Жанр: Романтика
Пейринг: Эдвард/Белла
Рейтинг: 18+
Саммари: 1950-е Чикаго. Циничный адвокат и убежденный холостяк Эдвард Мэйсен ищет секретаршу, которая сможет с ним справиться. Он получит гораздо больше, чем ожидал, в виде застенчивой, таинственной девушки, только что сошедшей с автобуса из Форкса.

— Простите, Джейн, но не могли бы вы повторить, пожалуйста? — сказал я, тщетно пытаясь сдержать свой гнев.

Это не сработало. Мои слова, возможно, и казались достаточно вежливыми, но мой тон сочился ядом, который я не мог скрыть. И мне нисколько не помогало то, что Джейн продолжала вертеть левой рукой так, что невозможно было игнорировать блестящее доказательство, подтверждающее ее нелепое откровение.

— Я выхожу замуж, Мистер Мейсен. Это значит, что мы должны найти мне замену. Деметрий не хочет даже слышать, что это займет более шести недель, включая подготовку моей замены, а также все приготовления к церемонии, — тонкое лицо Джейн покраснело от триумфа.

Ее слова пронзили меня, как отравленные, электрически заряженные стрелы. Я был потрясен ее способностью задеть меня за живое. Если бы кто-нибудь спросил меня об этом раньше, я со всей откровенностью настоял бы на том, что, хоть мой юридический консультант компетентна и лояльна, но находиться рядом с ней крайне неприятно. Она была мелочной, злопамятной и проявляла какие-либо признаки радости только тогда, когда другие страдали. Я задумался о том, что за человек мог бы взять на себя такую старую каргу.

—Деметрий, верно? Это интересное имя, — рискованно острил я, - лучше Рэд, чем Анвэд*, да, старушка? (прим. пер. игра слов, когда ГГ дразнит Джейн: Red - красный, Unwed - незамужняя)

Ее и так тонкие губы вытянулись в тонкую, белую линию, и я знал, что мне не следует переступать черту, чтобы не ставить под сомнение его иммиграционный статус. Ноздри ее раздувались, и я понял, что, возможно, зашел слишком далеко. Я не знал ее точного возраста, но, вероятнее всего, ей перевалило за 25, как минимум, три года назад.

—Джейн, — сказал я. — прости меня. Это шок - потерять лучшую девушку из моих работников. В конце концов, я холостяк и привык к такому образу жизни. Я слишком стар, чтобы продолжать обучать новых девушек, просто потому, что лучшие из них слишком хороши, чтобы задерживаться здесь надолго.

Джейн не из тех, кого так легко смягчить, но она сузила глаза и придержала язык. Я вздохнул, смирившись с переменами, столь же неприятными, как и сама Джейн.

— Вы зарегистрированы в "Маршалл Филд энд Компани"*, как я понимаю? — осведомился я, пытаясь наполнить свои слова большим извинением, чем считал нужным. (*прим.ред. Маршалл Филд (англ. Marshall Field) — американский предприниматель и благотворитель, основатель торговой сети «Marshall Field & Company».

Джейн нечего было терять, кроме хорошего свадебного подарка и зарплаты за несколько недель, но я очень легко мог получить ужасную помощницу в офис. Я не мог винить Джейн за ее решение выйти замуж. У таких женщин, как она, шансов было немного.

—Да, Мистер Мейсен, — фыркнула она, высоко подняв подбородок. — На завтра у вас всё распланировано, но не на следующие три недели. Может, вы смогли бы встретиться с девушками завтра и принять решение по поводу моей замены? В противном случае я выберу ее сама.

Обычно мне было бы все равно, но, по правде говоря, я не хотел доверять Джейн эту задачу. Она не нуждалась в рекомендациях для нового места работы, и ее тон и выражение лица показались мне слишком расчетливыми. Я выбрал меньшее из зол.

— Да, назначьте встречи на завтра, начиная ровно в восемь. Вы проведете собеседования за своим столом, но с открытой дверью и в пределах моей слышимости. Если я буду заинтересован в том, чтобы нанять девушку, я дам знать об этом, выйдя и задавая свои вопросы.

Впервые за шесть лет Джейн покинула меня, не спросив, требуется ли в данный момент какая-либо помощь.

Впервые за шесть лет я сам налил себе виски.

*** *** ***

На следующее утро я стоял в своем кабинете, слушая бессмысленную болтовню самых безмозглых девушек на планете. Как они все умудрились приблизиться к моему адвокатскому бюро, я мог только догадываться. Несомненно, злобная Джейн планировала это неделями. У меня в руках был список из восьми имен. Первые семь были написаны аккуратно, а восьмое, по-видимому, было добавлено позже, другими чернилами и в спешке.

