Боже, прости, что обращаюсь к тебе, 
и незначительной своей персоной отвлекаю от важных дел; 
ты бы сам мне помог, если б захотел, 
но поскольку не рвешься быть первым, вынуждена просить. 
У меня еще хватит сил, не меня «сохрани и спаси».
Помнишь мальчика бело/снежного, как прибой? 
помнишь, как он спасал меня, помнишь, снимал мою боль  
невесомым касаньем невидимого крыла? 
Он спасал меня долго, я его – не смогла. 
И спасибо за то, что годы тому назад
наши точки сошлись во всеобщей системе координат.
И за то, что он стал моим сердцем
И – как оказалось – сном.
Я опять за свое, но,
пап… 
позаботься о нем.*

 

Я была абсолютно разбита.

Никогда в своей жизни я не чувствовала себя опустошенней и никчемнее.

Зачем я вообще сделала всё это? Наговорила ему столько гадостей, обидела самого дорогого и ценного человека, который у меня когда-либо был. Бесценного, конечно же, бесценного.

Никто не может дать цену за человека, особенно если этот человек – твоё всё.

Если ты дышишь им день ото дня. Если ты настолько в нем погряз, что никогда уже не сможешь выбраться.

У таких людей в наших жизнях нет цены.

У них есть только наша безграничная любовь.

Что на меня нашло? Как я могла так обойтись с ним?

Я ведь не сторонник конфликтов. Я всегда была за мирное урегулирование проблем. Переговоры. Перешептывания. Переглядывания.

Никаких криков. Никаких чрезмерных эмоций. Без агрессии.

Но теперь. Что мне делать теперь?

Он ушел. И… вернется ли?

Господи. Пожалуйста.

- Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети, попробуйте позвонить позднее.

Я надавила на него слишком сильно. Он привык жить так, как он живет, а я со своими правилами в чужой монастырь.

Но как мне тяжело смотреть на его смирение!

Лучше бы он кричал. Ругался. Паниковал. Плакал. Скулил. Делал что-то из ряда вон выходящее.

Что угодно, кроме этого угнетающего, молчаливого смирения.

Как можно жить с таким чувством?

Как он живет с этим?

Всё, что ему надо – это надежда. Пусть возьмет кусочек моей, её у меня столько, что можно весь мир накормить. Но он не хочет. А я…

Я настолько устала видеть этот отказ в его глазах.

Отказ от жизни. От будущего, нашего будущего. Отказ от всего, что у него может быть. Отказ от нас. От себя, в конце концов!

Я не могу видеть это в его глазах, мне становится настолько плохо, что хочется сбежать куда-то, свернуться в клубок и реветь.

А ведь это всего лишь проекция того, что он чувствует на самом деле. Всего лишь жалкая миниатюра.

Что мне с этим делать?

И позволит ли он мне что-то с этим сделать впредь?

 - Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети, попробуйте позвонить позднее.

Что если он не захочет вернуться? Точнее, вернуться-то он захочет – это его квартира – но что, если он не захочет вернуться ко мне?

Как я смогу жить, зная, что собственноручно разрушила своё счастье?

Просто промолчать. Просто смириться. Снова.

Могла ли я?

Наверное, нет. Если бы могла, сделала бы.

Но этот день в больнице. Доктор Браун и его сочувствие. Эдвард, полный этих искренних антинадежд. Всё это подточило моё и без того ослабшее самочувствие.

Я ощущала себя кем-то вроде рыбы, выброшенной на берег. Мне хотелось дышать, двигаться, делать что-то, чтобы спасти себя.

А спасение себя подразумевает под собой спасение Эдварда.

Он – это я. Он – это моя жизнь. Все заключено в нем. Всегда.

Но у меня не было шанса. Что я могла сделать против этого смирения в его взгляде? Этого нерационально упрямства. Будто заученного, вызубренного наизусть.

У него было шесть лет, чтобы подготовится ко всему этому.

У меня не было и полугода.

Я не оправдываю себя, Господи, я ни в коем случае этого не делаю. Я знаю, что поступила неправильно. Нельзя давить на человека.

Нельзя давить на Эдварда, потому что он самый тонко устроенный человек, которого я когда-либо знала.

Но я сделала это.

И теперь…

- Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети, попробуйте позвонить позднее.

У Эдварда должен был быть с собой телефон. Он брал его в больницу, а по приходу домой он даже пальто не успел снять.

