Фанфики
Главная » Статьи » Переводы фанфиков 18+

Уважаемый Читатель! Материалы, обозначенные рейтингом 18+, предназначены для чтения исключительно совершеннолетними пользователями. Обращайте внимание на категорию материала, указанную в верхнем левом углу страницы.


Истерзанная. Глава 54.



Дни весенних каникул наполнены неторопливыми событиями. Без особой подготовки приходит и уходит Пасха, так как Калленам плевать на обычаи, связанные с этим днём. В воскресенье Карлайл идёт в церковь, но только он один.

Все братья и сёстры в отличном настроении и в доме легко и спокойно. Я расслаблена. Когда на прошлой неделе я поняла, что в этом доме никто не осудил мои шрамы – меня накрыло умиротворённостью. Вовсе не значит, что теперь я закатываю рукава своего свитера, но после того как Эдвард увидел шрам на моей руке, а Элис и Розали увидели ноги, что-то изменилось в моём сознании.

Во вторник утром, когда рано проснувшись, я завтракаю, ко мне подходит Карлайл.

– Приближается день, когда родители могут привезти на работу своих детей, – говорит он, отодвигая стул и садясь за кухонным столом напротив меня. – Это будет в пятницу. Обычно я не обращаю внимания на такие дни, поскольку это никого не интересует. Но мне стало интересно, может, ты захочешь присоединиться ко мне?

Его вопрос застигает меня врасплох. Я совсем не ожидала, что он предложит мне что-то подобное. Разве для него не станет огромным беспокойством, если придётся целый день приглядывать за мной и уделять мне всё своё внимание? Мне бы не хотелось занимать его время и энергию. Кроме того, не уверена, хочу ли я в течение всего дня оставаться с ним наедине.

– Подумай об этом, – нежно говорит он. – Я был бы очень рад показать тебе всё, и ты сможешь понять, как на самом деле всё происходит в больнице.

Достав из кармана телефон, я пишу. Для меня всё ещё трудно общаться с Карлайлом. Это заставляет меня чувствовать себя более уязвимой, чем мне бы того хотелось. Полагаю, потому что общение с ним означает, что я должна приоткрыться и из-за этого чувствую себя незащищённой. Чем больше ему известно, тем больше станет оружия, которое он сможет использовать против меня.

Я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на том, что происходит здесь и сейчас.

Ты действительно не против?


– Позволь мне сказать вот что, – с усмешкой говорит он. – Если бы я этого не хотел, то просто бы не сказал тебе, что приближается такой день.

Да, в этом есть смысл.

– Итак, что скажешь? Я хотел бы показать тебе всё. И ты, если захочешь, сможешь встретиться с людьми, с которыми я работаю.

То, что я собираюсь сделать, вызывает у меня безумное беспокойство, но я вынуждаю себя вспомнить всё хорошее, что было у меня с этим мужчиной. Я могу только надеяться, что у него нет скрытых мотивов.

Я киваю.

Он торжествующе улыбается, и его улыбка становится ещё шире, когда в кухню заходит Эсме.

– Доброе утро, любимый, – говорит она, подойдя к нему и целуя в макушку. – Чему ты так улыбаешься?

Он обнимает её за талию.

– Просто Белла согласилась поехать в больницу и провести там со мной рабочий день.

Улыбка Эсме так же ослепительна, как и у Карлайла.

– Это замечательно, дорогая. Уверена, что у тебя будет сказочный день.

Как всегда смутившись, я встаю и наливаю Эсме чашку кофе.

– Есть ли у тебя какие-то планы на сегодня, Белла? – спрашивает Эсме, с благодарной улыбкой принимая у меня чашку.

На самом деле да. Эммет хотел взять меня сегодня с собой на тренировку, чтобы я смогла посмотреть, как он играет со своими друзьями. К нам присоединится Розали, чтобы составить компанию и понаблюдать за игрой Эммета. И чтобы я не оставалась с Эмметом наедине.

Когда Карлайл встаёт, чтобы отправиться на работу, я вспоминаю, как Эммет пригласил меня пойти с ним.

– Ты придёшь? – спросил он. – Будет неплохо, если ты сможешь увидеть игру в реале. Это товарищеская игра, поэтому не настолько жестокая, и тебе будет легче наблюдать за ней. – После этих слов, выглядя немного смущенным, он поднял руку к шее и потёр её.

Позади него я увидела Розали, которая с приятным удивлением вслушивалась в его слова. Она подошла и обняла его за талию.

– Я присоединюсь к вам, – сказала она. – Я составлю Белле компанию и немного объясню ей правила игры.

– Я хотел бы этого, детка, – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать её.

Розали привстала на цыпочках, чтобы получить этот знак его любви, и я поняла, что не могу отвести взгляд от этой ласки. Когда они оторвались друг от друга, Розали посмотрела на меня и подмигнула.


Я моргаю, и воспоминания покидают меня. Ополоснув свою тарелку, я иду в библиотеку, чтобы до ухода немного почитать.

Оказывается, находиться в компании Розали очень легко. Несмотря на то, что поначалу она кажется неприступной и холодной, стоит только её узнать, понимаешь, что она невероятна. И кроме того, мне всегда нравилась её предельная честность. Мне ближе горькая правда, чем сладкая ложь. Как только понимаешь, что тебе лгали, испытываешь боль намного сильнее.

Розали теперь стала иначе вести себя со мной. Напряжённость, которая всегда была между нами, исчезла. Я не уверена, когда это произошло, но началось после того как Розали немного поделилась со мной своей историей, рассказав, что её касались без разрешения. Возможно, к этому времени она уже поняла, что я не собираюсь ни с кем об этом болтать.

Интересно, знает ли Эммет. Сидя на заднем сиденье машины, и наблюдая, как они тихо общаются между собой, я надеюсь, что она рассказала ему. Она говорила, что всё по-другому, когда рядом правильный человек. Эммет – это её правильный человек. Он имеет право знать?

Эта мысль не выходит у меня из головы, и когда мы оказываемся у поля, Розали спрашивает, что так беспокоит меня.

Я не хочу надоедать тебе.


– Ты этого не делаешь, – говорит она. – Ты можешь сказать мне что угодно, ты ведь знаешь это, правда?

Её глаза – ясные, взгляд – открытый. Я выпрямляю плечи и совершаю прыжок.

Эммет знает? О том, что случилось с тобой?


