От авторов: «Сумерки» нам не принадлежат. Но нам действительно принадлежит эта история.

Особое спасибо Рианне за то, что влюбилась в безнадежное место, фильму «Валентинка*» за то, что разбил мне сердце и группе «Coldplay» за то, что спели о рае. Спасибо Киду Кади за то, что написал саундтрек к своей жизни и Бредли Джеймсу Ноувеллу за создание вневременной музыки до того, как ты очень скоро встретишь свой конец.


Penny and the Quarters -You and Me:

Когда любовь настоящая, тебе не нужно ее показывать. Когда она настоящая, все об этом знают. Потому что нет никого, только ты и я, ты и я (ты-ы-ы). Никого, детка, только ты и я (хей-хей-хей), ты и я (моя, моя, моя, моя, моя, моя, моя, моя).

Изабелла Блисс

- Ты растолстеешь. У тебя будет целлюлит.

Я улыбаюсь и откусываю еще.

- У тебя зубы сгниют и будет плохая кожа.

Я продолжаю жевать, не слушая ни слова из того, что она говорит.

- Как ты можешь постоянно есть это дерьмо? – Элис поднимается и указывает на коробку «Твинки» на кофейном столике. – Ты заработаешь себе диабет.

Я пожимаю плечами, закидывая в рот последний кусочек.

- Ты чокнутая, а я не права. Ты не растолстеешь, не заработаешь целлюлит, диабет или что-то еще, потому что ты суперчеловек, живущий на трансжирах. Элис снова откидывается назад, скрещивая руки на груди. – Знаешь, а мне ведь тоже нравятся «Твинкиз».

Я проглатываю последний кусочек и говорю:

- Тогда съешь одну. Там две остались.

Она презрительно усмехается.

- Ага, точно. Я не такая как ты, Блисс. Я заработаю варикозное расширение вен и высокое давление, если съем одну их них.

Я прислоняюсь головой к спинке дивана и громко смеюсь. Прижимаю руки к животу и роняю голову ей на плечо, и смех мой постепенно превращается в хихиканье.

- Элис, ты в отличной форме, у тебя никогда не будет варикозных вен.

Она снова усмехается.

- Я в форме, потому что катаюсь на доске и испытываю много оргазмов. Убери все это, добавь «Твинкиз», и я буду большая как этот дом. – Она прижимается лбом к моему виску. – С другой стороны, ты точно не катаешься на доске, не испытываешь оргазмов и ешь все это дерьмо. Этот мир – печальное и несправедливое место, Изабелла Блисс.

Какое-то время мы молчим; моя голова на ее плече, ее голова - у моей головы. Наши ноги лежат на столике моей мамы; на ногах у Элис черные «Вэнс», у меня – блестящие розовые балетки. Ее коленки поцарапанные и в синяках, мои – нетронутые и гладкие как у младенца. Элис ковыряет ногти, а я пытаюсь заставить ее прекратить это. Она хочет смотреть «Булли Битдаун»**, а я - повторы «Топ-модели по-американски».

Я выигрываю.

Мы с Элис начинаем спорить, какие джинсы лучше – обтягивающие или покроя «бойфренд».

Я снова выигрываю.

Начинаем еще один спор: что лучше – пыльный блонд или клубничный?

Решаем, что нечто среднее и что мы равны, поэтому выигрываем обе.

Вступаем в последний спор: что лучше – иметь оргазмы или не иметь?

Она выигрывает.

- У нас уже был этот разговор, Элли, - говорю я и тянусь за своим вишнево-лаймовым напитком. – Я жду до свадьбы и все такое.

Элис усмехается в третий раз.

- Тебе четырнадцать, и ты слишком молода, чтобы принимать такие серьезные решения.

Я чуть не выплевываю свой лимонад.

- Думаю, ты слегка накручиваешь. – Кроме того, я не жду…

Элли берет у меня лимонад и делает большой глоток, а затем говорит:

- Только то, что ты не хочешь делать ничего по-настоящему до тех пор, пока тебя не скрутит в гребаный узел, малютка, не означает, что ты не можешь немножко пошалить.

О, я в курсе.

- И Гарретт с Клер только потому, что ты фригидная.

- Эй! – Я шлепаю ее по руке. – Я не фригадная.

Элис шлепает меня в ответ.

- Тогда позволь ему поцеловать тебя.

Отец выбирает именно этот момент, чтобы войти в дом, чтобы взять чего-нибудь попить. Он бросает взгляд на нас с Элис, сидящих на диване, и качает головой со словами:

- Хочу ли я вообще об этом знать?