Почему же тогда его сотовый отключен?

Я начала звонить ему еще, кажется, до того момента, как он вышел из квартиры. Я утрирую, конечно. Возможно, прошло десять минут, прежде чем я схватилась за телефон.

Сейчас пять.

В моих руках собственная голова, пальцы давят на виски, глаза плотно зажмурены.

В моих мыслях снова и снова крутятся все слова, что я выбросила на него, словно на свалку.

В моих ушах:

- Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети, попробуйте позвонить позднее.

Сейчас пять. Утра.

Страх от того, что Эдвард не захочет вернуться ко мне, перерастает в примитивный страх за самого Эдварда.

Мало того, что на улице далеко не лето. Но он ведь только из больницы.

Может, я всё слишком близко принимаю к сердцу?

Но как что-то связанное с этим человеком можно воспринимать не так? Ведь он априори  возле моего сердца. Касаясь его. Ближе некуда.

Ноги постукивают по полу свою нервно-ломанную мелодию. В голове шумит то ли от тревоги, то ли от механического женского голоса, который повторяется от звонка к звонку.

Эдвард ведь взрослый мужчина. Самодостаточный и умный. Практически во всем.

Он, вероятно, обдумывает сложившуюся ситуацию где-нибудь… где?

У него даже нет друзей. По крайней мере, я их не знаю.

Николь. Что если он с ней?

Бред, Боже, Белла, выброси из головы этот глупый бред!

Слушай лучше:

- Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети, попробуйте позвонить позднее.

Родители? Возможно, он поехал к Эсме и Карлайлу. Позвонить им.

Нет, не сейчас, пока не стоит. Шанс того, что он у них крайне мал. Но мой звонок и посвящение его родителей в нашу ситуацию сильно расстроит его. Сейчас это играет против меня.

Пусть с ним всё будет хорошо!

Я встаю и проверяю телефон. Каждую секунду делаю это, а хочется еще чаще.

Мне хочется спать, но я ни при каких обстоятельствах не усну.

Мне хочется к Эдварду, но я не знаю, где он.

Мне хочется спокойствия, но я сама выбрала эту жизнь.

И я горжусь своим выбором. Но…

- Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети, попробуйте позвонить позднее.

Возможно, я могла бы смягчить углы. Мы всегда делали это, и у нас получалось.

Что, если бы сам Браун поговорил с ним? Возымело бы это эффект?

Я прошла на кухню, налила себе очередную чашку кофе и подошла к еще темному окну.

- Мисс Свон, я попрошу вас пройти со мной, чтобы вы заполнили другой документ. С собой у меня, к сожалению, его нет, - доктор качает головой из стороны в сторону.

Меня охватила апатия. Уже давно, но сейчас особенно явно.

- Вы же пока сможете дописать отказ и переодеться. Боб принесет вам вашу одежду, - мистер Браун говорит это Эдварду. – Мисс Свон?- теперь уже он обращается ко мне.

Я, молча и послушно, словно марионетка, встаю и иду к двери.

Намного легче, если воспринимать себя куклой. Не надо отвечать за свои действия. Нет ответственности.

Еще бы за чувства кто-либо отвечал. Еще бы ими управляли извне.

Я подавлена, разрушена и разочарована.

Я сделала всё, что могла. И теперь, он не хочет и этого.

Иногда мне кажется, то он вовсе не хочет жить дольше, чем ему прогнозировали. Возможно, так и есть?

Страх и отчаяние сковали и без того ледяные руки.

- Изабелла? – в мою голову вторгся голос доктора. Он уже обогнал меня и ждал возле своего кабинета.

Я чувствую себя развалиной. Развалившейся на молекулы развалиной.

Я зашла в открытую специально для меня дверь. Хотя, кажется, я бы прошла и сквозь неё. Я незначительна, несущественна. Прозрачна и разодрана в клочья.

Почему Эдвард не хочет попытаться сделать хоть что-то?

Поему он не видит, насколько сильно я хочу, чтобы он остался со мной? Почему он не хочет того же?

- Изабелла, присядьте, пожалуйста. – Браун выдвинул для меня стул, дождался, пока я сяду, но сам остался стоять. – Воды?

Отрицательно качаю головой. Или только кажется, что качаю.

Почему это всё так сложно, когда ты любишь? Когда тебе есть, что терять?