Её лицо мрачнеет, и я сразу же чувствую себя ужасно, из-за того, что подняла эту тему, заставив её вспомнить о тех событиях. Я быстро печатаю, удаляя самый глупый вопрос в истории этого телефона.

Прости.


– Не извиняйся, – говорит она с лёгким неодобрением. – Вполне естественно, что ты хочешь знать как можно больше. Просто я стараюсь не думать об этом.

Я понимаю.


Тишина, и мы обе сосредоточены на игре, но на самом деле не обращаем на неё внимания. Затем Розали снова говорит.

– Он знает. Мы уже тогда были парой. Было очень эгоистично с моей стороны рассказать всё ему, а потом просить не говорить ничего родителям.

Её взгляд устремлён вдаль, и я уверена, что она заново переживает всё, что с ней произошло. Мне хочется успокоить её, но я понимаю, что не могу просто коснуться её руки, чтобы сообщить, что я рядом.

Мне понятно, почему она не захотела сообщить обо всём Карлайлу и Эсме. Должно быть, как и я, она боялась, что они обвинят её в произошедшем. Я не могу винить её за это. И не могу сказать, что Карлайл и Эсме не будут злиться на неё, хоть и абсолютно уверена, что они никогда не обвинили бы Розали.

Она не могла быть слишком юной, когда всё это произошло, ведь только что призналась, что уже тогда была с Эмметом. Значит, это случилось не так давно. Я понимаю, что часть меня хочет знать, что именно произошло, и как она с этим справилась, в то время как другая часть не хочет даже слышать об этом. Погрузившись в свои мысли, я снова сосредотачиваюсь на игре.

Наконец, Розали поворачивает голову и нежно улыбаясь, смотрит на меня.

– Думаю, тебя мучают те же вопросы?

Должно быть, она имеет в виду, что никто не знает мою историю. Немного поколебавшись, я киваю.

Никто не знает, что произошло на самом деле. Я боюсь, что если люди узнают обо всём, то возненавидят меня.


– Не думаю, что кто-то может ненавидеть тебя, – тихо говорит она. Она смотрит вперёд, следя за игроками. – Долгое время я боролась с мыслью, что моё тело грязное, что я больше не желанна. Эммет убедил меня в обратном. Он доказал, что любит меня, даже после этого испытания. Но опять же, когда это случилось, я уже была с ним.

Поскольку я не знаю, что именно произошло, понятия не имею, как мне на это ответить. Видимо так же чувствуют себя и другие, когда говорят со мной. Всегда тянутся вслепую, не зная точно, за что ухватиться. Осознание этого успокаивает.

Я хочу спросить, каково это быть с кем-то, позволять ему прикасаться к себе после того, как кто-то другой сделал это по принуждению. По каким-то причинам я не могу поинтересоваться об этом у Шивон. Но слова не идут, и моё мужество испаряется, как сдувшийся шар. Ещё не время. Может позже.

– Белла, я могу тебя спросить?

Слова Розали отвлекают меня от мыслей как раз в тот момент, когда команда Эммета забивает гол. Парни громко восклицают и в своей радости запрыгивают друг на друга. Я отворачиваюсь от сцены, которая кажется мне более жестокой, чем есть на самом деле, и встречаюсь взглядом с Розали.

– Тебя изнасиловали?

Её вопрос так сильно шокирует меня, что у меня в буквальном смысле подкашиваются ноги. Всё моё дыхание, кажется, оставляет тело, и я ошеломлённо смотрю на неё. Когда Розали видит меня, выражение её лица меняется, а в глазах отражается грусть.

– Это значит «да»?

Я не делаю ни единого движения. Я не могу. Признавшись, я сделаю это реальным. Я даже не могу описать охвативший меня страх перед тем, что подумает Розали, когда узнает.

– Мне так жаль, – тихо говорит она. – Жаль, что я больше ничего не могу сказать.

Я слишком хорошо знаю, что она чувствует.

Иногда слов просто нет.

~О~


Вопросы и признания Розали заставляют меня задуматься. Я бесцельно брожу по дому, но колёсики в моей голове крутятся на максимальной скорости.

– Эй, – говорит Эдвард, когда я чуть не сталкиваюсь с ним в коридоре. – Может, сходим на пляж? Это поможет тебе немного прояснить свои мысли.

Перспектива оказаться с ним наедине по-прежнему как увлекает, так и пугает. Мне так о многом хочется его спросить, но понимаю, что вероятно, мне не хватит мужества, чтобы задать хоть один из мучавших меня вопросов.

– Пойдём, – говорит он, когда замечает мои колебания. – Хватит грузиться. Давай просто сходим на пляж, и пусть ветер выдует из твоей головы все печали и заботы.

Когда я насмешливо смотрю на него, он улыбается.

– Так говорил мой дедушка. Пойдем.

Когда мы едем в резервацию, Эдвард позволяет мне самой выбрать музыку. Я решаю просто включить радио и начать понимать суть музыки в целом.

– Эммет когда-то очень хотел стать ди-джеем на радио, – сворачивая на главную дорогу, вспоминает Эдвард. – Он думал, что это самая интересная работа в мире. И ходил расстроенным в течение нескольких дней, когда папа сказал, что ему придётся ставить разную музыку, а не только ту, которую он любит.

История Эдварда вызывает у меня улыбку, и я могу живо представить маленького расстроенного Эммета.

Когда мы заезжаем на территорию резервации, Эдвард припарковывается между деревьями. На пляже очень холодный ветер, и я рада, что оделась предусмотрительно потеплее. Эдвард застёгивает своё пальто и слегка сутулит плечи, пытаясь помешать ветру задувать за воротник.

Долгое время мы идём по песку в тишине. Эдвард был прав насчёт ветра. Я уже чувствую себя лучше и сосредотачиваюсь на том, как он дует мне в лицо, на шуме волн и запахе соли в воздухе. Здесь так красиво, что я почти согласна с отсутствием солнечного света. Почти.

– Тебе когда-нибудь кажется, что время летит слишком быстро? – голос Эдварда спокоен, а вопрос, наверняка, отражает его мысли.

В ответ я могу только пожать плечами. Я так давно живу одним лишь днём, что уже потеряла счёт времени. Я никогда не думала о будущем, поэтому мне никогда не казалось, что время движется слишком быстро. На самом деле, я часто думала, что оно стоит на месте, особенно когда ждала, чтобы исчезла боль.

