Город... После...

Я в её постели. Останься, сказала она. Она сказала. И я остался.
Я смотрю, как она спит. Я никогда на это не насмотрюсь. Я должен смотреть, как она спит, когда выпадает такой шанс. Может это он и есть, мой шанс.
Я смотрю на неё пока глаза не начинает щипать.
У неё эти простыни, не похожие ни на что на Земле. На них почти так же приятно, как в расщелине её бёдер с моими пальцами. Мне хочется целовать её, не спящую. И это чувство, это желание, желание, желание – такое знакомое и такое новое.
На часах 3:47 ночи, и мой страх облажаться таится по углам её спальни. Сон, похоже – это первый шаг к тому, чтобы всё это потерять. Потому что это не то последнее прощание в доме, который когда-то был нашим. Это я в её постели, в её доме, с нашей дочерью, спящей в комнате дальше по коридору.
Она издаёт звук во сне.
- Ты проснулась? – шепчу я. И затем громче: - Белла! – Потому что мне не нравится быть наедине с этими мыслями.
Она поворачивается ко мне, мои руки скользят под край её футболки.
- Спи, - говорит она. Это не похоже на совет.
Она быстро двигается ближе ко мне, кладёт руки мне на грудь и я вынужден по-настоящему заставлять себя дышать. А затем я начинаю дышать слишком часто, но я отказываюсь задыхаться в её постели.
Я чувствую её собственное дыхание у моей шеи, медленное и ровное, и мне хочется быть как она. Более того, мне хочется быть с ней рядом.
И до меня доходит, что я уже рядом, как бы мимолетно это ни оказалось, я рядом с ней. И я лежу здесь в ожидании, что то, чего я хочу, то, что у меня есть, исчезнет.
Наша дочь, она меня знает. И, может, она даже любит меня, каким бы невероятным это ни казалось.
Я закрываю глаза и пытаюсь представить завтрашний день, следующую неделю, следующий год. Но не вижу ничего из этого.
Поэтому я просто держусь за Беллу. И позволяю себе уснуть.
И через несколько секунд я моргаю спросонья; солнце уже светит.
Она целует меня. Целует так нежно и медленно, что поначалу я даже не уверен, на самом ли деле это происходит. Но она целует меня, её губы прижимаются к моей шее.
Я лежу неподвижно до тех пор, когда уже не могу. Я поворачиваюсь к ней и ложусь на неё сверху. Окружаю ее, и она улыбается.
- Ты в моей постели, - говорит она так, словно не сама привела меня сюда вчера ночью. Словно не наблюдала, как я раздеваюсь до белья и залезаю к ней под простыни. Словно не прижималась ко мне, пока я обнимал её посреди ночи.
- Я в твоей постели.
Её руки скользят по моим рёбрам и спине. Она хочет почувствовать мой вес. Она не единственная, кто хочет убедиться, что всё это происходит на самом деле.
Я целую её губы. Потому что нам всегда нравились эти поцелуи.
Мои руки на её лице, я целую её до тех пор, пока у неё не кончается воздух.
И я хочу её трахнуть.
- Наша дочь будет здесь в любую минуту, - говорит она мне в губы. Наша дочь. – Нам лучше одеться.
И затем она целует меня так, словно совершенно позабыла о маленькой девочке дальше по коридору. Но я не хочу забывать.
Я пытаюсь восстановить дыхание, мои неугомонные руки движутся по её лбу и волосам.
- Спасибо, - говорю я, потому что это давно надо было сказать. – Спасибо.
Она не спрашивает, за что. Она знает, что я имею в виду за всё.
Я отодвигаюсь на свою половину кровати, даже, несмотря на то, что все мои инстинкты против.
Потому что у нас есть дочь. И если всё получится, действительно получится, я буду жить в этой постели и в её теле до тех пор, пока один из нас не покинет этот мир. У нас будет полно времени, чтобы потрахаться.
Мы лежим рядом и пытаемся успокоить дыхание.
- Это мой самый долгий период трезвости. – Я не знаю, зачем я это говорю.
Её улыбка сбивает меня с толку.
- Гордишься? – Она хочет знать. Я не уверен, что сам знаю.
- Я… боюсь.
Она не спрашивает, чего я боюсь. У нас одинаковые страхи.
Уилл влетает в комнату и останавливается, когда видит меня.
- Привет, Уиллоу.
И затем она улыбается.
- Ты красивый, папочка.
Кажется, я смеюсь.
- Мальчики не красивые.
- Ты – мой папочка на моём фото? – Она хочет знать. И до меня доходит, какая она маленькая. И как мала, чтобы понимать. Вчера всё казалось таким простым. Может, потому что так и было.
Я наблюдаю, как она забирается на кровать.
- Хочешь «Чириос», папочка?
Я смотрю на Беллу, и она пожимает плечами, но улыбается, и это тот завтрашний день, который я не мог увидеть.
- Да, я хочу «Чириос».
Уилл соскальзывает с кровати и бежит из комнаты, её пижама оттопыривается на спине.
Белла выскальзывает из постели и начинает копаться в шкафу.