Я так боюсь за него, Господи. Насколько сильно я верю, что он будет жить еще очень долго, настолько же сильно я боюсь.

Мне страшно от того, что он сам может сломать своё будущее. Вот таким простым упрямством. Глупым упрямством!

- Изабелла, - доктор всё-таки поставил передо мной стакан с водой. – Послушайте меня, прежде чем уходить с головой в своё отчаяние.

Я подняла на него усталые глаза.

- Я знаю мистера Каллен. Не лично, но наслышан. С его редкой болезнью и еще более редкой непереносимостью, он у нас что-то вроде местной знаменитости. Чего стоят только его разговоры с персоналом каждый четный четверг.

В моей голове его голос звучал обезличено. Неважно и несущественно.

Мне захотелось вернуться к Эдварду и попытаться еще раз. Сказать ему какие-то другие слова. Попросить получше.

- И теперь я испытал это на себе, - подвел итог мистер Браун.

Мой взгляд опустился на стол из темного дерева. Естественная текстура. Очевидная роскошь.

Глаза отдыхали на таких однотонных объектах, пока мысли, не переставая, жужжали в голове.

- Я искренне сочувствую вам, мисс Свон. - Я тяжело вздохнула. Не от его слов, а просто от внутренней тяжести. Давит. Сжимает.

- Но во мне больше надежды, чем этого никчемного сочувствия, - серьезно сказал он. – Вы сильная молодая девушка. И хотя я вижу вас сейчас почти сломленной и сильно отчаявшейся, я уверен в этом.

Я не уверена в этом, милый доктор.

Я не уверена вообще ни в чем, кроме того, что Эдвард совершенно не хочет верить в то, что у него есть хоть один шанс. Что у нас есть шанс. Хоть один.

- Я наблюдаю за вашей парой меньше суток, но и без длительного наблюдения было понятно, что вы испытываете реальные чувства друг к другу.

- Что вы хотите от меня? – вымученно. У меня получилось только так.

- Я хочу, чтобы вы не сдавались. Это было почти гарантированно, что мистер Каллен воспримет всё в штыки. Но одно дело мы, а другое – вы, - он указал на меня ладонью. – Вы никогда не увидите со стороны, как он на вас смотрит. Я мужчина и я понимаю это, отчасти. Насколько могу понять. Мне никогда не доводилось быть на его месте. И слава Богу, - он перевел дыхание. – Он любит вас, Изабелла.

Я проглотила колющий ком в горле и прикрыла глаза.

Любит. Я знаю, что любит. Но, очевидно, этого недостаточно.

Смогу ли я когда-то стать достаточной для него? Полноценной?

- Если кто-то и может его спасти, то только вы.

- Я уже ничего не могу, - прохрипела я. – Он не хочет.

- Да, так и есть, - легко ответил он. – Но он просто не понимает. Или делает вид, что не понимает. Он мужчина и не в его правилах показывать слабость.

Я тихонько помотала головой. Он мужчина, но не такой как все. Нельзя причислять его к остальным.

- Но, Изабелла, как бы ни обстояли дела, я хочу, чтобы вы всё четко понимали. С его болезнью и без непереносимости довольно высокий процент летального исхода.

Я сильно зажмурила глаза. Неужели он серьезно решил говорить мне об этом? Сейчас?

- А в этой ситуации… Меры, необходимо принимать хоть какие-то меры.

- Он не хочет, - безвольно пожала я плечами.

- Поэтому должны захотеть вы. Мисс Свон, я знаю, что любящий мужчина способен на многое. В обычных обстоятельствах. Здесь же у нас всё намного интенсивнее. Он полностью зависим от вас. Всё время, что я был в палате, он не выпускал вас из виду дольше, чем на секунду. Она позволял вам хватать его за пальцы, так, что они побелели. Он постоянно вас касался, будто боялся, что вы исчезнете или не был уверен в вашей реальности.

Я медленно моргнула, и по щекам побежали слезы. Я даже не знала, что плачу, пока не столкнулась с фактическими доказательствами.

- Если вы хотите, чтобы он верил, дайте ему эту веру. Через себя.

- Я не знаю, смогу ли найти правильные слова, - прошептала я.

- Нет неправильных слов, Изабелла. Это отношения, в которых нет четко разграниченных сторон. Вы должны говорить всё, пока есть возможность, пока есть время сказать.

