Международный аэропорт Лос-Анджелеса был полон людей, жаждущих добраться до дома в канун Рождества. Вымотанные работники аэропорта с безумными выражениями лиц напрасно пытались угодить застрявшим здесь пассажирам. Разъяренные мужчины кричали, женщины плакали, и даже дети устраивали истерики, пока их семьи сетовали на то, что не встретят Рождество с родителями.

Я? Я просто старался попасть в Ванкувер на деловую встречу.

Рождество означало для меня только одно – значительную прибыль в конце года. В кризис это также значит, что многие фирмы находятся грани банкротства. Вот чем я занимаюсь – покупаю разваливающиеся компании за сущие копейки и продаю их с выгодой для себя. Именно за этим я направлялся в Канаду. Сразу после Рождества у меня была назначена встреча с исполнительным директором неразвивающейся, но все еще потенциально прибыльной радиостанции.

Это была одна из многих компаний в рождественском списке Эдварда Каллена.

Несмотря на проливной дождь, мой рейс наконец-то был допущен к взлету, и я, сев в кресло, застегнул ремень безопасности и уже после этого проверил почту на блэкберри. Пока стюардесса трещала о спасательных средствах на воде, я проверил состояние фондовой биржи, погоду в Ванкувере и номер в гостинице. Да, у меня есть помощник, но из-за предстоящего праздника я отпустил ее на две недели в оплачиваемый отпуск, чтобы она провела это время с семьей.

Несмотря на свою репутацию, я не был законченным скрягой. Я понимал, что не все такие, как я, и что некоторым людям нравится проводить праздники со своими семьями.

Но не мне. Больше нет.

Не то чтобы я не любил их. В этом и была моя проблема – я любил их слишком сильно.

Слишком сильно любил ее.

Стюардесса предложила мне выпить, и я с удовольствием проглотил напиток.

Десять лет назад я был восемнадцатилетним мальчишкой, мечтавшим стать профессиональным бейсболистом.

Десять лет назад я был популярным игроком и душой компании. Десять лет назад я был золотым ребенком доктора Карлайла и Эсме Каллен.

Десять лет назад я был влюблен.

И по сей день ничего не изменилось.

Но в нашей жизни множество дорог, по которым можно пойти, а некоторые из них слишком долгие, чтобы отыскать путь домой. В моем случае, некоторые пути исчезают без следа, стоит тебе отъехать слишком далеко.
Я откинулся на спинку и закрыл глаза в попытке выкинуть из головы картинку, появлявшуюся каждый раз, когда я старался уснуть. Теперь она повзрослела на десять лет, но в моих воспоминаниях ей всегда восемнадцать. У нее длинные каштановые волосы, ниспадающие до талии, и карие глаза, как у лани, смотрящие на меня так, как будто ее мечты сбылись.

Так и было, пока я все не разрушил.

При воспоминании о ней, мое тело мгновенно среагировало. Как всегда. Она была страстной любительницей приключений. И не важно, где все происходило - в моей кровати, в ее постели или на заднем сидении патрульной машины ее отца.

Она была готова испробовать все, пока мы вместе. Она доверяла мне, любила меня… почти так же сильно, как любил я ее.

От боли мое сердце сжалось.

Когда она рассказала мне, что беременна, я повел себя как типичный козел. Сначала я отрицал, что ребенок мой, хотя это было абсолютно нелепо, потому что даже ее отец был в курсе того, что мы занимались сексом. Когда он заявился ко мне домой с ружьем, то поставил меня перед фактом: я женюсь на его дочери и сделаю все, что будет нужно.

У меня не было никаких сомнений в том, что я люблю ее. Она была умной и веселой, у нее были все те качества, которые я хотел видеть в девушке…и когда-нибудь в жене. Это была настоящая любовь с первого взгляда, и я больше никогда не заглядывался на других. Никто не мог с ней сравниться. Я принадлежал ей, как и она мне.

Эдвард любит Беллу.

Белла любит Эдварда.

И мы могли бы любить друг друга вечно.

Это была простая, общеизвестная истина.

