Мне говорят:
нет такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
…А она есть.
Есть.
А она – здесь,
здесь,
в сердце моем
теплым живет птенцом,
в жилах моих
жгучим течет свинцом.
Это она – светом в моих глазах,
это она – солью в моих слезах,
зренье, слух мой,
грозная сила моя,
солнце мое,
горы мои, моря!
От забвенья – защита,
от лжи и неверья – броня…
Если ее не будет,
не будет меня!
Верноника Тушнова
нет такой любви.
Мне говорят:
как все,
так и ты живи!
…А она есть.
Есть.
А она – здесь,
здесь,
в сердце моем
теплым живет птенцом,
в жилах моих
жгучим течет свинцом.
Это она – светом в моих глазах,
это она – солью в моих слезах,
зренье, слух мой,
грозная сила моя,
солнце мое,
горы мои, моря!
От забвенья – защита,
от лжи и неверья – броня…
Если ее не будет,
не будет меня!
Верноника Тушнова
Белла с улыбкой рассматривала фотографии Хоуп на моем телефоне. Каждый день она заставляла меня делать новые снимки, как будто за сутки дочка могла измениться. Как по мне, все эти фото были абсолютно идентичны, но всякий раз Белла реагировала на них так, будто видела Хоуп впервые. Впрочем, роль фотографа была мне не в тягость, Беллу же игра «найди десять отличий» отвлекала от мрачных мыслей.
А прямо сейчас – еще и от подключенного к ней аппарата гемодиализа.
– Это невыносимо! – сердито воскликнула она, швырнув мне телефон. Это произошло так неожиданно, что я не успел среагировать, и он упал на пол. – Моей дочери уже пять дней, а я даже ни разу не видела ее! Ты мог бы привезти Хоуп сюда. Хотя бы на несколько минут, – добавила Белла обвинительным тоном.
Я поднял телефон с пола – на защитном экране образовалось несколько трещин.
– Розали предупредила, если я вывезу дочку за пределы детского отделения, она меня четвертует. Поверь, слов на ветер эта гаргулья не бросает.
– Это ведь значит, что с малышкой что-то не так. Эдвард, скажи мне, она правда здорова? – Еще мгновение назад в глазах Беллы не было и намека на слезы, а теперь они вдруг потекли по щекам крупными каплями. – Пожалуйста, расскажи мне все как есть.
– Неужели ты думаешь, я стал бы скрывать от тебя какие-то серьезные проблемы со здоровьем у нашей дочери?
– А несерьезные?
Ей богу, эта женщина умеет вытягивать из меня правду даже без щипцов и паяльной лампы!
– Ну, хорошо, – можно считать, без боя сдался я. – Не хотел, чтобы ты себя зря накручивала. Но, как вижу, ты все равно это делаешь, так что… Вчера и позавчера у Хоуп скакала температура.
– Боже, – сквозь слезы прошептала Белла, прижав ко рту свободную от катетера руку.
– Нет, не боже, Белла, не боже, – раздраженно возразил я. Мне тяжело было видеть необоснованную панику в ее глазах. В нашей жизни и так хватало сейчас страхов и неопределенности. Я непрерывно, даже во сне, чувствовал выматывающую усталость. Останавливался посреди больничного коридора, потому что вдруг начинал задыхаться. И знал, что Белле еще хуже. – Это обычное для недоношенных младенцев нарушение терморегуляции. Есть небольшое повышение билирубина, но у таких малышей так тоже бывает. Попьет капельки, и все нормализуется.
– Что-то еще? – с подозрением спросила Белла. Ее взгляд сканировал меня, будто рентгеновские лучи. Я отрицательно покачал головой. – Точно?
– Клянусь! Уже через несколько дней ты сможешь не только увидеть Хоуп, но и взять ее на руки.
– Поскорей бы.
