Эдвард

Я стою на крыльце. На небольшой бетонной плите. Совершенно не зная, что сейчас делать. Куда идти. Я смотрю на дом через улицу. Тот, который выглядит точно так же, как мой. Его входная дверь распахивается как по сигналу, и выходят мои соседи. Мужчина, чьего имени я не знаю, а за ним его крайне беременная жена. Я закрываю глаза на вещи, которых не хочу видеть.

Легкие горят. Словно кипящая вода.

Черт.

Ключи от машины в руке. Я сжимаю их в кулаке, позволяя зазубренному металлу вонзиться мне в ладонь. И затем я бросаю их. Так далеко, как могу.

Черт. Черт. Черт.

Я ушел от нее. Я ушел. От нее.

Потому что ей нужно сделать это самой. Она должна сама сделать выбор. И хотя я и знаю, что это правда, я не хочу, чтобы это было правдой. Мне хочется выволочь ее из ванной и заставить принять нужное решение.

Но раньше это никогда не срабатывало. Не за те два с лишним года, что мы были вместе. Ей необходимо выбрать самой. Если она не сделает этого, если позволит этому поглотить ее, тогда это меня нужно будет отдирать от пола.

Я знаю, что я делаю. Придумываю отговорки. Отговорки, чтобы бросить ее. Потому что мне невыносимо видеть ее боль, гнев и горе. Потому что, может быть, с ней легче, когда она не дает воли чувствам.

Я сижу. На верхней ступеньке. Дома, который я ненавижу. Кажется, целую вечность. Двадцать минут. Сорок пять. Час.

До тех пор, пока дверь позади меня не открывается и время не останавливается. Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Не могу.

Я, не говоря ни слова, двигаюсь и освобождаю место, чтобы она прошла прямо мимо меня, даже, несмотря на то, что все, чего я действительно хочу, это схватить ее и крепко прижать к себе. Вместо этого я задерживаю дыхание. В голове единственная мысль: достаточно ли я оставил ей места.

И затем она садится. И я почти могу дышать.

Босиком. Я смотрю на пальцы ее ног. На те пальцы.

Ее рука на моем локте. Легкое, как перышко, прикосновение. Посылающее мурашки вверх по позвоночнику. Ее пальцы движутся по внутренней стороне моей руки, медленно, но не дразня, пока не добираются до моей ладони.

Пальцы сплелись.

Слезы грозят брызнуть из глаз, я смотрю на наши руки. Глубокий вдох.

Она смотрит на меня, и я не могу игнорировать ее взгляд. Вопросительный. Без страха. Просто делая выбор. Она дважды сжимает мою руку.

Смелость не обязана быть громкой.

Мы сидим на верхней ступеньке, ее рука в моей руке. Не говоря ни слова. Не говоря ни слова из тех, что пытаются вспороть и зашить нас обратно.

Когда она, наконец, говорит, ее голос хриплый, но твердый.

- Как ты там это назвал? Задержка… чего-то.

- Задержка развития?

- Задержка развития. – Она с усилием произносит эти слова. – Я не хочу быть такой.

Мне хочется исцеловать ей все лицо. Но сейчас достаточно и руки.

- Белла, все это нелегко осознать.

Ее рука ложится на мое плечо.

- Я не хочу быть как она. Я не хочу быть эгоистичной трусихой.

- Ты кто угодно, только не эгоистичная трусиха.

Она выдыхает. От облегчения, согласия или несогласия.

Она крепко держит мою руку.

- Я всегда чувствовала вину. Вину за то, что тайно любила Эсме больше, чем свою собственную мать. Любила больше, чем можно любить кого-то, с кем ты никогда не встречался. – Она качает головой.

Я вытаскиваю свою ладонь из-под ее руки и обнимаю ее. Она тут же прижимается ко мне.

- Она тоже любила тебя, Белла.

Она не возражает. Она осторожно обнимает меня. И рыдает. Я не говорю ей не плакать. Я не пытаюсь облегчить ее боль. Я просто сижу. Рядом с ней. На верхней ступеньке. До тех пор, пока солнце не садится. До тех пор, пока она сама не успокаивается.

Потому что любовь может быть как смелость. Тихой.

- Белла, мне не следовало вот так уходить.

- Нет, ты был прав.

- Если я не могу выносить тебя в худшие моменты, я не заслуживаю тебя в лучшие.

Она морщится.

- Ты цитируешь Мэрилин Монро?