Сначала была Мисс Джессика Стэнли, которую я полностью проигнорировал, после того как имел несчастье увидеть лично, когда я вошел в офис десятью минутами ранее. Она смотрела на меня, как волк в овечьей шкуре, и повторяла мое имя во время собеседования с хитрым взглядом. Джейн не задержала ее надолго.

Следующей была миссис Коуп, женщина лет тридцати, овдовевшая во время Второй мировой войны. Я задал ей два вопроса, прежде чем Джейн смогла отказать ей. С положительной стороны, она, вероятно, больше не выйдет замуж, бедняжка, и казалась относительно умной, хотя и немного недружелюбной. К сожалению, она ответила на мои вопросы, показывая больше бурных эмоций, чем практических процессуальных знаний, и мне пришлось вычеркнуть ее имя из списка.

За миссис Коуп последовала Мисс Лорен Мэллори, с которой Джейн разговаривала слишком долго, что вызывало у меня тревогу. Мисс Мэллори казалась такой же мелочной и мстительной, как Джейн, и через некоторое время Джейн поняла намек и отослала свою новую лучшую подругу. Как последующие собеседования прояснили, — а это лучшее слово, чтобы описать их прохождение, — я начал сомневаться, что Джейн вообще будет мне помогать в этом деле.

Я с горечью потер урчащий живот, глядя на горизонт Чикаго, прекрасный на восходе солнца. Из окна моего офиса в Голд-Косте (прим. ред.: Голд-Кост (Gold Coast «Золотой берег») – Престижный и живописный район Чикаго, расположенный на берегу озера вдоль Мичиган-авеню) я мог видеть на фоне неба силуэты современных небоскребов – с плавными очертаниями и резкими гранями. Иногда здания напоминали стеклянные скалы, если смотреть на них под определенным углом.

В то время как мои волосы серебрились на висках, у меня не было ни жены, ни повара, которые помогли бы мне отрастить брюшко, и мое тело все еще было в отличном состоянии. Военная служба в двух мировых войнах дисциплинировала меня и приучила поддерживать форму, в основном по привычке. Я вступил в Первую Мировую войну со всем пылом идеалистически настроенного молодого человека. Ужас всей этой бессмысленной смерти серьезно изменил меня, подорвав во мне веру в Бога и человека. Вторая Мировая война оказала иное воздействие. Я вызвался добровольцем, хотя моя юридическая карьера шла довольно хорошо, несмотря на Великую Депрессию (прим. ред.: Понятием «Великая Депрессия» называют один из крупнейших в мировой истории экономических кризисов (1929 -1939 гг.).

Я должен был разобраться со своей собственной депрессией, и, хотя я никогда никому не рассказывал, были времена, когда я получал свое за храбрость, но все, что я действительно чувствовал, это пренебрежением к моей собственной безопасности. Вместо этого я нашел лишь толику искупления, руководя освобождением лагеря для военнопленных в Польше. Да, я был убийцей, но теперь я мог видеть лица людей, которые жили благодаря моим действиям.

К последнему собеседованию в тот день я почти отказался от этого «парада победителей». Я закурил сигару и был выбит из своих темных мыслей полностью односторонним интервью. Она что, с ума сошла? Фамилию в написанном от руки - проклятая Джейн - списке было слишком трудно разобрать. Я присмотрелся, пытаясь понять смысл имени. И что-то там, С- что-то непонятное. Это было не похоже на Джейн, но теперь, казалось, все ставки на Джейн отменились с момента появления определенного алмаза на определенном пальце.

— Понятно, а что привело вас в Чикаго с северо-запада? — она ехидно осведомилась у кого-то невидимого.

Как далеко Джейн зашла в этом притворстве с поисками моего нового юридического секретаря? Я оставил сигару гореть в медной пепельнице и подошел к двери своего кабинета. Едва скрывшись из виду, я намеревался разоблачить извращенную игру Джейн, когда, наконец, услышал притягательный низкий тембр голоса другой девушки.

—Вы, конечно, не могли жить в Чикаго очень долго, — Джейн, казалось, резко прервала новый голос. — Вы пришли на это собеседование сразу, как сошли с автобуса?

После короткой паузы ответ был нерешительным и вежливым. Я наклонился ближе к двери, чтобы услышать ответ девушки. Было невозможно разобрать каждое слово, но то, что я услышал, звучало убедительно.

- ...полностью обучена процедурам судебных заседаний, два лета и один год... юридическим документам...разнообразию имущественных и уголовных дел и последующий круг вопросов... - ответила она, чеканя каждый слог.