Мы немного помолчали. Я ожидал, что Белла успокоится, однако она по-прежнему выглядела все такой же взволнованной и напряженной. Но разве это должно было меня удивлять? Ей сильно досталось. Одна ее нога сорвалась и провалилась в пропасть, но Белла по-прежнему держалась молодцом. Не позволяла страху и отчаянию полностью завладеть собой. Она постоянно говорила о Хоуп, каждый день звонила Элис, чтобы узнать, как там Эндрю, то и дело спрашивала меня, хорошо ли я сплю и не забываю ли поесть. В ответ я врал, что да, сплю и да, не забываю.
Все это позволяло мне думать, будто в психологическом плане Белла в порядке. Но сейчас я отчетливо видел, как происходящее подтачивает ее изнутри.
– Поговори со мной, – попросил я, беря жену за руку. – О чем ты думаешь, что чувствуешь? Тебе страшно?
– Я думаю о том, что, если лечение не поможет, эта штука станет моим главным гаджетом до конца жизни, – Белла невесело рассмеялась, кивнув в сторону аппарата искусственной почки.
Я посмотрел на сплетение прозрачных трубок, заполненных сейчас ее кровью, и внутренне содрогнулся, даже зная, что этого не будет.
Самое подходящее время для серьезного разговора.
– Нет, не станет. Есть трансплантация.
– О, только не говори мне про трансплантацию! – Белла снова рассмеялась. На этот раз как будто даже весело. Горькое веселье. – Хоть я и медсестра акушерского отделения, но все равно в курсе всех этих дел. Только в медицинских сериалах донорский орган находится легко и быстро. А в жизни надо быть на последнем издыхании, чтобы получить его, иначе перед тобой в списке всегда будет тот, кому он нужнее. Фокус в том, что, почти умирая, ты все-таки должен быть, по мнению врачей, достаточно крепок, чтобы выдержать операцию, а иначе органа тебе опять же не видать. Это похлеще самого сложного трюка. Чертов Гудини нервно курит в сторонке.
– Не будет никаких списков. Я сдал анализы на совместимость – лучше донора не найти.
– Что?! Нет! – Белла выдернула руку из моей руки и посмотрела на меня так, будто я собирался вырвать из груди сердце и отдать ей. Очень может быть, что, полюбив ее, именно это я и сделал, но только выражаясь фигурально. – Ты спятил?! Этого не будет! Это слишком рискованно… это…
– Ерунда. Осложнения у доноров очень и очень редки.
– Но они бывают! Подумай о детях! Им нужен хотя бы один здоровый родитель.
– Детям нужна мать. И у моих детей она будет.
– Конечно будет! Есть гемодиализ, и лет пятнадцать я на нем проживу точно.
– Ты хоть представляешь себе качество этой жизни? Это вообще нихрена не жизнь!
– Я не могу принять от тебя такую жертву, – тихо, но по-прежнему твердо добавила Белла. – В любое время может найтись другой донор.
– Ты начинаешь противоречить сама себе. Но даже если другой донор и найдется, скорее всего, он будет мертвым. Органы от живых доноров приживаются в несколько раз лучше. Все, Белла, хватит! Тут не о чем спорить. Это уже не твой выбор. Свой ты сделала, помнишь? И я тебе не мешал. Теперь ты не мешай мне делать свой. Я все решил. Так что или просто скажи спасибо, или вообще замолчи.
– Спасибо. – Плечи Беллы обреченно опустились. Я победил. – Но так не должно быть.
– Согласен. Ты не должна быть здесь, а я не должен каждую гребаную минуту бояться тебя потерять. Но это есть. И все, что нам остается, – пройти через это вместе.
– Может быть, лечение поможет, и окажется, что мы зря сейчас спорили. – В глазах Беллы снова вспыхнула надежда, все такая же упрямая и неистребимая.
– Я на это очень рассчитываю. Но всегда нужно иметь запасной план. Это и будет нашим запасным планом.
– Хорошо, пусть будет. Только скажи мне: ты ведь делаешь это не из чувства вины?