- Совсем не хотите, шеф Свон, идите дальше. - Элис поднимает руку, и мой отец дает ей пять, а затем быстро идет на кухню.

На календаре конец мая, воскресенье, и у папы выходной. Он делает кое-что по дому и в саду в лучах полуденного солнца. Мама поехала по магазинам; она хотела, чтобы я поехала с ней, но Элис хотела остаться, поэтому я тоже осталась. Мы жуем сласти, принесенные Элис, и смотрим телевизор без желания и стремления делать что-либо еще.

Дома у Калленов обстановка напряженная. В прошлые выходные Эдвард разбил «Вольво». Элис и Эсме не знают правды; они думают, что он врезался, пытаясь избежать столкновения с животным на дороге, но Карлайл знает, что произошло на самом деле. И я знаю.

Эдвард чувствует вину, а его отец – разочарование. Они стараются прятать эти чувства и не показывать, и в результате… ну, это гораздо больше, чем просто разногласия между отцом и сыном. И их споры такие таинственные, что Элис и Эсме не имеют ни малейшего понятия, из-за чего они ссорятся. Эдвард пытается избегать отца, но ему это не слишком хорошо удается. Это была идея Карлайла - держать в тайне то, что произошло на самом деле, но нельзя сказать, что он слишком крепко держит свой рот на замке.

Я изо всех сил стараюсь его поддерживать. Когда той субботней ночью Карлайл с Эдвардом пришли домой, никто не спал и велся спор о том, вести или нет Эдварда в неотложку. Он, разумеется, отказался, но спать все равно никто не лег, потому что все были слишком на взводе, чтобы снова уснуть. В итоге около пяти утра Элис уснула на диване. Эсме и Карлайл уснули ненамного позже ее. У меня закрывались глаза, но мне удалось не уснуть, чтобы побыть с Эдвардом.

Я знала, что ему больно. Это было видно по его лицу … и это была не только физическая боль.

Он отвел меня наверх, и мы пошли в его комнату. Я помогла ему снять футболку и тут же увидела синяк от ремня безопасности через всю грудь. Я коснулась его ладонью; Эдвард зашипел. Сняв штаны, он забрался в постель. Я боялась прикоснуться к нему. Боялась сказать что-либо, потому что в тот момент я еще думала, что он пострадал при несчастном случае.

И тогда он рассказал мне.

Он сказал, что они были накуренные… и пьяные. Его телефон звонил, не переставая. Бен скручивал косяк на заднем сидении. Потом они заблудились. Потом у Пити началась паранойя. А потом все завертелось, и вертелось, вертелось.

Голос Эдварда в темноте был тихим и грубым. Я коснулась его руки, и она дрожала. Он обнял меня и притягивал все ближе к себе, пока все мое тело не оказалось прижатым к его телу. И потом мы уснули.

Следующее утро выдалось плохим: у Эдварда все болело, и он не вставал с кровати, Карлайл был вне себя от ярости, не говоря, почему, Эсме продолжала плакать, потому что ее ребенок мог погибнуть, а Элис была раздражительной, потому что не выспалась.

Я же пребывала в оцепенении потому что – да – он мог погибнуть.

Но ему повезло.

Ему повезло, что он не погиб сам и никого не убил.

На следующей неделе Эдвард пропустил большую часть занятий. А вот Бен с Пити в школу ходили. Но даже они выглядели подавленными. Я не видела, чтобы Бен дурачился хоть с кем-то из девчонок и не раз замечала Пити и Ким обнимающимися, целующимися или просто прикасающимися друг к другу. Они хранили молчание, и это вызвало странный эффект домино по всей остальной школе. На французском только Виктория говорила об аварии Эдварда. Она пыталась расспросить меня об этом, но я уклонилась от ее вопросов. Она сказала, что вообще не говорила с ним. У меня был повод улыбнуться.

В отсутствие Эдварда Бен с Пити вели себя неестественно спокойно, потаскухи не слишком таскались, и никто не шептался о моем парне в коридорах. Я не слышала никаких сплетен и не видела ничего, чего видеть не хотела. Взволнованного гула голосов, обсуждающих прошедшие выходные не было, потому что их лидер чуть не погиб, уворачиваясь от оленя на дороге.

Да, вот что он сказал Эсме – это был… олень.

Должна признаться, когда Виктория сказала мне, что всех оленей надо поубивать, потому что каждый год из-за них случается столько аварий, я чуть не ударила ее, за то, что она, блядь, такая дура.

- Ты не можешь просто убить оленей, Виктория. – Я рассмеялась.

Но она говорила на полном серьезе.

- Пусть лучше умрут олени, чем Эдвард.