Я ничего не ответила, лишь только наблюдала за тем, как он протер ладонями лицо и подошел к окну.

- Моя жена разбилась в автокатастрофе два с половиной года назад. – Я слышала его плохо, так как он теперь стоял спиной ко мне, но слова врезались в память с почти физической болью. – Она умерла, Изабелла. И теперь я не могу сказать ей вообще никаких слов. Ни правильных, ни неправильных.

- Сочувствую, - тихо сорвалось с моих губ.

- Спасибо.

Мы пробыли в тишине еще какое-то время. Мои слезы высохли. На душе стало засушливо и пусто, но странно легче.

У меня словно открылось второе дыхание.

Как у спортсмена, который исчерпал уже все свои физические резервы. Он думает, что всё, конец, не добежит до финиша. Но вдруг что-то щелкает. Откуда-то берутся силы. Лёгкие жадно втягивают воздух. Вперед, вперед.

Я встала и подошла к двери.

- Думаю, мистер Каллен уже собрался, - Браун, как ни в чем не бывало, поворачивается ко мне лицом.

Он открыл для меня дверь и пропустил перед собой.

- Надеюсь, мы скоро увидимся снова, мисс Свон, - сказал он и коротко постучал в палату Эдварда.

Я тоже надеюсь.

Я надеюсь.

Вперед, Белла, вперед.

Почти семь. Куда ушло два часа? Что я делала? Не знаю. Не помню. Не важно.

Кофе вызывает тошноту. Страх поддерживает её на нужном уровне. Тревога, волнение. Все в сборе.

Господи, куда он пропал? Надеюсь, ты следишь за ним.

Я сижу на кухне. Уже рассвело.

Руки сцеплены на пустой остывшей чашке. Голова почти не соображает.

Надо делать что-то. Кому-то звонить. Куда-то идти. Где-то искать.

Но я просто сижу. И…

- Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети, попробуйте позвонить позднее.

Мой любимый абонент, стань хоть чуточку доступнее! Хоть немного приземистей! Мне не достать тебя, не добраться.

Абонент, тот самый, что нужнее всех, прошу: прими мой сигнал. Вслушайся. Пойми.

Возьми меня за руку и войди в эту зыбкую зону действия.

Милый абонент, сколько мне еще пробовать и откладывать на потом?

Мой телефон нетерпеливо зажужжал на столе. Я была настолько шокирована этим его откровением, что около минуты просто смотрела на то, как он медленно двигается к краю.

Но уже через секунду первая действительно здравая мысль хорошенько ударила меня по лбу.

- Алло! – мне казалось, что у меня выйдет крик, а вышел только шепот.

- Белла?

- Господи, Эдвард! – я просто и легко расплакалась. От счастья, от чувства вины, от облегчения, от любви и от отчаяния. От того, что безумно соскучилась. От того, что он, наконец-то, полноценный доступный абонент.

- Белла… - он вздохнул. – Всё в порядке?

- Да. - Теперь всё было действительно в порядке. – Ты где? Ты придешь домой?

- Я… нет, я не приду, я… в больнице.

- Что случилось? – онемевшим шепотом. – Тебе стало плохо?

- Очень, но… нет, не физически. Я… - Эдвард пробормотал что-то непонятное. – Белла, я был не прав. Я хочу нас. Я хочу тебя для себя. Я хочу отдать тебе всё, что могу отдать. Но тебе, кажется, нужен только я сам. А это…

Моё сердце буквально остановилось.

- Я хочу, чтобы у тебя было, всё, чего ты хочешь. Это мой главный приоритет, и… Знаешь, мне иногда тяжело понять, как я могу любить тебя настолько сильно. Как какой-то другой человек может вдруг означать буквально всё. Мне бывает сложно смотреть на тебя от того, что ты настолько сильно дорога мне, что я боюсь поранить тебя взглядом или резким выдохом.

Эдвард втянул воздух, а я вдруг почувствовала сердце, колотящееся во всем теле сразу.

- Всё это просто слова, я говорю чушь, я глупый, наглый и пустой, но… Я хочу нашего будущего. Приезжай ко мне в больницу, а?

-------

*Превзойти всех

П.С. Надеюсь, после этой главы очередь желающих отвесить Эдварду затрещину подсократится. =)

П.П.С. Спасибо всем, кто голосует за «Завтра…».