Остальное прошло как-то чересчур гладко… Это что-то значило или нет? Её уровень паранойи зашкаливал уже настолько, что трудно было сказать, стал он ещё выше или нет.

На станции «Росслин» он послушно сел в такси. Она знала, чтó он сейчас чувствует – большинство не смертельных препаратов они с Барнаби испытывали на себе, чтобы иметь более конкретное представление об их возможностях. Этот напоминал приятный сон, где все твои заботы и проблемы взял на себя кто-то другой; всё, что при этом требовалось – это, фигурально выражаясь, взять человека за руку и подтолкнуть в верном направлении. В своих рабочих записях они называли этот препарат «Следуй за лидером», хотя в официальных отчетах он носил более впечатляющее имя.

Это была приятная, расслабляющая поездка, и, если бы не отчаянная необходимость сдерживать собственные чувства, она бы не отказалась её повторить. Может быть, даже, несмотря на это.

Когда он спросил, успеет ли вернуться в школу ко времени начала тренировки волейбольной команды, она подтолкнула его к разговору – и он всю поездку рассказывал ей о девчонках, которых тренировал, пока она не почувствовала, что выучила наизусть все их имена и сильные стороны в игре. Таксист, не обращая на них внимания, напевал какую-то мелодию – слишком тихо, чтобы можно было разобрать, какую именно.

Большую часть пути Дэниел, казалось, почти не осознавал, что они куда-то едут, но, когда они особенно долго задержались на светофоре, огляделся и нахмурился.

– Как далеко твоя работа.

– Да, далеко, – согласилась она. – Каждый день не наездишься, кучу времени отнимает.

– Где ты живёшь?

– В Бетесде [п.п.: северо-западный пригород Ди-Си].

– Хорошее место. Коламбия Хайтс похуже. По крайней мере, моя часть.

Такси двинулось дальше. Она была довольна; всё шло согласно плану. Даже если они видели, где она села в последний из поездов метро и где сошла с него, пусть теперь попробуют последить за одним такси в море одинаковых машин, снующих туда-сюда в час пик. Иногда подготовка напоминала ей магические заклинания. Как будто в твоей власти приказать событиям развиваться в желаемом направлении, всего лишь распланировав их с достаточной тщательностью.

Дэниел больше не говорил. Вторую фазу воздействия препарата характеризовало нарастающее чувство усталости. Нужно было, чтобы он пробыл в сознании ещё какое-то время.

– Почему ты дал мне свой номер? – спросила она, когда его веки начали закрываться.

Он мечтательно улыбнулся.
– Я никогда раньше так не делал.

– Я тоже.

– Наверное, потом мне будет стыдно.

– Если я тебе позвоню, то не будет, верно?

– Может быть. Не знаю, это так на меня не похоже.

– Так почему же ты так поступил?

Он с нежностью смотрел на неё, не отводя глаз.
– Мне нравится твоё лицо.

– Ты это уже говорил.

– Я очень хотел увидеть его снова. Это придало мне храбрости.

Она нахмурилась, ощутив укол вины.

– Это кажется странным? – Казалось, он заволновался.

– Нет, это очень мило. Немногие мужчины сказали бы женщине что-то подобное.

Он изумлённо моргнул.
– Я не сказал бы этого в обычной ситуации. Слишком… труслив.

– Мне кажется, ты довольно храбрый.

– Я чувствую себя как-то иначе. Наверное, дело в тебе. Я почувствовал себя иначе, как только увидел твою улыбку.

«Как только я ввела тебе препарат,» – мысленно поправила его она.

– Надо же, какой комплимент, – сказала она. – Ну, вот мы и приехали, можешь встать?

– Конечно. Это аэропорт.

– Да, тут припаркована моя машина.

Его лоб наморщился, затем разгладился.
– Ты только что вернулась из поездки?

– Только что прибыла в город, да.

– Я тоже иногда путешествую. Люблю ездить в Мексику.

Она внимательно взглянула на него. Он смотрел прямо перед собой, в том направлении, куда они шли. В его лице не было заметно ни малейшего напряжения. Если бы она сделала что-то, что он воспринял как давление, как приближение к опасной тайной теме, то его податливость сменилась бы подозрительностью. Он мог «припасть к груди» другого незнакомца и попытаться от неё скрыться. Он мог заволноваться, и это могло привлечь к ней внимание.