– Тебе когда-нибудь кажется, что жизнь очень коротка и её не хватит, чтобы сделать всё, что хочешь? – спрашивает он, поднимая на меня свой взгляд.

Боже, что творится в его душе, почему он думает обо всём этом?

С неохотой нарушая тишину, которой я так наслаждаюсь, я достаю свой телефон, чтобы дать надлежащий ответ.

Ты так много всего хочешь сделать?


– Да, думаю, да. Не уверен. Может, я просто боюсь что-то пропустить, пока занят раздумьями, что нужно сделать, понимаешь?

Нет, не понимаю. Раньше я стремилась к тому, чтобы убежать от жизни. Я научилась ничего не хотеть. Желать чего-то, когда боишься, что ты не сможешь этого достичь, кажется мне глупым.

Может делать всё постепенно? Чего ты хочешь?


Он выдыхает.

– Я не знаю. Попутешествовать, побывать в разных местах. Прочесть классику. Попробовать блюда со всего мира. Достигнуть чего-то. – Встретив мой взгляд, он улыбается. – Я говорю чепуху, да?

Я быстро качаю головой.

Вовсе нет. Просто я не воспринимаю это так же, как и ты.


– А как ты воспринимаешь?

Я живу одним днём. Никогда много не думала о будущем.


Он, задумавшись, молчит.

– Может, теперь, когда у тебя новая жизнь, всё изменится.

В его словах есть смысл. Но всё же проще оставаться в ситуации «сейчас». Мысли о будущем, о будущих обязательствах всегда приносят осознание того, что без своего голоса я никогда не смогу нормально функционировать.

Я отодвигаю от себя эту мысль. Время ещё есть. Всегда есть время.

Эдвард тихо посмеивается, выводя меня из задумчивости.

– Я говорил тебе, что постараюсь отвлечь. Прости, что поднял такую серьёзную тему.

Я не соглашаюсь с ним.

Ты всегда можешь сказать мне, что у тебя на уме.


Прочитав мои слова, он встречает мой взгляд и улыбается.

– Спасибо.

Мы идём в тишине, оставляя следы на песке, которые исчезнут вместе с приливом. И всё же, несмотря на то, что следы нашего пребывания здесь сотрутся, песок уже никогда не будет лежать так же, как и прежде – до того, как мы прошли по нему. Это утешительная мысль, ведь двигаясь по жизни вы всегда оставляете за собой свой след, внося определённые изменения, даже если причины этих изменений будут забыты.

Чтобы полностью не погрузиться в свои меланхоличные мысли, я сосредотачиваюсь на чувствах. Я снова пишу на телефоне, своим вопросом приведя Эдварда в полную растерянность.

Ты расскажешь мне о музыке?


– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он, искренне заинтересованный.

Я так мало знаю о мире. Ты разбираешься в музыке. Расскажешь мне?


– Что ты хочешь знать?

Всё, чем ты захочешь поделиться.


Он смущённо улыбается, а затем начинает говорить. Поначалу он колеблется, видимо не зная, интересна ли мне информация о его любимых композиторах. Но постепенно, когда понимает, что я впитываю в себя каждое его слово, становится более уверенным, посвящая меня даже в незначительные детали, прежде чем вернуться к основной теме.

Когда мы выходим к небольшой бухте с поваленными деревьями, он оживлённо говорит о поп-музыке восьмидесятых.

– Почему ты хочешь это знать? – спрашивает он, садясь на обелённый ствол.

Я так мало знаю о мире. Должна же я с чего-то начинать?


– Верно, – бормочет он. – Это так странно, но иногда на самом деле кажется, словно ты пришла из другого мира или времени. Ты такая умная – и всё же есть некоторые вещи, которые мы воспринимаем как должное, а для тебя они являются абсолютно новыми.

Тон его голоса подсказывает мне, что он не осуждает, что ему по-настоящему любопытно.

Просто у меня никогда не было возможностей.


– Но сейчас они у тебя есть, – говорит Эдвард, решив сосредоточиться на настоящем, вместо того, чтобы думать о моём прошлом. – И я буду рад помочь тебе.

Я улыбаюсь ему, а он смеется в ответ. Долгое время мы в тишине смотрим на прибой. Я вспоминаю, как видела на пляже Джейкоба и Сэма. Надеюсь, сегодня мы не столкнёмся с ними. Мне бы этого не хотелось.

Тишина не давит. Думаю, это одно из многого, почему мне так нравится быть с Эдвардом. Он не чувствует необходимость заполнить тишину бессмысленной болтовнёй. Прямо сейчас, когда ветер развевает мои волосы, и я вдыхаю солёный запах моря, чувствую себя... расслабленной.

Из меня вырывается счастливый вздох, и краем глаза я вижу, как Эдвард криво усмехается. Но он ничего не говорит, сохраняя молчание, которым, думаю, мы наслаждаемся оба.

К сожалению, мысленно я вновь возвращаюсь в своё прошлое и думаю о том, как будет относиться ко мне Эдвард, если узнает обо всём. Розали уже знает правду о моём позоре, но она не оттолкнула меня. Ни она, ни Элис, ни Эдвард не осудили меня, увидев мои шрамы.

Но в это всё ещё так трудно поверить.

Мне нужно поговорить с Шивон. Мне нужно переварить всё это, но я понятия не имею с чего начать.

Из меня снова вырывается вздох, но на этот раз страдальческий. Эдвард, похоже, чувствует перемены в моём настроении, потому что бросает на меня обеспокоенный взгляд. Я не реагирую на это, и спустя какое-то время он снова смотрит на море.

Проходят минуты, и он нежно подталкивает меня своим плечом.

– Ты всегда можешь сказать мне, что у тебя на уме, – тихо говорит он, возвращая мне мои же слова.

Я невесело улыбаюсь его шутке, которая, как я знаю, шуткой и не является. Опустив взгляд на свои руки, я с трудом сглатываю, внезапно почувствовав напряжение. Как мне начать разговор о том, о чём я вообще не хочу говорить? Затем, очень кстати, я вспоминаю сказанные им раннее слова. Можно начать с этого.

Ты говорил, что не хочешь знать о моём прошлом.


Он выдыхает, его рука поднимается и потирает шею.

– Говорил. Но не имел в виду так буквально. Конечно, если ты захочешь поговорить, я всегда рядом. Но это не нужно мне для того, чтобы сформировать о тебе своё мнение. Это имеет смысл?