Мы с Розали обменялись взглядами. Она пожала плечами, а я повторила:

- Ты не можешь убивать оленей за то, что они переходят дорогу, Виктория.

Тогда она сказала:

- О, ну, я знаю, что Эдвард тебе как брат, но для меня он значит больше, сестренка.

Она показала мне средние пальцы. Мне хотелось ее ударить, и я почти сделала это, но плюс от отсутствия Эдварда в школе был в том, что он весь день был со мной на телефоне. К счастью для Виктории он прислал мне сообщение как раз в тот момент, когда я выбирала, куда именно ударить ее по лицу.

Поэтому вместо того, чтобы ударить Викторию своим учебником французского, я сказала:

- Разве он не зовет тебя постоянно потаскухой?

Она закатила глаза и сказала:

- Это шутка, Белла. Это слово для выражения привязанности, petite soeur***.

- Imbécile****, - пробормотала Розали. - Je vous hais, et j'espère que vous mourez*****.

Виктория отвернулась и не говорила со мной до конца урока. Я тоже не говорила, потому что, когда прочитала сообщение, которое прислал мне Эдвард, чуть не умерла. Одно слово – и все изменилось.

Противозачаточные.

- Знаешь, - говорит Элис, вырывая меня из моих грез. – Если ты не позволишь Гарретту, я могу подарить тебе оргазм.

Мои глаза выпучиваются, и я смотрю в сторону кухни, чтобы убедиться, что отец достаточно далеко, чтобы слышать нас.

- Что? – шиплю я, поворачиваясь к Элис.

- Мы лучшие подруги, и я могу подарить тебе Рождество в июле, если хочешь. – Она пожимает плечами.

- Элис, заткнись! – Я пытаюсь предотвратить появление на лице супер-пунцового румянца, но, думаю, уже слишком поздно. Иногда ей такое удается.

- Ты же бреешь вагину, да? – Элис указывает сложенными указательным и средним пальцами туда, где сходятся мои бедра.

- Да, - шепчу я, утопая в диване. – Не могу поверить, что ты только что сказала… «вагина»!

Она усмехается.

- Я не боюсь твоей «подружки», и я ее потрогаю.

- Элис!

Она громко смеется.

- А что? Это то, что настоящие друзья делают для своих настоящих друзей. Я хочу, чтобы ты почувствовала то, что чувствую я, вот и все.

Отец проходит мимо нас со стаканом воды у рта. Он косится на нас, но спешно выходит за дверь. Когда он уходит достаточно далеко, чтобы что-то слышать, я облегченно вздыхаю. Я практически уверена, что мой отец боится девочек-подростков и оставляет большинство таких вопросов решать маме, но он был бы не слишком рад узнать, что Элис хочет потрогать мои женские части, чтобы заставить корчиться.

Однажды я пыталась поговорить с отцом о своих месячных, и он разве что с ума не сошел, прежде чем я успела спросить, не сможет ли он заехать в магазин по дороге домой с работы, чтобы купить мне тампонов. Поэтому, когда Эдвард попросил меня сесть на противозачаточные, я пошла прямиком к маме.

Разговор был довольно странным:

- Мам, мне нужны противозачаточные.

- О Господи, тебе всего четырнадцать!

- Не для этого, мам.

- О.

- У меня очень сильные спазмы, и я слышала, что противозачаточные помогут.

- Спазмы?

- И прыщи.

- У тебя нет прыщей, Блисс.

- Но будут.

- Я спрошу у твоего отца.

- Мам, отец боится тампонов, он не поймет про противозачаточные.

- Я знаю, но я не буду хранить секреты от твоего отца.

И вот тогда я притворилась, что плачу со словами:

- Ты не понимаешь, каково это – быть мной!

Мама забавно посмотрела на меня и пообещала отвести на прием к врачу. Который случился на следующий день.

И вот с пятницы я, Изабелла Блисс Свон, на противозачаточных.

Ну, с сегодняшнего дня. Сегодня мое первое воскресенье.

- Или я могу купить тебе вибратор, - предлагает Элис, снова вырывая меня из моих мыслей.

- Хватит, ты меня смущаешь. – Я тяну ее за волосы и ногой сталкиваю ее ноги с кофейного столика.

Элис охает и тоже тянет меня за волосы. Я кричу, и пока выпрямляю свои кудри, она лезет рукой мне под платье, между бедер, хватая за мое бесценное нетронутое место.

Я снова кричу.

- Я же сказала, что не боюсь твоей вагины! – Она смеется, и руку не убирает.

Я пытаюсь вырваться, тяну ее за запястье. Умоляю о пощаде… умоляю ее прекратить, пока я описалась со смеху.

Наконец, она убирает руку.