– Что тебе нравится в Мексике? – осторожно спросила она.

– Погода. Жарко и сухо. Мне это очень нравится. Никогда не жил там, где по-настоящему жарко, но думаю, что хотел бы. Правда, я обгораю на солнце. Никогда не мог нормально загорать. А ты, похоже, провела какое-то время на солнышке.

– Нет, просто смуглая от рождения. – Цвет кожи ей достался от отца, которого она никогда не встречала. Из результатов генетического теста она узнала, что в нём была смесь кровей, преимущественно – корейской, латиноамериканской и валлийской. Ей всегда было любопытно, как он выглядел. В сочетании с шотландскими корнями матери, гены отца наделили её на удивление обыкновенным лицом – она могла быть практически откуда угодно родом.

– Должно быть, это хорошо. Мне приходится использовать очень много крема от загара. В противном случае я облезаю. Это отвратительно. Не стоило говорить это тебе.

Она рассмеялась.
– Обещаю об этом забыть. Что ещё тебе нравится?

– Работать руками. Я помогаю строить дома. Не то, чтобы я специалист; просто стучу молотком там, где мне скажут. Но эти люди такие добрые и щедрые. Вот что мне нравится.

Это прозвучало так убедительно, что она ощутила укол страха. Как он мог так точно, так легко придерживаться легенды – сейчас, находясь под действием препарата? Если только он каким-то образом не выработал у себя резистентность. Если только её департамент не создал антидот, который ему заранее и ввели, а значит, всё это время он притворялся. Волосы у неё на загривке встали дыбом. Подготовку мог осуществить и не департамент. Это мог быть де ла Фуэнтес. Кто знает, какой эффект может дать взаимодействие других наркотиков с её собственным? Она дотронулась языком до поддельной коронки на одном из дальних зубов. Если цель департамента – убить её, они просто сделают это, и всё. Де ла Фуэнтес может захотеть наказать её за попытку помешать его планам. Но как он мог узнать об этом заранее? Как Дэниел мог так быстро распознать в ней агента противника? Она ведь на самом деле уже и не работала ни на кого.

«Придерживайся плана, – сказала она себе. – Посади его в машину, и ты в безопасности. Вроде бы.»

– Ещё мне там нравятся дома, – сказал он. – Они никогда не закрывают окна, чтобы воздух циркулировал. У некоторых даже стёкол нет. Гораздо лучше, чем в Коламбия Хайтс, скажу тебе. Не знаю, как в Бетесде. Уверен, у врачей хорошие дома.

– Не у меня. Обычная скучная квартира. Я провожу в ней немного времени, так что это не имеет значения.

Он понимающе кивнул.
– Ты спасаешь жизни.

– Ну, не совсем. Я ведь не работаю в неотложке или в обычной больнице.

– Ты спасаешь мою жизнь. – Широко распахнутые серо-зелёные глаза, полное доверие во взгляде. Она понимала, что, если это не игра, так проявляет себя её препарат. Но ей всё равно стало не по себе.

Оставалось лишь продолжать играть свою роль.

– Я просто осмотрю тебя. Ты не умираешь. – Это, по крайней мере, было правдой. Парни из её департамента в итоге, скорее всего, убили бы этого человека. Она могла сделать для него хотя бы это. Впрочем… после того, как она предотвратит катастрофу, Дэниел Бич уже никогда не выйдет из тюремной камеры. От этого она почувствовала себя…

Миллион смертей. Невинные крошечные младенцы. Милые старенькие бабульки. Первый всадник Апокалипсиса на белом коне.

– Ого, ещё и на автобусе, – сказал он кротко.

– На нём мы доедем до моей машины. Затем тебе не нужно будет больше идти.

– Я не против. Мне нравится идти с тобой. – Он улыбнулся ей и споткнулся о ступеньки. Она поддержала его, не дав упасть, а затем усадила на ближайшее сидение почти пустого автобуса.

– Нравятся тебе иностранные фильмы? – ни с того ни с сего спросил он.

– Э-э… некоторые, наверное.

– В университете хороший кинотеатр. Может быть, если ужин пройдёт хорошо, в следующий раз мы могли бы посмотреть какой-нибудь фильм с субтитрами.

– Давай договоримся так, – сказала она. – Если после проведённого вместе вечера я всё ещё буду тебе нравиться, то я обязательно посмотрю с тобой фильм на непонятном мне языке.