Ощущение такое, словно облегчение, которое принесли его слова, разливается теплом у меня в груди. Я киваю.

Ты бы обвинил меня в моём прошлом?


– Я даже представить себе такое не могу, – искренне говорит он. – Почему ты так думаешь? – спрашивает он, когда видит, что я просто не в состоянии напечатать свой следующий вопрос. Пытаясь поймать мой взгляд, он наклоняется вперёд. – Что тебя так беспокоит?

Я боюсь, что если ты узнаешь мою историю, то я покажусь тебе отвратительной.


Он сильно хмурится и между его бровями появляется глубокая морщинка.

– Нет, – говорит он, не находя слов. – Никогда.

Глядя на телефон, лежащий на коленях, я снова вздыхаю. Даже не знаю, что мне ещё сказать.

Эдвард встаёт и, опустившись передо мной на колени, наклоняется, чтобы поймать мой взгляд.

– Эй, – говорит он, осторожно взяв мои руки в свои. – Я не собираюсь отталкивать тебя. Чтобы не произошло в твоём прошлом – это ничего не изменит. Поверь мне.

Я не могу ответить, так как он держит мои руки, и не хочу отстраняться, чтобы воспользоваться телефоном. Вместо этого встречаю проникающий в самую душу его взгляд.

Если бы я могла быть уверена, что его слова на самом деле правдивы. Но подобное обещание он может и не сдержать. Очень больно думать, что, в конечном счете, он изменится, особенно когда узнает, что я могу дать ему то, чего он хочет. Чего хочет любой нормальный парень, когда ему нравится девушка. Больше, чем следовало.

Очень осторожно Эдвард поднимает свою руку и обхватывает мою щёку. Я вздрагиваю от этого контакта, а затем съёживаюсь от боли, которая вспыхивает в его глазах, когда он видит мой страх. Но я не отстраняюсь, так же как и он, чувствуя тепло его руки на своей холодной от ветра щеке.

Спустя какое-то время я расслабляюсь под его прикосновением и не успеваю осознать своё решение, как моё тело движется, и я опираюсь лицом на его руку. Тепло словно взрывается в моей груди и в животе, когда я чувствую давление его ладони на мою кожу. От моих действий на его лице появляется лёгкая улыбка, и он держит руку, большим пальцем нежно поглаживая меня по скуле.

Тысячи слов могут быть сказаны в этот момент. Вопросы или заявления, обещания и заверения. Вместо этого он молча пожимает мне руку, и я возвращаю ему этот жест. Всё, что необходимо, мы видим в глазах друг друга.

Я вижу, что Эдвард думает и, наконец, он вздыхает, чтобы заговорить. Его взгляд серьёзный, но светится теплотой.

– Я знаю, что у тебя ужасное прошлое. Может, когда-нибудь ты будешь готова и расскажешь мне о нём. Но я хочу, чтобы ты знала, что ничего из твоего прошлого не сможет изменить то, что я думаю о тебе сейчас.

Я впитываю в себя его слова и стараюсь поверить в них. Я хочу им верить. Он уже говорил мне это прежде. Даже несколько раз. Но я всё ещё переживаю, что когда он узнает правду, настоящую правду, то всё равно отвернётся от меня. Кто захочет повреждённый, испорченный товар? Я снова смотрю на свои руки, нарушив зрительный контакт. Эдвард не убирает свою руку, а ведёт её от моей щеки к шее и очень осторожно касается затылка.

Прикосновение несёт в себе столько нежности – и это полностью противоречит моим воспоминаниям. Я заставляю себя сосредоточиться на настоящем, вместо того, чтобы мысленно возвращаться в прошлое, и когда пальцы Эдварда слегка поглаживают меня, от его ласки по всему телу пробегает легкая приятная дрожь.

Это так странно... и так приятно.

Я с дрожью вздыхаю, и теперь, слегка улыбнувшись, Эдвард двигает кончиками пальцев более уверено. С каждым крошечным кругом, который он выводит на моём затылке, я расслабляюсь всё больше. Мой подбородок опускается всё ниже и ниже к груди, и я наслаждаюсь нежной лаской Эдварда. Но этот раз я не боюсь, что его любящее прикосновение в любой момент сменится на болезненное. На этот раз я просто хочу сидеть и наслаждаться его чувством ко мне.

Я не знаю, как долго мы так сидим. Когда Эдвард отстраняется, мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы снова сосредоточиться на окружающем мире.

– Возможно, нам пора возвращаться домой, – встав, говорит он, разминая затёкшие мышцы. – Или ты хочешь остаться?

Ему решать. Если он хочет вернуться, то я последую за ним.

К моему удивлению Эдвард снова опускается передо мной на колени.

– Белла, нет простого способа сказать это и, возможно, я повторюсь. Я знаю, что с тобой произошло. Я знаю, что речь идёт не только об избиениях. Я знаю, что тебя касались без разрешения. Но хочу, чтобы ты знала, я никогда этого не сделаю.

Его слова становятся для меня абсолютным шоком. То, что мне казалось тщательно скрытым ото всех, за очень короткое время дважды полностью раскрывается. Ему рассказала Розали? Глядя на него, я моргаю, чувствуя внезапную напряжённость. И в то же время, кажется, что каждая клеточка моего тела протестует против этого напряжения. Позволь плохому случится. Я так устала ждать.

– К чему я всё это говорю, – с трудом сглотнув, продолжает он. – Это не имеет значения. Нет, конечно, имеет. Но я не стал хуже думать о тебе.

Пока он говорит, моё дыхание набирает скорость, и даже мои мысли, кажется, находятся в ступоре. Он знает больше, чем я думала, и всё же в его поведении не было даже намёка на отвращение. Неужели он действительно искренен, или я просто не раскусила его?

– Твоё прошлое – это часть тебя. Но ты больше, чем твоё прошлое. В этом есть смысл?

Я с трудом киваю, словно не я сама, а кто-то другой руководит моими движениями. Но я должна его спросить.

Кто тебе сказал?


– Никто. Я сам догадался.

Я верю искренности в его глазах.

– Давай, вернёмся домой, – говорит он, нарушая тишину. Он встаёт и протягивает руку, чтобы помочь мне встать. Я позволяю ему поднять меня на ноги, и мы снова идём, оба потерянные в своих мыслях.

