не то, чтобы не нравится, просто как-то странно, что ли…

- Мне тоже сначала так казалось. Я смотрела в зеркало и не узнавала себя. И сейчас ещё иногда так бывает, - она взирает на меня с примесью неуверенности и чего-то ещё, напоминающего сочувствие, в то время как мне нужна лишь любовь, и, всё-таки коснувшись поясницы, не зная, куда ещё деть руки, я прочищаю горло и спрашиваю:

- Отчего... отчего ты так смотришь?

- Ты колючий, - вместо ответа Белла дотрагивается до моей щетины на обеих щеках, но делать этого никак нельзя. Она может навредить нежным рукам... - И ты давно не спал, да? - полноценно и того дольше. После Беллы ни разу. Но ей совершенно ни к чему знать об этом.

- Ты... тебе лучше не трогать меня, ладно?

- Нет, не ладно. Я хочу, - в отрицании качает головой она, - и я... Я люблю тебя, Эдвард Каллен. Ты просто не представляешь, как давно... - это фактически шёпот, но для меня это звучит почти как заполняющий всё свободное пространство крик. Вот только теперь, в эту самую минуту я близок к тому, чтобы поверить. Никак не при разговоре с матерью и даже не в тот момент, когда в мыслях Белла уже была на последней паре, а исключительно в этот миг.

- Ты... ты хотела сказать? Там, в Нью-Йорке?

- Однажды даже почти решилась, но... не до конца. Тогда, когда хотела поговорить, - признается она так естественно, легко и просто, словно, наконец, избавляется от груза, но я рад, что происходит это лишь сейчас. В том смысле, что на тот момент, давайте будем честными, я бы не оценил её слова. Потому что был не в том для этого состоянии. За что меня тогда было любить? А сейчас есть за что?

- Хорошо, что не сказала. Я бы не...

- Это неважно теперь. Лучше сменим тему. Как ты считаешь, что... что мне делать с деньгами? - я слышу крайнюю неуверенность и робость, но в моих правах лишь дать совет вроде той просьбы, какой тогда я сопроводил поздравительную открытку, выразив надежду, что после звонка из банка Белла станет пользоваться счётом. Более ничего я сделать не могу, как, собственно, и с тем, что к его расходованию она подошла в высшей степени экономно и бережно.

- На твоё усмотрение. Если тебе что-то нужно, приобрети это, а если нет, сохрани. Пополни счёт, например.

- Кстати, насчёт него. Тебе вообще не стоило, Эдвард... Но спасибо.

- Не за что. Ты больше ничего не хочешь?

- Нет, я наелась. Спасибо большое, - подняв правую руку, Белла бросает мимолётный взгляд на часы на запястье и, несколько шокированная, почти тут же вскакивает с места. - Я и не подозревала, что уже столько времени. Хватит обтирать плинтуса, Эйден. Пора набирать тебе ванную, а пока она готовится, я тебя покормлю.

Проходит никак не меньше полутора, если не двух часов прежде, чем Белла благополучно укачивает Эйдена, и он отходит ко сну в специальном коконе, который она в свою очередь размещает в позаимствованном из детского сада манеже, прежде скрытом комнатной дверью и боком шкафа и потому не замеченным мною. Моё время явно подошло к концу, и пусть, отправляясь в путь, я взял лишь конверт, деньги на расходы и самого себя, а какая-то одежда была последней вещью, о которой на тот момент я думал, мне всё-таки нужно куда-то упасть. А ещё позвонить шефу с просьбой о ещё как минимум одном отгуле и Джасу, чтобы объяснить своё утреннее сообщение, но сначала необходимо отыскать отель. Желательно такой, где дадут зубную щётку, мыло и пасту.

- Ну, я, пожалуй, пойду, - я поднимаюсь со стула, сидя на котором пил свой чай, в то время как Белла предпочла персиковый сок, и, всего на секунду обернувшись к окну, за занавесками на котором уже прилично стемнело, она тут же становится взволнованной.

- Ты где-то остановился?

- Нет.

- Тогда... куда ты? Почти ночь на дворе. Останься... - это звучит убедительно и уверенно, и не так, будто ей потребовалось эмоционально переступить через себя, чтобы сказать эти на первый взгляд незатейливые слова, и мне хочется лишь подчиниться, но...

- Если я останусь, то, боюсь, не сдержусь, - фужер Беллы так и остался фактически нетронутым, но, испытывая нервозность и мандраж, я выпил как минимум два, и всё это на почти пустой желудок после стрессовой ночи, и, хотя я не откровенно пьян, всё-таки в некотором смысле, возможно, опасен, а последнее, что мне сейчас нужно, это чтобы впоследствии она пожалела.

- Так и не сдерживайся. Ты же приехал сюда...

- ...не за этим, Белла, - даже не раздумывая и не давая закончить, перебиваю её я, потому что, и правда, нахожусь здесь вовсе не из-за этого. Пусть прежде мы занимались сексом, и пусть сегодня мы о многом поговорили и почти всё прояснили, мне важнее, чтобы она не знала голода и ни в чём не нуждалась, и чтобы ей было тепло и хорошо. Мне хочется просто находиться рядом с ней и Эйденом. Защищать их, опекать и любить.

- А зачем, Эдвард?

- За тобой.

- Ну, вот она я, - шепча, Белла встаёт передо мной, и прежде, чем я успеваю собрать мысли воедино, она уже снимает с себя накинутую чисто символически расстёгнутую кофту и серую безрукавку, а помедлив, избавляется и от легинсов вместе с бельём. Мгновением позже, полностью обнажённая, сделав во всех смыслах шаг вперёд, Белла начинает медленно расстёгивать мою рубашку, - ты хочешь?

- Да, - сглотнув, выдыхаю я, - но я не чистил зубы вот уже больше суток, и моя щетина... - не хочу исцарапать её лицо и его ухоженную и мягкую кожу, но ещё больше не хочу, чтобы про меня подумали плохо. Наверное, всё это в целом далеко не лучшая мысль. Слишком скоро...

- Ничего из этого меня не заботит.

- Но меня да. Я ведь... - просто скажи то, что собираешься. Когда чувства взаимны, и ты уже знаешь об этом, это должно быть значительно легче, чем в первый раз. Тогда отчего эта пауза? Оттого, что теперь, если со мной что случится, это точно не пройдёт для неё бесследно, а она уже лишилась особой связи с Эйденом из-за меня? Но нет, не смей даже думать об этом. Не пугайся. Вспомни, что говорила Мэнди о беспричинной тревоге на фоне того, что может и вовсе никогда не произойти, и просто скажи. Всё будет хорошо. Должно быть. - Я ведь люблю тебя, - и не прощу себе, если снова причиню боль и наврежу.

- Так покажи мне, как сильно.