Он улыбнулся, его глаза закрылись.
– Ты всё ещё будешь мне нравиться.

Это было совершенно нелепо. Необходимо было как-то увести разговор в сторону от флирта. С какой стати сейчас она чувствовала себя чудовищем? Ладно, она действительно была чудовищем, но худо-бедно принимала этот факт и понимала, что подобный тип чудовищ должен был существовать ради всеобщего блага. В какой-то степени её можно было сравнить с обычным врачом – она должна была причинять боль, чтобы спасти жизни. Охваченную гангреной конечность отрезают, чтобы спасти остальное тело – просто отделяют одно от другого. Причиняя боль одному месту, спасают всё остальное. И всё остальное заслуживает спасения гораздо больше.

Рационализация – к ней она прибегала всегда, чтобы примириться со своим занятием. И всё же она никогда не лгала себе напрямую. Она знала, что с точки зрения морали находится не в какой-нибудь серой, а целиком и полностью в чёрной зоне. Но единственная вещь, которая была хуже, чем Алекс, делающая свою работу хорошо – это кто-то другой, делающий эту работу плохо. Или не делающий вообще.

Но каким бы чудовищем она ни была – а она полностью признавала за собой право на этот ярлык – она никогда не была чудовищем, убивающим невиновных. Она не собиралась убивать даже этого, очень и очень виновного… который всё ещё смотрел на неё из-под своих длинных кудрей щенячьим взглядом больших ореховых глаз.

«Мертвые младенцы, – повторила она про себя. – Мертвые младенцы, мертвые младенцы, мертвые младенцы.»

Она и так-то никогда не мечтала стать шпионом или работать под прикрытием, но теперь понимала, что не приспособлена для такой работы эмоционально. Какой бы иронией это ни звучало, природа наделила её очевидным избытком неуместной при её занятиях способности к состраданию. Вот почему никогда не следует разговаривать с объектом, прежде чем начнёшь с ним разговаривать.

– Окей, Дэниел, мы выходим. Можешь встать?

– У-гу. О, давай я понесу твою сумку.

Он сделал слабое движение рукой по направлению к её портфелю.

– Я сама. – Хотя на самом деле она ощутила покалывание в том месте, где ладонь соприкасалась с ручкой чемодана. – Тебе сейчас нужно сосредоточиться на том, чтобы идти ровно.

– Я очень устал.

– Я знаю. Вон моя машина, видишь? Серебристая.

– Тут много серебристых.

В этом и смысл.
– Вот она. Окей, давай-ка посадим тебя на заднее сидение, тогда ты сможешь лечь. Может, снимешь верхнюю одежду, не хочу, чтобы ты перегрелся. И обувь тоже, вот так, хорошо. – Меньше работы для неё потом. – Согни колени, тогда и ноги поместятся. Прекрасно.

Он положил себе под голову рюкзак – не особо удобная подушка, конечно, но ему было уже всё равно.

– Ты такая милая, Алекс, – пробормотал он с закрытыми глазами. – Самая милая женщина, какую я только встречал.

– Я думаю, ты тоже милый, Дэниел, – призналась она.

– Спасибо, – уже невнятно выговорил он и тут же уснул.

Она быстро вытащила из багажника бежевое одеяло (того же цвета, что и сидения) и накрыла его им. Достала из портфеля шприц и воткнула в вену на его лодыжке, склонившись над ним так, чтобы никому не видно было, что она делает. Действие препарата «Следуй за лидером» закончится примерно через час, а ей нужно было, чтобы он пробыл в отключке дольше.

«Не агент,» – решила она. Агент мог подыграть ей с первым из её препаратов, но никогда не позволил бы вырубить себя подобным образом. Значит, просто наёмник, массовый убийца.

* * * * * * * * *

Созданная ею временная лаборатория находилась в сельской местности в Западной Вирджинии. Она арендовала симпатичный фермерский домик с коровником, в котором давно уже не держали никаких коров. Снаружи коровник, как и дом, покрывал белый композитный сайдинг; изнутри потолок и стены были обиты алюминиевым листом. Полы были бетонными, с удобно расположенными стоками. В задней части коровника имелось небольшое жилое помещение – его рекламировали как дополнительное пространство для гостей, которые посетят вас, дабы насладиться деревенской простотой. Она была уверена, что многие наивные путешественники сочтут эту простоту очаровательной, но всё, что волновало её – это наличие и исправность электричества и водопровода. Дом и коровник располагались в яблоневом саду площадью в двести сорок акров; сад, в свою очередь, был окружён ещё бóльшим количеством акров сельхозугодий. Ближайшие соседи находились на расстоянии более мили. Вне сезона урожая яблок владельцы сада зарабатывали, сдавая дом с участком в аренду городским жителям, жаждавшим приобщиться к сельской «простоте».