– Вы с Джаспером сговорились, что ли? Он спросил у меня, не пытаюсь ли я таким образом себя наказать. Мой вам ответ – нет! Доктор Ньютон тоже хотел прочитать мне целую лекцию, но и ему я сказал, что мое решение взвешенное и обдуманное. Можно даже назвать его в чем-то эгоистичным. Я делаю это не только для тебя, но и для себя, для нас всех. Неужели ты не понимаешь? Я люблю тебя и не могу видеть твои страдания. Это, нахрен, сводит меня с ума! – Я перевел дыхание и, чувствуя необходимость разрядить атмосферу, добавил: – Уж лучше расстаться с почкой, чем с рассудком.
– Так-так-так… Доктор Ньютон, говоришь? – лукаво улыбнулась Белла. – А ведь ты ему нравишься. Я имею в виду нравишься по-особенному. Иногда он так на тебя смотрит, будто хочет раздеть, прямо здесь и сейчас. Думаю, Ньютон мечтает о том, чтобы ты провел ему ректальное обследование, сделал массаж предстательной железы.
– Фу, Белла! Зачем ты это сказала?! Как мне теперь ему в глаза смотреть? – Я брезгливо поморщился, но тут же рассмеялся.
– В его прекрасные голубые глаза, – с сексуальным придыханием добавила она.
– Все-все, замолчи!
Наши взгляды встретились, и мы расхохотались. Белла охнула и прижала руку ко шву на животе, но смеяться не перестала.
Наверное, глядя на нас со стороны, кто-то решил бы, что мы спятили. «Как в такой ситуации эти двое могут шутить и смеяться? Это невозможно!» – подумал бы кто-то и был бы неправ.
Мы шутим, чтобы доказать себе и другим, что все у нас не так плохо, как кажется. Вот же, смотрите: мы шутим и смеемся, мы живем. Живем, вопреки всему и несмотря ни на что. И это не самообман, нет. Это сила и упорство. Несгибаемость. Мы шутим и смеемся, потому что не можем и не хотим сдаваться. Мы шутим и смеемся, потому что сегодня мы вместе и нам хорошо друг с другом. Ну а завтра… Завтра будет завтра.
♀+♂=☺
– Так, осторожно. – Достав дочку из кувеза, я ногой оттолкнул его от кровати и передал малышку Белле. – Посмотри-ка, Хоуп, кто это тут у нас? Это же наша мама!
Белла долго не могла ничего сказать – просто беззвучно плакала, не сводя с нее глаз, нежно поглаживала, перебирала крохотные пальцы на ее руке.
А потом вдруг сказала, подняв на меня взгляд:
– Она наша.
– Ну конечно наша, – улыбнулся я.
– Не могу поверить, что она наша. – Белла тоже улыбнулась сквозь слезы и снова занялась малышкой. – Наша сладкая девочка. Моя любовь. Ты стоишь всего этого. Даже гораздо больше этого.
Можно было бесконечно наблюдать за тем, как она ерошит пушок на голове Хоуп, как рассматривает каждый ее ноготь, указательным пальцем играет с ее оттопыренной нижней губой, целует ее.
Я сел рядом и обнял Беллу за плечи, испытывая странное возбуждающее волнение. Может быть, от того, что это именно я знакомил Беллу с нашей дочкой.
Вспомнился момент, когда она первый раз взяла на руки Эндрю. Тогда я точно так же сидел рядом и заглядывал ей через плечо, слушая ее ласковое воркование.
– Здесь сейчас не хватает только Эндрю, – словно прочитав мои мысли, сказала Белла. – Так по нему скучаю.
– Я недавно разговаривал по телефону с Элис. Ей кажется, что Эндрю начинает ее ненавидеть, потому что считает, будто она отобрала его у нас. Это сильно расстраивает Элис: она планировала стать его любимой крестной-феей, а не злобной мачехой.
Белла рассмеялась моей шутке. Малышка вздрогнула и поджала губы, приготовившись заплакать, но Белла зашептала слова утешения, поглаживая ее по спине, и дочка передумала.
