Слова Эдварда и Шивон заставили меня задуматься. Я почти не спала ночью и утром еле плетусь в школу, где на уроках меня просят проявить внимание целых три раза. Но я просто ни на чём не могу сосредоточиться. Тысячи вопросов создают хаос в моей голове.

К тому времени, когда пора идти на физкультуру, я подхожу к тренеру Клэппу, чтобы объявить о своём присутствии. Затем по пути в библиотеку принимаю внезапное решение и вместо того, чтобы отправиться туда, разворачиваюсь к выходу из здания и, пройдя автостоянку, иду в близлежащий лес.

Холодно, но дождя нет. Я спотыкаюсь об коряги, но мой разум воспринимает всё словно в фоновом режиме. Я просто хочу какое-то время побыть одной. Совсем немного.

Спустя пару часов я нахожу поляну и в затухающем свете дня смотрю на то, что меня окружает. Около ста футов в диаметре – участок, поросший травой и окружённый деревьями. Здесь довольно мило и спокойно. Я бросаю в центре поляны рюкзак и осторожно сажусь на него, вдыхая свежий зимний воздух.

Да, мне просто необходимо какое-то время побыть одной. Я должна подумать.

Шивон сказала, что я должна открыться и впустить в себя то хорошее, что мне предлагают, а Эдвард, в основном, говорил, что хочет быть моим другом. Само это понятие чуждо мне и волнует больше всего именно то, что я просто не в состоянии отказать ему, как сделала бы это раньше, как только приехала сюда. Мои защитные механизмы рушатся, и освободившееся после них пространство занимает желание всё это иметь.

Объятия с Эсме можно описать лишь словом «прекрасные». Находиться рядом с Эдвардом нелегко, поскольку, как бы ни хотелось мне это отрицать, его общество мне приятно. Он добрый и внимательный, и хоть часть моего разума кричит, что я не должна ему доверять, другая часть шепчет, что если бы он хотел что-то сделать, то давно уже предпринял попытку. А третья, безумно крошечная часть задаётся вопросом, на что это похоже – не бояться прикосновений Эдварда.

К этому времени он уже хорошо меня знает. Он даже знает, что я не пойду жаловаться его родителям, если он причинит мне боль или сделает что-то ещё.

Но он ничего подобного не делает. И даже мне понятно – насколько он внимателен. Эдвард всегда переживает, что может расстроить меня, сделав что-то такое, что мне не понравится.

С тех пор как я убежала от Стефана, меня никто не трогал против моей воли. Неужели то, что со мной делали всю мою жизнь, на самом деле неправильно? Неужели причина на самом деле в них, не во мне?

Насилие – это слово не покидает мои мысли. Мне оно не нравится. Это влечёт за собой беспомощность, страдания и боль, унижение безупречных, ни в чём не виноватых существ. Я не такой человек. Я не безупречна.

Но также я в этом не одинока.

Вчера я начала читать дневник Шивон. Сейчас он находится в моём рюкзаке, хоть я и знала, что в школе у меня не будет на него времени. Я просто хотела держать его при себе. История Шивон отличается от моей и, одновременно, в них много общего. Её также били, если она входила в комнату в самый неподходящий момент.

Её мать смотрела на это и ничего не делала. Моя мать орала на Лорана, пытаясь переключить его злость на меня.

Я съёживаюсь и дрожу. Я знала, что есть семьи, где детям не причиняют боль. Я не знала, что если буду жить в такой семье, меня не будут наказывать за мои прегрешения просто потому, что не видят в моём поведении ничего плохого. Они не наказывают своих детей. Даже если дети что-то натворили, их родители, если верить словам Эдварда, никогда не причиняют им боль. В основном, они просто садят их под домашний арест.

Домашний арест. Слегка забавляясь, я думаю, как это будет работать со мной, учитывая то, что я не могу по своей воле выйти из дома.

