Прим.перев.: Для того, чтобы лучше ориентироваться в сегодняшних перемещениях героини, читатели могут иногда поглядывать в схему Вашингтонского метрополитена, а для того, чтобы полнее окунуться в его атмосферу, можно посмотреть несколько видеозаписей или фотографий:
http://pre15.deviantart.net/f878/th/pre/f/2013/343/f/1/wmata_rohr__12_6_2013__by_robbieraeful-d6xadsj.jpg
http://wp.streetwise.co/wp-content/blogs.dir/2/files/2015/04/metro-cellphone-coverage-630x407.jpg
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/9/95/June_22,_2009_WMATA_Collision_-_NTSB_accident_photo_439421.jpg
https://i.ytimg.com/vi/2Yv50-HWBbg/maxresdefault.jpg
http://dailycaller.com/wp-content/uploads/2015/06/51881874-e1431709147647.jpg
https://farm3.staticflickr.com/2924/14574949219_23aa79de13_b.jpg
https://garciamedialife.files.wordpress.com/2014/12/subway-10.jpg
http://www.washingtonblade.com/content/files/2015/12/Metro_insert_publc_domain.jpg
Героиня воспользуется сначала жёлтой веткой, сев на станции «Аэропорт Рональда Рейгана», затем пересядет на зелёную ветку (вот на этой схеме поместились все станции зелёной ветки, в частности, «Коламбия Хайтс», рядом с которой живёт Дэниел Бич), а потом проедет по участку, общему для трёх веток – синей, оранжевой и серебряной, от станции «Ланфáн плаза» до станции «Росслин». У жёлтой и зелёной веток тоже есть общий участок.

ГЛАВА 4

Эта операция была убийственной для её стратегических запасов.

Эта мысль всё время крутилась где-то на периферии её мозга. Если через неделю она всё ещё будет жива и в её рабочих отношениях с департаментом ничего не изменится, то у неё наступят серьёзные финансовые проблемы. Три года непрерывной смены личин – занятие не из дешёвых.

В первую очередь, проблемой была возможность свободно распоряжаться денежными средствами. Деньги-то у неё были – в её изначальном выборе работы размер зарплаты, безусловно, сыграл свою роль, а ещё до того она получила приличную страховку после смерти матери. Но когда работаешь на параноиков, приближённых к власти – которые, вероятно, делают пометку в твоём досье, даже когда ты меняешь марку зубной пасты – невозможно просто снять со счёта все свои деньги, сложить их в коробку из-под обуви и засунуть под кровать. Даже если до этого момента с тобой ничего не планировали сделать – этим ты, возможно, только что дала им повод. Если планировали – ты подтолкнула их к решению поспешить с планами. Можно попробовать снять все деньги и немедленно покинуть город, но это ограничивает твою способность оплачивать какие-либо приготовления.

Эту схему, как и многие другие, разработал Барнеби. Он не посвящал её в подробности, чтобы защитить того друга или друзей, которые помогали ему это организовать.

В кафетерии, расположенном несколькими этажами выше их лаборатории, они с Барнеби поговорили о весьма перспективной ситуации для финансовых инвестиций – так, чтобы их разговор было хорошо слышно. Вообще-то «перспективной» ситуацию назвал Барнеби, он же долго и тщательно убеждал в этом её. В этом разговоре не было ничего примечательного; он в тот же самый момент, в той или иной форме, мог звучать по соседству с кулерами ещё в нескольких обычных офисах. Она сделала вид, что дала убедить себя, и Барнеби во всеуслышание пообещал это организовать. Она перевела деньги на счёт инвестиционной фирмы – или компании, которая успешно таковой притворялась. Несколько дней спустя эти деньги (за вычетом пяти процентов комиссионных, которые должны были компенсировать его друзьям потраченное время и риск) были депонированы в одном из банков Талсы, штат Оклахома, на имя Фредерики Нобл. Уведомление о вновь открытом счёте ждало её в районной библиотеке, в конверте без надписей, вложенном в монографию «Экстранодальная лимфома» [п.п.: онкологическое заболевание лимфатической ткани]. Там же лежали водительские права с её фотографией на имя Фредерики Нобл, выданные в штате Оклахома.

Она не знала, где находился тайник Барнеби. Не знала его нового имени. Она хотела, чтобы они покинули департамент вместе – уже тогда беспредельное одиночество беглеца было частью её кошмарных снов – но он посчитал, что это неблагоразумно. Разделиться было бы безопаснее для них обоих.

Последовали новые инвестиции и новые небольшие конверты. Ещё несколько счетов на имя Фредди, а также счета и автомобильные права, владельцами которых числились Эллис Грант из Калифорнии и Ши Марлоу из Орегона. Все три поддельные личности имели надёжные документы, способные выдержать не одну проверку. Когда департамент нашёл её в первый раз, личина Фредди была раскрыта, и это только добавило ей осторожности. Эллис и Ши были по-прежнему вне опасности. Они были чрезвычайно ценным её достоянием, и теперь она использовала их осторожно и осмотрительно, так, чтобы никто и никогда не смог обнаружить ни малейшей связи между ними и доктором Джулианой Фортис.

Также она начала покупать ювелирные украшения, дорогие, качественные и небольшие – чем меньше размерами, тем лучше. Канареечные бриллианты, которые, на её взгляд, ничем не отличались на вид от их двойников – прозрачных жёлтых сапфиров, но стоили в десять раз дороже. Массивные золотые цепи; тяжелые кулоны из чистого золота. Несколько драгоценных камней, которые она якобы собиралась вставить в оправу. Она всегда понимала, что не вернёт и половины потраченных денег, но эти вещи легко было носить с собой, а когда-нибудь потом, нигде не светясь, превратить в наличные.