- Совершенно уверен, что нет.

- А я совершенно уверена, что да. – Она тянется подбородком к моему плечу, и я целую ее в лоб. Мы можем это сделать.

- Эдвард?

- Да?

- Мы оба знаем, что это было далеко не самое худшее.

Мы оба знаем.

Я беру ее за подбородок двумя пальцами.

- Эй, хочешь пойти куда-нибудь поужинать?

Почти улыбка.

- Ты приглашаешь меня на свидание, Эдвард Каллен?

- Думаю, да.

Она осматривает свою одежду.

- Может, просто закажем что-нибудь навынос?

- Белла, если я еще хоть один день поем еды навынос, мена вывернет.

- Я приготовлю. – Слова, от которых у меня урчит в животе.

Мы едем в продуктовый магазин. На ее арендованной машине. Потому что мои ключи валяются где-то в кустах. Мое эго отказывается искать их с фонарем.

Она бросает продукты в тележку, каким-то образом зная, где найти все, что ей нужно в магазине, в котором она никогда раньше не была. В магазине, где я обычно бесцельно блуждаю.

Рука в руке. Рука на ее пояснице. Рука на ее талии. Рука везде.

Поход за продуктами с Беллой. Что-то такое простое, нормальное и идеальное.

У нее маленькая квартирка-студия в Вилладж*. Она настораживается, когда я спрашиваю, откуда у нее деньги. Я перестал спрашивать. Я до сих пор не могу поверить, что Нью-Йорк – ее дом. Мой город - единственный дом, который я когда-либо знал - теперь ее дом. И так далеко.

Лос-Анджелес очень долго был моим планом. Так долго, что я не могу вспомнить, когда он им не был. Колледж и медицинская школа. Это был хороший план, который теперь кажется глупым.

Я провел месяц с кучей придурков, готовящихся к поступлению в медицинскую школу. До Дня Благодарения было еще очень долго. Я сижу на ступеньках дома, в котором она живет, нервный и взволнованный, надеясь, что ей нравятся сюрпризы. Раздраженный тем, что не знаю – нравятся или нет.

С каждым проходящим мимо человеком моя тревога усиливается. До тех пор, пока я не вижу, как она идет по тротуару с пакетом продуктов в одной руке. Волосы нависают ей на лицо.

Я помню самый первый раз, когда я увидел ее. Невероятно красивую, хмурящуюся, глядя в книгу. На этот раз книги, чтобы можно было хмуриться, нет. Но ее лицо выглядит так же, как и тогда. Так, как оно выглядит только тогда, когда она думает, что ее никто не видит. Печальным.

Сначала она видит мои ботинки. Хмурость исчезает, когда ее глаза поднимаются к моему лицу. Я встаю.

Продукты на тротуаре. Улыбки и вопли. Она прыгает на меня. Я поднимаю ее на руки.

Поцелуи, покрывающие все мое лицо.

- Эдвард, что ты здесь делаешь? – Мягкие губы, проглатывающие все ответы.

Она соскальзывает вниз, лицо на моей груди.

- Я был по соседству. Подумал, что нужно зайти и поздороваться.

Она ударяет меня. Наморщенный лоб. Я поцелуем разглаживаю складки на нем.

- Привет.

- Привет.

Она крепко обнимает меня, ее пальцы вонзаются мне в кожу. До боли, но я рад ей. Мы стоим так, не двигаясь, на тротуаре, пока бесчисленные незнакомые люди проходят мимо нас.

- Я тоже по тебе скучал, Белла, - говорю я ей в волосы. Это легче, чем сказать ей это в лицо и не услышать того же в ответ.

Наконец, она выпускает меня. Снова позволяет мне увидеть свое лицо. Маска прочно сидит на своем месте. Маска, в которую мне хочется верить, настоящая.

Мы идем в ее дом, рука в руке, пакет с продуктами подмышкой.

- Ну, что ты приготовишь мне на ужин?

- А кто что-нибудь говорил об ужине?

Я целую ее в нос. Ее закрытые глаза трепещут.

- Ты надолго?

- До завтра. – Надутые губы. Останься.

Она открывает дверь своей квартиры, и я вижу это на ее лице. Гордость.

На маленькой кухне она убирает продукты. Мои руки не отпускают ее.

Холодильник закрыт, я притягиваю ее к себе. Губы в ее волосах. На ее лбу. На ее глазах. Захватывают в плен ее рот. Вспоминают ее кожу. Рука на ее сердце.

