Главная » Статьи » Авторские мини-фанфики |
Уважаемый
Читатель! Материалы, обозначенные рейтингом 18+, предназначены для
чтения исключительно совершеннолетними пользователями. Обращайте
внимание на категорию материала, указанную в верхнем левом углу
страницы.
Вояж в облаках. Часть первая
От автора: читаем Предисловие
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Около полугода назад я устроилась бортпроводницей на частный самолет, принадлежавший Аро Вольтурри или, как его обычно величали в глаза и за глаза, королю PR-бизнеса. Стабильно раз в неделю он совершал перелеты в разные города мира. Среди пилотов даже бытовала шутка, что благодаря обгону часовых поясов Аро приобретет бессмертие в своих нескончаемых полетах.
Помню, при первой встрече Аро поразил меня: седые волосы, довольно длинные, точно у артиста, эксцентрично уложенные назад, открывали высокий лоб с прочерченными на нем морщинами, взгляд черных глаз из-под густых нависших бровей, вцепляющийся в вас, орлиный аристократичный нос. Поговаривали, что в нем действительно течет голубая кровь итальянских графов. Но свою империю он построил исключительно современным способом: напористым приобретением и шантажом. Ему принадлежало множество PR-агенств по всему миру, талантливые музыканты и шоумены работали под умелым руководством его менеджеров. Он контролировал интернет-ресурсы и желтую прессу, связанную с музыкальным миром. Он воистину был королем, надменным, холодным, расчетливым, одно слово которого могло или возвысить или вывалять в грязи.
У мистера Вольтурри был скверный вспыльчивый нрав. Он был известен тем, что даже самого стойкого своего подчиненного мог довести до состояния истерических слез или же гнева за считанные минуты. Предыдущая стюардесса, работавшая на этом самолете, Розали Хейл, выдержала с агрессивным придирчивым итальянцем всего два полета. Как только пилоты посадили «птичку Аро» в аэропорту Лос-Анжелеса, Розали, высказав дьяволу-боссу все, что о нем думает, собрала вещи и убралась восвояси.
На ее место пришла я, немного неуклюжая, достаточно симпатичная, но недостаточно уверенная в себе, чтобы болезненно воспринимать нападки жестокого босса. В конце концов, это работа во многом была мне удобна, а терпеть жуткий характер Аро приходилось не более двенадцати часов в неделю. И да, он доводил меня. Почти после каждого полета я бежала плакаться в жилетку Стефану, нашему первому пилоту. Тот, добрая душа, по-отечески утешал меня, называя дурехой, если я говорила, что собираюсь уволиться, или же хвалил за выдержку, если, захлебываясь слезами, я рассказывала о том, как по-свински вел себя Вольтурри, придираясь к каждому моему движению, отменяя собственные же распоряжения или нарушая правила полета.
Бог знает, как терпели его подчиненные. Во время перелетов с боссом они держались особняком, с каким-то почтительным ужасом косясь на него, огораживаясь работой или видимостью ее. В те полеты, когда Аро не было, на борту царила совсем другая атмосфера, с теми же людьми происходили разительные перемены. И самое главное – я была другой.
На Аро работали действительно уникальные люди. Их уникальность не зависела от факта гражданства или степени профессиональных талантов. Их уникальность определялась фактом долготерпения к выходкам Аро и фанатической любовью к своей работе. И я чувствовала причастность к ним, потому что сама была такой.
И Эдвард Каллен, бесконечно дорогой моему сердцу, тоже был такой…
Всю свою сознательную жизнь я мечтала жить в поднебесье. Я смотрела в небо, но видела не облака, а витиевато закрученные из них карты дорог, городов, где жили таинственные крылатые создания: херувимы, пегасы, феи. Я наблюдала за падающими каплями дождя, и видела слезы ангелов, оплакивающих серость, глупость и несправедливость, царящие на земле. Я бредила полетами и прокладывала твердую дорогу к своей цели – улететь, но отец строго запретил прыжки с парашютом, затем – летную школу, оставив мне открытой лишь одну дверь, дверь в школу бортпроводников. Ею я и воспользовалась. В итоге эта дверь и привела меня к Эдварду…
В течение двадцати двух лет мне удавалось иронизировать над страстной и безрассудной любовью. Парень мог быть привлекателен и вежлив, мог одаривать комплиментами и даже флиртовать, меня это не волновало. Я витала в облаках, а сердце оставляла там, куда, преодолевая гравитацию, стремился красавец-лайнер, - в небе. На земле меня ничто не цепляло, ничто не держало. И никто. До тех пор, пока я не увидела его.