Ее голос напомнил мне виолончельную сюиту Баха, играющую через две комнаты от меня, призрачную мелодию, которую слышишь не так часто, как хотелось бы. Я сопротивлялся желанию посмотреть на нее. Но мог бы слушать ее вечно. Возможно, что и смотреть на нее было бы так же приятно, как слушать. Будет ли такой красивый голос непременно принадлежать прекрасной женщине, или природа не вместит столько очарования в одно существо?

— В таком крошечном городке, как вы вообще смогли получить какой-либо опыт реально необходимый для этой престижной фирмы? — Голос Джейн в отличие от нового показался мне неестественно резким.

Ее тон был излишне ядовитым в контексте того, какими разумными были ответы, хоть и едва слышимыми.

Я был почти готов взять собеседование на себя, когда услышал ответ девушки в неожиданном крещендо (прим. ред.: Креще́ндо (итал. crescendo, буквально — «увеличивая») — музыкальный термин, обозначающий постепенное увеличение силы звука). Теперь я мог слышать каждое гордое, упрямое слово. Однако это не делало ее тембр резким или неприятным. Ее новая уверенность только подчеркивала богатые тона меда над шелком).

—Да, наш город действительно маленький. У нас в Форксе всего два адвоката, и как только мне исполнилось шестнадцать, я стала единственным помощником лучшего адвоката в городе. Это значит, что я регистрирую документы и готовлю ходатайства для половины города уже три года. Форкс, может быть, и крошечный, но он не так далеко от Сиэтла, и юридические услуги Мистера Дженкса также часто затрагивают вопросы, касающиеся этого города.

Пока она спорила, ее голос стал еще более роскошным и объёмным. Интересно, умеет ли она петь? Она как будто пела.

Джейн шумно вздохнула, сигнализируя о проигрыше своего знаменитого вспыльчивого характера. Я слышал этот звук много раз. Необычное желание защитить эту храбрую, тихую девушку от моей порочной будущей бывшей ассистентки охватило меня, и я зашагал к месту Джейн, готовый продолжить это собеседование.

Произошло сразу несколько событий.

Я сделал большой глоток воздуха, предназначенного для речи, и почувствовал запах—вкусил, даже немного как в жаркий день в бакалее— самую нежную смесь цветов и фруктов. Он должен был быть подавляющим, так и было, но не чрезмерно приторным. Нет, это было аппетитно.

Мой взгляд, изначально брошенный на угрюмую, суровую Джейн, казалось, сразу магнетически притянулся к этой новой девушке, ее облику, настолько устаревшему, настолько старомодному, что я был удивлен и временно дезориентирован. Она казалась кем-то из прошлого, а не из гламурного современного мира Чикаго 1951 года. Я автоматически считывал общие признаки ее положения в обществе, как всегда делал, оценивая любого нового человека.

У нее были усталые глаза, обрамленные молодой кожей. Ее густые темные волосы выглядели чистыми и причесанными, но свисали гораздо ниже плеч свободными волнами, непривычно длинными. Сегодняшние веяния моды предполагали короткие, неестественные прически, которые были разработаны, чтобы рекламировать статус владельца. Эта девушка явно не спала в бигуди, и не посещала еженедельно парикмахера.

Ее одежда также была чистой и достаточно хорошо сидела, но это были не самые сиюминутные модные фасоны, которые я привык видеть на женщинах в этом самом богатом районе этого самого современного города. Ее туфли были визитной карточкой гордых, благородных бедняков — блестящие, черные туфли, которые всегда считались вне стиля.

Наконец я вернулся к ее лицу. Опять же, она не вписывалась в нынешнюю моду. Женщины в Чикаго носили толстый слой макияжа, подчеркивая или создавая холеные, лисьи лица с губами, настолько красными, что они казались запекшимися в крови. Девушки и женщины, казалось, всегда оценивали друг друга краем глаза, неумолимо узнавая этот пристальный взгляд. Ее же свежее лицо привлекало той красотой, которую чаще всего можно увидеть в Северной Франции или Южной Англии. У нее были темные волосы и глаза, бледная кожа, румяные щеки и полные естественно розовые губы. Я не смог разглядеть и следа макияжа. Невинна. Соблазнительна.

Ее глаза широко раскрылись, когда она увидела меня. Она была шокирующе беззащитна. Скромно одетая, она казалась обнаженной в проявлении своих внутренних переживаний. Я видел парад эмоций на ее лице: опасно холодный гнев на Джейн, удивление от моего внезапного появления из кабинета, смущение, когда она оглядела мой безупречный костюм. Когда ее глаза достигли моего лица, она ахнула и изо всех сил пыталась успокоиться.

Более глубокий красный цвет залил ее щеки, и все лицо и шея превратились в самую удивительную розу. Ее глаза выдавали в быстрой последовательности: недоумение, благоговение, желание (да поможет мне Бог), страх и, наконец, смирение. Она склонила голову, и завеса из волос упала, прерывая это самое сокровенное зрелище.