Позвонив из телефона-автомата, Фредди Нобл арендовала небольшой коттедж прямо рядом с Талсой, использовав новую кредитную карту, деньги на которую поступали с банковского счета в Талсе. У коттеджа имелся симпатичный пожилой хозяин, который с радостью согласился хранить там доставленные почтой коробки – коробки, наполненные всеми теми вещами, в которых она будет нуждаться, перестав существовать как Джулиана Фортис, начиная от подушек с полотенцами и заканчивая драгоценными камнями россыпью, обратными конденсаторами и перегонными колбами – а получая арендную плату, никак не комментировать то, что в доме не живут. Она пару раз смутно намекнула, что собирается расстаться с парнем, отношения с которым её не устраивают, и для хозяина коттеджа этого было достаточно. Вещи, которые нужно было купить, она заказывала через интернет, выходя туда с библиотечных компьютеров и используя адрес электронной почты, которую никогда не открывала со своего ноутбука.

Подготовив всё, что могла, она стала ждать сигнала Барнеби. В конечном счёте он действительно дал ей знать, что пора бежать – хоть и не так, как они планировали.

Эти деньги, сохранённые так давно и с такими предосторожностями, она сейчас расшвыривала как какая-нибудь избалованная девица, дорвавшаяся до своего трастового фонда. Она пообещала себе, что этот её единственный «загул» совершается во имя маловероятного шанса получить свободу. Она знала пару хитрых способов заработать большие деньги, но все они были опасны, подразумевая риски, на которые она решалась с большими колебаниями – только если не оставалось никакого иного выхода.

Люди нуждались в медиках, готовых пренебречь правилами. Кто-то просто хотел, чтобы врач проконтролировал приём препаратов, не разрешённых УСН [п.п.: УСН – это «Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов» США (FDA, Food and Drug Administration)], ввезённых, к примеру, из России или из Бразилии. А кто-то нуждался в извлечении пуль, но не хотел делать это в больнице, где уведомят полицию.

Время от времени она появлялась в сети. Несколько клиентов, поддерживавших связь с ней, использовали последний адрес её электронной почты, теперь недействительный. Ей предстояло заново установить контакт с некоторыми из них и при этом не наследить. Это было сложно; если департамент нашел эти письма, они, вероятно, знали про остальные. По крайней мере, клиенты у неё были понимающие. Бóльшая часть работы, которую она для них выполняла, располагалась в диапазоне от почти легальной до полностью незаконной, и их не удивляли периодические исчезновения и новые имена.

Конечно, работа в теневом сегменте добавляла новые опасности в её уже и без того перегруженную опасностями жизнь. Такие, например, как мафиозный босс средней руки, который был весьма доволен её работой и считал, что Иллинойс должен стать её постоянным местом жительства. Она попыталась, не выдав себя, изложить Джоуи Джанкарди свою тщательно продуманную легенду, поскольку, если станет ясно, что информация о ней может стоить хороших денег, то с какой стати мафии прикрывать чужака вроде неё – но он продолжал, мягко говоря, настаивать, уверяя, что под его защитой ей ничто не будет угрожать. В конце концов ей пришлось бежать, разрушив благополучную жизнь Чарли Питерсон (одна из её довольно надежных личин, которой она из-за этой истории лишилась). Возможно, теперь кто-то из членов Семьи тоже искал её, но это не лишало её сна. Когда дело касалось людских и прочих ресурсов, у бандитов не было и малой доли того, чем располагало американское правительство.

И не исключено, что мафии просто неохота было попусту терять время. В конце концов, на свете полно врачей, все они люди, и большинство из них продажно. А вот если бы Джоуи Джи знал о её истинной специализации, он, возможно, приложил бы больше усилий, чтобы удержать её.

По крайней мере, с Джоуи Джи она не знала проблем с переводом драгоценностей в наличные деньги. И интенсивный курс травматологии ей не повредил. Ещё один плюс работы в теневом секторе – никто не станет чересчур переживать в случае твоей неудачи. Смерть – событие ожидаемое, и нет нужды оформлять страховку на случай возмещения ущерба за халатность или врачебную ошибку.

Думая о Джоуи Джи, она всегда вспоминала и Карло Аджи. Не то чтобы друг, не совсем… но что-то вроде того. Он был её контактным лицом, человеком, с которым она в то время общалась постоянно. С виду типичный отморозок, с ней он всегда был ласков, словно с младшей сестрёнкой. Поэтому, когда она ничего не смогла сделать для Карло, это ранило её сильнее, чем в других подобных случаях. Пуля попала ему в сердце, в левый желудочек. Задолго до того, как тело доставили к ней, какие-либо усилия уже не имели смысла, но Джоуи Джи всё-таки надеялся, по прошлому опыту зная, на что способна Чарли. Когда Чарли сказала, что Карло скончался на месте, мафиози отнёсся к этому философски: «Карло был лучшим, – сказал он. – Что ж… что-то находишь, что-то теряешь.» И пожал плечами.

Ей не нравилось думать о Карло.

Она предпочла бы ещё пару недель думать о другом – о том, чтобы идеально точно всё рассчитать, проанализировать свои слабые места, тщательно подготовить всё, что требуется – но план Карстона ограничивал её крайним сроком. Ей пришлось поделить имевшееся в её распоряжении ограниченное время между наблюдением за объектом и организацией для себя рабочего места, и в результате ни одно из этих дел не было выполнено в совершенстве.