Все ли они заботятся обо мне, как это утверждает Эдвард? Само понятие кажется мне таким странным, что я не могу в полной мере это осознать. Что такого особенного во мне, что кто-то захочет обо мне заботиться? Я уродлива, скучна и обычно делаю всё неправильно. Я не стою их внимания, их энергии.

Доводы в пользу того, что на самом деле они меня не знают и как только сделают это, повернутся спиной, вновь обрушиваются на меня. Но Эдварду уже многое известно. Так же как и Элис. И Шивон – но ей платят за то, чтобы она оставалась доброй, поэтому её можно не считать. А Карлайл и Эсме читали документацию обо мне, и они знают, что произошло той ночью, когда я убежала от Стефана и отправилась к Рене. Они знают даже то, что той ночью он был во мне, потому что это сразу выяснили в больнице. Однако они не презирают меня, не морщат свой нос, когда я показываюсь им на глаза. Когда я получила посылку с порванной одеждой, наверху которой лежал ремень Стефана, они могли наказать меня им, но Карлайл взял в руки этот ремень только для того, чтобы уничтожить его.

Он наотрез отказался причинять мне боль. Не только в тот раз, но и когда я впервые пришла к нему в кабинет. Мы тогда были с ним наедине. Он с лёгкостью мог бы сделать это, но не стал.

Мысль о том, что они на самом деле заботятся, пугает. Также я боюсь утратить свою бдительность. Я просто не могу впустить их, позабыв обо всём, что со мной произошло и, надеясь, что этого больше никогда не случится. Я никогда не смогу быть в этом уверена, и никакие слова меня не убедят. Я научена своим горьким опытом.

Вздохнув, я проверяю часы. Возможно, мне нужно отправить кому-то сообщение и предупредить, что я задержусь. Эдвард сказал, что если я сделаю это, всё будет хорошо. Думаю, сейчас подходящий момент проверить эту теорию. Достав из рюкзака свой телефон, я вижу, что связи нет. Вот же блядь. По крайне мере, у меня появится шанс проверить кое-что ещё. Если они лгали о своей ненасильственной политике, теперь я, несомненно, об этом узнаю. Поскольку я пока не спешу возвращаться домой, так как ещё не всё обдумала.

В течение долгих часов я сижу в темноте, впервые за очень долгое время по-настоящему чувствуя себя в одиночестве. Я не боюсь темноты. Компанию мне составляют мысли, даже если сейчас мне совсем не нравится их направление.

А что, если всё, что случилось, всё же неправильно? Словно кинофильм, произведённый на быстрой скорости, перед мысленным взором проходит бессчётное количество раз, когда я страдала и мучилась от боли. Что, если всё это было ненормальным? Можно ли это было предотвратить? Я должна была обратиться за помощью раньше? Но я сделала это, не так ли? Я пыталась рассказать всё маме, но она уехала, и это на самом деле была моя вина. Кому ещё я могла всё рассказать? Мне, возможно, всё же стоило с кем-то поделиться? Это изменило бы мою жизнь, и я не провела бы 17 лет в аду. А что, если правы они, а не я, и я – жертва?

Жертва. Мне, правда, очень не нравится, как это звучит.

Но как бы я не отвергала само это понятие, ко мне постепенно приходит пугающее осознание того факта, что независимо от того, права я была или нет, количество насилия в моей жизни слишком огромно. Даже Шивон, которая помогает другим справиться с прошлым, похожим на её, пережила намного меньше насилия, хоть из её дневника я поняла, что она вела себя намного хуже. Она специально провоцировала своего отца, зачастую вынуждая его действовать таким образом. Я делала это всего пару раз.

Вздохнув, я встаю, собираясь вернуться домой. Не уверена, смогу ли я справиться с этой новой реальностью. Каким бы тёмным он ни был, мне нравился мой мир, потому что он имел для меня смысл. А мысль, что всё это время я ошибалась… по меньшей мере, приводит в замешательство.