Но я был молод и напуган, а когда пошел третий месяц беременности, я стал злиться. Родители сказали мне, что я должен найти постоянную работу и отказаться от колледжа, чтобы заботиться о семье. Мои мечты таяли на глазах, и я, конечно, взбесился.

У меня накипело, и я наговорил ей много такого, что говорить не должен был.

Было много обидных слов, которых я не имел в виду.

Слов, полных ненависти и заставивших ее плакать.

Разрывающих сердце слов, которые довели ее до больницы, где она потеряла ребенка.

Моя вина.

Доктора сообщили нашим родителям, что я ни при чем, но я им не поверил. Заглянув ей в глаза и увидев там лишь печаль и горечь утраты, я понял, что и она не поверила им. Ее карие глаза, прежде светящиеся любовью ко мне, теперь стали пустыми и холодными, и я устыдился себя. Мой отец, всегда гордившийся мной, начал смотреть на меня как на бездушного монстра.

Мы закончили школу через месяц, и я, собрав все, что имел, сбежал в ближайший местный колледж. Там я совмещал учебу с работой на полный рабочий день и в итоге перевелся в университет Вашингтона, чтобы получить степень по бизнесу.

За последние десять лет я ни разу не возвращался в родной город. Черт, я бы даже не летал через свой штат, если бы мог избежать этого. Из чувства долга к матери я поддерживал связь с семьей, но они никогда не упоминали Беллу, а я никогда и не спрашивал. Независимо от того, чем она занимается и с кем она, я знал, что ей будет лучше без меня.

Я даже не пытался полюбить вновь. Это не значит, что я соблюдал целибат эти десять лет, но было невозможно полюбить снова, когда в каждой девушке я видел ее.

- Сэр, - мягко обратилась ко мне стюардесса. – Я хочу попросить вас пристегнуть ремень перед посадкой.
Мои глаза распахнулись. Мы не могли уже прилететь в Канаду.

- Почему мы садимся?

- Погодные условия становятся неблагоприятными, и мы вынуждены приземлиться в Порт-Анджелесе, Вашингтон. Говорят, это самая большая снежная буря за последнее десятилетие.

Конечно, так и есть, а все потому, что вселенная ко мне слишком жестока.

Вашингтон.

Уставшие путешественники расползлись по Национальному Аэропорту Фэрфилда. Возле билетной кассы уже собралась разозленная толпа, но для каждого, у кого есть глаза, было очевидно, что сегодня из Порт-Анджелеса не вылетит ни один самолет. Снег ослеплял и создавал нулевую видимость. Работники аэропорта сообщили нам, что если мы не поедем в гостиницу, то проведем Рождество прямо здесь, в этом аэропорту.
Я застрял именно в том штате Северной Америки, где застревать не имел ни малейшего желания.
Детский голосок прервал мои тревожные мысли.

- Ты в часе езды от своей семьи. Не думаешь, что должен позвонить им?

Я повернул голову на звук и был поражен, увидев пару больших карих глаз, которые через мгновение уже смотрели на свои руки. Это был ребенок, одетый в красную толстовку и джинсы, в руках он держал портативную игровую приставку. Его волосы были почти того же оттенка, как у меня, и такие же непослушные. Я не хотел говорить малышу, что он мог просто собрать их, потому что никакие средства на рынке не способны справиться с этим безобразием. И только потом я осознал, что он разговаривал со мной так, будто знал меня.

- Прости?

- Твоя семья, - повторил он. – Ну, знаешь, мама и папа?

- И что с ними? – спросил я, до предела раздраженный тем, что этот маленький наглец, казалось, знал про меня все.

- Они скучают по тебе.

- И откуда, черт возьми, ты это знаешь? – резко спросил я, и он вздрогнул. Возможно от того, что я выругался.
Разве дети сейчас не начинают сквернословить чуть ли не с ранних лет?

- Потому что я знаю, - пожал плечами он и снова погрузился в игру.

Сердитый, я схватил мой багаж и удалился в уборную. Там я брызнул в лицо холодной воды и постарался привести свое давление в норму. Кем этот ребенок, черт побери, себя возомнил? Я закрыл глаза и восстановил дыхание, чтобы начать этот процесс сначала. Когда же я открыл их, то увидел его - он сидел на стойке и играл свою глупую игру.