- Ладно, но я здесь, если понадоблюсь тебе. – Элис играет бровями. – Если ты понимаешь, что я имею в виду.

- Ты сумасшедшая, - со вздохом говорю я, скрещивая ноги.

- А ты недотрога.

Через полчаса мама приходит домой, и в комнату входит отец. Мы с Элис остаемся на диване, пока мама готовит ужин. Эдвард звонит Элис: он приедет через полчаса, чтобы забрать ее. Мое сердце барабанит в ожидании его приезда. И когда Элис не смотрит, я набираю ему сообщение:

Твоя сестра пыталась подарить мне оргазм.

Он отвечает:

Скажи ей, что твоя киска - моя.

Через пять минут я получаю еще одно сообщение:

Правда пыталась?

Я расскажу ему об этом позднее.

Эдвард появляется, как только мама заканчивает готовить ужин. Он стучит, и мне хочется бежать открывать дверь, но я сохраняю спокойствие и остаюсь с Элис. Его впускает папа. На нем баскетбольные шорты и белая футболка. Обут он в черные «Конверсы» на босу ногу, а, судя по его прическе и полосам от сна на лице, он весь день провел в постели.

Он не здоровается; вместо этого он садится между мной и своей сестрой и переключает канал. Элис бьет его по бедру, отец смеется, я переключаю канал обратно, а мама приглашает Эдварда с Элис остаться на ужин.

Его глаза загораются восторгом.

- А что вы приготовили?

- Курицу с пармезаном, - отвечает мама, вытирая руки полотенцем для посуды. Ее волосы собраны на макушке в высокий спутанный хвост, и она в очках, которые делают ее глаза больше, чем обычно.

Эдвард садится.

- Вы сами ее приготовили? Она не из коробки?

Мама смеется.

- Нет, Эдвард. Она не из коробки.

Он первым садится за обеденный стол и последним встает.

***

После ужина я провожаю Эдварда и Элис. Элис вынуждена расстегнуть джинсы, чтобы освободить место, а Эдвард идет, довольно положив руку на набитый живот.

- Спасибо, что разрешила зайти сегодня, Блисс, - говорит Элис, швыряя свою сумку на заднее сидение отцовской машины. – Увидимся завтра в школе? – Я киваю, мы обнимаемся. Элис обхватывает ладонями мое лицо и совсем легонько целует в губы. – Если ты когда-нибудь передумаешь… - начинает она, но смеется.

Элис садится в машину, и Эдвард вроде как медлит.

- Увидимся, детка, - говорит он тихо.

Заведя прядь волос за ухо, я беззвучно прощаюсь с ним.

Мы оба смотрим на Элис; она уткнулась в мобильный, наверное, пишет Джасперу. Мои родители не шпионят у окон, поэтому я иду к нему. Эдвард обхватывает меня рукой за шею и быстро целует в лоб.

- Я люблю тебя, - бормочет он.

- Я люблю тебя, - шепчу я.

А потом они уезжают.

Вернувшись в дом, я желаю родителям спокойной ночи и готовлюсь ко сну. После душа я ложусь в постель и читаю. Мы с Эдвардом обмениваемся несколькими сообщениями до тех пор, пока я не получаю сообщение от Элис, от которого мое сердце начинает биться немного быстрее.

Танцы в честь окончания учебного года, мы идем.

Моя самый первый год в старшей школе почти закончился, и прошел он намного быстрее, чем я ожидала. Оказывается, за разговорами в туалете пока прогуливаешь уроки и получением тайных записок в шкафчик время проходит гораздо быстрее. Целый год промчался как размытое пятно, но я готова к его окончанию.

Я люблю лето.

Лето означает дни, проведенные одновременно с Элис… и с Эдвардом. Лето – это не ложиться допоздна, песок на пляже, мерцающие румяна, юбки, майки, солнце, скейтборды, конфеты, коктейли с замороженным соком, босые ноги, веснушки, блеск для губ, бикини, длинные дни … и Эдвард.

Эдвард.

И если я должна идти на эти глупые танцы, чтобы оказаться ближе к лету, я пойду.

Отлично, но ты идешь в платье.

Она отвечает:

Только если ты разрешишь Гарретту залезть в тебя пальцем в туалете.

Я сдаюсь и ложусь спать.

* даю название фильма в переводе для отечественного проката. В оригинале он называется “Blue Valentine”

** реалити-шоу канала «МТV» про бои на ринге

*** Petite soeur (фр.) – сестренка

**** Imbécile (фр.) – дура

***** Je vous hais, et j'espère que vous mourez (фр.) – Ненавижу тебя и надеюсь, что ты сдохнешь