Я закрыл глаза и зарылся лицом в волосы Беллы. Из головы все не шла другая часть нашего с Элис телефонного разговора, которая касалась Дененберг.
Через два дня после ее злополучного визита к нам, Элис, испытывая вину перед нами и злость на Танину мать, не выдержала и отправилась к ней.
– Сама не знаю. Просто чувствовала, что не успокоюсь, пока не увижу ее, – ответила Элис на мой вопрос «Зачем?» – Ясно же, что у нее не все в порядке с головой. Она и дальше может представлять угрозу.
С этим трудно было поспорить. В общем-то я и сам планировал заняться тещей, но не раньше, чем появиться хоть какая-то ясность в состоянии Беллы.
Когда Элис пришла к Дененберг, входная дверь была приоткрыта, а она сама сидела на диване в гостиной, уставившись в одну точку и ни на что не реагируя. Судя по всему, Дененберг просидела так очень долго: в кухне стояла грязная посуда, успевшая засохнуть, и от самой женщины исходила недвусмысленная вонь. Элис вызвала парамедиков, и мать Тани отвезли в больницу. Прямо сейчас решался вопрос о ее переводе в психиатрическую клинику.
Должен ли я был испытывать жалость к этому больному и, очевидно, несчастному человеку? Мне казалось, что должен. Вот только найти в себе чувство жалости я так и не смог. Впрочем, ни мстительного удовлетворения, ни злости, ни ненависти тоже не нашлось. Мне было просто глубоко наплевать на нее.
Подумав, я решил, что пока не буду рассказывать Белле про Дененберг: не хотелось портить этот прекрасный день, который принадлежал только ей и нашей дочке.
– Как думаешь, на кого она похожа? – спросила Белла.
Я открыл глаза и внимательно всмотрелся в Хоуп, хотя за прошедшие дни и так успел досконально изучить ее.
– Пока не понятно. Но вот когда хмурится, точно похожа на тебя.
– Так и знала, что ты скажешь что-нибудь в этом духе.
– Да нет, я серьезно. Еще губы, мне кажется, твои. Глаза… глаза пока темно-синие.
– У большинства новорожденных глаза цвета грозовой тучи, но потом они постепенно меняются. Я все еще надеюсь, что они станут зелеными. Вот разрез глаз точно твой.
– Не знаю, я в таких деталях не особо разбираюсь, она еще такая кроха. Но мне приятно, даже очень. – Я провел большим пальцем по щеке дочки, продолжая рассматривать ее вместе с Беллой, и нашел еще одно сходство: – А вот уши у нее твои.
– Почему ты так решил?
– Они торчат, видишь?
– У меня не торчат уши! – возмутилась Белла.
– Хорошо-хорошо, как скажешь.
– Ладно… может быть, самую малость, почти не заметно.
– Ну не знаю… Я же заметил. – Белла повернула ко мне голову и взглядом прожгла в моем лбу дыру размером с бейсбольный мяч. – Я имею в виду, что с самого нашего знакомства решил, что у тебя дико сексуальные уши. Как увидел, так сразу и подумал: «У нее самые очаровательные в мире уши!»
– Ну и подхалим же ты, – насмешливо сказала Белла. – К тому же неумелый.
В палату вошел Ньютон, делая записи в медкарте прямо на ходу. Увидев нашу троицу, тут же расплылся в широкой улыбке.
– О, у вас тут семейная идиллия! – Он подошел к нам и, наклонившись к Хоуп, погладил ее живот. – Очаровательная малышка.
– Да, вся в папу, – многозначительно добавила Белла.
К счастью, Майк не заметил – или сделал вид, что не заметил – в ее словах и тоне явный намек на его симпатию. Лично мне стало до крайности неловко. Подозреваю, что именно этого моя жена и добивалась. Может, все-таки ревнует?