Когда мы заворачиваем за угол и выходим на пляж, я вдруг чувствую, как рука Эдварда снова сжимает мою. Я бросаю на него удивлённый взгляд, но он просто улыбается и не смотрит на меня.

И вот рука об руку мы идём вдоль пляжа.

Это кажется таким странным.

Это кажется... нормальным.

~О~


Пятница наступает быстро и в девять утра Карлайл спрашивает меня, готова ли я поехать вместе с ним в больницу. Я не готова, впрочем, как всегда и понимаю, что ужасно раздражена тем беспокойством, которое испытываю, когда думаю, что в автомобиле останусь с ним наедине. Целеустремлённо бросив вызов своему страху, и устроив для Карлайла приятный сюрприз, я сажусь рядом с ним на переднее сидение.

По пути в больницу он заводит лёгкий разговор, подбрасывая мне интересную информацию о своей работе. Припарковав в подземном гараже для сотрудников свою машину, он поворачивается и смотрит на меня.

– Если в какой-то момент ты почувствуешь, что всё это для тебя слишком, сразу дай мне знать, ладно?

Я послушно киваю и вместе с ним выхожу из автомобиля.

Некоторые люди тоже привезли в больницу своих детей. Я вижу парня своего возраста и узнаю в нём одноклассника. Остальные кажутся младше меня, но я так ужасно угадываю возраст, что могу и ошибиться.

Короткой речью Карлайл начинает день, в конце своего монолога поблагодарив меня лично, за то, что я приехала. Некоторые люди с любопытством смотрят на меня, и не впервые мне хочется, чтобы земля разверзлась, и я исчезла. К счастью сразу после этого Карлайл вновь возвращается ко мне, поэтому я не остаюсь наедине с этими незнакомыми людьми.

– Карлайл, как прекрасно, что ты привёз сегодня с собой Беллу, – подойдя к нам, говорит женщина. – Ты так часто о ней говоришь, что, наконец, пришла пора и нам познакомиться с нею.

Карлайл широко улыбается.

– Аманда, пожалуйста, познакомься с Беллой. Белла, это Аманда. Она анестезиолог и зачастую помогает мне во время операций.

– Рада встрече, – говорит женщина по имени Аманда. Она не делает движения, чтобы пожать мне руку и мне становится интересно, сколько же Карлайл рассказал обо мне. – Ты приехала, чтобы посмотреть, на что твой новый отец тратит так много времени?

Карлайл тихонько посмеивается на её слова. Я мысленно останавливаюсь на её упоминании: «мой новый отец». Наверное, ужасно, что я никогда не думала о нём так? Он был просто мужчиной, главой семьи. Тем, кого следует избегать.

– Прошу простить, но мне надо уходить. Через двадцать минут у меня презентация. Ты придёшь? – приятный голос Аманды отвлекает меня от мыслей.

Я смотрю на Карлайла и встречаюсь с его взглядом.

– Что скажешь? – спрашивает он. – Хочешь узнать немного больше?

Я киваю с неподдельным интересом, и Карлайл улыбается.

– Тогда хорошо. Мы будем рады вновь увидеть тебя.

Весь день наполнен короткими презентациями. Врачи, у которых появляется свободное время, подходят к нам и заводят разговор с Карлайлом. И почти все они отмечают, как рады, наконец, увидеть меня.

Это окончательно сбивает меня с толку. Я бы подумала, поскольку они знают обо мне, то им известно, что Карлайл и Эсме приняли травмированного ребенка, неспособного к любому нормальному социальному взаимодействию. Но все они относятся ко мне с предельной добротой, нисколько не думая, что я не достойна или не имею на это права.

– Почему ты так растеряна? – спрашивает меня Карлайл после обеда.

Я так и не смогла ничего съесть, хоть и знаю, что этим очень разочаровала Карлайла. Но он заставил меня пообещать, что я исправлю это, когда мы вернёмся домой.

Но сейчас он ждёт ответа на свой вопрос. Я пишу на своём телефоне. Вот, чёрт, он скоро разрядится.

Только не злись.


– Конечно, нет, – отвечает он. – Что тебя беспокоит?

Ты рассказывал обо мне людям.


– Рассказывал, – говорит он. Я вижу недоумение в его глазах. – Ты с этим не согласна?

Нет, не совсем. Скорее с тем, что ты рассказывал обо мне только хорошее?


Мои слова автоматически формируются в вопрос и, затаив дыхание, я жду ответ Карлайла.

– А как иначе? – спрашивает он.

Выдохнув, я снимаю защиту и выставляю напоказ свою неуверенность. Если мои слова его разозлят, по крайне мере, он не сможет что-то сделать в общественном месте.

Ты на самом деле так меня видишь? Или просто был вежлив?


Прочитав текст на экране телефона, он встречает мой взгляд.

– Именно так я тебя вижу. И не вижу оснований тебе лгать.

За этим следует короткая пауза, во время которой он думает.

– Белла, что тебя так беспокоит? Что я не хочу, чтобы ты жила в моём доме?

Я пожимаю плечами и, чтобы скрыть свою неловкость, прослеживаю на столе невидимые линии.

– Я когда-нибудь производил такое впечатление?

Нет, вовсе нет.

— Потому что если так, то я себе никогда этого не прощу, – продолжает он. – Я не могу даже выразить, как счастлив, что в прошлом году мы решили принять тебя. Я так горжусь тобой, когда вижу, сколького ты уже достигла. Уже очень давно я начал видеть в тебе свою дочь.

Услышав эти слова, я смотрю на него с удивлением. Увидев выражение моего лица, Карлайл нежно улыбается и встречает мой взгляд. Он оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не слышит и наклоняется немного вперёд.

– Приёмные отцы, которые до сих пор были в твоей жизни, разочаровали тебя и причинили ужасную боль. Я надеюсь, что ты дашь мне шанс доказать, что не всё приёмные отцы – плохие. Позволь мне быть для тебя отцом. Настоящим, который действует так, как он должен.

К концу его маленькой речи моё сердце готово просто выскочить из груди, и я смутно понимаю, что мой рот в шоке приоткрыт.

– Я надеюсь, ты уже начинаешь верить, что твоё прошлое не является примером для подражания, и вовсе не так функционируют обычные семьи. Надеюсь, что сейчас, когда ты прожила с нами какое-то время, ты уже видишь, на что это может походить и понимаешь, что это также может быть и твоим.