- Ты за мной следишь что ли?

- Ты очень грубый, - ответил он, не отрывая глаз от игры.

- А ты заноза в заднице, - сердито взглянул я. – Почему ты достаешь меня? Почему ты без родителей?

Он медленно опустил игру и смерил меня стальным взглядом, от которого воздух застрял у меня в горле. Его карие глаза были насыщенного шоколадного цвета, почти такого же, как у…

- Она тоже по тебе скучает, - прошептал он, его взгляд снова обратился к приставке.

Теперь все казалось слишком странным.

- Кто?

Он закатил глаза.

- Она.

На мгновение я позволил себе поверить в это.

- Нет, она не скучает, - слабо прошептал я, и реальность снова дала мне под дых, когда от боли в сердце мне стало тяжело дышать. – Ей лучше без меня. Им всем лучше без меня.

С тяжелым вздохом он, наконец, выключил игру и засунул ее в карман толстовки.

- Ты не прав, - искренне прошептал он, и я снова потерялся в его глазах. Сходство было поразительным.

- Ну, малыш, было весело, - вздохнул я, бросив салфетку в мусорную корзину. – Давай я помогу тебе найти родителей?

Он только печально мне улыбнулся.

- Я думаю, тебе нужно все увидеть самому, - проговорил он, спрыгнув со стойки. – И мне кажется, я должен быть тем, кто поможет тебе с этим. Давай арендуем машину или вызовем такси, а?

Я рассмеялся и взял свою сумку.

- Слушай, малыш, до Форкса час езды, и снаружи около фута снега. Кроме этого, я уверен, что твои родители обвинят меня в похищении.

- Не, все круто. Шоссе, ведущее в Форкс, свободно.

Сузив глаза, я недоверчиво посмотрел на него, а потом через телефон проверил обстановку на дорогах. Конечно же, 101 шоссе было свободно. Эта была фактически одна из нескольких дорог в штате, которые не перекрыли.

- Безумие, - пробормотал я, выскакивая из уборной и возвращаясь к сумасшествию, наполнившему аэропорт. Многие семьи соорудили импровизированные палаточные лагеря прямо на полу и действительно пытались заснуть в этой суматохе. Я рухнул на ближайший стул и схватил телефон в поисках отеля.

- Глупо оставаться в отеле, когда твои родители всего в часе езды от тебя, - пробормотал ребенок.

Я даже не потрудился взглянуть на него. Он явно сидел рядом со мной.

- Ты не понимаешь.

- Я понимаю, что ты чертов трус.

О, так он все-таки ругается.

Я ухмыльнулся в знак признательности.

- Отлично выражаешься, малыш.

- Спасибо. Я унаследовал это от моего отца.

Не имею ни малейшего понятия, что на меня нашло, но я внял его словам. И я не знал, почему все-таки ехал по 101 шоссе с ребенком на пассажирском сидении.

- Как тебя зовут?

Я пораскинул мозгами и решил, что если я собираюсь сесть в тюрьму за похищение, то можно хотя бы мог узнать имя ребенка, из-за которого я туда загремлю.

- Тони.

Я нахмурился.

- Правда? Ты не выглядишь, как Тони.

- Энтони, - исправился он.

Ха.

- Это мое второе имя, - ответил я.

Ха.

Сумасшествие.

- Сколько тебе лет?

- Ты задаешь много вопросов.

Этот ребенок был тем еще наглецом.

- Да, ну я надеюсь, что ты заскучаешь и уснешь, а я смогу дальше вести машину.

- Мы утонем, если ты продолжишь, - проворчал Энтони. – В конце шоссе огромный океан, помнишь?

Я простонал от досады, когда справа от нас мелькнул знак границы города Бивер ( прим. переводчика: «beaver» с англ. – бобер).

- Бобер, - тихо засмеялся Энтони.

Я присоединился к нему.

- Да, неудачное название для города.