Используя своё умение ориентироваться, я пытаюсь найти дорогу к дому. Спустя два часа, пробиваясь через кусты и чувствуя нарастающую панику из-за мысли, что заблудилась, я, наконец, выхожу на длинную подъездную дорожку. Осмотревшись по сторонам, я сворачиваю налево и иду по направлению к дому.

Когда я открываю входную дверь, то вижу, что вся семья находится в гостиной. Атмосфера явно напряжена. Когда я вхожу – все выглядят взволнованными. Эсме, плача, с протянутыми руками бросается ко мне. Я вздрагиваю, когда понимаю, что она собирается обнять меня и, вытирая глаза, она останавливается.

– Мы так переживали за тебя, Белла. Слава Богу, с тобой всё в порядке и ты в безопасности.

Услышав её слова, я хмурюсь и в фоновом режиме слышу голос Карлайла.

– Она дома, Чарли. Да, кажется, с ней всё в порядке. Да, спасибо за всю вашу помощь, – он вешает трубку и поворачивается ко мне – его лицо напряжено.

Невольно я делаю шаг назад и жду того, что должно произойти.

Остальные собрались вокруг меня и наперебой повторяют, как они счастливы, что я снова дома, в безопасности и что они были очень встревожены.

Но почему?

Мне просто хотелось немного побыть одной. Чёрт.

– Всё в порядке, Белла? – нежным голосом спрашивает Карлайл. – Где ты была?

Элис услужливо подсовывает мне блокнот и ручку.



– Одна? – спрашивает Эсме.

Вот же бля, неужели они думают, что я была там с кем-то? Что за чёрт? Да, одна. Мне просто какое-то время нужно было побыть в одиночестве.

– Тебе не причинили боль?

Я хмурюсь. Нет, вовсе нет.

– Мы очень переживали, Белла, – ласково говорит Эсме, и впервые её голос раздражает меня. Я не ребёнок. – Мы не знали, где ты. В следующий раз, пожалуйста, дай нам знать, ладно?

Да, хорошо. Я не говорю им, что пыталась отправить сообщение. Я вижу, что вокруг меня, выглядя обеспокоенными, стоят все члены семьи. Лицо Элис заплаканно. Волосы Эдварда торчат во всевозможных направлениях, словно он тянул за них.

Зачем так волноваться? Что во мне такого важного, что они так беспокоились?

– Ох, дорогая, – говорит Эсме и её голос срывается. – Мы думали, с тобой что-то случилось.

Неожиданно и необъяснимо во мне вспыхивает гнев. Я быстро пишу, пытаясь ясно выразить своё мнение.



Я протягиваю блокнот Эсме и, пытаясь найти нужные слова, она, шокированная, встречает мой взгляд. Меня достало всё это. Мня достал весь этот мир, который я не понимаю, все эти мысли, которые постепенно сводят меня с ума. Страх, который меня никогда не покидает. Эта семья, которой я не знаю, как доверять и эта жизнь, жить которой я просто не умею.

Я резко разворачиваюсь и, боясь, что они остановят меня, бегу. Перепрыгивая сразу через две ступеньки крыльца, я на бешеной скорости пересекаю двор и несусь к окружающему лесу, вновь желая оказаться одной. Пожалуйста. Мне нужно всего лишь это, пожалуйста.

Проходит не так много времени, и я слышу за своей спиной шаги, но не останавливаюсь, питаемая гневом и знакомым страхом перед тем, что кто-то преследует меня.

– Белла! – кричит Эдвард. – Подожди!

Когда он, наконец, догоняет меня, пытаясь остановить, кладёт руку мне на плечо. Вспыхивает паника, и я выворачиваюсь из его рук с такой силой, что падаю на землю. Я пячусь назад, желая оказаться вне зоны его досягаемости, но прижимаюсь спиной к дереву и понимаю, что застряла.

Я едва вижу его в темноте. После бега он тяжело дышит. Он запускает руку в волосы, а затем приседает передо мной.