- Белла?
Она оборачивается, её глаза всё выдают. Всё это шокирует и её тоже.
- Я горжусь. Много чем, - пытаюсь я объяснить.
- Я рада. – Она пытается не улыбаться, и я не знаю, почему.
Я вылезаю из её идеальной постели и надеваю свои джинсы.
Я чувствую, словно она ждёт чего-то, и мне хотелось бы знать, чего.
Я беру её за руку. Тогда я получаю улыбку, даже если это лишь слабая улыбка. Она хватает вторую мою руку с большей силой, чем, думаю, собиралась.
Мы стоим там, держась за руки, и, кажется, что нам всем нужно успокоиться.
Она подходит ближе, её губы прижимаются к впадинке у меня на горле.
- Я люблю твои губы, - говорю я, не думая.
На мгновение она застывает, а затем её пальцы крепче сжимают мои пальцы, и она целует мою кожу. Всего один раз.
- Я рада, что ты здесь, Эдвард. – И мне хочется опуститься на колени и молить её разрешить мне остаться навсегда.
- Папочка! – кричит Уилл из другой комнаты.
- Тебе лучше пойти туда, - выдыхает Белла мне в шею.
Я сжимаю её руки и целую её лоб, щёку, губы, а затем отпускаю её.
Я набрасываю рубашку и иду на поиски своей дочери.
В свете дня этот дом выглядит по-другому. Он такой яркий и жилой.
Хлопья рассыпаны по всему полу.
Мы стоим в их окружении.
- Я насорила.
Я могу лишь рассмеяться.
- Да.
Она убегает, возвращается и тащит веник и совок.
- Я подметаю, а ты выметаешь. – Это, видимо, означает, что я хожу за ней с совком, пока она подбирает хлопья по одной штучке. Она продолжает их поедать, пока я её не останавливаю.
Она уже полноценный человек. Может, благодаря Белле. А, может, просто она такая и есть.
Убираемся мы долго. Но я бы с радостью подбирал хлопья со своей дочерью до конца своих дней. Я не знаю, как долго Белла стоит в дверях, наблюдая за нами обоими.
Я наливаю молока в три чашки, и Уилл несёт мою чашку на стол. Она не роняет её, и я размышляю, как много она умеет.
Мы все сидим. Сидим за столом как семья. Уилл набивает в рот три ложки хлопьев, прежде чем начинает жевать. Как бурундук, и я не могу оторвать от неё взгляд.
Я наблюдаю, как она съедает целую чашку хлопьев, молоко капает с её подбородка.
Мои хлопья размокли, но мне всё равно. Я лишь хочу смотреть на её лицо. Она улыбается мне, а потом убегает из кухни.
- Обычно она сидит за столом тридцать секунд.
- Ты хорошо её воспитала, Белла.
- Да, ну, она хорошая девочка.
Я мою чашки, а она вытирает.
Между нами неловкость, которой не было в постели. Прошлой ночью она сказала «останься», но сейчас я хочу остаться навсегда и не знаю, это ли она имела в виду.
Я держусь за край раковины.
- Я не хочу уходить, - говорю я ей. Потому что если у нас есть хоть один шанс, я должен говорить то, что думаю.
- Уилл не хочет, чтобы ты уходил.
Я выдыхаю.
- А ты?
Тишина.
- Белла?
Она кусает щёку изнутри.
- Просто будь со мной честна, Белла. Даже если это не то, что я хочу услышать.
- Я тоже не хочу, чтобы ты уходил. – Слова льются из неё. – Я просто хочу, чтобы ты остался. Я просто… хочу тебя.
Она просто хочет меня. И, может, мы не такие уж и разные.
Я улыбаюсь и уверен, что выгляжу как высокомерный ублюдок, но я чувствую себя так, словно мне семнадцать и это первый раз, когда она обратила на меня внимание.
- Ты хочешь меня? – дразню я её и тяну за рубашку ближе к себе. – Я всегда тебя хотел.
И я знаю, что есть миллион вещей, о которых нужно поговорить и знаю, что это не так просто, как любить её, знаю, что у меня нет ничего ценного, чтобы предложить ей, но всё это кажется неважным. Мои ошибки кажутся неважными.
Её руки скользят вверх по моей груди, вокруг шеи и забираются мне в волосы. Я обнимаю её, целую и перестаю скучать по ней, потому что она рядом.
Я слышу шажки Уилл, когда она бежит по коридору и когда мне удается перестать целовать Беллу на столько, чтобы посмотреть, она стоит и смотрит на нас.
- Ты целуешь моего папочку? – спрашивает она Беллу, уперев руки в бока и склонив голову на бок.
Я чувствую, как из женщины, что была моей женой, рвётся смех.
-Да, целую, - говорит она Уилл. И ей не стыдно.
Уилл хмуро смотрит на Беллу, а затем взрывается в приступе истерического смеха и требует, чтобы её взяли на руки. И это как тогда, в продуктовом магазине, только мы не тянем её в разные стороны. Наша дочь между нами, извивается и смеётся. У неё сотня локтей.
Вот на что похоже быть счастливым.