Я засунул руки в карманы и издал длинный низкий свист. В тот момент я случайно разгадал тайну, которая мучила меня годами. Я всегда удивлялся, почему некоторые из самых представительных мужчин засовывали руки в карманы, делая непристойные замечания о проходящей мимо девушке. Особенно это касалось армии. Я понятия не имел, откуда взялся свист, но руки в кармане были абсолютно необходимы, чтобы скрыть непроизвольную реакцию моего тела на нее.

Поначалу Джейн восприняла эту быструю замену даже с бОльшим гневом, чем намеревалась показать до моего прихода. Ее взгляд сузился, и она, казалось, передумала, глядя на нас обоих. Я не мог помочь, но проследовал за ее взглядом на застенчивую девушку, и почувствовал себя почти пристыженным. Почти.

Глубокий гортанный смех Джейн привлек мое внимание. Я тоже мог читать по ее лицу. В то время, как поначалу она казалась оскорбленной очевидным взаимным влечением между двумя людьми, против которых она минуту назад строила заговор, умная Джейн поняла кое-что еще. Она совершенно точно видела, что эта девушка из маленького городка попала в серьезные неприятности. Моя челюсть рефлекторно сжалась, и Джейн снова рассмеялась. Я посмотрел на нее, когда она ухмыльнулась и собрала свои вещи. Она бросила мне по-настоящему счастливую улыбку, и тогда я понял, что Джейн не может быть так довольна, разве что увидела, что и я пострадал в придачу. Она знала меня достаточно долго, чтобы догадаться, что никогда никого не было, хотя возможности казались такими же неограниченными, как и непривлекательными.

Уходя, она закрыла дверь кабинета, и в коридоре зазвенел лифт. Он прозвенел еще раз, и я подумал о статистике бейсбола. Состоятельные клиенты всегда говорили, что думают о бейсболе, когда такое случается. Это сработало, и я собрался с мыслями.

— Прошу прощения, — сказал я, делая вид, что только что не смотрел на молодую женщину, как на вкусный бифштекс. — Вы должны простить мою помощницу. Она выходит замуж через несколько недель, и ее худшая сторона берёт верх. Дело не в вас.

С минуту она молчала, потом, казалось, что-то решила и подняла подбородок, улыбаясь сквозь смущение. Когда ее карие глаза встретились с моими, ее лицо опять покраснело, а я снова засунул руки в карманы. Мое собственное выражение лица, как я знал по многолетнему опыту работы в зале суда, оставалось обманчиво спокойным и даже добрым. Я подавил стон и начал говорить, не задумываясь. Полагаю, она не заметила мою проблему.

—Так как я тот, кто хочет нового юридического секретаря, э-э, кто нуждается в нем, то есть, — продолжал я, мысленно проклиная свою неловкость. — Может быть, вы не будете возражать, если мы продолжим это собеседование за ужином? Давайте, за углом есть ресторан, который мы всегда используем для встреч. Я умираю с голоду.

*** *** ***

—Почерк Джейн тоже, кажется, подводит, — объяснил я, пока мы шли, показывая ей рукописный список претендентов для собеседований. — Вы должны сказать мне свое имя. Все, что я могу разобрать, это "И" и "С".

— О! Это «Изабелла Свон», Мистер Мейсон, — сказала она, забирая листок из моей руки, чтобы изучить его. — Но на самом деле просто Белла.

— Приятно познакомиться, просто Белла. Мне жаль, что у меня не было возможности официально представиться раньше. Можете звать меня Эдвард, если хотите.

Почему я это сказал? Я никогда раньше не позволял секретарше подобную фамильярность.

—Эдвард, — сказала она тихо, словно про себя.

Я смотрел на ее розовые губы, когда она говорила это, как загипнотизированный.

О, именно поэтому. Я бы заплатил хорошие деньги, чтобы услышать это снова.

Тем не менее, это вызовет проблемы. Она должна была либо называть меня Мистером Мейсоном на глазах у всех, либо пойдут сплетни. Я остановился, удивляясь, что уже предполагаю нанять ее. Если бы я ее нанял, люди все равно бы сплетничали. Я нахмурился, представляя неизбежный поток реакций от коллег и клиентов. Мой разум начал работать быстро, обдумывая различные сценарии и находя все из них проблематичными, в той или иной степени. К счастью, она прервала меня, прежде чем мои мысли могли беспокоить меня и дальше.

— Вы правы, это совершенно нечетко написано. Я удивлена - она похожа на человека, у которого разборчивый почерк. По крайней мере, я могу прочитать остальные имена. Должно быть, я была занесена в этот список самой последней. Я была там вчера днем, когда из агентства звонили ей, чтобы назначить встречу.