Существовала вероятность, что за ней наблюдают – на случай, если она попытается начать действовать без них. После того, как она раньше времени вышла на Карстона, они могли ожидать этого. Но какой у неё был выбор? Явиться на работу, как ей предложили?

Она видела достаточно, чтобы быть уверенной в том, что сегодня Дэниел последует тому же распорядку, что и в предыдущие три дня. Что-то в его почти неизменном наряде – похожие джинсы, рубашки и удобные спортивные куртки, не отличавшиеся друг от друга почти ничем, кроме оттенков цвета – наводило её на мысль, что в общественной жизни он был человеком привычки. После уроков он останется в школе до последнего звонка, чтобы побеседовать с учениками и поработать над планом завтрашнего урока. Затем положит в рюкзак свой ноутбук и несколько папок, закинет рюкзак за левое плечо и покинет школу, на ходу помахав секретарше. Пройдёт шесть кварталов и около шести вечера, в самый час пик сядет в метро на станции «Конгресс Хайтс». Без пересадок доедет по зелёной ветке до станции «Коламбия Хайтс», где расположена его крошечная квартирка-студия, придя в которую, он разогреет и съест замороженный обед, а потом проверит домашние работы. Спать он ложился около десяти, телевизор, насколько она видела, не включал вовсе. Сложнее было проследить, как проходило его утро – когда внутри горел свет, жалюзи из ротанга были практически полупрозрачными, но при утреннем солнце внутри было ничего не рассмотреть. В пять утра он выходил на пробежку, через час возвращался, спустя полчаса снова выходил из дома, шёл пешком три квартала до станции метро, его отросшие волнистые волосы были ещё влажными после душа.

Два дня назад она, как смогла, проследила за ним на безопасном расстоянии во время его утренней пробежки. Он бежал ровно, быстро, мощно, явно будучи опытным бегуном. Наблюдая за ним, она заметила, что жалеет о нехватке времени, чтобы самой заняться бегом. Она не любила бегать так, как, казалось, любили другие – не имея рядом машины, чтобы скрыться, она чувствовала себя на обочине дороги такой открытой и уязвимой – но это было важно. Она не рассчитывала, что сможет оказаться физически сильнее, чем тот, кого пошлют по её душу. У неё не было ни длинных ног, позволяющих бегать быстрее других, ни шансов освоить какое-нибудь боевое искусство в той мере, которая дала бы ей преимущество в драке с профессиональным киллером. Но вот выносливость – да, она могла спасти ей жизнь. Если благодаря своим хитростям она выживет в первые секунды нападения, то должна быть в состоянии продержаться дольше, чем киллер сможет преследовать её. Что за радость умереть из-за собственной физической неподготовленности – задыхаясь, обессилев, едва передвигая ноги? Она не желала себе такого, поэтому бегала так часто, как могла, и делала те упражнения, для которых хватало места в её небольших жилищах. Она пообещала себе, что, покончив с этим делом, найдет хорошее место для беговых тренировок – с достаточным количеством отходных путей и укрытий.

Но его беговой маршрут – как и квартира, как и школа – был слишком очевидным местом, чтобы она могла начать действовать. Проще всего было бы захватить его на улице, когда он, закончив пробежку, будет уставшим и недостаточно внимательным, но ведь плохие парни это тоже понимают – и будут поджидать её именно там. То же самое относится к пешеходным участкам его пути в школу. Значит, это придётся сделать в метро. Скорее всего, они понимали, что метро – одна из возможностей, но вряд ли могли охватить вниманием все ветки, все станции, одновременно наблюдая за всеми остальными участками его маршрута от дома до работы.

В метро везде были камеры, но тут уж ничего не поделаешь. Когда всё будет кончено, её враги получат миллион чётких снимков, запечатлевших её внешность спустя три года. На собственный взгляд, она не слишком изменилась, но всё же они, несомненно, обновят её досье. Однако больше они ничего не смогут сделать. Её прежняя должность в департаменте дала ей достаточное представление о том, что значит ловить кого-нибудь с помощью сигналов камер слежения, чтобы знать, что это гораздо сложнее, чем можно подумать, глядя средней руки шпионский телесериал. Цель камер слежения в метро состояла в том, чтобы помочь в поимке подозреваемого после того, как преступление совершено. У них однозначно не было ни людских, ни иных ресурсов, чтобы реагировать на изображение с камер в режиме реального времени. Поэтому всё, что смогут сообщить им камеры, это где она была, а не где будет, – а без этой информации видеокартинка бесполезна. Всё то, что обычно помогают узнать записи камер наблюдения – кто она, где получила информацию, каковы её мотивы – они уже и так знали.

В любом случае, менее опасного варианта она придумать не могла.

Сегодня её имя было Джесси. Она оделась в официальном стиле: чёрный костюм, под пиджак – чёрная футболка с треугольным вырезом и, конечно же, кожаный пояс. Надела другой парик, выглядящий более естественно – волосы посветлее, мышиного оттенка [п.п.: светло-русые], и покороче, до подбородка. Она надела на волосы простую чёрную ленту и добавила к своему образу очки в тонкой металлической оправе. Глядя на них, никому не пришло бы в голову, что с их помощью что-то скрывают; тем не менее, зрительно они слегка меняли форму скул и лба. У неё было симметричное, ничем не выделяющееся лицо с мелкими чертами. Она знала, что, как правило, не привлекает к себе внимания. Но знала также, что выглядит не настолько заурядно, чтобы её не узнал кто-то, целенаправленно ищущий именно её. Везде, где сможет, она будет держать голову опущенной.