Это было очень дорого. Она хмурилась каждый раз, когда вспоминала, во сколько это обошлось, но тут уж ничего не поделаешь. Ей нужно было уединённое место достаточного для работы объёма.

Чтобы всё здесь подготовить, она работала ночами. Днём, держась на безопасном расстоянии, следила за Дэниелом, а пока он был в школе, как могла отсыпалась в автомобиле. Сейчас она была вымотана до предела, а требовалось сделать ещё многое, прежде чем закончится её рабочий день.

Первая остановка, съезд с автострады на второстепенную дорогу примерно в часе езды от города. Узкая грунтовка, выглядевшая так, будто ею уже лет десять никто не пользовался, привела в лес. Должно быть, дорога шла и дальше, но она не собиралась ехать по ней настолько далеко, чтобы стало ясно, куда именно та ведёт. Она остановилась в густой тени, заглушила мотор и принялась за работу.

Если Дэниел – сотрудник департамента, или, что более вероятно, одной из организаций, тесно с ним сотрудничающих (ЦРУ, несколько подразделений Министерства обороны, ещё некоторые непонятно куда относящиеся спецподразделения, у которых, как и у её департамента, не было официальных названий), то на нём должен быть электронный «маячок». Точно такой же, какой был когда-то у неё. Она бездумно потёрла пальцем прикрытый короткими волосами маленький выступающий шрам в нижней части затылка. Чипы чаще всего вживляли в голову. Если была возможность раздобыть только одну из частей тела, то голова лучше всего подходила для идентификационных целей.

Открыв заднюю дверь с пассажирской стороны, она встала на колени на влажную землю около головы Дэниела. Она начала поиски с того места, где метка была у них с Барнеби. Провела пальцами по коже – легко, затем второй раз, посильнее. Ничего. Проверила за ушами – у некоторых иностранных объектов она видела свежие следы удалённых маячков именно там. Затем запустила пальцы в волосы, проверяя, нет ли на черепе инородных выступов или твёрдых участков. Кудри были очень мягкими, от них исходил приятный цитрусовый запах. Не то, чтобы ей было дело до его волос, но радовало хотя бы то, что не нужно копаться в сальном, зловонном гнезде.

Следующим на очереди был подъём тяжестей. Если за этим мужчиной следил де ла Фуэнтес, то маячок, скорее всего, был внешним. Первым делом она выбросила в окружающий дорогу лес его обувь – из всего, что было на нём надето, та казалась наиболее вероятным кандидатом; многие мужчины каждый день носят одну и ту же пару. Затем сняла с него рубашку – слава богу, та застёгивалась на пуговицы, хотя вытащить её из-под тела было не так-то просто. Возиться с футболкой, снимая через голову, она не стала – вынув из кармана лезвие, распаковала его и разрезала ткань на три части, от которых легко избавилась. Осмотрела его грудь – никаких подозрительных шрамов или припухлостей. Кожа на торсе была светлее, чем на руках, хранивших остатки «фермерского» загара – несомненно, от работы в футболке на стройке в Мексике. Или от поездки за вирусом в Египет. Тоже весьма солнечное место.

У него была хорошо развитая спортивная мускулатура, но непохоже было, чтобы он пропадал в качалке. Никакой «груды мускулов», ничего «чётко очерченного» – обычные гладкие мышцы, признак физической активности без одержимости.

Перевернуть его на живот оказалось нелегко; он упал с сидения, и его туловище перегнулось через выступ посередине пола салона. На левой лопатке у него было два неглубоких шрама, параллельных и одинаковых по длине. Она тщательно исследовала их, ощупав всю кожу вокруг, но не смогла нащупать ничего, кроме обычной фиброзной ткани, которой там и следовало быть.