Прижимаюсь к ней. Жадно. Ее руки на моей груди.

Подсаживаю ее на стойку. Желание. Ее руки в моих волосах.

Обвиваю ее ноги вокруг своей талии. Отчаяние. Ее руки хватают мою рубашку.

- Белла, я скучаю по тебе. Я так сильно тебя люблю.

Ее тело застывает, и затем она соскальзывает со стойки.

- Тебе нравится бефстроганов?

Что?

- Мм, да. Мне нравится бефстроганов. – Ты нравишься мне больше.

Она начинает готовить нам ужин на своей кухоньке Барби и Кена. Тишина становится дискомфортной.

Я осматриваю ее студию. Она выглядит жилой. Она выглядит как Белла. Повсюду стопки книг. Стола нет.

- Где мы будем есть?

- В постели.

- Белла, ты не можешь есть в постели.

- О, правда? - Брови бросают мне вызов, даже, несмотря на то, что я не вижу ее лица.

- Нет. Это ужас. – Я обнимаю ее за талию, подбородок на ее плече, лицом к кухонной плите.

Ее указательный палец на кончике моего носа.

- Не говори глупостей.

- Нет.

- Эдвард, это не ужас.

- Постель не для еды. – Я оставляю поцелуи на ее шее. Нежной, сладкой шее.

Ей плохо удается делать вид, что она злится на меня.

- Белла, не улыбайся.

Она подныривает мне под руку и бежит к кровати с деревянной ложкой в руке. Встает посредине постели и лижет ложку.

- Ни шагу ближе. Я ем в постели.

Мне хочется отшвырнуть чертову ложку и пригвоздить ее к этой постели.

Я шлепаю ее по ногам. Она начинает прыгать. Стоя посреди кровати. Как четырехлетняя. Руки описывают круги.

- Дай угадаю – этого тоже делать нельзя.

Я качаю головой, пытаясь не смеяться.

- Разве твоя мама никогда не говорила тебе, что ты можешь сломать шею, если будешь прыгать на кровати?

Она резко останавливается и слезает с нее. Взгляд пустой. Или решительный.

- Белла…

И затем ее губы на моих губах. Меняя тему. И я позволяю им.

Ужин позабыт. Одежда падает на пол.

Обнаженная, но закрывается руками.

Я пригвождаю ее к постели, как и хотел. Губы влажные и безумные. В маленькой комнатке слишком жарко от духовки.

Ее руки скользят вниз по моему телу, направляя меня. Одним быстрым движением я оказываюсь внутри нее.

Тихое неистовство. Мы оба пытаемся придерживаться чего-то, что не можем ясно сформулировать. Оба умоляем. Мои жаждущие руки блуждают по ее телу, а губы отчаянно посасывают кожу ее горла. Звуки, которые срываются с ее губ, почти так же хороши, как слова, которых она не скажет.

Я пытаюсь замедлиться, не желая, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Но она мне не позволит. У меня нет другого выбора, кроме как двигаться в одном ритме с ее бердами. Ее спина выгибается, когда она ищет большего. Я чувствую ее. Она близко.

Вся видимость замедления давно забыта. Она не произносит моего имени, когда ее тело, окружающее меня, разлетается на части. Звуки, которые она издает, воспламеняют мою кожу. Подталкивают к краю. Нет, не подталкивают. Я перепрыгиваю через край сразу после нее. Падаю на нее сверху.

Наши тела лоснятся от пота. Наше дыхание все еще отчаянное, она крепко обнимает меня, даже крепче, чем тогда, на тротуаре.

Я люблю тебя.

В духовке подгорает бефстроганов.

Ее глаза по-прежнему красные и опухшие, этот день оставляет отпечаток на ее лице, но ей отчего-то легче, пока она на кухне. Она готовит бефстроганов, запах, от которого текут слюнки, разносится по всему дому. Словно здесь действительно живут люди.

Я достаю из шкафчика две чашки и смываю с них пыль под краном. Она наполняет каждую до краев. С чашками в руках мы идем в спальню. Когда я оборачиваюсь, она стоит, прислонившись к дверному проему. Настороженно смотрит на меня.

- Ты действительно позволишь мне есть в твоей постели?

- Действительно позволю.

Мы сидим в постели в окружении подушек, потому что Белла любит есть в постели. И есть вещи, к которым я должен буду привыкнуть.