Она взяла с собой портфель, а не чёрную сумку; деревянные детали перекочевали с ремня на его ручку. Рёбра портфеля имели металлические накладки; даже пустой, он был тяжелым, и при необходимости им запросто можно было оглушить противника. Медальон, кольца, но не сёрежки. Ей предстояло проделать кое-какую работу руками, и надевать серёжки было небезопасно. Обувные ножи, лезвия скальпелей, гигиеническая помада, баллончики со спреями… почти полная амуниция, которая сегодня не придавала ей дополнительной уверенности. Эта часть плана выходила далеко за пределы её зоны комфорта. Она никогда не предполагала, что ей потребуется кого-то похищать. В последние три года она не думала ни о каких сценариях, которые не сводились бы к одному из двух – убийству или бегству.

Зевая, Джесси ехала по тёмным улицам. Уже несколько дней она не высыпалась, и отоспаться как следует в предстоящие дни ей тоже не светило. У нее имелась парочка-другая веществ, которые не дадут ей уснуть. Она надеялась, что использовать их не будет необходимости, потому что через семьдесят два часа в любом случае наступит предел, и когда это произойдёт, ей потребуется очень хорошо спрятаться.

На дешёвой парковке около аэропорта Рональда Рейгана было много свободных мест. Она припарковалась поближе к остановке автобуса-шаттла (где предпочло бы припарковаться большинство), и стала ждать автобуса. Этот аэропорт она знала лучше любого другого. Она ощутила давно забытое чувство комфорта – того, который испытываешь в хорошо знакомом месте. К остановке подошли ещё два пассажира – оба с багажом, лица уставшие. На неё они не обратили никакого внимания. Она села в автобус, доехала до третьего терминала, затем, воспользовавшись пешеходным мостом, проделала обратный путь к станции метро – около пятнадцати минут быстрым шагом. Вот чем хороши аэропорты: там все ходят быстро.

Перед выходом она прикидывала, не надеть ли обувь на скрытой танкетке, но потом решила, что сегодня ей предстоит слишком много ходить – а, возможно, и бегать, если дела пойдут плохо – и надела тёмные балетки спортивного фасона.

Стараясь скрывать лицо от располагавшихся под потолком видеокамер, она присоединилась к множеству народа, направлявшегося к платформе метро. Боковым зрением она искала группу, к которой сможет присоединиться. Джесси была уверена, что её преследователи будут высматривать одиноких женщин. Группа из нескольких человек – какая угодно группа – укроет её лучше, чем косметика или парик.

Наступал утренний час пик, и люди постепенно заполняли эскалаторы. Среди тех, кто двигался сейчас в том же направлении, что и она, было несколько людских групп – тех, кто ехал компанией. Она выбрала трио – двух мужчин и женщину, все с портфелями, в тёмных деловых костюмах. У женщины были сияющие светлые волосы; в своих туфлях с острым носком на высоких каблуках она была на добрых девять дюймов [п.п.: примерно 23 см] выше Джесси. Прошмыгнув между пассажирами, Джесси пристроилась между женщиной и стеной – худо-бедно скрывавшая её позиция. Любой, кто захочет повнимательнее рассмотреть только что образовавшийся квартет, в первую очередь обратит внимание на высокую блондинку. Если только не будет целенаправленно искать Джулиану Фортис.

Четвёрка, частью которой была Джесси, целеустремленно двигалась сквозь толпу, пока не встала у края платформы, ожидая поезда. Похоже, никто из троих в давке и тесноте не обращал внимания на невысокую женщину, идущую рядом с ними.

Поезд стремительно приблизился, пронёсся перед их лицами и резко затормозил. Спутники Джесси замешкались на платформе, ища вагон посвободнее. Она стала прикидывать, не оставить ли их, но блондинке тоже не терпелось сесть в поезд, и она ввинтилась в свободное пространство, обнаружившееся в третьем из обследованных ими вагонов. Джесси вдавилась сразу вслед за блондинкой и тут же оказалась прижатой к её спине, поскольку ей самой надавила на спину ещё какая-то высокая женщина. В этой чертовски неудобной позиции между ними она была почти невидима.

По жёлтой ветке они доехали до станции «Чайнатаун» [п.п.: пересадочная станция с жёлтой ветки на зелёную и красную]. Там она оставила их и присоединилась к новым спутникам – двум женщинам в блузках и очках в оправе «кошачий глаз» – не то секретаршам, не то библиотекаршам. По зелёной ветке они вместе доехали до станции «Шоу-Говард». Джесси всю дорогу наклоняла голову в сторону брюнетки (той, что была пониже ростом), чтобы казаться поглощённой её рассказом о том, как на свадебной вечеринке в прошедшие выходные – ты представляешь, какой позор? – не оказалось бесплатного спиртного. В середине истории она оставила секретарш и растворилась в толпе, покидающей метро. Она совершила быстрый разворот: зашла в переполненный женский туалет, тут же вышла обратно и вместе с толпой, спешащей к следующему поезду, двинулась назад, на платформу. Сейчас ключевым моментом был точный временнóй расчёт. Скрыться, примкнув к группе, не получится.

Пронзительный вой приближающегося поезда заставил сердце Джесси подпрыгнуть к горлу. Изготовившись, она почувствовала себя спринтером на низком старте, ожидающим выстрела стартового пистолета. А затем вздрогнула от собственной метафоры – вполне вероятно, что какой-нибудь пистолет и правда вот-вот выстрелит, только пули будут настоящими и полетят не в небо.

Поезд со скрежетом остановился, и она начала движение.

