Помните, что я думал о хороших родителях, неловком положении и неудобных вопросах? Так вот, можете смело зачёркивать два последних пункта. Конечно, люди, давшие мне жизнь, взрастившие меня и по сей день готовые прийти на помощь абсолютно в любой момент, не перестали быть светлыми, добродушными и отзывчивыми, и когда мы с Беллой только вошли внутрь, а я представил их всех друг другу, мама даже не просто обрадовалась тому, что упомянутый мною ребёнок столь мал, но и, кажется, влюбилась в Эйдена, к её немалому огорчению уснувшего в кресле незадолго до того, как мы достигли пункта назначения, и продолжающего спать уже за столом в поставленном на стул кресле, но вот уже дальше начинается то, что я бы назвал допросом. Родители сидят во главе стола с двух его сторон друг напротив друга, а мы с Беллой в свою очередь занимаем боковые места, и пока я во избежание возражений накладываю ей салат, под звон столовых приборов мама уже задаёт ей, а возможно, и в одинаковой степени нам обоим первый, на мой взгляд, не самый уместный и разумный вопрос:

- Так как вы двое познакомились?

- Мам… - протягивая Белле корзинку с хлебом, одновременно одёргиваю родного человека я, надеясь, что содержащийся в этом слове намёк будет понят, но тут сидящая справа от меня девушка вдруг качает головой:

- Всё в порядке, Эдвард. Я расскажу, - я и понятия не имею, что она собирается говорить, ведь мы это не обсуждали и не продумывали ответы на возможные вопросы, отсутствие которых я вообще-то частично ожидал, но как только Белла продолжает, моё тело автоматически расслабляется, - мы с вашим сыном случайно столкнулись в его отделении, когда я приходила подавать заявление по поводу кражи у меня сумки.

- И Эдвард вам помог?

- В некотором роде да. Когда я чуть не врезалась в него, он направил меня, куда надо.

- А что же сумка? Грабителя нашли?

- К сожалению, нет, - судя по голосу, Белла уже порядочно расстроилась из-за грустных событий, имевших место быть в её жизни, и я ловлю себя на мысли, что мне нестерпимо хочется взять её за руку, чтобы она знала, что не одна, но мы здесь словно под микроскопом, а ещё официально мы друзья, и вряд ли это допустимо вне зависимости от ситуации и окружения, и таким образом я не делаю ничего из того, что во имя её комфорта в глубине души желаю.

- О, мне очень жаль. Если бы я знала, что вам так и не удалось её вернуть, вообще не стала бы спрашивать об этом. Я ни в коем случае не хотела заставлять вас лишний раз переживать.

- Я знаю. Всё нормально, миссис Каллен. И, кстати, вы очень вкусно готовите, - обожая проводить время на кухне и подолгу, в этом мама, и правда, хороша, и после вечеров в доме родителей я на самом деле частенько заканчиваю тем, что не отказываюсь от добавки, которую беру с собой и с удовольствием ужинаю ею и на следующий день.

- Спасибо большое, но на самом деле это ерунда.

- Не для меня. Вы не напишете мне рецепт этого салата?

- Да, конечно. Непременно.

- Я буду очень признательна.

- А вы всегда жили в Нью-Йорке? Или, быть может, откуда-то переехали?

- Нет, я ниоткуда не переезжала. Я здесь родилась и выросла. Этот город не всегда был добр по отношению ко мне, но я люблю его и не представляю, что смогу жить где-нибудь ещё.

- А где именно вы живёте?

- Ну к чему все эти вопросы, мам? - наконец не выдерживаю я, потому что, если честно, даже с меня уже хватит. Мне вроде как стыдно за своих родителей, пусть папа и сохраняет правила приличия, ведь я гарантировал страховку от таких вот моментов, а теперь выходит, что моим словам грош цена, и что я не могу как следует ручаться за то, что говорю и обещаю, и по моей вине Белла вынуждена в некотором роде обороняться и защищаться вместо того, чтобы просто хорошо проводить время.