Вскоре она сообразила, что джинсы следовало снять до того, как переворачивать его. Теперь пришлось взгромоздиться на неловко лежащее тело и с обеих сторон просунуть руки под туловище, чтобы добраться до ширинки на пуговицах. Хорошо, хоть джинсы были не в обтяжку. Затем она открыла дверь с противоположной стороны и сдёрнула брюки с его ног. Она не удивилась, увидев, что он носит не плавки, а боксеры – это было вполне в его стиле. Она сняла с него трусы и носки, захватила остальную одежду и, отойдя на несколько футов от дороги, затолкала её за ствол упавшего дерева. Затем туда же отнесла и положила его рюкзак. Ноутбук – прекрасное место для установки следящего устройства, если кто-нибудь хотел следить за ним незаметно для окружающих.

Ей не впервые приходилось раздевать фигуранта самостоятельно. В лаборатории имелись сотрудники, проводившие для неё предварительную подготовку объекта – Барнеби называл их мелкой сошкой – но она не всегда была в лаборатории и во время своей первой командировки в Афганистан, в Герат, научилась дорожить помощью этой мелкой сошки. Раздевать человека, который не мылся месяцами, неприятно – особенно, когда у тебя самой нет возможности позже принять душ. По крайней мере, Дэниел был чистым. Сегодня она была единственной, кому приходилось потеть.

Она нашла в багажнике отвертку и быстро сменила номерной знак округа Колумбия на другой, который сняла с похожей машины на свалке в Западной Вирджинии.

Просто для порядка она провела поверхностный осмотр задней стороны его ног, подошв и кистей рук. Она никогда не встречала маячков, вживлённых в конечности – вероятно, потому, что конечности иногда, если так можно выразиться, терялись. Она не увидела шрамов. Не увидела и мозолей, которые указывали бы на то, что он тренировался в стрельбе или часто пользовался огнестрельным оружием. У него были нежные руки учителя; лишь несколько твёрдых мест на ладонях – следы от волдырей у непривычного к физическому труду человека.

Она попыталась перетащить его обратно на сидение, но быстро поняла, что это лишняя трата сил. Его поза была неудобной для сна, но он всё равно не проснётся. Мышцы немного затекут и будут побаливать. Хотя об этом смешно даже думать.

Взяв одеяло, она самым тщательным образом накрыла его тело. При этом она мысленно выстраивала для себя его историю – соединяя в ней то, что прочла в документах, и то, что видела сейчас перед собой.

Она решила, что по бóльшей части Дэниел Бич был именно тем мужчиной, которого она сейчас видела – приятным во всех отношениях парнем. Понятно было, чем он так привлёк свою алчную бывшую. В него, наверное, было легко влюбиться. Когда прошло какое-то время, достаточное для того, чтобы любовь стала казаться ей чем-то само собой разумеющимся, её внимание переключилось на то, чего она не получила – хорошая квартира, дорогое кольцо, машины. Теперь она, вероятно, скучает по этой его стороне – у соседа всегда и трава зеленее, и что там ещё.

Но ещё в Дэниеле была темнота, скрывавшаяся глубоко внутри, родившаяся, возможно, от боли и несправедливости потери родителей, усугублённая предательством жены, а затем вспыхнувшая после утраты последнего члена семьи. Эту темноту нелегко будет заставить показаться. Он выстроил перегородку, за которой держал свою темноту, отделяя её от своей тихой и спокойной жизни, пряча в местах столь же тёмных, как и она сама. Неудивительно, что он мог так беспечно говорить о Мексике. У него было две Мексики: счастливая, которую любил учитель, и опасная, в которой вершило свои тёмные дела чудовище. Они, наверное, и в голове у него располагались в абсолютно разных местах.

Она надеялась, что перед ней не настоящий психически больной. Просто сломленный мужчина, не желавший отказываться от того человека, которым привык себя считать, но испытывавший потребность выпустить жившую в нём темноту на свободу.

Такое описание её удовлетворило, и она немного изменила план. Разыгрывание роли было весьма важной частью её работы. У некоторых дело шло лучше всего с холодным, абсолютно бесстрастным персонажем – белый халат, хирургическая маска, сверкающая нержавеющая сталь; других сильнее всего пугал спятивший садист (хотя эта роль всегда лучше удавалась Барнеби, у него было подходящее для этого лицо и волосы – белые, торчащие во все стороны в стиле «я-только-что-встал-с-электрического-стула»). Все ситуации немного отличалась одна от другой – кто-то боялся темноты, кто-то света. До этого она планировала разыгрывать «бесстрастного» (эта роль была удобнее всего при её специальности), но сейчас решила, что Дэниела следует окружить темнотой, чтобы позволить его тёмной стороне выйти на поверхность. И ей нужно было поговорить именно с темным Дэниелом.