Энергичной походкой Джесси шла вдоль вагонов, проталкиваясь сквозь поток пассажиров у открытых дверей. Она с максимальной скоростью рассматривала находящихся в поезде людей, ища высокую фигуру с растрёпанными волосами. Слишком много тел, уклонявшихся от столкновения с ней, загораживали обзор. Она попробовала мысленно перечёркивать крестиком каждую неподходящую голову. Не идёт ли она слишком быстро? Недостаточно быстро? Поезд уже тронулся, когда она только подходила к последнему вагону, поэтому она не могла со стопроцентной уверенностью утверждать, что его не было здесь – но она на это надеялась. По её подсчётам, сделанным в предыдущие два его приезда, он, скорее всего, будет в следующем поезде. Когда двери закрылись, она закусила губу. Если сейчас она упустила его, следующую попытку придётся делать, когда он поедет обратно. Лучше бы этого избежать. Чем ближе к тому моменту, когда должен заработать план Карстона, тем опаснее.

Вместо того, чтобы топтаться на платформе у всех на виду, она продолжила быстрым шагом идти к выходу.

Она снова зашла в туалет и провела там некоторое время, делая вид, что поправляет несуществующий макияж. Мысленно сосчитав до девяноста, она вновь присоединилась к потоку пассажиров, спешащих на платформы.

Теперь народу стало ещё больше. Джесси выбрала место в дальнем конце платформы рядом с группой мужчин в деловых костюмах и постаралась слиться с их чёрными пиджаками. Мужчины обсуждали акции и торги – вещи, настолько далекие от жизни Джесси, что их смело можно было отнести к сфере научной фантастики. Объявили о прибытии следующего поезда, и она приготовилась вновь идти и смотреть. Обойдя биржевых брокеров, она пошла вдоль первого вагона, как только тот остановился.

Джесси двигалась быстро, её взгляд скользил по пассажирам второго вагона. Женщина, женщина, старик, слишком низкий, слишком толстый, слишком тёмная кожа, лысый, женщина, женщина, ребенок, блондин… Следующий вагон…

Словно приходя ей на помощь, как если бы они действовали заодно, он стоял у окна и смотрел на платформу: высокий, с вьющимися волосами, открытый любому взору.

Джесси вошла в вагон и окинула быстрым взглядом остальных пассажиров. Много людей в деловых костюмах – любой из них мог работать на департамент, но очевидных признаков этого не наблюдалось: ни чересчур широких для нормального костюма плеч, ни гарнитуры в ухе, ни выпуклостей под пиджаками, ни обмена взглядами. Ни на ком не было тёмных очков.

«Это, – подумала она, рассуждая сама с собой, – момент, когда они попытаются захватить нас обоих и доставить в лабораторию. Разумеется, если всё это не подстроено, и Дэниел с его невинными кудрями – не один из них. Возможно, именно он в меня выстрелит. Или заколет. Или они попытаются вывести меня из поезда, чтобы пристрелить где-нибудь без свидетелей. Или вырубят и сбросят на рельсы.»

«Но если вся история – правда, то оба мы нужны им живыми. Они, вероятно, поступят со мной примерно так же, как я планирую поступить сейчас с Дэниелом, затем отвезут в лабораторию, и мои шансы когда-либо выйти оттуда… близки к нулю, я полагаю. »

Двери за ними закрылись, и тысяча других плохих исходов пронеслись у неё в голове. Она быстро прошла по вагону и встала рядом с Дэниелом, взявшись для устойчивости за тот же вертикальный поручень, что и он, её пальцы – чуть ниже, чем его (его пальцы были бледнее и гораздо длиннее, чем у неё). Её сердце словно сжимали в кулаке – в прямой пропорции к близости цели: чем ближе, тем больнее. Он по-прежнему смотрел в окно. Казалось, он её не замечает; его взгляд был сфокусирован в какой-то далёкой точке; это не изменилось, когда они въехали в темноту туннеля, и единственным, что можно было видеть в окне, стало отражение происходящего внутри вагона. Никто в вагоне не двигался в их направлении.

Она не могла увидеть в Дэниеле Биче другого парня – с фотографий, сделанных в Мексике и Египте, того, который прятал волосы, того, в движениях которого читалась агрессивная самоуверенность. Погружённый в размышления мужчина рядом с ней мог быть каким-нибудь иностранным поэтом. Должно быть, он невероятно одарённый актёр… а может быть – настоящий психически больной с раздвоением личности? И если так, она не знала, что ей с этим делать.

Джесси напряглась, когда они подъехали к станции «Чайнатаун». При въезде на станцию поезд качнуло, и ей пришлось покрепче схватиться за поручень, чтобы не упасть прямо на Дэниела Бича.

Три человека (двое в костюмах, одна в юбке) покинули поезд, но никто них не посмотрел на Джесси – все торопливо прошли мимо, судя по всему, опаздывая на работу. Ещё двое мужчин вошли в вагон. Один из них привлёк внимание Джесси – мощное тело профессионального спортсмена, толстовка с капюшоном и спортивные брюки, обе руки – и что-то ещё в руках, если только кулаки у него не размером с обувные коробки – в переднем кармане толстовки. Пройдя мимо Джесси, он даже не взглянул на неё, просто направился в дальний угол вагона и схватился за верхнюю ременную петлю. Краем глаза она следила за его отражением в окне, но его, казалось, не интересовала ни она, ни её цель.

Дэниел Бич не сдвинулся с места. Он был так погружён в себя, в свои совсем уж далекие мысли, что, стоя рядом с ним, она расслабилась, как будто в этом поезде он был единственным, от кого ей не нужно было обороняться. Что было глупо. Даже если это не ловушка, даже если он именно тот, о ком говорилось в досье, этот человек всё ещё планирует в самом ближайшем будущем стать массовым убийцей.