- Как и Форкс (прим. переводчика: «Fork»с англ. – вилка), - пробормотал он. – Я имею в виду, на самом деле. А Спуном его не называли? (прим. переводчика: «Spoon» с англ. – ложка).

Малыш раздражал и забавлял меня одновременно.

Поэтому я поведал ему, как Форкс получил свое название от развилки (прим. переводчика: «Forks» с англ. также – развилка) рек Quillayute, Bogachiel, Calawah, и Sol Duc. Он внимательно меня слушал, пока я рассказывал кое-какие факты из истории городка. Мне даже не верилось, что я все это до сих пор помнил.
Целый час пролетел незаметно, и вот я уже припарковался около дома своих родителей.

- Прошло десять лет с тех пор, как я был здесь в последний раз, - прошептал я.

Рождественские огоньки украшали почти всю лужайку, а на двери висел огромный, серебряный с золотым венок.

- Я не могу зайти.

Энтони кивнул.

- Может, просто заглянешь в окно?

Я кивнул. Это я могу. Могу просто заглянуть.

В Форксе выпало не так много снега, как в Порт-Анджелесе, но идти по тротуару все равно было скользко. Конечно, Энтони шел за мной по пятам, не переставая говорить и безжалостно давя мне на нервы. Разве он не понимал, что я чертовски волнуюсь?

- Мы просто посмотрим, - произнес маленький телепат. – Нет повода нервничать.

Мы расположились напротив дома и осторожно взглянули в окно. В углу стояла великолепно украшенная елка, а под ее ветвями покоилось всего несколько подарков. На камине была изображена рождественская деревня, а вдоль лестницы висели серебряные луки. Было очень красиво, и на меня нахлынули воспоминания из детства. Мама всегда все украшала, даже тогда, когда я был, по всеобщему мнению, слишком взрослый, чтобы соблюдать рождественские традиции.

А потом в гостиную пошли родители, держа в руках маленькие чашки. Я узнал их, и сердце подпрыгнуло в груди.

- Яблочное пюре, - сказал Энтони.

Я сверкнул глазами.

- Откуда ты узнал?

- Почувствовал запах. Это мое любимое блюдо.

Я нахмурился.

- И мое тоже, но ты не можешь чувствовать запах отсюда…

- Я уверен, и ты сможешь. Попробуй.

Я закатил глаза и выполнил его каприз - глубоко вздохнул.

- Корица! – изумленно прошептал я.

Энтони лишь улыбнулся.

- Домашнее яблочное пюре всегда было рождественской традицией. Этот старый рецепт остался от моей бабушки, и когда я был маленький, то сидел на стойке и смотрел, как мама нарезает яблоки. Когда я повзрослел, она разрешила мне помогать. Каждый год в канун Рождества мы сидели вокруг елки и ели яблочное пюре, и только потом открывали подарки.

- Вы открывали подарки в канун Рождества? – спросил Энтони.

- Да, но на следующее утро подарков было еще больше, - улыбнулся я, когда на меня нахлынула волна воспоминаний. Мой первый велосипед. Первый мотоцикл. Ключи от первой машины. – Те подарки были от Санты.

Энтони не промолвил ни слова, и я еще раз заглянул в окно. Несомненно, мои родители постарели, но не их возраст привел меня в уныние, а тот факт, что они выглядели очень несчастными.

- Почему они такие печальные? – спросил я, не ожидая услышать ответ.

- Потому что они скучают по тебе, - просто ответил Энтони, как будто это было очевидно. – Ты их единственный ребенок, и твоя мама каждый год наряжает елку и готовит яблочное пюре в надежде, что в это Рождество ты приедешь домой.

- Каждый год? – переспросил я.

- Каждый год.

Мама подошла к елке и легко провела пальцами по одному из украшений. Оно было красным с золотым, и я не сомневался, что на нем было мое имя. Я сделал его на занятии в воскресной школе, когда мне было десять лет.

- Она вешает его каждый год, надеясь…

- Они скучают по мне, - мягко прошептал я, когда глаза наполнились слезами. – Они действительно по-настоящему скучают по мне.

Энтони кивнул.