—Вообще-то, почерк Джейн очень выразительный. Она была очень зла, когда писала это, так что я бы сказал, что вы были в агентстве где-то между половиной пятого и пятью? — Я догадался, вспомнив, что мой вчерашний напряженный разговор состоялся незадолго до отъезда Джейн.

— Вы смущающе проницательны, — заметила она. — Но я полагаю, что вы не были бы хорошим адвокатом, если бы не умели читать людей. Боже, Кларк Гейбл* действительно приходил сюда?

(*прим. ред.: Уильям Кларк Гейбл — американский актёр и секс-символ 1930—1940-х годов, носивший прозвище «Король Голливуда». Американским институтом киноискусства признан одним из величайших звезд кино. Одна из известных ролей - Ретт Батлер из фильма “Унесенные ветром”)

Она пристально разглядывала фотографии знаменитостей на стене, ведущей к метрдотелю, как будто смотрела на самих звезд. Я удивлялся, почему никогда раньше не понимал, что ненавижу Кларка Гейбла. Нет, идиот, это просто ревность. Я решил задавать ей вопросы до тех пор, пока факты о ней не смоют это абсурдное восхищение.

—Сомневаюсь, что он сейчас здесь, — коротко ответил я. — Вам придется смириться со скучным старым мной.

—Что? Вы не... о, я просто удивилась, вот и все... я бы предпочла остаться с вами, — ее голос стал почти невнятно тихим, когда она закончила предложение.

Мне пришлось наклониться к ней, чтобы уловить её слова. Я задержал их в своих мыслях, как приз.

— Мистер Мейсон, вы как раз вовремя. Ваш столик свободен.

Мы сидели за моим обычным столом в «Бювете» (прим. ред.: «Бювет» (Pump Room) - ресторан в Чикаго, основан в 1938 году. Это классическое заведение, которое превращается в клуб в стиле 30-40-х годов. Совершенно особая атмосфера с совершенно особенным, винтажным шармом. Закрыт в 2017 г.)

Это была угловая кабинка, и я оказался ближе к ней, чем следовало бы. Интимное расположение способствовало тому, что мы время от времени случайно касались друг друга сверху и снизу стола. Я мысленно заставлял себя уйти, но не мог. Почти каждый раз, когда ее нога касалась моей, или мое предплечье слегка задевало ее локоть, тот же очаровательный алый румянец окрашивал ее кожу от воротника платья до изящно изогнутой линии волос. Я поймал себя на том, что немного дразню ее, просто чтобы увидеть, как меняется цвет ее кожи.

— Ну что, Белла, начнем сначала? Я не слышал, о чём вы говорили с Джейн раньше, пока она не надавила на вас и не побудила проявить характер.

Улыбаясь, я почувствовал себя хамом, когда она снова спряталась за волосы. Мне повезло гораздо больше, так как мои непроизвольные реакции, по крайней мере, были скрыты скатертью.

— Мы можем начать сначала, — тихо сказала она.

Мне пришлось немного наклониться, чтобы расслышать ее, и я почувствовал, как магнитное притяжение к ней усиливается, тем больше, чем ближе я придвигался к ней.

— Когда вы приехали в Чикаго? — Мне было любопытно. Она действительно выглядела так, будто только что сошла с автобуса.

— Позавчера, — ответила она чуть громче. — Я остановилась у старого школьного друга.

— Я случайно не ослышался, когда вы сказали, что начали работать в адвокатской конторе в шестнадцать лет? Это довольно необычно. По какой причине?

—Я знала адвоката через моего отца. Отец - начальник полиции в Форксе, и, конечно, он хорошо знал адвокатов. Когда мистер Дженкс пожаловался, что не может найти достойного помощника, отец все устроил. Он думал, что я слишком много времени провожу в одиночестве и знал, что я люблю решать сложные задачи.

—Твоя мать не возражала? — Я с трудом представлял себе мать, которая отправила бы такую красивую, застенчивую девушку в компанию адвокатов и людей, которые в них нуждаются.

Ее глаза сузились, а руки сжали стакан с водой, когда она поднесла его ко рту.

—Нас только двое: отец и я, — ее ответ заинтриговал меня, но выражение лица подсказало закрыть эту тему.

Мне не понравилось выражение ее глаз, поэтому я решил отложить эту мысль на потом.

После того, как я сделал заказ для нас обоих, разговор перешел к той работе, которую она делала для мистера Дженкса. Я был впечатлен разнообразием его дел и тем, как много она о них знала. Юристы в крупных городах, как правило, специализируются на чём-то одном, и я начал видеть достоинства в общей практике. Больше всего меня впечатлило рекомендательное письмо, которое он написал для нее.