Спортсмен вытащил из кармана толстовки пару массивных квадратных наушников и надел их. Шнур тянулся вниз к карману. Возможно, к телефону, но, может быть, и нет.

Она решила сделать проверку на следующей остановке.

Как только двери открылись, она наклонилась, будто для того, чтобы поправить несуществующий отворот на брюках, а затем внезапно выпрямилась и сделала шаг к двери.

Никто не отреагировал. Атлет в наушниках не открыл глаза. Кто-то вошёл, кто-то вышел, но никто не посмотрел на неё, не сместился, чтобы заблокировать выход, не поднял внезапно руку, неловко обёрнутую курткой.

Если её враги знали о том, что она делает, они позволяли ей делать задуманное.

Означало ли это, что всё было правдой? Или же они просто хотели, чтобы в данный момент она так думала? От попыток разгадать ход их рассуждений у неё заболела голова. Поезд тронулся, и она снова схватилась за поручень.

– Не ваша остановка?

Она посмотрела вверх; ей улыбался Дэниел Бич – абсолютно милой и бесхитростной улыбкой самого популярного учителя школы и строителя жилья для людей Земли.

– Э-э-э, да. – Она моргнула, её мысли заметались. Что бы сказал обычный пассажир? – Я, ну… я просто задумалась на минутку. Перестала следить за остановками.

– Держитесь. До выходных всего восемь или девять часов.

Он снова улыбнулся ей. Доброй улыбкой. Мысль о том, что она по-дружески болтает со своим объектом, была более, чем неприятной, но Дэниел обладал какой-то удивительной нормальностью, возможно – притворной, которая помогла ей вжиться в роль приветливой пассажирки. Обыкновенного человека.

Услышав его слова, она мрачно усмехнулась. Её рабочая неделя только начиналась.
– Было бы здорово, но, увы, выходные мне не светят.

Он засмеялся, а затем вздохнул.
– Сурово. Юриспруденция?

– Медицина.

– Ещё хуже. Вас хоть иногда выпускают погулять за примерное поведение?

– Очень редко. Но это ничего. Я всё равно не любительница пьянок-гулянок.

– Я тоже слишком стар для них, – признался он. – О чём обычно вспоминаю каждый день часиков так в десять вечера.

Стараясь не выглядеть ошарашенной, она ответила на его смех вежливой улыбкой. Панибратский разговор с тем, над кем ей предстояло работать, до жути пугал её. Ей никогда не доводилось заранее общаться со своими объектами. Нельзя было позволять себе видеть в нём человеческую личность. Чтобы оставаться бесстрастной, ей следовало видеть перед собой лишь монстра, замышляющего миллион смертей.

– Хотя я очень даже не против иногда поужинать в каком-нибудь тихом местечке, – между тем продолжал он.

– М-м-м, – рассеянно пробормотала она, а потом поняла, что это могло прозвучать как согласие.

– Привет, – сказал он. – Меня зовут Дэниел.

От удивления она забыла, каким именем нужно назваться. Он протянул руку, и она пожала её, остро ощущая вес своего наполненного ядом кольца.

– Привет, Дэниел.

– А вы… – Он поднял брови.

– Э-э-э… Алекс. – Чёрт, это было несколько имён назад. Ай, ладно.

– Приятно познакомиться, Алекс. Знаете, я так никогда не делаю – вообще никогда. Но… в общем, почему бы и нет? Я могу дать вам свой номер? Может, мы могли бы как-нибудь поужинать в том тихом местечке вместе?

Она уставилась на него в неподдельном изумлении. Он подбивал к ней клинья. Мужчина подбивал к ней клинья. Нет, не мужчина. Без пяти минут массовый убийца, наёмник чокнутого наркоцарька.

Или агент, пытающийся отвлечь её внимание?

– Я напугал вас? Клянусь, я безобиден.

– Э-э-э, нет… я просто… ну, меня ещё никто не приглашал на свидание в вагоне метро. – Это была чистая правда. На самом деле, её уже много лет никто и никуда не приглашал. Ни на какие свидания. – Вот я и растерялась. – Тоже правда.

– Слушайте, вот что я сделаю. Напишу своё имя и номер телефона вот на этом клочке бумаги и дам его вам, а вы, доехав до своей станции, сможете его выбросить– в ближайшую урну, потому что мусорить нехорошо – и немедленно забыть обо мне. Почти никаких хлопот – всего лишь несколько секунд на урну.

Говоря это, он улыбался, но не смотрел на неё, а, опустив глаза, сосредоточенно писал простым карандашом на обороте какой-то квитанции.

– Спасибо, вы очень заботливы.

Он поднял взгляд, по-прежнему улыбаясь.
– Но вам не обязательно его выбрасывать. Вы можете мне позвонить, и мы пару часов поболтаем, пока я угощаю вас едой.

Монотонный голос над их головами объявил станцию «Пенн Квотер», и она ощутила облегчение. Потому что от его предложения ей стало грустно. Да, она планировала провести с Дэниелом Бичем вечер, но ни один из них не получит от этого свидания особого удовольствия.

Грусть была неуместна. Столько невинных жизней обречено на смерть. Обречённые на смерть дети, матери и отцы. Хорошие люди, которые никогда никому не причиняли вреда.

– Дилемма, – негромко отозвалась она.

Поезд снова остановился, и она притворилась, что мужчина, покидавший вагон у неё за спиной, толкнул её. Нужная игла уже была в её ладони. Она потянулась к поручню, словно для опоры, и обхватила ладонь Дэниела – движением, которое должно было выглядеть случайным. От неожиданности он вздрогнул, и она крепко сжала его руку, как бы в попытке сохранить равновесие.