В пути она сделала несколько путающих след манёвров. Если кто-то следил за Дэниелом с помощью маячка на одежде или вещах, пусть слежка и закончится на том самом месте, где она их оставила.

В миллионный раз она взвесила обе чаши весов. Вариант номер один – перед ней очень тщательно продуманная ловушка. Вариант номер два – всё это правда, и на кону миллион жизней. Не говоря уже о её собственной.

Во время этой долгой поездки одна из чаш наконец перевесила, и баланс устойчиво сместился в одну сторону. Она была уверена в том, что человек в её машине – не агент, работающий на правительство. А если он – ничего не подозревающий штатский, случайно выбранный ради того, чтобы подстроить ей ловушку, то лучшие возможности схватить её они уже упустили, не сделав ни одной попытки преследования или нападения… насколько она могла судить.

Она подумала о куче обвинительной информации на Дэниела Бича, которой располагала, и сдалась. Она была верующей. Так что пора было приниматься за работу. Спасать жизни.

Около одиннадцати она припарковалась у фермерского дома, до смерти уставшая, голодная и на девяносто пять процентов уверенная, что не оставила за собой следов, способных привести к её порогу департамент или де ла Фуэнтеса. Она быстро осмотрела дом, проверила, не проник ли кто-нибудь внутрь (и не умер, открыв входную дверь), а затем, разобрав свои ловушки, загнала автомобиль в коровник. Плотно закрыв изнутри дверь коровника и вернув в рабочее положение свою «сигнализацию», она принялась готовить Дэниела.

Всё остальное уже было сделано. Ещё раньше она подключила купленные в хозяйственном магазине в Филли таймеры к лампам в нескольких комнатах жилого дома; подобно путешественнику, покидающему свой дом на несколько недель, она сделала так, чтобы снаружи тот казался обитаемым. К одному из таймеров подключалось радио, так что шум тоже был предусмотрен. Дом был хорошей приманкой. Большинство людей заглянули бы сначала в него, а не в тёмный коровник.

Коровник тёмным и останется. Посреди него она собрала что-то вроде палатки, которой предстояло скрывать свет и приглушать звук, а также лишить Дэниела какой-либо информации о том, где он находится. Это была прямоугольная конструкция высотой примерно семь футов [чуть выше 210 см], шириной десять и длиной пятнадцать футов [305 см х 457 см; площадь около 14 кв.м.] из ПВХ-труб, чёрного брезента и прочного шнура, изнутри выложенная двумя слоями ячеистого поролона [п.п.: применяется для звукоизоляции], закреплённого клейкой лентой. Да, грубо, но удобнее, чем пещера, а она и в пещерах справлялась.

В центре палатки стояла огромная металлическая столешница на складывающихся «гармошкой» чёрных подпорках, высоту которых можно было регулировать. Хозяева оставили её там, несомненно, для сохранения реалистичной атмосферы. Это был какой-то ветеринарный операционный стол. Размеры столешницы были больше, чем ей требовалось – ветеринар имел дело с коровами, не с котятами – но стол всё равно был настоящей находкой. Это был один из пунктов, подтолкнувших её к тому, чтобы арендовать за грабительскую цену этот капкан для туристов. Имелся ещё один стол с металлической столешницей – на нём она установила свой компьютер, мониторы и поднос с вещами, которые, как она надеялась, останутся лишь бутафорией. Рядом со столом располагался штатив для капельниц, на котором уже висел пакет с физраствором. За штативом помещалась металлическая кухонная тележка на колёсах; на стальном подносе была выложена напоказ масса тонких, но зловещего вида шприцев. На нижней полочке, под шприцами, лежали противогаз и надувная манжета для измерения кровяного давления.

И, конечно, ограничители, купленные на сайте eBay по запросу «Оборудование для тюремных больниц». Их она, старательно просверлив нужные отверстия, закрепила на металлической столешнице. Освободиться из ограничителей без внешней помощи было невозможно. И помощнику могла потребоваться паяльная горелка.