У меня просто нет слов. Его голос звучит так искренне, и нет ничего, что могло бы опровергнуть его слова. Они только подтверждают то, что я видела, живя с Калленами. И всё же я понимаю, что наверняка ещё долгое время буду относиться к нему с настороженностью.

Когда, желая поблагодарить Карлайла, я снова берусь за телефон, он умирает. Я разочарованно хмурюсь, и Карлайл снова улыбается.

– Не беспокойся. Пойдём, найдём тебе ручку и бумагу, а затем приступим ко второй части дня. Звучит хорошо?

Я соглашаюсь с ним, и мы ненадолго заходим в его кабинет, где он даёт мне блокнот и карандаш, чтобы при необходимости я могла писать.

По какой-то причине то, что я не говорю, но постоянно всё записываю, кажется мне глупым и просто смешным. Я отодвигаю от себя эту мысль, чтобы обдумать её позже. Прямо сейчас мне нужно сосредоточиться на том, как пережить этот день.

Около четырёх часов дня мы приходим в отделение реанимации. Конечно, это территория Карлайла, и я вижу, как загораются его глаза, когда делясь со мной информацией, он указывает на что-то. Нас прерывает пребывшая машина скорой помощи. Карлайл сразу же отвлекается, желая знать, что случилось с человеком, которого ввезли через двойные двери.

Люди со скорой помощи быстро вводят его в курс дела, и я теряю Карлайла из виду.

– Даже в свой выходной он не может удержаться и не выполнить свою работу, – раздаётся рядом со мной женский голос.

Я узнаю её. Это Аманда – коллега Карлайла. Она, кажется, замечает моё внезапное беспокойство, потому что спешит заверить.

– Я знаю, что ты предпочитаешь не говорить, – продолжает она добрым голосом. В её тоне нет никакого осуждения, что приносит мне облегчение. – Он так гордится тобой, – добавляет она. – Клянусь, он любит тебя точно так же как и собственных детей. Не думаю, что он видит какие-то различия.

Я не уверена, чего она ждёт от меня, поэтому просто киваю, давая понять, что слышу её, в то же время, наблюдая за разворачивающейся передо мной сценой. Возможно, мне нужно её о чём-то спросить, например, нравится ли ей её работа, но я не доверяю своим диалоговым навыкам. Кроме того ужасно неудобно делать это, записывая слова в блокноте.

Спустя несколько минут мужчину на каталке вывозят из тесной комнаты. Карлайл осматривается и, увидев нас, подходит.

– Этому мужчине нужна срочная операция. Она продлится не дольше часа. Белла, ты сможешь подождать?

Я сразу же уверенно киваю. Мне бы не хотелось мешать ему выполнять свою работу.

– Час, не больше, – обещает он. – Аманда, ты...
.
– Да, конечно, – прерывает она его. – Иди. Напишешь мне, когда освободишься.

В знак благодарности Карлайл наклоняет голову и спешит к выходу. Воцаряется тишина, резко контрастирующая с прежней шумихой.

– Ты уже была в детском отделении? – спрашивает меня Аманда. Когда я качаю головой, она спрашивает, хотела бы я туда пойти. Я киваю, и мы отправляемся в другую часть больницы.

Видеть это намного тяжелее, чем я предполагала. Здесь не только дети с лёгкими заболеваниями, которых в скором времени отпустят домой. Когда мы достигаем крыла, где лежат дети, больные раком, моё сердце просто разрывается. Когда ко мне подходит маленькая девочка, Аманда уговаривает меня поиграть с ней. В течение нескольких минут я бросаю ей мяч, отвлекаясь на то, что девочка абсолютно лысая. Розовой шапочке не удаётся в полной мере это скрыть.

Когда мы заканчиваем, девочка благодарит меня широкой беззубой улыбкой.

– Ты только что на неделю продлила её жизнь, – говорит Аманда, когда мы продолжаем путь. – Им так не хватает всего этого.

Я сглатываю огромный ком в горле. Я чувствую благодарность за то, что кроме своей худобы у меня нет никаких серьёзных проблем со здоровьем, и ночи я провожу в своей постели, а не на стерильных больничных простынях.

Возвращаясь назад, мы проходим через другую часть детского отделения. По коридору гуляет маленький мальчик, вслед за ним терпеливо ходит медсестра. Увидев нас, мальчик приближается ко мне. Я с силой втягиваю в себя воздух, когда вижу, что у мальчика под глазом огромный тёмно-фиолетовый синяк.

Мальчик тянет ко мне руки, явно желая, чтобы я подняла его. Я смотрю на сопровождающую его медсестру, чтобы увидеть её реакцию.

– Я думаю, ничего страшного нет, – говорит она. – Но поосторожней с его рёбрами. Они всё ещё в синяках.

Почувствовав подступившие слёзы, я опускаюсь на колени перед этим ребёнком. Должно быть он старше, чем выглядит. Признаки жестокого обращения отчётливо видны на лице, но ещё более отчётливы они в его глазах.

– Его зовут Саймон, – говорит медсестра. – Ты можешь с ним немного поговорить.

Я едва слышу её, когда Саймон подходит ко мне, держа в одной руке потрепанного плюшевого зайчика. Свободную руку он снова тянет ко мне и, когда я осторожно открываю свои объятия, он идёт прямо в них. Аккуратно поддерживая мальчика, чтобы предотвратить любую нагрузку на ушибленные рёбра, я поднимаю его и снова выпрямляюсь.

– Белла не говорит, – тихо сообщает Аманда.

– О, – говорит медсестра. Интересно, что она сейчас думает обо мне.

– Белла – приёмная дочь Карлайла Каллена.

Медсестра тепло улыбается.

– У доктора Каллена такое доброе сердце. Я слышала о нём только хорошее.

Воцаряется тишина, но я полностью сосредоточена на Саймоне, который уткнулся личиком в сгиб моей шеи. Его маленькое тело прижимается к моему, и я чувствую себя в равной мере опустошённой и восхищённой тем, что держу на руках этого сломленного ребёнка.

– Саймон тоже не говорит. Он не сказал ни слова с тех пор, как его привезла мать.

Я хожу вместе с ним, нежно покачивая его в своих объятиях. И ощущаю, как он расслабляется у меня на руках.

– А где сейчас его мама? – спрашивает Аманда. Против воли я более внимательно прислушиваюсь к их разговору.

– Она в безопасности. Я наблюдаю за Саймоном, пока он не сможет вернуться к маме.