– Это всего лишь я.

Я знаю. Из-за бешеного стука сердца, который отдаётся в моих ушах, я почти не слышу его голос.

– Что произошло? Ты чем-то расстроена?

Ясное дело.

– В такие моменты мне очень жаль, что ты не говоришь, – признаётся он, и я слышу нотку разочарования в его голосе. – Ты боялась, что мои родители причинят тебе боль?

Конечно, в темноте он не может видеть мою реакцию. Я напрягаюсь, когда он приближается ко мне.

– Не волнуйся, – предупреждает он. – Я собираюсь взять твою руку. Тогда ты сможешь сжимать её, если твоим ответом будет «да».

В следующий же момент я чувствую его тёплую руку на своей и вспоминаю о той ночи с коробкой, когда он держал мои руки, пытаясь отнять у меня порванную одежду.

– Хорошо, – говорит он, с лёгкой уверенностью сжимая мои холодные как лёд руки. – Ты боишься идти домой? – нежно спрашивает он.

Никакого сжимания.

– Так что же произошло сегодня?

Я касаюсь пальцами своего виска, пытаясь дать понять, что мне нужно было подумать, но он не видит меня. Глубоко вздохнув, я на короткий момент задумываюсь, должна ли я коснуться своей головы или его. Решив, что если мне не нравится, когда ко мне неожиданно прикасаются, то я не могу ожидать, что другие это приемлют, я поднимаю наши сжатые руки и позволяю его кулаку коснуться моего виска.

Внутри меня всё словно плавится от страха, когда я чувствую, как чужая рука касается такой уязвимой части меня.

– Тебе нужно было подумать? – тихо спрашивает он, и я киваю – его рука по-прежнему возле моей головы, так что он должен почувствовать это движение.

– Со мной такое тоже бывает, – говорит он. – Я иногда хожу на поляну в лесу, там так спокойно...

Я с удивлением смотрю на него и слегка сжимаю его руку.

– Хочешь сказать, что нашла эту поляну? – в его голосе слышится улыбка, и он смеётся, когда я снова сжимаю его руку.

– Невероятно, – говорит он. – Просто не верится. И мобильный там не ловит сеть, именно поэтому ты не отправила сообщение, ведь я прав?

Снова сжатие, которое он мне возвращает.

– Пойдём домой. Ты, должно быть, проголодалась. Мы на самом деле волновались, ты знаешь. Ты никогда сама так надолго не уходила.

Когда он делает движение, чтобы встать, я снова, скорее непроизвольно сжимаю его руку. Он останавливает и вновь поворачивается ко мне.

– Белла?

Мне просто нужно как-то поблагодарить его за всё, что он делал для меня до сих пор. Я поднимаю свою другую руку и кладу её поверх его. В темноте я вижу слабый блеск его зубов, когда он улыбается, и он накрывает мою вторую руку своей ладонью. Затем вынимает правую руку из-под моей, и неожиданно я чувствую её возле своего лица.

Встревожившись, я вздрагиваю и, подняв руку, хочу сжать его запястье и остановить, но в то же время ощущаю, насколько его рука мягкая и тёплая и насколько мне это приятно. Слова Шивон эхом отзываются в моих ушах. Сосредоточить внимание только на хорошем. Это в моей власти, мне нужно только позволить. Именно это она имела в виду? Я должна попробовать, иначе мне никогда не узнать.

Это не может быть хуже того, что уже было.

Поэтому я судорожно вздыхаю и позволяю ему прикоснуться ко мне и, когда наклоняю голову к его руке, его большой палец начинает поглаживать мою щёку.

– Спасибо, – говорит он.

Я лишь наполовину осознаю происходящее.



Дорогие наши читатели! Поздравляем вас всех с наступившим Новым годом! Желаем вам всем крепкого здоровья, огромной любви, добра, тепла, удачи и всего самого наилучшего!
Ну и конечно мы ждём вас на ФОРУМЕ)))