– В общем-то я зашел всего на минутку. Только что забрал результаты анализов. И знаете что? – Майк выдержал небольшую паузу. В этот момент мое сердце будто бы тоже замерло, предчувствуя хорошие новости. – По сравнению с тем, что было два дня назад, все показатели заметно улучшились. Мы с вами на верном пути!
– Это точно? Никаких ошибок? – кажется, боясь поверить, спросила Белла.
– Все точно, никаких ошибок.
– Но это может быть связано с работой диализа, разве нет? Надо прекратить его делать, чтобы проверить. – Я тоже опасался ложных надежд и преждевременной радости. Мне нужно было знать наверняка.
– В общем-то да, Эдвард, ты прав. Диализ мы естественно прекратим: полагаю, он уже выполнил свою часть работы. Но тут главное даже не анализы. У меня есть для вас маленький подарок. Уверен, вам никто никогда не дарил и не подарит ничего подобного, – впервые за все время нашего знакомства я уловил в голосе Майка нечто, напоминавшее кокетство. – Подарок максимально странный, но вам он точно понравится… Это моча. – Ньютон выразительно изогнул брови и указал вниз, на ножку кровати, куда крепился мочеприемник. – Триста миллилитров прекрасной мочи.
– Черт, это совсем другое дело! – вскакивая на ноги, воскликнул я. Не считая рождения детей, это был самый охренительный подарок из всех, что я получал.
– Значит, к черту диализ? К черту трансплантацию? – Белла еще не выпустила эмоции из-под контроля, но они уже пробивались наружу через изгиб ее губ, готовых вот-вот улыбнуться, через участившееся дыхание и звеневший от волнения голос.
– Можно сказать и так, – склонив голову набок, согласился Ньютон. – Поздравляю, Белла, твои почки снова в деле.
– О боже! Боже мой! – платину наконец прорвало.
Закрыв лицо ладонью, Белла зарыдала, между всхлипами снова и снова повторяя: «Боже мой!»
Так и не найдя нужных слов, я снова обнял жену за плечи и прижался губами к ее виску.
Хоуп не понравилось наше шумное оживление. Она завозилась и возмущенно заплакала.
Несмотря на какофонию звуков, даже посреди этого маленького безумия я мог официально, во всеуслышание заявить, что на сегодняшний момент это самый лучший день в моей жизни.
♀+♂=☺
Возле поста старшей медсестры было непривычно шумно и оживленно: многие собрались, чтобы проводить Беллу домой. Не хватало только Эммета с Розали: прямо сейчас они помогали еще одной крохотной, но бесконечно важной жизни появиться на этот свет.
Не обращая внимание на гомон голосов и шуршание подарочных пакетов, Хоуп спала в автолюльке, а потому все внимание общественности целиком и полностью досталось Эндрю. Поначалу на возгласы а-ля «Посмотрите, кто к нам пришел!» я отвечал: «Вот, приехали забрать наших девочек домой». Однако в какой-то момент мне надоело в который раз повторять одно и то же, и я решил ограничиться улыбками.
А вот Эндрю развлекался на полную катушку. Он весело агукал, приветственно махал всеми конечностями, а некоторых даже удостоил особой чести, стукнув их погремушкой по лицу.
Наконец в коридоре показалась Белла в сопровождении доктора Ньютона, который давал ей последние рекомендации, помахивая рецептами. На Белле был тот самый сарафан, что и во время нашей свадьбы, только сейчас он стал велик и болтался на ней бесформенной белой тряпкой.
Что ж, видимо, я зря не посоветовался с Элис, прежде чем везти Белле одежду. С другой стороны, сама Белла на этот счет тоже не дала мне никаких наставлений.
Поправляя сползшую с плеча бретельку, Белла так зыркнула на меня, что сразу стало ясно: та самая «другая сторона» учитываться не будет.
Толпа коллег окружила Беллу, наперебой поздравляя, желая здоровья и спрашивая, когда она вернется на работу.
Теперь я не видел ее, только слышал, как она старается каждому ответить и каждого поблагодарить.