Мой план подвергать ее перекрестному допросу, пока мне не надоест, обернулся против меня. Чем больше я о ней узнавал, тем любопытнее мне становилось. Каждый ответ, который она давала, вдохновлял, по крайней мере, еще на три вопроса, и как только ее застенчивость начала испаряться, я обнаружил, что все больше и больше заинтригован. Она как будто раскрывалась передо мной, как прекрасный гобелен, богатый красками и узором.

Она начала задавать свои вопросы, и я обнаружил, что нехарактерно откровенен с ней. У меня была привычка узнавать о людях гораздо больше, чем они когда-либо знали обо мне, и мне это нравилось. С Беллой я не мог не ответить ей той же откровенностью. Остальная часть ресторана для нас поблёкла и замерла без движения, а мы оба сидели, светясь друг для друга ярче, чем свеча на нашем столе.

К тому времени, как мы закончили есть, я понял, что Белла Свон слишком невинна и бескорыстна для стареющего циника, убившего сотни людей в двух войнах.

Не было ни единого шанса, что я достаточно хорош, чтобы прикоснуться к ней. Но главный вопрос был в том, достаточно ли я хорош, чтобы остановиться?

Я подумал про себя, что возвращение в офис могло бы стать просто тактическим ходом, чтобы выиграть время. «Бювет» был фешенебельным рестораном, но он также примыкал к не менее фешенебельному отелю «Ambassador East». Я знал, что некоторые из мужчин в моей фирме привозили женщин в номера этого отеля. Мысль об этом нависла над нашим столом, как призрак, преследуя меня. Я в равной степени и испытывал отвращение и гордился собой, преодолевая искушение поступить точно так же.

Наблюдение за Беллой во время ужина выбило меня из колеи, спровоцировав войну с самим собой. А я разбираюсь в войнах. Внутри меня было, по меньшей мере, трое мужчин, сражавшихся за совершенно разные варианты будущего. Я думал о них в порядке убывания уровня чести. Первый хотел поблагодарить ее за потраченное время и вернуться к своей жизни. Второй хотел жениться на ней как можно скорее. Еще один хотел оставить ее секретаршей и относиться к ней, как к горячо любимой дочери, что соответствовало нашей разнице в возрасте. Это желание казалось одновременно невозможным и интригующим. Более позорно, что у меня были мимолетные мысли о том, чтобы повести себя как большинство других мужчин в моем положении - держать ее в квартире или держать ее в качестве моей секретарши и любовницы. Самым постыдным было шокирующее и непреодолимое желание взять ее, просто взять так, как кобель может оседлать суку в пылу - без раздумий и колебаний. Я боялся, что схожу с ума.

Решив, что мы должны вернуться в офис, я надеялся на обратном пути прийти к какому-то достойному решению. В лифте заметил, что мы молчали всю обратную дорогу. Я посмотрел на ее лицо. Казалось, она так же погружена в свои мысли, как и я, хотя, возможно, и не боролась с ними так сильно. Большинство женщин заговорили бы, но Белле, казалось, было комфортно в тишине. Я все еще не принял решение.

Когда мы вышли из лифта в офис, я отметил, что, похоже, почти все ушли в течение дня, что было очень необычно для юридической фирмы. Я хмуро посмотрел на свои часы, понимая, что ужин затянулся куда дольше, чем думал, и что возвращение в пустой, по сути, офис на практике было ненамного лучше, чем снятие номера в отеле. Я сжал переносицу, раздраженный сложностью моих конкурирующих мыслей и побуждений.

Открыв дверь для Беллы, я подождал, пока она подойдет к месту Джейн, что-то вроде приемной перед моим кабинетом. Специально оставил дверь открытой. Затем подошел к окну, создавая некоторую дистанцию между нами, чтобы логика и честь могли восторжествовать. Услышав тихий щелчок позади себя, я повернулся и обнаружил дверь закрытой. Я взглянул на Беллу, которая была недостаточно близко, чтобы закрыть дверь. Она смотрела, наклонив голову, на стол Джейн. Возможно, Белла сама могла бы помочь мне принять это решение.

— Вам нравится эта работа? Правда? Я не самый приятный человек для работы со мной. Мне говорили, что я могу быть капризным и придирчивым. Несколько секретарей уволились в прошлом, — признался я.

—Вы предлагаете мне работу или пытаетесь отговорить? — недоверчиво спросила Белла.

— Не знаю. Я просто пытаюсь дать вам точное представление о том, что значит работать на меня. И то, и другое, я думаю.

Она подошла ко мне, ее глаза что-то искали в моем лице.

Я отступал с каждым шагом, пока спиной не упёрся в стену. Мне нужно было остановить ее вторжение в мое личное пространство, или я, скорее всего, вторгнусь в ее пространство, и скоро. Я чувствовал, как моя самодисциплина растворяется с каждым ее шагом, и начал паниковать. Кое-что еще пришло мне в голову.