– И как долго он будет оставаться здесь?

– Надеюсь, недолго. Может, неделю.

Аманда и медсестра шёпотом продолжают свою беседу. Когда медсестра говорит, что Саймону пора в кровать, я понимаю, что мальчик заснул на моих руках.

– Раньше он никогда этого не делал, – говорит медсестра. – Как правило, нам приходиться постараться, чтобы заставить его уснуть.

Аманда улыбается, но молчит.

– Можешь уложить его? – спрашивает медсестра.

Я киваю и вслед за ней следую в палату Саймона. Когда пытаюсь положить его на кровать, он цепляется за мой воротник.

Очень осторожно я заставляю его отпустить меня. Мне хочется плакать, но я знаю, что должна оставаться сильной.

Его глаза открыты, и он смотрит на меня с сокрушающим страхом.

– Не позволяй ему снова причинить мне боль, – тихо хнычет он.

Я качаю головой, желая дать ему понять, что теперь он полной безопасности.

– Ну что ты, Саймон, – говорит медсестра, встав возле него с другой стороны кровати. – Он больше никогда не сможет причинить тебе боль. – Она многозначительно смотрит на меня, и я с пониманием киваю.

Я тянусь к руке Саймона и, сжав её, пытаюсь его успокоить, после чего мне приходится уйти.

Аманда, кажется, замечает мою потребность в тишине, потому что когда мы возвращаемся, она всю дорогу молчит. Когда мы проходим через двойные двери, она тихо сообщает, что пойдёт поинтересуется, как долго ещё будет занят Карлайл. Я киваю и сев на неудобный пластиковый стул, жду.

Вернувшись, она говорит, что операция закончится примерно через двадцать минут.

– Карлайл попросил, чтобы я отвела тебя в его кабинет, если ты решишь его подождать. Мне пора уходить, но если хочешь, я могу отвезти тебя домой.

Проклиная свою неготовность принять её предложение, я отказываюсь так вежливо, как только могу. Аманда ведёт меня в кабинет Карлайла и, ещё раз спросив, не хочу ли я, чтобы она отвезла меня домой, уходит. Я устраиваюсь поудобнее и жду.

И жду.

И жду.

Проходит час, а Карлайла всё нет.

Интересно, и что я должна делать? Мой телефон разрядился, поэтому я не могу ни с кем связаться. И также не испытываю желания найти кого-то здесь, кто бы согласился мне помочь.

Наконец, спустя два часа, Карлайл открывает дверь в свой кабинет. Увидев меня, он удивлённо восклицает.

– Белла! Ты ещё здесь?

Ну, это очевидно.

– И сколько ты ждала меня? – он смотрит на часы. – Должно быть около двух часов. Почему ты ни с кем не связалась?

Я показываю ему свой разрядившийся телефон.

– О, верно. Ох, мне так жаль, – говорит он, искренне раскаиваясь. – Нельзя было заставлять тебя так долго ждать. Давай поспешим домой.

Я следую за ним в подземный гараж. Когда он сворачивает на дорогу, объясняет, что попросил одного из молодых специалистов сообщить мне, что из-за осложнения операция займёт больше времени.

– Должно быть он забыл. Я ещё выскажу ему.

Я немного переживаю о последствиях для этого молодого специалиста, но, если честно, настолько устала, что мне практически всё равно. Карлайл звонит домой и быстро вводит в курс дела.

– Эсме оставила для нас ужин. Ты, должно быть, ужасно проголодалась.

В момент, когда он упоминает мой голод, в желудке громко урчит. Но мои мысли заняты. Тот ребёнок, которого я видела, подвергся насилию. Его мать находится в приюте, поэтому есть все основания надеяться, что теперь они будут в безопасности. Его жизнь может измениться и, возможно, благодаря своему возрасту, он многое забудет. В отличие от меня.

Когда Карлайл паркует в гараже автомобиль, я иду прямо в тёплые объятия Эсме.

~О~


Мысли не покидают меня. Маленький мальчик, которого я видела, его мольбы о том, чтобы его обидчику больше не позволили причинить ему боль. Мать забрала его подальше от боли, надо надеяться, навсегда. Мальчик исцелится.

Но не я. Меня всегда будут преследовать воспоминания и страхи. Потребовалась вся моя сила воли, чтобы на пляже не вздрагивать от прикосновений Эдварда. Большую часть времени, когда на нашем пути назад он держал меня за руку, я была ужасно напряжена. И Карлайл, он знает, как я боюсь его, даже спустя всё это время. Прошло шесть месяцев и всё равно я не могу расслабиться, не могу спокойно спать. Я всё жду, когда случится что-то плохое.

Мне так надоело всё время бояться. Я сыта по горло своим прошлым, меня бесит, что я не могу быть нормальной. Это всё, чего я хочу. Я отчаянно нуждаюсь в дружеских прикосновениях, в нежных ласках. Тем не менее, когда появляется возможность принять это и наслаждаться, я сильно вздрагиваю, всегда боясь. Я не могу иметь дело с прикосновениями. Я не знаю как.

Но я так этого хочу. Так хочу.

Почему всё так плохо? Смогу ли я когда-нибудь избавиться от этой нелепой напряжённости, смогу ли расслабиться и просто наслаждаться жизнью? Я вижу, что люди вокруг меня смеются, радуются, с лёгкостью взаимодействуют друг с другом. Они не боятся, когда кто-то обнимает их или похлопывает по плечу. Маленький мальчик даже потянулся ко мне. Я бы никогда не взяла его на руки, если бы он не попросил.

Я бы никогда не отвергла его. Какой бы грустной не была ситуация, мне нравилось ощущение его тела в моих объятиях. Когда я вспоминаю радость, которую чувствовала, обеспечив некоторую безопасность, мне снова хочется плакать.

Сегодня суббота и в доме кроме меня никого нет. Даже не знаю, куда все ушли, но когда уехали Эммет и Карлайл, я поняла, что осталась одна. Осознав, что я в полном одиночестве, с глубоким вздохом меня покидает часть напряжённости.

Вот в том то всё и дело. Только когда я одна, могу полностью расслабиться. Мои мышцы болят – воспалённые после напряжённости проведённого дня в больнице.

Я на мгновение закрываю глаза, и меня одолевают воспоминания. Лицо Лорана, когда причиняя боль, он наблюдал за мной. Слепой, непредсказуемый гнев Стефана. Люди говорят, что нельзя вспомнить физическую боль. Ну а я могу. Очень чётко.