– О, спасибо!.. Да, конечно… Спасибо… Не знаю, года через два, не раньше… Спасибо, вы меня совсем засмущали!
Глядя на все это действо, я подумал о том, насколько же мне повезло работать именно здесь, среди всех этих людей. В нашем отделении всегда царили взаимопонимание и сплоченность. Проводя на работе больше времени, чем дома, мы стали семьей. И случилось это во многом благодаря Миранде, обладавшей массой талантов, в числе которых было и умение объединять людей в команду. Она была нашим доном Корлеоне, а мы – ее акушерской мафией.
Воспользовавшись моментом, я решил еще раз поблагодарить Ньютона.
– Спасибо, теперь я твой вечный должник. – Я протянул ему руку, и он крепко ее пожал.
– Да брось, такая у нас работа, – улыбнулся Майк. – А ты когда возвращаешься на свой боевой пост?
– Доктор Вольтури милостиво дал мне еще две недели свободы, так что уже вот-вот.
– Значит, скоро увидимся.
– Само собой, у моих пациенток часто бывают проблемы с почками.
Попрощавшись с Майком, я бросился спасать Беллу от натиска коллег.
– Ну что, поехали домой?
– Да-да, поехали. – Она раскраснелась от смущения, но глаза счастливо горели. Это давало надежду, что конфуз с сарафаном мне уже прощен.
Передо мной встала неожиданная дилемма: как донести до машины две автолюльки и гору пакетов с подарками?
– Я помогу, – видя мое замешательство, вызвался Джаспер.
– Иди работай, блондинчик, – вмешалась Миранда, преградив ему дорогу. – Сегодня я буду его Санчо Панса.
– Моя смена закончилась два часа назад.
– Ну тогда иди переодевайся и дуй домой, – не растерялась Миранда.
– Не грусти, Санчо Панса, – утешил я Джаспера. – Через две недели твой Дон Кихот к тебе вернется.
– Ну наконец-то!
Страшно округлив глаза, он указала на Миранду, стоявшую к нему спиной, ткнул пальцем себе в грудь и провел ребром ладони по горлу, давая понять, что без меня Мамушка совсем его затерроризировала.
Я засмеялся, но поймав на себе притворно-суровый взгляд Миранды, предпочел заткнуться.
– Возьми Хоуп: она полегче, – предложил я ей.
– Ха! «Полегче», – передразнила она, подбоченившись. – Да я даже тебя, красавчик, могу до машины донести.
– Охотно верю.
– Тогда возьми Эндрю, – вставила Белла.
До машины мы добрались в относительной тишине и спокойствии. Шли последние дни августа, но на улице стояла аномальная жара, и к девяти утра воздух успел раскалиться примерно до температуры ада. Даже в тени кожа почти мгновенно покрывалась липкой пленкой пота.
– Ну и пекло у тебя в машине, дорогуша, – устраивая Эндрю на заднем сиденье, проворчала Миранда. – Как бы детки не перегрелись.
– Не успеют: тут ехать всего ничего, – с улыбкой заверила ее Белла.
– Я тут что подумала-то… – Миранда замялась, и мы с Беллой удивленно переглянулись. Никто из нас еще ни разу не видел, чтобы эта женщина проявляла хоть каплю нерешительности. – Если вам какая помощь нужна будет… ну там с ребятишками посидеть… или, может, еще чего… В общем, я всегда, в любое время, только скажите.
– Ну конечно, нам нужна будет помощь. Еще как нужна! – Я обнял Миранду и вопросительно взглянул на Беллу. Та одобрительно кивнула, и я продолжил: – А детям нужна бабушка. Ну что это за детство без бабушки? Поэтому, если ты хочешь…
– Хочу! Даже очень хочу! – Миранда сжала меня в ответных объятиях, и я на себе испытал всю силу ее любви и благодарности. Так что ребра едва не треснули. И все-таки я знал, что поступаю правильно. – У меня послезавтра выходной… Так я приду, да?