Я закрыл глаза и прислонился спиной к холодному кирпичу дома. Видеть моих родителей такими грустными и убитыми горем было пыткой. Я думал, они будут счастливы, когда я уеду. Я поставил их в ужасное положение… опозорил их… и я был отвратительным сыном с тех пор, как сбежал из дома. Как они могут до сих пор любить меня?

- Они любят тебя, потому что ты их сын, - прошептал Энтони. – Связь между родителями и их ребенком практически невозможно разрушить. Даже смерть не может разорвать ее. Неужели ты считаешь, что несколько тысяч миль способны изменить их чувства к тебе?

Округлившимися от удивления глазами я смотрел на десятилетнего ребенка.

- И откуда ты такой умный?

- Я унаследовал это от мамы, - ответил он с улыбкой.

- Плохая идея, - пробормотал я, пока мы ехали по Мэйн стрит. Город выглядел точно также, за исключением нескольких новых предприятий, которые я заметил на пути в город. Когда я уехал, это был сонный городок, и сейчас он по-прежнему боролся за существование.

- Ты хочешь увидеть ее, - ответил Энтони, подпрыгивая на сидении.

- Конечно хочу, - пробормотал я.

И затем я осознал, что не имел ни малейшего представления, где ее искать. Она хотя бы Форксе живет?

- Она работает в Норе, - сказал Энтони.

- В «Оленьей норе»?

- Любимое местечко Чарли, - ответил Энтони, пожимая плечами.

- Я помню.

Я даже не стал спрашивать, откуда он узнал. Я перестал задавать ему вопросы сразу после того, как почуял запах яблочного пюре. Ничего из этого не имело смысла, и все же, вот он я, вернулся в родной город и размышляю о том, не сделал ли я ужасную ошибку десять лет назад.

Я припарковал машину, и Энтони, взяв мою трясущуюся руку в свою, повел меня по дорожке из гравия к двери. Местечко выглядело относительно пусто, что было удивительно, учитывая, что был канун Рождества.

- Мы снова подглядываем? – раздраженно спросил Энтони.

- Да.

Он вздохнул, когда я потянул его к большому стеклу, которое выходило в общий зал. Было пусто, не считая нескольких посетителей, которые около стойки пили кофе.

- Она устроилась сюда сразу после окончания школы, - тихо объяснил Энтони. – И работает здесь до сих пор.

- Почему она не поступила в колледж? – спросил я. Белла всегда мечтала стала учительницей.

- Она ждала твоего возвращения. У вас были планы.

Мы планировали. Мы собирались в Вашингтонский Университет. Я хотел получить степень по бизнесу, а она – преподавать.

Я заставил себя двигаться дальше без нее, а она все это время ждала меня?

Затем из служебного помещения вышла официантка. Она держала кофейник и улыбалась посетителям. Ее волосы по-прежнему были длинными, хотя и собраны в хвост. А ее глаза… ее глаза все еще были самыми прекрасными в мире.

Я почувствовал, как рука Энтони крепче сжалась вокруг моей.

- Она молится за тебя каждую ночь, - сказал он, пока мы наблюдали, как она наливает мужчине кофе. – Она молится, чтобы ты вернулся, но если ты не вернешься, она надеется, что ты по крайней мере будешь счастлив.
Я не был счастлив десять лет.

- Она никогда не любила никого другого, - сказал он.

Как и я.

- Она должна ненавидит меня, - прошептал я, боль затопила меня, и я думал, что свалюсь под ее тяжестью. Но мальчик лишь сильнее сжал мою руку.

- Она любит тебя, - мягко произнес Энтони. – Она простит.

- Она не выглядит несчастной, - заспорил я, но знал, что дурачу себя. Я помнил каждую черточку ее лица и каждую искорку в ее глазах, и я точно знал, что она притворяется.

- Она готовится закрывать кафе, - сказал Энтони. – Ты не можешь пройти сквозь закрытые двери, поэтому предлагаю пройти внутрь.

Мой взгляд метался от мальчика к прекрасному ангелу за стеклом.

- Ты пойдешь со мной?

Энтони широко улыбнулся.

- Разве ты не понимаешь? Я уже там.

Я не понял и сказал ему об этом.