– Ой! Извините, я вас напугала, – сказала она. Она отпустила его, и крошечный шприц быстро выскользнул из её ладони в карман её пиджака. Ловкость рук – навык, который она много тренировала.

– Не за что. С вами всё в порядке? Тот парень вас сильно стукнул.

– Да, спасибо, всё нормально.

Вагон снова начал движение. Она внимательно посмотрела на Дэниела. Его лицо быстро теряло цвет.

– Эй, а с вами-то всё в порядке? – спросила она. – Вы выглядите немного бледным.

– Э-э, я… что?

Он смущённо огляделся.

– У вас такой вид, словно вы сейчас вырубитесь. Извините, – сказала она женщине, сидевшей к ним ближе всего. – Можно моему другу сесть? Ему нехорошо.

Женщина закатила свои огромные карие глаза и стала пристально смотреть в другом направлении.

– Нет, – сказал Дэниел. – Не… беспокойтесь. Я…

– Дэниел? – спросила она.

Он немного покачивался, а его лицо было мертвенно бледным.

– Дайте-ка мне руку, Дэниел.

Выглядя смущенным, он протянул ей руку. Она взяла его за запястье и, глядя на свои часы, беззвучно зашевелила губами, делая вид, что считает про себя.

– Медицина, – пробормотал он. – Вы врач.

Вот, это было уже ближе к её сценарию. Ей стало поспокойнее.
– Да, и мне не нравится ваше состояние. На следующей остановке вы выйдете со мной. Пойдём подышим свежим воздухом.

– Не могу. Школа… не могу опаздывать.

– Я напишу вам справку. Не спорьте со мной, я знаю, что делаю.

– Ладно… Алекс.

«Ланфáн плаза» была одной из самых больших и самой суматошной станцией на этой ветке [п.п.: крупная пересадочная станция (здесь пересекаются пять веток метро и одна наземная железнодорожная ветка)]. Когда двери открылись, Алекс обняла Дэниела за талию и вывела из вагона. Его рука легла ей на плечо, для опоры. Это её не удивило. Триптамин, который она ему ввела, дезориентировал людей, делал их уступчивыми и дружелюбными. Он будет слушаться её, при условии, что она не потребует слишком многого. Этот препарат имел некоторое отношение к группе барбитуратов, которую неспециалисты называют «сывороткой правды», а также по действию был схож с «экстази» – успешно снимал внутренние запреты и подталкивал к сотрудничеству. Он нравился ей тем, что вызывал у людей растерянность. Чувствуя себя неспособным принимать решения, Дэниел будет подчиняться ей, пока действие препарата не ослабнет – или пока она не попросит его сделать что-то, действительно выходящее за пределы его зоны комфорта.

Благодаря их неожиданному разговору тет-а-тет всё прошло ещё легче, чем она надеялась. Она планировала сделать укол, а затем включиться в стандартное: «Есть здесь врач? Ну, конечно, я – врач, какая удача!», чтобы склонить его пойти с ней. Это могло сработать, но он не был бы так покладист.

– Ладно, Дэниел, как ты себя чувствуешь? Дышать можешь?

– Конечно. Нормально дышу.

Они шли быстрым шагом. Этот препарат редко вызывал рвоту, но исключения возможны всегда. Она взглянула на него, проверяя цвет кожных покровов. Он всё ещё был бледен, но губы не имели того зеленоватого оттенка, который мог указывать на приближение рвоты.

– Тебя не тошнит? – спросила она.

– Нет. Нет, я в порядке…

– Боюсь, что это не так. Мы зайдём ко мне на работу, если ты не против. Хочу убедиться, что это не опасно.

– Хорошо… нет. Школа?..

Он легко поспевал за ней, несмотря на свою дезориентацию. Ему это было несложно – его ноги были раза в два длиннее, чем у неё.

– Мы их предупредим. У тебя есть номер телефона школы?

– Да, Стейси… у неё в кабинете телефон.

– Мы позвоним ей по пути.

Это замедлит их движение, но тут уж ничего не поделаешь; его нужно было чем-то успокоить, чтобы он оставался покладистым.

– Правильно. – Он кивнул, затем вытащил из кармана старый «Блэкберри» и стал неуверенно тыкать в кнопки.

Она осторожно забрала у него телефон.
– Как фамилия Стейси?

– Там написано «Администрация».

– Вот она. Окей, я наберу вместо тебя. Теперь держи. Скажи Стейси, что тебе стало плохо. Ты идёшь к доктору.

Послушно взяв телефон, он стал ждать ответа Стейси.

– Алло, – сказал он. – Стейси. Это Дэниел. Да, мистер Бич. Я не очень хорошо себя чувствую и иду к доктору Алекс. Извините. Так неприятно получилось. Извините, и спасибо. Да, конечно, поправлюсь.

Когда он произнёс её имя, она слегка вздрогнула, но просто по привычке. Это было неважно. Она просто какое-то время не будет использовать имя Алекс, вот и всё.

Отрывать его от занятий было рискованно. Если де ла Фуэнтес внимательно следил за своим посланником смерти, то он мог это заметить. Но, скорее всего, наркобарон не станет объявлять боевую тревогу из-за одной пропущенной пятницы и успокоится, когда в понедельник утром объявится живой и здоровый Дэниел.

Она забрала у Дэниела телефон и положила его себе в карман.

– Пусть побудет у меня, хорошо? Похоже, ты нетвёрдо стоишь на ногах, и я не хочу, чтобы ты потерял его.

– Хорошо. – Он снова огляделся и нахмурился, увидев выгибающийся над ними дугой гигантский бетонный потолок. – Куда мы идём?