- А что такое? Я просто поддерживаю разговор, ведь, кроме меня, это, очевидно, никто не хочет делать, и заодно стремлюсь узнать получше твоего нового друга. В конце концов, прежде здесь бывал лишь Джаспер, и будь он с нами и сегодня, я бы, конечно, не была столь заинтересованной, ведь уже и так всё о нем знаю, но сейчас у нас совершенно иная ситуация. Естественно, мне хочется познакомиться. А ты что думаешь, Карлайл? С тех пор, как мы сели за стол, ты не сказал ни слова.

- Ну, ты прекрасно справляешься и без меня, дорогая, - с некоторой иронией замечает папа, отпивая вина, и мне приходится замаскировать вызванный его словами смешок за кашлем, ведь это даже забавно, то, что отец впервые на моей памяти не спешит поддерживать маму и сохраняет нейтралитет, - хотя мне и кажется, что ты уже достаточно смутила нашу гостью.

- Я вас как-то задеваю, милая?

- Да вовсе нет. Нисколько, - делая глоток воды из стакана, отнекивается Белла, и тут одно из двух. Либо она не хочет никого обижать своей истинной точкой зрения, особенно учитывая то, что приглашена на всё готовое, либо действительно не принимает близко к сердцу любознательность моей мамы и с пониманием относится к проявленному к ней интересу. Отчего-то я склоняюсь именно ко второму варианту, но всё равно не считаю, что можно продолжать. Надо заканчивать. А то неровен час, и мама спросит об отце ребёнка или, не дай Бог, и о родителях Беллы, и тогда краха точно не избежать.

- Вот видите, всё в порядке. С каких это пор уделять внимание стало запрещено законом?

- Это не запрещено, мам, и раз уж ты об этом спросила, то Белла временно живёт у меня, потому что её квартиру затопили соседи, и теперь она нуждается в ремонте, но на этом всё. Пожалуйста, хватит, ладно? Давай сменим тему или вообще поедим просто молча. Тебе положить ещё картошки, Белла?

- Вообще-то я уже наелась и больше ничего не хочу, - в это верится с трудом, скорее уж у неё в конечном итоге пропал всякий аппетит, но я ничего не говорю, хотя лучше бы ему вернуться обратно к моменту чаепития, а Белла тем временем встаёт из-за стола, и на какую-то долю секунду я даже теряюсь в догадках, куда она идёт, пока не слышу самый адекватный из всех озвученных сегодня вопросов, - а где у вас ванная комната?

- Для гостей на втором этаже. Я тебя провожу.

- В этом нет необходимости. Просто скажи, где именно.

- Я провожу.

- Ну хорошо, - мы поднимаемся наверх, и, предоставив Белле личное пространство, я пользуюсь моментом и захожу в свою комнату.

Здесь чисто, и всё выглядит так же, как я помню, и даже запах остаётся прежним. Невероятно, но это то, что не меняется буквально годами, хотя во всех других помещениях дома нет-нет да и появляется что-нибудь новое, но моя спальня словно застыла во времени и пространстве приличной давности, разве что с тех пор исчезли фотографии с магнитной доски и она сама, а в остальном ничего... никакого движения и прогресса. С одной стороны, это и естественно, учитывая, что я тут не живу и не испытываю необходимость то и дело подгонять пространство под новые нужды и потребности, но с другой, почему я вообще до сих пор не дал родителям отмашку всё продать и переделать это помещение по своему вкусу и в соответствии с собственными желаниями? Да, периодически я здесь ночую, но это случается не так уж и часто, чтобы в случае чего я не смог найти место, где поставить раскладушку и куда упасть. Всё, решено. Так и надо сделать. Позволить им выручить деньги за всё, что только можно, а остальное раздать, чтобы эти квадратные метры наконец снова стали приносить пользу и обрели новую жизнь, а не продолжали пустовать неделями в ожидании моего очередного появления на пороге.