— Они изменят тебя, — тихо предупредил я, — Женщины в этом офисе - этот город никогда не позволит тебе быть просто Беллой. Ты даже не поймешь, что поразит тебя.

Она остановилась, но все еще была слишком близко. Внезапно она разразилась смехом.

—Что смешного? — Я не мог сказать, смеялась она или впадала в истерику.

— Это длинная история. Во всяком случае, ты понятия не имеешь, насколько я упряма, — мрачно улыбнулась она. — Во мне тяжело что-то изменить, если я этого не захочу сама.

Она сократила расстояние между нами, подняв руку, чтобы стряхнуть что-то с моего пиджака. Я поймал ее руку, разгневанный тем, что она не восприняла серьезно мое предупреждение, и нашей близостью. Ее глаза расширились, и она уставилась на наши сцепленные руки. Ее маленькая ручка в моей была горячей, и через каждый дюйм соприкасающейся кожи проходил электрический заряд. Я чувствовал себя загнанным в угол во всех смыслах. Мне хотелось зарычать.

—Пожалуйста, — мягко сказала она.

Ее лицо приблизилось к моему, и я напрягся.

О чем она просила? О работе? Чтобы я ее поцеловал? Переспал с ней? Конечно, нет. Я увидел сомнение в ее глазах и решил просветить ее.

— Что «пожалуйста»? — зашипел я в ужасе. — Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Это место изменит тебя. Эти женщины изменят тебя - они будут презирать тебя, пока ты не изменишь свою внешность, одежду и даже то, как ты думаешь. Мужчины будут преследовать тебя, льстить и заставлять смотреть на мир по-другому. Ты либо сломаешься, либо ожесточишься. Ты будешь бесчувственной, как все они - они обратят тебя. Ты должна уехать, сесть на автобус, вернуться в Форкс и остаться такой, какая ты есть, просто Беллой. Ты совершенна сейчас, не дай этому случиться.

Я смотрел, как ее глаза сначала отражали гнев, потом надежду, когда я нечаянно, по глупости признался, что считаю ее идеальной. Это, казалось, стерло все сомнения в ее глазах.

— Ты меня совсем не знаешь. Я удивлю тебя, — пообещала она.

Как будто она этого еще не сделала. Она, черт возьми, шокировала меня своим существованием.

— Ради Бога, посмотри, где мы находимся. Если ты продолжишь касаться меня и смотреть так, я изменю тебя сам прямо сейчас. В кабинете никого нет.

— Я доверяю тебе, Эдвард, — уверенно ответила она.

—Боже, Белла, не надо!

«Но, ох, как же я рад был услышать, что она это сказала!»

Я потянулся к ней и притянул ее ближе, убеждая себя, что хочу только напугать ее. Я знал, что она чувствовала мое возбуждение. Она ощущалась совсем маленькой и мягкой. Я чувствовал себя монстром. Я попытался освободить ее немедленно, но она не отступила, и я не стал ее отталкивать.

—Мне все равно, — сказала она, упрямо, как и обещала.

Ее рот оказался на моём, и я стал кем-то совсем другим. Война, которая шла у меня в голове, казалось, вспыхнула пламенем, и я отдался огню. Я был атакован ее запахом, вкусом ее рта, следами специй и вина на ее языке, ее вкус превосходил все остальные ароматы. Я чувствовал тяжесть ее волос на своих руках сквозь ткань одежды. Этого было недостаточно, и я погрузил руки в ее волосы, заставив ее лицо подняться выше, ближе к моему. Ее руки нашли мои волосы, и я застонал от ощущения жжения кожи на голове, когда ее пальцы касались ее.

Инстинкт взял верх, когда я поддерживал ее голову сзади и поглощал ее шею, облизывая, целуя и даже кусая ее. Мне было стыдно и удивительно. Наконец я понял, каково это - по-настоящему хотеть женщину. Я целовал несколько красивых женщин раньше из любопытства, но это, конечно, не шло ни в какое сравнение. Те поцелуи напоминали тщательное упражнение в передаче жирной помады и смешанных сигналов. Разница между теми поцелуями и этими была сродни разнице между молнией и светлячком.

— Теперь тебе не все равно? — Я зарычал с последней надеждой, что это можно остановить.

— Не останавливайся, — воскликнула она, — Мне все равно, мне все равно, мне все равно! Просто не останавливайся.

Не в силах удержаться, я расстегнул верх ее платья на пуговицах, целуя и кусая сквозь ткань бюстгальтера её грудь. Моя собственная рубашка была расстегнута, и ее руки нырнули под мою майку, чувствуя кожу под ними. Мы оба дрожали, кожа пылала в каждой точке нашего соприкосновения. Я хотел раскрыть ее всю и залезть прямо в нее.