Эдвард Каллен пришел работать к Аро в июле, то есть спустя три месяца, как я начала сопровождать злюку-босса и руководящий состав «Mega-gala» в полетах. Это чистая случайность, что он остался, ведь первоначальной целью его полета была приватная беседа с Аро и ознакомление с его бизнесом в Англии для статьи в издании Billboard. Однако, на удивление разговорив обычно немногословного итальянца, Эдвард напросился на должность пресс-секретаря у него.
Я помню день нашей встречи так хорошо, будто он длится до сих пор, вплетаясь в вечность.
Было почти десять утра по времени Лос-Анжелеса, мы готовились к перелету в Лондон, а наш королевский пассажир и его свита должны были ступить на борт с минуту на минуту. Как всегда я нервничала, совершенно не имея понятия, какие испытания для моих нервов жестокий итальянец приготовил на сегодня. Непослушные руки рассыпали салфетки, я присела, чтоб собрать их, внутренне содрогаясь при мысли, как бы мистер Вольтурри «похвалил» мою неуклюжесть, если бы стал свидетелем ее.
Он исключительный грубиян и хам!
Через минуту я заметила, что кто-то помогает мне. Поначалу мне показалось, что это, должно быть, Стефан или же Алек, второй пилот, оккупировавший меня предложениями о свидании. Но я осознала, что заблуждалась, когда встретилась с парой серо-зеленых незнакомых глаз, буквально воспламенивших меня непередаваемой нежностью. Я заглянула в них и потерялась.
Эдвард очень красив. Нет, не будто вылепленной ангелами красотой. И это не дьявольски соблазнительная красота. Это спокойная красота, красота достоинств и мудрости. Красота настоящего мужчины, не для бездумного любования, а для оценивающего созерцания. Когда смотришь и говоришь себе: этот мужчина великолепен как внутри, так и снаружи.
Вот в такого мужчину я влюбилась с первого взгляда: великолепного снаружи. А то, что он еще и обладает прекрасной душой, я удостоверилась потом, со временем. Моя интуиция не подвела меня, выбрав того самого, единственного.
Его близость, моменты кратких вежливых разговоров с ним действовали на меня опьяняюще. Робость не охватывала меня, чему я удивлялась. Наоборот, я была поглощена практически гипнотической безмятежностью. Тогда, при первой нашей встрече, он помог мне собрать рассыпанные салфетки, я горячо поблагодарила его, не заикаясь, не стесняясь смотреть в мерцающие загадочные глаза или на улыбающиеся губы. Он представился мне, а я – ему. Затем с трепетом пожала протянутую руку с красивыми длинными пальцами, и электрический разряд, проскочивший между нами от контакта нашей кожи, совсем не был неожиданностью.
Я знала, он – тот самый.
Он пошутил насчет статического электричества, но эта шутка не ввела меня в заблуждение, я видела в его глазах знания, провидение грядущего:
- Кажется, пора покупать ботинки на резиновой подошве. Или так всегда бывает с мужчинами, которые касаются вас?
Я почувствовала, как порозовели мои щеки.
И действительно, так было всегда и только с ним: стоило нам случайно или не случайно коснуться друг друга, будто маленькая молния поражала сердце и тело. А он так и не надел упомянутой обуви. Ведь дело было вовсе не в статическом электричестве. Я это понимала, он это понимал.
В моем договоре найма был пункт 7.21.: между сотрудниками «Mega-gala», а также работниками, связанными контрактом с мистером Вольтурри, строго запрещены интимные или личные отношения, подразумевающие романтическую или сексуальную основу.
Этот пункт был ничего не значащей пылинкой, легко сметаемой с безупречно чистой поверхности. И этот же пункт был восклицательным знаком, знаком предупреждения, стоящим на пути. Хотя, безусловно, этот путь носил имя «устрашающая неизвестность».
Против нас было многое.
Едва ли мы по-настоящему знали друг друга. Я «собирала» Эдварда по крупицам: его привычки, его мечты, планы на будущее, его характер в кривой «за» и «против». Несколько оброненных слов, обрывки разговора по телефону или с боссом, жесты, мимика, - я впитывала все, все зацепки, что он давал мне. Беседа – это не про нас. Беседа, личные вопросы под запретом. Мы знали друг друга только глазами, ушами. Нечастыми прикосновениями.