- О, вот ты где... А я тебя потеряла, - возникает в дверном проёме Белла, и, конечно, это банальная фигура речи лишь о том, что я без предупреждения куда-то подевался, но я чуть ли не говорю ей, что она ни за что меня не потеряет, прежде чем своевременно затыкаю себя. В конце концов, это всё носит лишь временный характер. Пока длится несуществующий ремонт в такой же несуществующей квартире. Но вот подлатаю их жизнь, и всё вернётся на круги своя.

- Ну, как видишь, я здесь и никуда не пропал.

- Это твоя комната, да?

- Да.

- Тут нет ничего лишнего, - констатирует Белла, обводя взглядом обои с ночным Нью-Йорком, искусственно состаренный паркет на полу, натяжной потолок и скудную мебель, состоящую из кровати, комода и шкафа, и по-прежнему в странной нерешительности стоя на пороге, - на самом деле она какая-то... обезличенная что ли...

- Ну, она уже давно фактически пустует. Мои крайне редкие ночёвки не в счёт.

- И всё равно обстановка будто стерильная, - я слышу крайнюю осторожность, с которой Белла отмечает сей безусловный для меня факт, будто боится, как я восприму это заявление, но пусть скажет спасибо, что эта комната и этот дом вообще ещё существуют. Что в один прекрасный или не очень день мне хватило разума и сил просто содрать фотографии двух, казалось, навсегда влюблённых людей с магнитной доски и увезти снимки достаточно далеко отсюда, а не, например, сжечь их прямо здесь и позволить огню перекинуться и на всё здание целиком.

- Полагаю, именно такая она и есть.

- А дом твоих родителей буквально поражает. Такой просторный, что даже страшно...

- Но... но почему?

- Мне кажется, что в нём вполне можно заблудиться. А ещё темные углы... Сейчас он, конечно, светлый, но ночью всё становится мрачным, и чем больше площадь, тем сильнее становится это ощущение. Невозможно держать свет везде включённым. И я бы не хотела жить словно в особняке, чтобы обходить массу комнат и искать где-то тихо сидящего родственника. Кто они у тебя?

- Мама возглавляет несколько благотворительных фондов, а папа врач. Хирург вообще-то.

- Значит, состоятельные...

- Это кажется тебя отвратительным?

- Да нет, просто теперь понятно, что финансово ты точно ни в чём не нуждаешься.

- Финансово я от них не завишу. При необходимости меня не оставят в беде, но я не сижу на их шее, если ты так считаешь.

- Нет, не считаю...

- Ну, если ты закончила, нам лучше спуститься вниз.

- Я что-то не то сказала? Наговорила лишнего?

- Да вовсе нет. Просто... - я и сам не знаю, что собирался сказать, но до того, как гипотетическая мысль оформляется в моей голове, зовущий голос матери приглашает меня спуститься вниз, и я прохожу мимо Беллы, - в общем, если хочешь, можешь побыть здесь ещё немного, а я ненадолго отлучусь. Но спускайся, ладно?

- Ладно.

Снова оказавшись на первом этаже, прежде всего я проверяю надёжно зафиксированного и всё ещё мирно спящего Эйдена и только потом иду на голоса родителей прямиком на кухню, где мама достаёт торт из холодильника, а папа ждёт, когда закипит электрический чайник, чтобы залить кипятком заварку, и, учитывая, что все роли распределены, я не совсем понимаю ту цель, с которой меня так экстренно, будто что-то стряслось, призвали обратно, но в то же время здесь, наверное, и правда, кое-что произошло. И название этому Белла. Что ж, если они хотят разговора, то я готов. Чего откладывать?

- Я могу чем-то помочь?

- Вы ведь встретились впервые совсем не в полицейском участке? Нам ты можешь сказать всё, как есть, - вот видите, а я что говорил? Должно быть, это у меня наследственное, не ходить вокруг да около и зачастую при ведении беседы основываться ровно на том, что содержится в мыслях.

- Эсми...