Я лизнул кожу ее плеч, сняв с нее верхнюю часть платья и бретельки бюстгальтера, и подтолкнул ткань носом, пока не нашел ее уже твердый сосок языком. Я сосал, втягивая в себя как можно больше ее груди, и стонал, когда ее ногти впивались мне в спину.

—Эдвард, — вздохнула она, и я сделал мысленную пометку повысить ей зарплату.

После того, как ее найму.

Я подтолкнул ее к дивану, не в силах больше задаваться вопросами. Я был слишком занят, обращая внимание на второй сосок. Внезапно мы оказались на диване, находясь напротив друг друга. Мои штаны были обтянуты вокруг лодыжек, и ее руки были в моих трусах, ища спереди отверстие в надежде вынуть оттуда мой член после тщетных попыток найти какой-то способ снять одежду. Мой рот начал двигаться от ее восхитительных вершин к ее шее и обратно, чтобы накрыть ее горячий, задыхающийся рот. Я поглотил ее мягкие стоны, когда мои руки потерялись в ткани ее юбки.

Ее подвязки и нижнее белье вызвали у меня мимолетное разочарование, и мне, наконец, пришла в голову мысль, что я должен остановиться сейчас, если смогу. Я на мгновение оторвал свой рот от Беллы, и она заскулила в знак протеста. Мой член прижался к ее бедру, где кончался шелковый чулок, и начиналась еще более шелковая кожа. Я не мог не покачивать бедрами, когда каждая новая текстура захватывала мои чувства.

—Белла, мы должны... — я задохнулся, когда ее руки быстро нащупали подвязки.

Мы оба задыхались, когда я стащил с нее трусики.

— Белла? — Спросил я, умоляя ее о двух совершенно противоположных вещах.

Она схватила меня за края моей расстегнутой рубашки и снова притянула к себе, и мои руки снова переместились на ее юбку и бедра под ней.

Я обхватил руками ее колени и опустил на диван, пока мой член не нашёл её мягкие волоски и горячую, влажную шелковистую плоть. Застонал в ее рот, я взял ее нижнюю губу между зубами. Она облизала мне верхнюю губу и обхватила ладонями мое лицо.

Тогда я толкнулся в нее, даже не удивляясь, что почувствовал рывок и разрыв мембраны. Я посмотрел в ее глаза, когда они расширились и наполнились слезами. Я проделал остаток пути, целуя следы слез к ее уху, вдыхая аромат ее волос. Я держался так нежно, как только мог, пока она приспосабливалась ко мне, не желая причинить ей больше боли, чем необходимо.

—Я тоже, — прошептал я, зная, что это не имеет для нее никакого смысла.

У меня была привычка говорить сложные истины завуалированными словами. Вряд ли кто-нибудь понимал, о чем я говорю, но я все равно предпочитал именно это.

—Никогда? — спросила она, удивляя меня. — Но ты так красив.

Я отстранился, чтобы снова посмотреть ей в глаза. То, что я там увидел, усмирило меня. Я поцеловал ее в лоб, щеки и нос.

— Нет, никогда, — ответил я, не в силах сказать ей в этот момент ничего, кроме правды. — Я никогда не хотел этого раньше.

Ее улыбка была ослепительной, и одинокая слеза потекла по ее щеке, пока я не поймал ее своим языком. Она была невинна, но поверила мне. Я не знал ни одной женщины в Чикаго, которая приняла бы правду так, как она.

Мой член пульсировал внутри нее, и она толкнулась в меня бедрами. Мои бедра двигались без дальнейших подсказок, и мы оба вскрикнули от этого восхитительного ощущения. Я почувствовал давление и запаниковал, желая найти способ доставить ей удовольствие прежде, чем неизбежная реальность настигнет нас. Куча неприятных последствий этой ночи зловеще маячила на краю моего сознания, угрожая навредить нам обоим, независимо от того, что еще произойдет. Мне нужно было дать ей то, что я могу, сейчас.

Я вспомнил кое-что, что подслушал однажды в армии, и просунул руку между нами, чтобы найти крошечный бугорок в верхней части ее щели. Она ахнула, и через мгновение информация, которую я нечаянно почерпнул, оказалась правдой, поскольку она каким-то образом сжалась еще сильнее вокруг моего толкающегося члена. Через несколько мгновений все ее тело образовало плотный, дрожащий обруч вокруг меня. Затем я извергнулся в нее мощным пульсирующим толчком. Закрыл глаза и прижался лбом к ее лбу, желая жить в этом моменте вечно.

—Белла, — благоговейно вздохнул я.

Это была первая молитва за несколько десятилетий.