Я не знаю, сколько ему лет. Он старше меня, но не намного. Выпускник Йеля. Это стало известно из пренебрежительной фразы Аро, сказанной об Эдварде кому-то по телефону: «Этот умник из Йеля далеко пойдет, слишком самоуверен, а еще и тридцати нет».
Он с детства болел журналистикой. Это он сам мне рассказал в самом начале нашего знакомства. Он спросил меня: «Мисс Свон, вы всегда хотели жить среди облаков как ангел?» Я смущенно кивнула, а он продолжил, с восхищением заглядывая мне в лицо: «Вам тут самое место, я не представляю вас на земле. А вот себя легко. Меня всегда заботили дела земные, я с шести лет мечтал стать журналистом, чтобы все про всех знать. Я даже окончил факультет журналистики, но быстро разочаровался в своей профессии…»
Я догадывалась, почему он разочаровался. Ему просто было тесно. Если бы существовали совмещенные профессии, то Эдвард бы в конце концов нашел свое. Аналитический склад его ума вместе с живым воображением и умением слушать и говорить потрясали меня. А тот объем работы, что он выполнял для Аро, не мог бы выполнить никакой другой человек.
Эдвард ответственный и исполнительный. Вольтурри быстро раскусил, что он ни в чем не откажет, поэтому обязанности пресс-секретаря быстро разрослись до обязанностей персонального помощника.
Кажется, ему нравилось летать. Вопреки первоначальным шутливым заверениям, что небо не для него, он с заразительным энтузиазмом обсуждал с боссом планы предстоящих путешествий из одной точки мира в другую, выражая готовность сопровождать Аро. Это было немного странно для меня, ведь он производил впечатление вдумчивого, постоянного человека с консервативной потребностью сидеть на одном месте, чем человека легко увлекающегося и летящего по жизни с беззаботностью мотылька.
Иногда в моменты наблюдения за углубленным в работу Эдвардом или же в те моменты, когда он неизменно вежливо отвечал на откровенно грубые замечания мистера Вольтурри, я поражалась: как такой умный, уверенный в себе, яркий человек задержался у самодура-итальянца, по-видимому, задавшегося целью прогнуть под себя все и вся? Мне хотелось бы держать этого мужчину подальше от черных глаз и наполеоновских планов Аро, от его жалящей иронии, от гадкой холодной усмешки. Но ведь я была всего лишь эгоистичной влюбленной: пусть он остается, чтобы я могла его видеть, изредка прикасаться, приходить в волнение от взгляда потрясающих серо-зеленых глаз.
Надо отдать должное Аро Вольтурри, он ценил Эдварда Каллена, хотя никогда не хвалил его открыто. Но в те редкие перелеты без сопровождения своего помощника он не скупился на лестные отзывы об Эдварде. Он считал нужным доносить до моих ушей, до ушей Феликса, своего охранника, или до ушей какой-нибудь шишки из филиала собственной компании сведения о том, какую колоссальную работу проделал недавно Эдвард, изучая тенденции запросов молодежи, касающихся современных поп-звезд, или о том, что за одну ночь Каллен спас заведомо провальный альбом, сумев создать на него благоприятную рецензию, приплетая в нее связи с джазовой или рок-музыкой прошлых лет.
- Да Каллен мог бы разбогатеть на своих мозгах, - смеялся Аро, - если бы у него был хоть какой-нибудь капитал, который можно было бы вложить. К счастью для меня, он умный нищий, и я позабочусь о том, чтоб он и дальше таким оставался.
У Эдварда доброе сердце. И не надо было слышать об этом от других, достаточно утонуть в его глазах, в которых светятся искренняя забота и понимание. Он очень любит свою семью: мать и школьницу-сестру по имени Элис. Однажды я услышала, как он разговаривал с ними по телефону перед вылетом из Токио. Мать, кажется, сильно переживала за него, убеждая, что он слишком много работает, Эдвард ее успокаивал. Столько теплоты и чувств было в его голосе, что мое сердце сжималось в обжигающей хватке. Потом он попросил передать трубку Элис. В тот момент я насыпала кофе в кофе-машину, рука дрогнула, в груди разлился холод. Я не могла вдохнуть, подумав, что, конечно, рядом с таким бесподобным мужчиной обязательно должна быть женщина, жена, любимая. Все отпустило, когда слух уловил: «Привет, сестренка, как дела в школе?» Покровительственный и одновременно ласковый тон старшего брата.
Эдвард Каллен терпим и снисходителен. Он любит множество вещей, то, что люблю и я: южные моря, глазированные пирожные, не горячий, а именно теплый кофе-латте, пледы в стиле пэчворк. И не любит всего две вещи: лук и курильщиков. И это ирония судьбы, не иначе, потому что его босс не расставался с сигарой.