– Ко мне на работу, помнишь? Сейчас мы сядем в этот поезд. – Она не видела в вагоне никого, кто ехал бы с ними раньше. Если за ней и следили, то на расстоянии. – Смотри, вот свободное место. Сядь, отдохни. – Она помогла ему сесть и при этом незаметно для окружающих уронила на пол его телефон. Тот упал рядом с её ногой, и она туфлей оттолкнула его подальше под сидение.

Отслеживание сотового было простейшим способом найти кого-то, не ударив пальцем о палец. Сотовые телефоны были ловушкой, которой она всегда избегала – это же всё равно, что своими руками повесить на шею табличку со словами: «Вот она я, хватайте».

Вообще-то на самом деле ей и некому было особо звонить.

– Спасибо, – сказал Дэниел. Он всё ещё обнимал её одной рукой, только теперь за талию, потому что он сидел, а она стояла. Он посмотрел на неё затуманенным взором и добавил: – Мне нравится твоё лицо.

– О. Хм, спасибо.

– Очень нравится.

Женщина, сидящая рядом с Дэниелом, обратила взгляд к Алекс и изучающе посмотрела на её лицо. Отлично.

Судя по всему, увиденное женщину не впечатлило.

Дэниел прислонился лбом к её бедру и закрыл глаза. Эта близость тревожила её сразу в нескольких смыслах, но одновременно – странно успокаивала. Прошло много времени с тех пор, когда хоть кто-то прикасался к ней с симпатией, пусть даже источником чувств Дэниела к ней был химический препарат. Это неважно; а вот что сейчас было важно – это не дать ему пока уснуть.

– Что ты преподаёшь, Дэниел?

Он повернул к ней лицо, его щека по-прежнему касалась её бедра.

– В основном английскую литературу. Мой любимый предмет.

– Правда? Я была двоечницей по всем гуманитарным предметам. А вот точные науки обожала.

Он скривился.
– Точные науки!

Она услышала, как женщина рядом с ней пробормотала, обращаясь к соседу с другой стороны:
– Пьянь.

– Не надо было говорить тебе, что я учитель. – Он тяжко вздохнул.

– Почему же?

– Женщинам это не нравится. Рэндалл говорит: «Никогда не сознавайся в этом добровольно.» – По тому, как он это произнёс, было понятно, что он процитировал Рэндалла дословно.

– Но учитель – благородная профессия. Ты воспитываешь для мира будущих врачей и ученых.

Он грустно посмотрел на неё.
– Вот только денег за это не платят.

– Не все женщины настолько меркантильны. Рэндалл встречается с неправильными женщинами.

– Моя жена любила деньги. Бывшая жена.

– Мне жаль это слышать.

Он снова вздохнул и закрыл глаза.
– Это разбило мне сердце.

Ещё один укол жалости и грусти. Она понимала: он никогда бы не сказал всего этого, если бы не воздействие её смеси экстази с сывороткой правды. Сейчас его речь стала яснее; препарат не перестал действовать, просто рассудок Дэниела адаптировался к новому состоянию.

Она потрепала его по щеке и произнесла, старалась говорить бодрым тоном:
– Если она так легко покупалась, то, вероятно, не стоит о ней и жалеть.

Его глаза снова открылись. Их ореховый цвет был очень мягкого оттенка – смесь зелёного и нежно-серого в равных пропорциях. Она попыталась представить эти глаза на лице самоуверенного мужчины с тех снимков, где он был вместе с де ла Фуэнтесом, представить тот жёсткий и пристальный взгляд из-под козырька бейсболки – и у неё ничего не вышло.

Она не знала, что ей делать, если он и в самом деле страдает раздвоением личности. В своей практике она никогда с этим не сталкивалась.

– Ты права, – сказал он. – Я знаю, ты права. Мне нужно видеть её такой, какой она действительно была, а не такой, какой я воображал её себе.

– Вот именно. Мы выдумываем людей, выдумываем того, с кем хотим быть, а затем пытаемся заставить живого человека соответствовать нашей выдумке. Это не всегда получается.

Что за ахинею она несёт. Она понятия не имела, о чём говорит. Всего лишь раз в жизни у неё были отношения – полусерьёзные и недолгие. Когда она училась, учёба была для неё важнее, чем отношения с парнями; точно так же, как потом работа шесть лет была важнее всего остального. Как теперь – дыхание; на этом этапе важнее всего остального было оно. Фанатичная одержимость чем-то одним – вот в чём её проблема.

– Алекс?

– Да?

– Я умираю?

Она успокаивающе улыбнулась.
– Нет. Если бы я думала, что ты умираешь, то вызвала бы скорую. С тобой всё будет в порядке. Я просто хочу перепроверить.

– Хорошо. Ты будешь брать у меня кровь?

– Может быть.

Он вздохнул.
– Иглы заставляют меня нервничать.

– Всё будет в порядке.

Ей не нравилось, что это беспокоит её – то, что она ему лжёт. Но было что-то в его простой доверчивости, в том, как он, казалось, приписывал лучшие побуждения всему, что она делала… Так, хватит, пора с этим кончать.

– Спасибо, Алекс. Правда.

– Это просто моя работа. – Не ложь.

– Как думаешь, ты позвонишь мне? – с надеждой спросил он.

– Дэниел, мы обязательно проведём вечер вместе, – пообещала она. Если бы он не находился под воздействием препарата, то услышал бы в её голосе резкость и увидел бы в глазах лёд.

Перевод: leverina

Редакция: helenforester

Материал предоставлен исключительно в целях ознакомления и не преследует коммерческой выгоды.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Копирование и распространение запрещено