Я смакую каждый кусок.

- Очень-очень вкусно. Я не ел домашней пищи со… ну, со Дня Матери. – Я смотрю на нее, мысленно морщась от своих собственных слов. Но на ее лице робкая улыбка. Она краснеет и отводит взгляд.

Мы едим, не чувствуя потребности заполнять тишину. Это хороший разговор.

Я ставлю наши чашки в раковину, загружая все в посудомоечную машину. Которой давно не пользовался. Обычно я ем прямо из контейнеров, в которых доставляют еду. У меня нет столько вилок, чтобы мыть их в машине.

Свет на кухне погашен, и я вижу Беллу, только что принявшую душ, одетую в одну из моих футболок, свернувшуюся под моим одеялом с маминым дневником на коленях. Я не уверен – не хочет ли она побыть одна. Я беззвучно наблюдаю за ней от двери.

Она не поднимает глаз.

- Эдвард, почему ты так далеко?

И тогда я пересекаю комнату и забираюсь в постель рядом с ней. Она поднимает одеяло, и я мельком вижу ее голые ноги.

- Хочешь, чтобы я читала вслух?

- Только если ты этого хочешь.

Она впервые поднимает на меня глаза. Может быть, ей легче и не от готовки.

- Хочу.

Она укладывается рядом со мной, обвивая меня ногами и хорошо то, что я полностью одет, иначе было бы не до чтения.

Она обхватывает пальцами край дневника и читает вслух.

29 сентября 1980 года

Настоящая перемена – это в моем муже. Он не знает, что я знаю, но эта малышка уже вьет их него веревки. Каждое утро перед работой он сидит с ней в детской, укачивает ее и рассказывает ей истории. Иногда я слушаю, стоя в дверях. Этим утром он заговорил о том, чтобы бросить работу. Ну, надо же! Он говорит, что устал быть вдали от нее. Часть меня взволнована тем, что он любит ее так же сильно, как и я, но другая часть меня не хочет делить ее с ним. Я люблю время, которое провожу с ней днем, только я и она, даже когда она спит. Иногда она спит, подняв обе ручки над головой. Думаю, мы сделали, не меньше сотни снимков ее в этой позе. Я до сих пор не могу поверить, что она наша. Я лишь знаю, что это быстро закончится. Я не хочу оглядываться назад и гадать, куда ушло ее детство.

Она закрывает кожаную тетрадь и прячет лицо у меня на груди.

- Эдвард, как давно ты узнал?

- На следующий день после Дня Матери.

- Ты нашел это письмо?

- Нет. Рождественскую открытку.

- О. Рождественскую открытку. – Она говорит это так, словно впервые слышит эти слова. Рождественская открытка.

Кончиками пальцев я провожу по ее спине, вверх-вниз, вспоминая каждый ее дюйм. Ее голова на моей груди. Глаза закрыты.

- Я согласился на работу в Форксе. – Слова вылетают из ниоткуда. Я планировал подождать нужного момента, чтобы рассказать ей. Я планировал спросить, чего она хочет. Планы имеют обыкновение проваливаться.

Она садится.

- Ты согласился на работу в Форксе. – Не вопрос.

- Да.

Лицом к лицу.

- Ты хочешь жить в Форксе.

Ближе.

- Белла, я… - Ее рот останавливается перед моим. – Белла, не делай этого. – Не останавливайся.

Она шепчет мне в рот:

- Не делать чего?

- Ты меняешь тему, отвлекая меня. – Поцелуй меня.

- Я не меняю тему. – Едва слышный шепот. – Я лишь говорю «да».

Говорит «да». В глазах смелость и испуг. Все.

Я тяжело вздыхаю. Руки по бокам ее лица. Мы оба ищем. Дышим одним воздухом.

Сокращая расстояние. Губы едва касаются губ, потому что слов более чем достаточно. Руки на лицах друг друга. Устраиваемся на подушках. Не пытаемся задержать друг друга. Не делаем вид, что все будет легко и просто.

Теплые губы на теплых губах. Словно это наш первый поцелуй. Медленно. Все.

Руки замирают. Вспоминаю нежную кожу ее лица.

Глаза закрыты уже давно. Ничего, кроме нежных поцелуев.

Она шепчет мне:

- Я все еще боюсь, но я выбираю тебя.

*имеется в виду район Нью-Йорка Гринвич-Вилладж

Перевод: helenforester
Зав.почтой: FluffyMarina