- Я наблюдал за вами двоими в течение прошедших десяти лет, - сказал Энтони. - Она плачет каждую ночь до тех пор, пока не заснет, а твое сердце разбито. Вы отчаянно тоскуете друг по другу, и я лишь хотел увидеть вас снова счастливыми.

- Я не… я не понимаю…

Глаза Энтони встретились с моими.

- Меня зовут Энтони. Я люблю яблочное пюре. Привычку грязно выражаться я унаследовал от отца, а ум от матери. Мои волосы непослушные, как у отца, и большие карие глаза, как у матери, и все, что я хочу на Рождество – чтобы мои мама и папа были счастливы.

Слезы покатились по щекам, когда я осознал, что смотрю в лицо собственного сына.

Он ангел? Призрак? Плод моего убитого горем воображения?

Но это было неважно, потому что за стеклом меня ждала его мать.

- Я всегда любил твою маму, - прошептал я, кладя руки по обе стороны его лица. Он был таким красивым. Точная ее копия. – Никогда не сомневайся в этом.

- А я и не сомневаюсь, - улыбнулся Энтони. – Но пришло время тебе поведать об этом ей.

Я быстро пошел к двери, но остановился и повернулся к нему.

- Ты уйдешь?

- Нет, - пообещал Энтони с улыбкой, указывая на стекло. – Я буду наблюдать.

Я подошел к нему, упал на колени и поцеловал его в лоб.

- Спасибо тебе, - прошептал я. – Я люблю тебя. Я и тогда тебя любил. Просто не знал этого.

- Я знаю, - сказал Энтони, улыбаясь мне. – Мама не может иметь детей. Никогда не могла.

- Никогда?

- Так сказали врачи, - ответил Энтони. – Это не было твоей виной.

Слезы облегчения потекли по моему лицу.

- Я увижу тебя снова?

Лицо Энтони просияло.

- Ты будешь видеть меня каждый день.

- Но как?

- В ее глазах, - ответил Энтони. – Каждый раз, когда ты будешь скучать по мне, тебе нужно лишь взглянуть в ее глаза. Я думаю, ее глаза будут теперь еще ярче. О, погоди секунду…

Он вынул веточку омелы из кармана своей толстовки и протянул мне.

- Знаешь, на случай, если тебе понадобится повод поцеловать ее.

Я рассмеялся, в последний раз поцеловал его в лоб, и, не оглядываясь, толкнул дверь и вошел. Я знал, что он стоял прямо за окном…

Подглядывает.

Зал к этому времени полностью опустел, поэтому я спокойно перевернул табличку «закрыто» и пошел к стойке. Все тело задрожало от нетерпения, как только она вышла из кухни через вращающуюся дверь, держа в руках чашку.

- Простите, мы за…

Она не договорила.

Она остановилась.

Внезапно, я снова превратился в восемнадцатилетнего парня, который смотрит в глаза любви всей своей жизни.

Она посмотрела на чашку, затем снова на меня, вероятно пытаясь решить, не потеряла ли наконец рассудок.
Я мог это понять.

- Тебя прислал Энтони? – прошептала Белла.

- Да, - прошептал я мягко.

Неожиданно она улыбнулась самой обворожительной улыбкой, которую я когда-либо видел… улыбкой девушки, укравшей мое сердце много лет назад.

- Он может быть очень настойчивым, - сказала Белла, ставя чашку на стойку напротив меня. Мне даже не нужно было глядеть вниз – я чувствовал запах корицы.

Я перегнулся через стойку и провел пальцами по ее лицу. Ее щеки были мокрыми от слез, но все еще самыми нежными, которых я когда-либо касался.

- Я люблю тебя, Белла, - искренне прошептал я.

- Я люблю тебя, Эдвард.

- До сих пор? – спросил я, готовый расплакаться.

Она улыбнулась сквозь слезы, ее глаза сияли.

- Всегда, - прошептала Белла.

Мне не нужна была омела, но я все равно достал ее из кармана. Просто так, на случай, что он все еще смотрел… и поднял ее над нашими головами.

Медленно наши губы соединились. Я был дома.