– Конечно, приходи.
– Приду, – кивнула Миранда, выпуская меня из объятий. – Приготовлю вам что-нибудь вкусненькое. Посмотри только, как вы оба исхудали, надо вас откармливать. – Она потрепала меня по щеке, а Беллу ласково погладила по голове. – Еще покажу гимнастику при гипертонусе, для Хоуп. Ну а теперь езжайте-езжайте, а то детки совсем упарятся в машине.
Мы попрощались, но уже в дверях клиники она вдруг обернулась и крикнула:
– Спасибо вам, мои сладкие! – ее голос дрожал от сдерживаемых слез.
– Пожалуйста, скажи, что я никогда об этом не пожалею, – попросил я Беллу, провожая взглядом нашу Мамушку.
– Не пожалеешь. На самом деле это очень классная идея. Даже удивительно, что она пришла в голову тебе, а не мне.
– Вот спасибо так спасибо! И это называется любящая жена?
– Даже очень-очень любящая. – Белла встал на цыпочки и чмокнула меня в губы.
Я заглянул на заднее сиденье, чтобы еще раз убедиться, что с детьми все в порядке и автолюльки надежно пристегнуты. Хоуп по-прежнему мирно посапывала, ее губы были приоткрыты, соска выпала и оказалась зажата между щекой и пеленкой. Эндрю же самозабвенно пытался засунуть себе в рот всю погремушку целиком – упорства этому парню было не занимать.
Идеальная картина счастья.
Это кажется невероятным, но иногда, чтобы увидеть ее, достаточно просто посмотреть на заднее сиденье своей машины. Конечно, при условии, что там удобно расположились дети.
Всего год назад я и подумать не мог, насколько сильно изменится моя жизнь, которая казалась мне пустой и статичной, без надежды на просвет. Год назад я даже не был знаком с Беллой. Год назад была жива Таня… И вот, через потерю, боль и страхи я наконец пришел к тому моменту, когда мог сказать, что стал по-настоящему счастлив, счастлив без каких-либо «но» и «если».
Я сложил в уме вес детей и, повернувшись к Белле, с улыбкой поделился результатом этого нехитрого математического подсчета:
– Наше счастье весит шесть килограммов сто двадцать граммов.
– И с каждым днем оно будет только расти. – Белле не нужно было пояснять, что я имею в виду, она всегда понимала меня с полуслова. – Впереди нас ждут бессонные ночи, пятна на одежде от детской отрыжки, гора использованных подгузников, быстрый секс урывками и разбросанные по всей квартире игрушки – продолжать можно очень долго.
– Звучит как сбывшаяся мечта. Мне особенно понравилась часть про секс.
– Ты, наверное, не понял, – Белла выразительно изогнула бровь, – он будет быстрый и урывками.
– Прямо сейчас я согласен на любой. – С намеком погладил ее плечо, спуская с него бретельку.
– Снова приступ спермотоксикоза? – рассмеялась Белла, шутливо дернув за ремень на моих брюках.
– Да нет, – небрежным тоном возразил я. – Всего лишь сумасшедшая вещица под названием любовь¹.
Сгреб Беллу в охапку и поцеловал.
__________________________________________________________
1. Здесь Эдвард цитирует название известной песни «Crazy Little Thing Called Love» группы Queen (прим. автора, который и сам бесконечно обожает эту песню и Фредди Меркьюри).
Ну и в завершении сама песня «Crazy Little Thing Called Love». Мне кажется, она очень подходит по настроению нашей сладкой парочке)))
Источник: http://robsten.ru/forum/69-3268-3
О, да! Несомненно! 
Хотя такая может и не тайком. 
Знаю,что в жизни так бывает не всегда, но чаще везет тем, кто верит в лучшее !!! 
Очень понравилось в этой главе увидеть характеры Эдварда и Беллы, они классные, им скучно не будет))) 
приправленная какашками, недосыпом и прочими радостями.