Она оставила для себя в палатке два выхода – просто несоединённые края брезентовых полотнищ, как в театральном занавесе. За пределами палатки находились раскладушка, спальный мешок, плитка, маленький холодильник и всё остальное, что ей потребуется. К жилой комнате примыкала небольшая ванная, но для сна она не подходила – располагалась слишком далеко, да и ванны там в любом случае не было, только душ. В эти выходные придётся немного изменить своим привычкам.

С помощью буксирных тросов она выволокла обмякшего Дэниела из машины и погрузила на большую транспортировочную тележку, в процессе несколько раз приложив его обо что-то головой – скорее всего, недостаточно сильно, чтобы вызвать сотрясение – затем подвезла к столу и, установив тот на минимальную высоту, выгрузила на столешницу. Он по-прежнему был в глубокой отключке. Уложив на спину, она разместила его руки и ноги под углом примерно сорок пять градусов к телу, а затем подняла стол. Один за другим она закрепила ограничители на ногах и руках. Какое-то время он, вероятно, пробудет в этой позе. Следующий этап – поставить капельницы; к счастью, он не был обезвожен, или, возможно, просто имел очень хорошие вены. Она легко попала в вену и начала процедуру. К пакету физраствора она добавила пакет с раствором для парентерального питания – его единственной пищей на ближайшие три дня, если это займёт так много времени. Он будет голоден, но, когда она захочет этого, его ум будет ясен. Она поместила пульсовый оксиметр на палец ноги (с руки он мог его и сбросить), а на спину – сухие электроды, по одному под каждое лёгкое, для контроля дыхания. На несколько секунд она прикоснулась к его лбу электрическим термометром; температура тела была нормальной.

Опыт в постановке катетера мочевого пузыря у неё был небольшой, но сделать это было несложно, и даже если она делала что-то не так, он был не в том состоянии, чтобы возражать. Тут и без мочи уборки хватит.

Думая об этом, она обложила пол вокруг операционного стола впитывающими подстилками для щенков. Если они зайдут дальше первой фазы, рвота будет обязательно. Будет ли кровь, зависело от того, как он отреагирует на её обычные методы. Тут хотя бы были нормальные водопровод и канализация.

В коровнике стало холодно, поэтому она укрыла его одеялом. Нужно было, чтобы он побыл в отключке ещё какое-то время, а холод в сочетании с голой кожей не поспособствовал бы этому. Мгновение поколебавшись, она направилась в жилое помещение, взяла с кровати одну из подушек и, вернувшись, положила ему под голову. «Только потому, что я не хочу, чтобы он очнулся, – заверила она себя. – Не потому, что мне показалось, будто ему неудобно лежать.»

Она вставила в капельницу маленький шприц и ввела ему очередную дозу снотворного. Этого должно было хватить ещё, как минимум, часа на четыре.

Лицо Дэниела в бессознательном состоянии было безмятежным. Слишком… мирным, что ли. На своей памяти она ни разу не встречала лицá, черты которого имели бы столь невинное выражение. Трудно было даже вообразить, что подобный душевный покой и невинность вообще существовали в том же самом мире, в которым существовала она. На мгновение она снова забеспокоилась, что имеет дело с психическим нарушением, опыта работы с которым у нее никогда прежде не было. С другой стороны, если де ла Фуэнтес искал кого-то, кому люди могли бы инстинктивно доверять, то именно такое лицо ему и требовалось. Возможно, это и было главным объяснением того, почему изначально наркобарон остановил свой выбор на этом школьном учителе.

Она надела ему на рот и нос противогазную маску и вкрутила в неё фильтр. Если её меры безопасности убьют Дэниела, она не сможет получить необходимую ей информацию.

В заключение она ещё раз обошла весь периметр. Через окна коровника она увидела, что в жилом доме горят все нужные огни. В глубокой ночной тишине ей почудились едва уловимые звуки передачи «Тoп-40 поп».

Убедившись, что все возможные пути входа защищены, она съела протеиновый батончик, почистила зубы в небольшой ванной комнате, поставила будильник на три утра, прикоснулась к пистолету под раскладушкой, прижала к груди противогазный фильтр и забралась внутрь своего спального мешка. Её тело уже засыпáло, и мозг готов был к нему присоединиться. В ту же секунду, как на ней оказался её собственный противогаз, она провалилась в бессознательное.

Переводчик - leverina

Редактор - helenforester

Материал предоставлен исключительно в целях ознакомления и не преследует коммерческой выгоды.

Копирование и распространение запрещено.