Перед вылетом я стандартно требовала потушить эту дымовую шашку. Надо ли говорить, как Стефан клял своего пассажира, и как скрипела зубами я, наблюдая, когда Аро посыпал пеплом дорогое ковровое покрытие салона.
- Все в порядке, мисс Свон, - мистер Вольтурри окидывал меня змеиным хищным взглядом. – Если вдруг вы умрете от рака легких, мои страховые агенты выплатят вашим близким охрененную компенсацию, они будут ездить в лимузинах и есть с золотых тарелок, дорогуша. Так что смиритесь ради них.
Я прикусывала язык, чтобы не обозвать босса бессердечной сволочью и отворачивалась, чтобы увидеть нахмуренное лицо Эдварда Каллена. Как только он ловил мой взгляд, суровое выражение мгновенно сменялось сочувствующей улыбкой, а рука тянулась к затылку, чтобы помассировать его в безмолвном: «Я и сам уже сыт им по горло».
Эта улыбка и этот жест, а также яркие завораживающие глаза вдохновляли на решительный отпор, и я протягивала пепельницу наглому курильщику, без слов настаивая на том, чтобы он потушил сигару. Помню, в первый раз, когда я это сделала, подбадриваемая кривоватой улыбкой на совершенных губах Эдварда, взбешенный мистер Вольтурри нарочито медленно подчинился, грязно выругавшись, сверля меня черными глазами, затем достал из бумажника несколько стодолларовых купюр, поджег их у нас на глазах золотой зажигалкой, инкрустированной камнями и с глумливым выражением лица произнес:
- Это горит ваша премия, мисс Свон.
Я оторопело разглядывала, как хлопья тлеющего пепла падают на пол, часть моего сознания оценивало шансы, успею ли я потушить огонь, если вдруг он вспыхнет от искры. Как только на ворс цвета охры упали последние горящие клочки купюр, Эдвард тут же залил их водой из стакана. Я даже не заметила, когда он успел зайти на кухню. Могла лишь поблагодарить его взглядом и улыбкой.
А Вольтурри преспокойно уселся в свое обычное кресло и сделал затяжку новой сигарой. Невозможный человек…
В последний месяц я часто задумывалась над выражением «любить глазами»… Когда ловишь его взгляд… Даже не так: когда ты настроена на него точно приемник на радиоволну. Тебе не надо смотреть на любимого, чтобы знать, что он делает, чем он занят. Даже затылком ты ощущаешь его взгляд на себе, сердцем чувствуешь его настроение. Это или мистика, или сумасшествие. Ты, затаив дыхание, сердцем осязаешь путы связи между вами.
Но, как облака, зависшие в безветрии, мы не двигались навстречу друг другу.
Однажды случился один такой явно обозначившийся намек. Попытка переступить черту.
Тогда стоял нарядно-солнечный октябрь. У Аро был затянувшийся день рождения. Три дня мы мотались между континентами по прихоти именинника. Босс начал праздновать у себя на родине, в Италии, затем, едва соображающий и держащийся на ногах, потребовал, чтобы мы отправились в Нью-Йорк. Из Нью-Йорка мы полетели в Лондон опять же с хмельным его величеством на борту.
Алкоголь быстро усмирил буйного пассажира, и он крепко заснул, почти сразу же после взлета. Я буквально ходила на цыпочках, бесшумно обслуживала Эдварда, сегодня чрезвычайно озабоченного, занятого просмотром каких-то французских глянцевых изданий, а также Маркуса Лирри, старого приятеля Аро, празднующего вместе с ним, но ухитряющегося оставаться трезвым. Здоровяк Феликс тоже заснул, и когда он захрапел, я всерьез начала опасаться, что этот жуткий звук разбудит Вольтурри, и тогда жди очередного кошмара. Если трезвый Аро едва выносим, то с похмелья и сам сатана с ним не сладит… Но проходили часы, охранник уже проснулся, а королевская персона все еще не покидала объятия Морфея.
Мы уже приземлились в слегка затянутом туманом Хитроу, а Аро все спал и спал. Никто не решался разбудить его. Маркус в итоге ушел, заявив, что у него важная встреча днем, а сейчас он отправляется в гостиницу. Таким образом, на борту остались первый пилот Стефан, уставший, всю ночь не сомкнувший глаз Эдвард и молчаливый Феликс, уже попросивший спортивный журнал. И, конечно же, я.