Воспоминания не прекращаются и то, что я надеялась, станет моментом спокойствия, пока я нахожусь одна, становится сплошной мукой. Всё могло бы быть по-другому. Уезжая, моя мать могла бы взять меня с собой.

Эта мысль подобна тонне кирпичей.

Уезжая, моя мать могла бы взять меня с собой. Но она оставила меня с Лораном.

В отличие от маленького мальчика Саймона, чья жизнь полностью изменится. Он получил свой шанс в жизни.

Я же навсегда останусь такой – неспособной нормально функционировать, неспособной даже участвовать в нормальном взаимодействии и неспособной принять любовь. Я не выношу прикосновений. Чёрт, я не могу даже говорить.

С каждой секундой меня охватывает всё большее отчаяние. Всё могло бы сложиться по-другому. Я никогда не хотела такой жизни, но что я могла сделать? Могла ли я что-то сделать? Я попросила о помощи и была за это наказана. Я поняла, что лучше молчать. Я должна была сильнее стараться? Мне нужно было бороться?

В уголке моего сознания эхом отдаётся вопрос.

Почему, почему, почему...

Почему это случилось именно со мной, почему я? Почему я не могу быть нормальной? Логически я понимаю, как устроена жизнь, я всё знаю. Я не глупа. Тогда почему я не могу? Я просто хочу быть счастливой, но всё же одна только эта мысль наполняет меня страхом и виной. Я не могу больше с этим бороться.

Я не могу побороть свой страх, надежды, вину и желания. Я хочу всего лишь объятий, но дрожу, лишь подумав об этом.

Как быть? Я не могу даже понять себя. Каким бременем, должно быть, я являюсь для остальных. Независимо от того, как сильно я стараюсь, не думаю, что когда-нибудь смогу измениться. Я останусь навсегда запертой в этом несовершенном разуме и в повреждённом теле.

Я никогда не смогу жить нормальной жизнью. То, чего я хочу больше всего, никогда не будет моим.

Это печальное заключение в итоге хаотического хода моих мыслей. Вместо слёз вскипает гнев. Гнев на всех и вся. На мою мать, за то, что она уехала. На Лорана за то, что причинял мне боль. На Стефана – за повторение истории. На весь мир – за то, что закрывал глаза на происходящее.

На жизнь – за то, что она – одно сплошное разочарование.

Карандаш, который я беспокойно крутила в руке ударяется о стену, когда меня оставляет часть энергии. Удовлетворение незначительно и оно быстро проходит. За ним следует ещё один карандаш. Тетрадь. Ещё одна. Моя книга на тумбочке.

Мой гнев усиливается вместе с приливом энергии. Я бросаю всё, до чего могу достать. Книги. Сумку для компакт дисков. Мой мобильный, который от удара о стену распадается на части. Падает моё компьютерное кресло. Подушки на моей кровати, которые кажутся более тяжёлыми, но которые, приземлившись на другой стороне комнаты, не издают удовлетворяющий звук. Моё тяжелое покрывало. Ещё одна подушка. А затем мои руки хватают только воздух. Наполовину вытаскивается матрас и, запыхавшись, я останавливаюсь.

Этого недостаточно.

От слёз я почти ничего не вижу и, споткнувшись о своё покрывало, опускаюсь напротив стены. Всё так безнадёжно. Зачем я стараюсь? Я буду только разочаровывать. Я всегда буду только разочаровывать. Я не достаточно хороша. Не для этой жизни, не для Эсме и, конечно, не для Эдварда.

Мой кулак врезается в стену, и боль доходит до самого локтя. Это так плохо и в то же время хорошо. Выпуск энергии, гнева. В приливе слепой ярости я снова врезаюсь в стену, на этот раз с гораздо большей силой. И слышу и чувствую, как внутри ломается кость.

Я срываюсь окончательно, и последняя энергия покидает моё тело через голосовые связки.

Я кричу.

~О~


Мы ждём вас на ФОРУМЕ!

Источник: http://robsten.ru/forum/49-1397-144
Категория: Переводы фанфиков 18+ | Добавил: IHoneyBee (09.04.2014)
Просмотров: 2390 | Комментарии: 43 | Рейтинг: 5.0/58
Всего комментариев: 431 2 3 4 5 »
0
43   [Материал]
  Ситуация с мальчиком спровоцировала срыв dream111

0
42   [Материал]
  Каникулы и праздники у Калленов, прошли спокойно ох все довольны, умиротворены ну а, Карл сговорился с Беллой пойти, к нему на работу оу Эсме, разделила с ним радость.................................
Оу Эмм, сам пригласил ее на матч еще они при Белле, проявили свои чувства и она с Розали нашла общий язык оу, разделив одну неприятность.....................................................................
Да уж, она вся взбудоражена одолевающими ее мыслями оу Эдвард, сочувствуя да пригласил с собой, ох там они начистоту высказались и даже, оу Белла позволила ему
коснуться себя .................................................................
Вот оно, пришло время посещения и настороженно но, она доверившись ему отправилась да, там Белла изнутри познакомилась с работой врачей оу успела, приласкать детей           
Белле невыносимо больно и оу истощив свои физические силы да будучи, изнуренной от столь тщательно скрываемой и сдерживаемого чувства ущемленности, взяла ох сорвалась     

41   [Материал]
  сколько всего глав в истории....?спасибо

40   [Материал]
  Разве можно винить ее за это? Не возможно носить такую тяжесть в себе так долго, это должно было случиться в любом случае...  Бедная девочка... cray
Спасибо большое за продолжение! lovi06032

39   [Материал]
  Спасибо за главу lovi06032

38   [Материал]
  Спасибо огромное за перевод! lovi06032 lovi06032 lovi06032 lovi06032

37   [Материал]
  Думаю, этот срыв является своего рода переломным моментом. Это как прорвавшийся нарыв. Так долго зревшее в Белле ощущение несправедливости случившегося с ней. Долгий путь от взваливания на себя вины за боль, которую её причинили до горького крика души: "За что?", до справедливого гнева на тех кто виноват в этой боли.

36   [Материал]
  Спасибо за главу)))

35   [Материал]
  cray cray cray Бедняшка Белла....

34   [Материал]
  А вот и ожидаемый кризис и думаю после него не сразу конечно наступит улучшение))))

1-10 11-20 21-30 31-40 41-43
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]