- Не надо, Карлайл. Я хочу знать, что на уме у нашего сына, а ты, будь добр, просто занимайся тем, чем ты там занят. Так что, Эдвард?

- Да, мы познакомились не в участке, довольна?

- И у неё нет никакой затопленной квартиры, якобы нуждающейся в ремонте?

- И никогда не было.

- То есть ты подобрал её фактически на улице?

- Всё было совсем не так, но как ты вообще можешь рассуждать о моих действиях, в чём бы они не заключались, так, будто я совершаю ужасную ошибку? Ты же сама помогаешь людям. Каждый день.

- Именно исходя из этого, я и знаю, какой это порой неблагодарный труд. Мало того, что он требует великой самоотдачи и громадного самопожертвования, так ещё и далеко не всегда эти поступки удостаиваются банальной признательности. Я просто не хочу, чтобы ты снова пострадал. Ну зачем тебе это надо, Эдвард? Мы могли бы...

- Нет, - даже не дослушав, обрываю её я, ведь и без продолжения прекрасно понимаю, что она хотела предложить устроить Беллу во всех смыслах и тем самым избавить от этих забот меня, и, возможно, кто-то другой и охотно пошёл бы на это, но я... я привязался и не хочу по вечерам вновь возвращаться в пустой дом, где тебя никто не ждёт и своевременно не заполняет холодильник продуктами и горячими блюдами? - Мне просто это надо, и всё.

- Но она так юна, а ещё ребёнок…

- Эсми, ну что ты к нему пристала? Наш сын уже давно взрослый и, я уверен, отлично знает, что делает.

- Спасибо, пап.

- Не за что.

- Допустим, это так. Но зачем? Неужели так трудно мне всё объяснить, чтобы я поняла? Вечно тебя тянет на неблагополучных девушек. Неужели жизнь тебя ничему не научила?

- А какие уроки, по твоему мнению, я должен был из неё извлечь?

- Ну вот взять хотя бы Таню, - только мама упоминает её имя, как оно колющей резью отдаётся в моём сердце и заставляет меня стиснуть зубы, и при этом мои руки охотно бы сжались в кулаки, если бы я не упирался ими в гранитную столешницу разделочного островка, но я стараюсь оставаться максимально расслабленным и тщательно не демонстрировать перемен в своём настроении.

- А что Таня?

- Да ничего, кроме того, что к ней прилагался целый букет неразрешимых проблем, а ты будто этого не замечал. Считал её чуть ли не здоровой, когда она такой не была, да и не могла быть. Но она, по крайней мере, не зависела от тебя финансово и не видела в тебе лишь деньги. А что теперь? Повесил на себя меркантильную особу, у которой за душой нет ни гроша?

- Она не такая.

- Да тебе-то откуда знать? Вы едва знакомы.

- И всё-таки я знаю Беллу гораздо больше твоего, мама, а ещё умею делать выводы. Кроме того, я коп и способен подмечать даже самые мельчайшие детали, которые недоступны остальным. Белла... ты бы видела, как она смотрит на своего малыша и как ведёт себя рядом с ним, да и просто по жизни. И знаешь, она ведь не виновата в том, где оказалась, и я... Я не дам её в обиду. Ни тебе, никому бы то ни было ещё. Если ты забыла, то я напомню, что это ты меня так воспитала и вообще-то должна мною гордиться...

- Я и горжусь, правда, горжусь, но...

- Но в чём тогда твоя проблема?

- Просто всё это я уже слышала... Когда ты привёл в наш дом Таню.

- Ну что ты заладила? Сколько можно говорить о Тане? Её больше нет. Всё, занавес.

- Но ты её любил. А теперь видишь в этой девочке замену? Но семью не создают, с кем попало!

- Может быть, и так, но лучше бы твоя распрекрасная Таня забрала все мои деньги и высосала из меня все средства, чем решила утаить беременность и вместе с собой лишила жизни и моего ребёнка, - в едином эмоциональном порыве криком на крик отвечаю я, и лишь когда в помещении возникает будто вакуум и слишком гробовая и неестественная тишина, меня пронзает глубинное осознание того, что именно я сказал. А сказал я то, о чём поклялся себе молчать, и о чём не должна была узнать ни одна живая душа. Никогда.