Как я ни старалась найти себе дел вне салона, много времени моя кипучая деятельность не отняла. Я не могла покинуть самолет, по контракту мои обязанности завершались тогда, когда Аро обеими ногами стоял на земле, а поскольку босс до сих пор не покинул борт, я все еще была его стюардессой. И, положа руку на сердце, я предпочла бы, чтобы он испарился из своего кресла и освободил меня от забот о нем.
Я заглянула в кабину пилотов. Стефан, откинувшись в кресле, вытянув ноги, разговаривал по телефону с сыном. Я не посмела ему мешать: трудно исполнять отцовские обязанности, если ты свое чадо видишь лишь несколько раз в месяц.
Мысленно благословив себя, справившись с внутренней неуверенностью, я вошла в салон и села в кресло напротив Эдварда. Я и хотела такой близости к нему и не хотела, холодея при мысли о том, что вот теперь мы с ним остались практически тет-а-тет. Феликс не в счет. Он сидел в хвосте и пребывал в мире спортивных результатов.
Теперь между нами не существовало безопасной и уютной ширмы моих профессиональных обязанностей, теперь я открыта перед ним, будто нагая. Теперь он сможет прочесть меня. И я знала, он без труда это сделает.
Минуту или две я тщательно прятала глаза, делая вид, что намечаю какие-то планы по уборке салона, но наэлектризованной кожей я ощущала взгляд Эдварда на себе. Потом играть в прятки показалось глупым и тоскливым, и я позволила себе посмотреть на него. Уставшие, но такие ясные, живые глаза глядели на меня. В них было что-то такое ласковое, затаенно-печальное, сердце в груди заметалось с бешеной скоростью.
Нервным жестом я поправила волосы, желая отвлечь себя от оборвавшегося дыхания и заалевших щек.
- Тяжелый перелет, правда? – хрипловатый голос растревожил и еще больше смутил.
Я кивнула, взгляд снова вернулся к обаявшему меня мужчине, обаявшему при том, что он не прикладывал к этому усилий. Я оглядывала измятую серую рубашку, ослабленный черный галстук в серебристую полоску. Верхняя пуговица была расстёгнута, и от вида этой ямки у основания шеи, жесткая волна жара пробежала от низа живота к щекам. Я тяжело сглотнула, но вместо того, чтобы встать и уйти, подняла глаза выше, осматривая темную щетину на подбородке. Дыхание давалось с трудом, я прогоняла наваждение мелькающих в голове чувственных образов: как я провожу пальцами по колючей щеке, как трусь об нее своей щекой, опаляя желанной болью свою кожу, как касаюсь губами.
Мне казалось, я отяжелела под действием колоссальной силы этого необъяснимого магнитного притяжения. Так просто было бы целовать его, обвивая руками его шею, путаясь пальцами в волосах. Так обычно и совершенно оправданно было бы разделить с ним момент всполоха вожделения, когда наивно-нежный поцелуй перерос бы в глубокий, несдержанно-страстный.
По телу пробежали искры, во рту пересохло. Я не выдержала и резко поднялась.
Чего я хотела, не знаю…
Взгляд опустился на коротко подстриженные, аккуратно уложенные темно-русые волосы. Я хорошо помнила, что в солнечном свете они отливают бронзой.
В следующую секунду ошеломляющие глаза Эдварда нашли мои. И все началось сначала…
Дрожащими руками я поправила юбку, его взгляд метнулся к моим бедрам.
- Я зайду к Стефану. Возможно, ему что-нибудь нужно.
Да, мое спасение.
Но Стефан задремал, я не решилась его будить и приставать с вежливыми, но бесполезными разговорами ради того, чтобы перестать думать о том, о чем хотелось думать. Меня тянуло вернуться к Эдварду, посмотреть на него с теми же мыслями, увидеть в его лице их отражение.
Не чувствуя под собой ног, я направилась обратно в салон, молясь про себя, чтобы Аро уже подавал первые признаки пробуждения.
Все оставалось по-прежнему, за исключением того, что в середине прохода меня ждал Эдвард Каллен. Я застыла на месте, точно зачарованная, даже не думая отступить.
Несколько минут мы молча смотрели друг на друга. Время, обстановка, - все сгинуло, будто чья-то всесильная рука выключила свет, а луч прожектора направила на мужчину передо мной. В воздухе сгущалось электрическое облако напряжения.
- В последний мой прилет в Лондон, - вдруг тихо заговорил Эдвард, а я вздрогнула от неожиданности. – Я нашел в аэропорту неплохую кофейню.