Но теперь на этом можно смело поставить жирный и масштабный крест, да ещё какой, ведь это мои родители, у которых мог бы быть энергичный, но ответственный внук. Или же прелестная, но усидчивая внучка. Я мог стать отцом милого мальчишки или очаровательной девчушки и не чаял бы души в продолжении самого себя, но меня лишили этого, даже не спросив, но я всё-таки относительно это пережил и не желаю возвращаться туда, где не было ничего хорошего.

- Что ты такое говоришь, Эдвард?

- То, что является правдой.

- Постой. Куда это ты идёшь? Нам надо поговорить.

- Я не затрагивал эту тему годами и надеюсь не прикасаться к ней ещё столько же.

- Оставь его, Эсми. Не сейчас.

- Не удерживай меня, Карлайл. Эдвард...

- Нет, мы уезжаем, - бросаю я, уже взбегая по лестнице и перепрыгивая через ступеньки, чтобы найти Беллу, но её нигде не оказывается, а когда я возвращаюсь вниз и буквально врываюсь в столовую, где мы ещё совсем недавно все ужинали, меня встречает лишь пустующее автомобильное кресло.

И так я понимаю, что Белла всё слышала. Или, по крайней мере, многое, и пока мы в сердцах орали друг на друга, забрала Эйдена и свою сумку с его вещами, а потом просто ушла. Бесшумно и незримо. Но она не могла сильно отдалиться от дома, и спустя считанные секунды за рулём я уже настигаю её, идущую по дороге, и, перекрыв дальнейший путь своим автомобилем и обогнув его, оказываюсь прямо перед Беллой. Счастливый, что она цела и невредима, и что за всё это время, что она шла не по тротуару, их никто не сбил?

- Давай, садись в машину, - я делаю шаг к ней, чтобы забрать ребёнка и вернуть его в кресло, но Белла отступает назад, и, если честно, ощущается это тревожно, волнительно и болезненно. Так, как будто она собирается отказать мне. В принципе всё так и выходит. Хуже бывает лишь тогда, когда разбивают сердце. Уж я-то знаю об этом не понаслышке.

- Нет. Не подходи, не приближайся.

- Хорошо, не буду. Но только сядь, пожалуйста, в автомобиль. Это небезопасно, стоять вот так, посреди дороги. Я тебя прошу... Пожалуйста, уже слишком темно.

- Я туда не вернусь.

- Я и не прошу. Я и сам не собираюсь возвращаться. Мы просто поедем домой.

- Нет. Я много чего услышала, и внезапно мне стало всё ясно. Всё встало на свои места.

- О чём ты говоришь?

- Да о том, что я просто проект. Все эти слова о дружбе... это просто чушь и маска. На деле же я замена. И мой ребёнок, по всей видимости, тоже не больше, чем единственно возможная на данный момент альтернатива. Но я это я, и что бы ты там ни думал и ни чувствовал по поводу прошлого и того, как можно реабилитироваться в настоящем, я не хочу иметь с этим ничего общего. Не хочу быть объектом благотворительности... - потревоженный громкими звуками, Эйден начинает ворочаться на руках у Беллы, и, зная, что это лишь вопрос недолгого времени, когда он, скорее всего, раскапризничается и расплачется, а она сосредоточится на нём и забудет обо мне, я тороплюсь её переубедить и в условиях крайней спешки говорю то, что не должно являться правдой, и что я вообще приказывал себе выдернуть из головы, словно сорняк из земли:

- Да никакой ты не проект и не объект. В таком случае я бы просто оставил тебя дома, и дело с концом. Но мне... мне тяжело, если я не вижу тебя хотя бы час. И я… Я думаю о тебе. Не знаю, когда и с чего это началось, да мне и без разницы, но это то, как я себя ощущаю и ничего не могу с собой поделать.