Он умолк, а выразительные серо-зеленые глаза улавливали каждое мое движение, каждый затрудненный вздох.
Я закусила губу, отвела взгляд, чтобы посмотреть, чем занят Феликс. Тот, казалось, не замечал нас вовсе, лицо было полускрыто журналом.
- Думаю, после таких тяжелых трех дней мы с вами должны сделать заслуженную паузу.
В моей голове будто захлопнулись двери. Я догадалась, к чему ведут эти пространные фразы. В сущности, к провалу. Нетрудно представить нас в обстановке кафе. Наш разговор… Боже, а о чем мы будем разговаривать? За эти месяцы между нами установилась удобная дистанция: «Что желаете, мистер Каллен?», «Как ваши дела, мисс Свон?» Готова ли я преодолеть ее?
На земле я точно птица с обрезанными крыльями. Простушка, домоседка, не стремящаяся к свиданиям с парнями. Собственно, весь мой опыт общения с мужчинами сводится к общению со своим весьма немногословным отцом. Я не представляю серьезного интереса для противоположного пола, я милая зануда, которая предпочитает свободное время отдавать семье и верчению на кухне, чтобы заготовить впрок домашнюю еду для своего не обладающего поварскими способностями папы.
Я отрицательно замотала головой:
- Нет-нет, я не верю, что в кофейне, где кофе варится чуть ли не в промышленных масштабах, он может понравиться.
Я разыгрывала из себя придирчивую фифу, скривив губы, сморщив лоб. Все для того, чтобы спрятать свой страх. Так будет лучше. Если он разочаруется во мне, я не вынесу этого. Тут, на борту современного самолета, в красивой, сшитой дизайнерами форме бортпроводницы я сама королева. А как только спущусь с трапа, буду точно Золушка, смешно выглядящая с одной оставшейся туфлей на ноге.
Обычная девушка Белла Свон. Никаких крыльев и романтики, которые он, вероятно, себе надумал.
- Нет? – Эдвард вдруг перешел на шепот.
Ох, как же мне хотелось посмотреть ему в глаза, признать, что я струсила, ответить «да». Но не сейчас. Не тогда, когда мы оба не уверены в последствиях друг для друга.
Всей душой я чувствовала тяжесть разочарования, охватившего его. Мужская фигура уже не возвышалась надо мной. Он сник, ссутулился.
Я дернулась на месте. Может, если я возьму его за руку в качестве утешения, он поймет, что три с половиной месяцев полетов бок о бок друг с другом, обмен вежливыми и малозначащими фразами недостаточны для того, чтобы рискнуть работой, которой мы дорожим. Наверное, дорожим…
Хотя своей я уже не дорожу. Я до сих пор еще с Аро только по одной причине. По той, что сейчас стоит напротив, а я даже не смею произнести то, что мечтаю.
- Мистер Вольтурри скоро проснется, - я кивнула в сторону кресла босса, все еще не глядя на Эдварда. – Пойду пороюсь в аптечке, вроде бы там должно быть что-то, что сгодится при похмелье.
Я искала весомый повод, чтобы уйти. Сбежать от этого чувства, будто только что предала нас обоих.
Обыкновенная трусиха Белла Свон.
- Да уж, - глухим голосом ответил Эдвард Каллен. – Аро не нужно включать милосердие в ваши обязанности. Вы сами за него это сделали.
Я не смогла удержаться и не взглянуть в это прекрасное лицо. Оно было мрачным, губы крепко сжаты, словно Эдвард намеренно перекрывал выход словам. В серьезных глазах застыл вопрос.
Я должна была подарить ему ласковую улыбку и указать на пока единственную верную для нас дорогу:
- Возьмите номер моего телефона, чтобы сообщать, в каком состоянии находится мистер Вольтурри. Он должен знать, что нетрезвым больше не летает.
И Эдвард звонил. Всегда за час или за два перед вылетом. Его официальный тон, короткие, звучащие заученными фразы ранили больнее отточенного ножа. Но каждый раз, нажимая кнопку ответа, я задерживала дыхание в ожидании, когда в трубке раздастся отстранённый, но такой нужный голос.
----------------------------------------------------------------------------------------------------
Очень хотелось бы увидеть ваши комментарии на форуме)
Источник: http://robsten.ru/forum/34-956-1
Просмотров: 2102 | Комментарии: 12 | |
Всего комментариев: 12 | 1 2 » | |||||||
| ||||||||
1-10 11-11 | ||||||||